Внимание!
Тема: В погоне за радугой.
Автор: Серпента
Бета: ComOk, skaerman, rony-robber
Краткое содержание: Экспедиция в поисках экспедиции.
читать дальшеНебольшой звездолёт стремительно удалялся от орбиты.
- Выходим в открытый космос. Станция, спасибо за приём.
- «Искатель», удачи в пути, - прошуршала рация. - Отбой.
- Отбой. - Глава экспедиции Ричард Леммингтон отключил передатчик.
- Курс в сектор 14-Б. - Навигатор Карин привычно поправила рыжий хвост на затылке и мельком оглянулась на командира.
- Прибавь скорость. Через пару месяцев будем уже в первой точке. - Первый пилот Петер Штробль немного грузно уселся в кресло и устало потёр переносицу. - Сейчас выведем на курс, и сдам вахту. Хорошо запаслись.
- Не зря два дня потратили, - заметил Леммингтон. - Это наша последняя стоянка, дальше – неосвоенный космос.
- Не совсем неосвоенный, но нами ещё не вполне исследованный, - поправил Штробль. - Главное, не подходить слишком близко к системам хеннов.
Воистину, хенны в галактическом сообществе давно стали притчей во языцех. Гуманоидоподобные существа хамелеонистой наружности и мерзейшего характера успели прославиться как агрессивное и пиратствующее общество ещё до того, как человечество построило свой первый спутник. На колонизированные хеннами звёздные системы старались без нужды не забредать даже крейсеры главенствующей ныне в этой части галактики амфибиподобных кворков.
Причиной же появления в этом весьма опасном и пустынном районе одинокого экспедиционного корабля «Искатель» была неожиданно исчезнувшая несколько десятков лет назад цивилизация айников на системе Аэно.
С айниками люди сошлись с самого начала - прежде всего на почве внешнего и общего физиологического сходства. Ко всему, айники – как и люди – не были цивилизацией галактического масштаба, поэтому скооперироваться с ними оказалось сравнительно нетрудно.
Однако за двадцать семь лет до того момента, как «Искатель» тронулся в путь, все контакты с Аэно внезапно оборвались. И Общегалактический конвент, созванный по случаю экстренной ситуации, поручил Солнечной системе направить на Аэно делегацию. Задачей экспедиции было узнать, в чём же причина внезапного молчания айников, а в случае чего – оказать возможную помощь.
Это была самая масштабная звёздная кампания за всю космическую историю человечества. По спецпроекту с пылу с жару был построен звездолёт «Радуга», оснащённый по последнему слову науки и техники. В состав миссии вошли крупнейшие учёные со всей Земли, лучшие специалисты по проблемам климата и природных явлений, высококвалифицированные пилоты и навигаторы, дипломаты и исследователи культуры айников, и все эти несколько сотен человек под марши духового оркестра и подлетающие в воздух цветы и головные уборы погрузились в новенький с иголочки красавец-звездолёт. «Радуга» стремительно взмыла в безоблачное небо. И – не вернулась. Поисковая экспедиция, достигшая Аэно, нашла лишь разграбленные руины пустых городов и странно изменившийся рельеф – вероятно, последствия сильных подземных толчков. Следов «Радуги» как не бывало. Учёным оставалось гадать, а общественности - каждый год отмечать скорбный день сухой заметкой в новостях. И уж конечно, никто не ждал, что всё ещё витавшая безумная идея поисков претворится в жизнь. Кроме, быть может, её странных воплотителей.
*****
Дверь с табличкой «Леммингтон, 9» открылась и хозяин квартиры впустил внутрь худощавую темноволосую женщину с резко очерченными южными чертами лица.
- Спасибо, что заглянула, Раш, - улыбнулся Ричард.
- Раз уж я в кои-то веки без работы – чего уж? - Она пристроила в угол мокрый раскрытый зонт.
- Правда, холодильник почти пуст...
- Я надеюсь, у тебя хотя бы есть мука и яйца. - Рахиль скинула обувь и аккуратно задвинула кроссовки под стул.
- Кухня всецело в твоём распоряжении, - слегка поклонился Ричард .
- Как твои исследования? Всё сидишь на айниках?
- Всё так же, - кивнул он. - Издал пару работ. Даже получил положительные отзывы. Но – хочется большего, знаешь. Чего-то масштабного.
- Масштабного, говоришь? - усмехнулась Раш. - Чтоб небеса разверзлись и земля содрогнулась? Уютная семейная ферма не прельщает?
- Не знаю, не знаю. - Ричард поднял трубку входного домофона. - Кто там? Заходи. Раш, извини, коллега, - повинился он.
- Этот твой чокнутый приятель? - беззлобно поинтересовалась Рахиль.
- Он фанатичен, но дело своё знает, - возразил Ричард.
- Помнится, на него Мел жаловалась?
- Ну, было дело, - согласился тот. Прозвенел звонок.
В двери буквально влетел невысокий нескладный человечек в перекосившемся развевающемся плаще.
- Рич! - с порога воскликнул он, неуклюже подхватывая падающую шляпу. - Я нашёл! - Он попытался было сбросить промокший плащ, но запутался в рукаве. - Они как и всегда отказались от моей теории, но я уверен – на сей раз я точно прав!
- Спокойно, Джон, - подостудил его Ричард. - Вы, кстати, ещё не знакомы с Рахиль, нет?
- Прошу прощения! - Джон расправился наконец с одеждой и протянул Раш руку. - Простите ради всего святого, я не помню, виделись ли мы, простите, я сейчас не в самом лучшем состоянии, мне безумно стыдно! Джон Куотерс, профессор культурологии, в данный момент специализируюсь на цивилизации Аэно.
- Вот уже лет пятнадцать как специализируется, - добавил Ричард. - Кажется, я вас уже знакомил.
- Это было давно и неправда. Просто Рахиль. - Она пожала протянутую ладонь. - Регалий у меня, к счастью, нет. Рич, я, пожалуй, оккупирую кухню. Надеюсь, что вы сможете оторваться от решения вселенских проблем, когда ужин будет готов.
- Садись и рассказывай. - Ричард кивнул на диван.
- Спасибо. - Джон присел на край, но тут же нервно вскочил. - Я просто не могу смириться с тем, что такое простое решение до сих не приходило никому в голову!
- Так в чём же дело? - подтолкнул его Леммингтон.
- Всё дело в том, что мы никогда не рассматривали возможности пути экспедиции в противоположном направлении! Помнишь карту? С одной стороны от Аэно – достаточно известный нам коридор, по которому и шли основные трассы, с другой – системы хеннов, куда никто особо не суётся, а с третьей?..
- Практически неисследованные окраины, - пожал плечами Ричард. - Маловероятно, что туда кто-нибудь отправился бы, тем более в такой экстремальной ситуации. Да и хенны тоже на месте не сидят.
- А вот тут начинается самое интересное! - Учёный взволнованно взмахнул рукой. - Это для нас неисследованные территории! А вот айников они интересовали куда больше! Правда, инфообмен на такие расстояния, да ещё и с аномалиями около системы Аэно – сам помнишь – никакой, но кое-что я всё-таки нашёл. Так вот – астрономы айников проводили исследования ближайших систем. Экспедиций, правда, они не отправляли, только расчёты и управляемые зонды, но, тем не менее, обнаружили несколько планет, которые теоретически было бы возможно колонизировать. Иначе говоря, с пригодными – относительно – для жизни условиями. - Он замолчал, переводя дух.
- И?.. - Ричард медленно переваривал информацию.
- Если «Радуга» нашла эти сведения, они могли ими воспользоваться. Им было бы куда проще добраться туда, а не лететь обратно или оставаться на планете, которую уже наверняка заприметили хенны.
- В этом есть смысл...
- Только вот экспедицию, конечно, никто не отправит. - Джон бухнулся на диван, сгорбившись. - Меня на смех подняли. Мол, «наши зонды» ничего не нашли за двадцать лет. Да они понятия не имели, где искать! Не впервой, конечно, но... Обидно. А вдруг?.. Это же действительно шанс!
- Шанс, - согласился Ричард. Джон за всё время своего безумного увлечения айниками придумал уже с десяток теорий разной степени логичности. В некоторых его разубеждал сам Ричард, некоторые затихали после глухоты исследователей. Однако его друг был неутомим. И на сей раз, кажется, был близок к победе.
- Кто ж отправит экспедицию из-за слова известного чудака, - горестно вздохнул Джон . - Да ещё и с таким риском...
Ричард молчал, обдумывая ситуацию. Давняя мечта найти пропавшую «Радугу» и узнать, почему погибла цивилизация айников, замерцала неясной надеждой.
- Мы пробьём эту экспедицию, - решил Ричард.
*****
Перманентным доступом в капитанскую каюту и иммунитетом к вопросам о незаконном проникновении на «Искателе» обладали трое. Джон, как автор теории и главный сподвижник, Петер, как опытный пилот и специалист по космическим полётам, и Рахиль, как главная по хозяйственной части.
- Ты опять не ужинал. - Раш аккуратно поставила на стол жестяной контейнер и термос. - И я не уйду, пока ты не съешь всё. В конце-концов, я не могу предать доверие Мел.
- Моя любимая сестра как всегда позаботилась обо всём. - Ричард отложил ноутбук в сторону.
- Неужели ты надеешься, что я бы оставила тебя в покое без её предупреждения, братишка? - Рахиль ласково провела рукой по его затылку и ловко сняла с Ричарда очки. - На сегодня – никакой работы. Ешь.
- Спасибо. - Он налёг на суп.
- Кстати, - произнесла Рахиль, наблюдая за тем, как он уничтожает второе, - давно хотела с тобой поговорить.
- Да?..
- Ты ведь вырос, братка. - Она коротко улыбнулась.
- Я был выше тебя, кажется, ещё когда учился в средней школе. Но я пока не собираюсь на пенсию, - возразил тот шутливо. - Раш, я учёный, а не фермер, к сожалению. И несмотря на все ваши с Мелиссой усилия... Такой уж я уродился, ничего ведь не изменилось.
- Карин. - Рахиль внимательно наблюдала за одеревеневшим выражением его лица.
- Это экспедиция, а не мексиканский сериал, - наконец ответил Ричард.
- Однако ты не можешь отрицать, что она...
- Это всего лишь космос! Тоска, усталость... Чёрт, это ведь не повод сходить с ума всей командой! - Ричард жалобно посмотрел на неё. - Не надо об этом.
- Чай пей, давай. - Рахиль подтолкнула к нему кружку. - Я тебе и плюшек припасла.
- Запишешь в долги?
- Так уж и быть, живи. Но всё же обрати внимание, - добавила Рахиль серьёзно.
Ричард сосредоточенно помешивал ложкой чай.
*****
Адрес Петера Штробля Ричард получил от сердобольного майора пятого лётного отделения Пьозо. Со словами «по правде говоря, это ваш, молодой человек, единственный шанс».
Петер Штробль, заслуженный «космический волк», видимо, предпочитал тихие уголки в отдалении от больших скоплений народа. Во всяком случае, местом своего жительства он выбрал одноэтажный старый дом, окружённый заросшим садом, в пригородной деревне, куда и во времена торжества техники было нелегко добраться.
Сам Штробль оказался в меру серьёзным, но в общем добродушным, поджарым пожилым человеком с гордой военной выправкой.
- Я, сынок, за «Радугой» гонялся ещё когда они пропали только, - заметил он ностальгически, подливая Ричарду странного цвета чаю. - Травяной, тибетский сбор. Потом могу отсыпать. Так вот, о чём я. Сам бы, будь моя воля, рванул бы дальше искать, но куда уж – рядовых пилотов-то кто спрашивает. Даже и не думал, что через столько лет... Теория какая появилась новая, что ли?
Ричард с жаром пустился объяснять гипотезу своего друга. Его собеседник слушал внимательно и не перебивал, разве только временами похмыкивал в усы.
- Вот как оно, значит. - Штробль поскрёб небритый подбородок. - Ты чай-то пей, остыл уж небось почти. Сколько вас уже собралось?
- Четверо. В теории. Двое учёных – я и Джон, механик и моя старая знакомая, она медик, но сказала, что об уборке и готовке можем не беспокоиться.
- Не так плохо, - оценил тот. - Считай, что пилот и навигатор у вас есть. Нужен ещё один пилот и ещё навигатор – и можно лететь. Вполне хватит.
- Навигатор? - обрадованно переспросил Ричард. - У вас есть кто-то на примете?
- Мой постоянный напарник.
- А он согласится?
- Я даже не сомневаюсь.
- Спасибо, герр Штробль, - горячо поблагодарил Ричард, чувствуя, что готов, кажется, петь от радости.
- Не стоит. - Штробль чуть поморщился. - Как тебе чаёк-то?
*****
Система оранжевой звезды средней величины, название которой состояло из труднопроизносимого сочетания букв, была, согласно источникам, третьим по счёту вероятным местом нахождения «Радуги».
Вдоль орбиты гигантской, отсвечивающей жёлтым, планеты скользил маленький юркий шаттл. В тесной полутёмной кабине устроилась миниатюрная девушка, которую вполне можно было бы принять за школьницу. Впрочем, рискнувшие предположить подобное немедленно бы нарвались на едкий язычок и свирепый взгляд карих глаз второго пилота «Искателя» Жюльетты Серра.
- Захожу на второй круг, - доложила она, рассматривая пейзаж. - Жутковатая планетка.
- Какая есть. Закончишь облёт – и возвращайся, судя по-всему, опять мимо, - ответил в рацию Леммингтон.
- Так точно. - Внимание Жюли привлекла движущаяся точка в углу экрана: - Заметила что-то странное. Астероид, что ли?.. - Она увеличила изображение.
- Командир, по-моему, тут летаем не только мы, - заметила Жюльетт, вглядываясь в картинку, - но и, если не ошибаюсь, хеннские звездолёты...
На военсовет в рубке собрался весь разношёрстный экипаж.
Леммингтон как начальник экспедиции взял слово первым.
- Несмотря на то, что отделались мы легко, - начал он, - думаю, что приближаться дальше к системам хеннов небезопасно... Да и не имеет смысла.
Штробль, соглашаясь, кивнул.
Куотерс рассеянно грыз ноготь.
Жюли оглядела присутствующих.
- Может быть, всё же стоит проверить те планеты?
Ричард покачал головой.
- Бессмысленный риск. Если там побывали хенны, то там уже ничего не осталось.
- А вдруг нет? Мы ведь не должны упускать ни одну возможность! - запальчиво воскликнула Жюльетт. - Я готова рискнуть. Не обязательно подставлять весь корабль, у нас есть маленький шаттл.
- Который только что чуть не подбили, - возразила Рахиль. - Мы знаем, что ты отличный пилот, но тут неподходящее место для проверки навыков.
- Не подбили же! И корабль вполне в порядке! - Жюльетт оглянулась за поддержкой на механика.
- Только царапина маленькая от метеора, но в неопасном месте, - подтвердил тот, запинаясь.
- Ни в коем случае, - резко возразил Леммингтон. - Мы исследователи, а не вооружённый отряд. При возможном столкновении исход очевиден.
- Но ведь «Радуга»...
- Если «Радуга» столкнулась с хеннами, то её уже незачем искать, - вступил Куотерс. - Ричард прав. Тем более, что если бы хенны нашли материалы «Радуги», давно поползли бы слухи, - он тяжело вздохнул. - Будем надеяться на удачу.
Воцарилось молчание.
- Карин, пожалуйста, проложи новый курс. Не хотелось бы здесь задерживаться, - слегка хрипло произнёс Леммингтон. - Все свободны.
Жюли скрестила руки на груди и, не попрощавшись, ушла первой. Рахиль, в задумчивости склонив голову, проводила её взглядом, после чего, словно очнувшись, кивнула оставшимся и исчезла по своим делам. Карин, украдкой разглядывавшая посуровевшего молчавшего командира, вздрогнула при звуке шагов и поспешно склонилась над приборной панелью.
Леммингтон подошёл к иллюминатору, рассматривая отдаляющиеся планеты. Штробль похлопал его по плечу.
- Ничего, и на нашей улице будет праздник. - Он подмигнул командиру и вернулся за штурвал.
- Сегодня – почти постное меню. - Рахиль протянула Карин миску с овощным супом.
- Отдыхаем от тушёнки? А как же белки? - улыбнулась та. - Спасибо.
- Грибы замороженные пойдут? Иногда вегетарианствовать полезно. - Рахиль присела напротив. - Как сегодня успехи?
- Мы облетели планету дважды – никаких результатов, - отозвалась Карин.
- Ещё не конец.
- Нет, конечно, - она мотнула головой, - но немного обидно. Всё-таки почти год летаем. Хотя ты бы видела Куотерса – он как яду выпил.
- Нелегко каждый раз выдерживать удары по своей теории. А командир?
- Леммингтон у нас вечное воплощение спокойствия, - Карин вздохнула, уткнувшись взглядом в чашку с компотом.
Рахиль хмыкнула. Послышались шаги.
В проёме показалась знакомая высокая фигура.
- Приятного аппетита, - рассеянно кивнул собравшимся Ричард. - Я как обычно...
- Поднос на тумбе справа от тебя, - бесстрастно прервала его Рахиль.
- Спасибо. - Он подхватил поднос, скользнул напоследок взглядом по кухне и исчез в глубине корабельных коридоров. Карин тревожно смотрела ему вслед. Рахиль, задумавшись, кусала кончик зубочистки.
- За что ты его не любишь?.. - спросила Карин. Рахиль удивлённо подняла голову.
- Почему же? - Она подавила смешок. - Мы просто слишком давно знакомы. Его сестра – моя подруга детства. Вскоре после рождения Рича они, правда, переехали в другой город. Но я часто к ним ездила, а его, конечно, оставляли под нашим надзором. У нас даже выработался своеобразный обязательный маршрут: музей-планетарий-зоопарк. Три места, которые нужно было посетить. Ну и, разумеется, мороженое шариками в вафельном рожке, - лукаво улыбнулась Рахиль. - Да-а, Ричард так и остался сладкоежкой. Собственно, если бы он меня не позвал – нужна была бы мне экспедиция? - закончила она риторическим вопросом, оборачиваясь на электроплиту. - Чаю?
*****
Его имя - Ричард Леммингтон – Карин узнала от бывшего командира, вместе с которым они несколько дней назад вернулись из длительного рейса к системе Арктура.
Этот сосредоточенный человек с вечными очками на чуть горбатом носу и спокойным цепким взглядом появлялся в Центре Внешнего Космического Взаимодействия едва ли не каждый день и, проходя вахту, направлялся в отдел научных исследований. При этом всегда пересекал холл, в котором толпились в бесконечных очередях вернувшиеся и собирающиеся в рейсы пилоты и навигаторы.
Карин заметила его случайно, когда он чуть не споткнулся о порог и налетел на её давнюю приятельницу Нору. Впрочем, она бы, наверное, не обратила бы внимания на это, если бы после рейса ей не пришлось дни напролёт торчать в Центре, разбираясь с бесконечными вопросами начальства. Причиной такого подробного разбора полётов стала вынужденная задержка рейса, и теперь всю команду нудно допрашивали о причинах и возможных дефектах обслуживания. Для членов экипажа формальности вылились в скучную серую толкучку в душных коридорах Центра, и, дожидаясь своей очереди, Карин от нечего делать наблюдала за приходящими.
Она видела его и на второй день, и на третий, а на четвёртый уже инстинктивно поглядывала на часы. Он опоздал на десять минут и, немного запыхавшись, скрылся за знакомой дверью.
- Экспедицию организовывает, - со знанием дела заметил командир однажды, заметив знакомую спину. - Слышал, совсем безумную.
- А кто это? - спросила Карин, заинтересовавшись.
- Учёный какой-то. Историк, что ли... Леммингтон его фамилия. Хочет «Радугу» найти.
Найти «Радугу» хотели бы многие. Но ещё больше народу считали поиски откровенной тратой времени. Если корабль повреждён и потерян в космосе – то искать его можно вечно.
Однако внезапное объявление о наборе желающих в поисковую экспедицию всколыхнуло весь Центр. Виданое ли дело – через добрых двадцать лет после пропажи корабля, после безрезультатных поисков снова вставать на те же грабли!
Ричард Лемминтон, кажется, не покидал здания Центра. Карин то и дело сталкивалась с ним то в одном, то в другом крыле.
Информационно оголодавшие сплетники разносили слухи моментально. Дела у экспедиции шли из рук вон плохо. Количество любопытных, жаждущих поглазеть на чудаков, покусившихся на одну из самых непонятных загадок современной космологии, желающих лететь на край света, к сожалению, не прибавляло.
Карин успела слетать вторым навигатором в недельный экскурсионный рейс к системе Таурус, но, вернувшись, в первый же день наткнулась всё на того же Ричарда Леммингтона.
- Надо быть настоящим фанатиком, чтобы не бросить эту затею, - сказал ей командир. В его голосе проскользнула нотка сочувственного уважения.
В противоположном углу холла организатор «радужной авантюры», тоскливо глядя поверх очереди в окно, что-то объяснял любопытному работнику.
На следующий день навигатор третьей категории Карин Райнингер подала заявление на бессрочный отпуск за свой счёт и прошение о включении её в состав экспедиции по поиску «Радуги».
*****
- Раш, пожалуйста, не надо нравоучительной иронии. - Ричард тоскливо посмотрел на неё, оперевшись спиной о косяк. - Я и так знаю... Но, пожалуйста.
- Хорошо. - Рахиль потрепала его за плечо. - Как тебе, кстати, сегодняшняя уха? - внезапно спросила она.
- Как будто ты можешь готовить плохо, - улыбнулся Ричард. - Проглотил вмиг.
- Не глядя, - по её лицу скользнула полуулыбка. - Ты всё ж таки поосторожнее – так и потравиться можно. - Рахиль прошла вперёд.
- Раш, - он вздохнул и потёр затёкшую шею, - не сердись. Я просто думать ни о чём не могу.
Она оглянулась.
- На ненормальных не обижаются, - пожала плечами Рахиль . - Спи.
На кухне уже второй день почти не гас свет. Джон Куотерс же и вовсе заделался практически предметом интерьера и не думал, кажется, менять дислокацию.
- Вам лучше бы отоспаться, - заметила Рахиль, поглядывая на учёного. - Сегодня новостей не будет.
- Да нет... Я тут посижу, - неуверенно отказался тот.
Она не стала спорить. Вчерашние многочисленные попытки призвать учёного к благоразумию так и не увенчались успехом, а Рахиль справедливо считала, что иногда лучше временно отступить.
- Осталось что-нибудь с обеда? - Жюльетт перешагнула порог.
- Полный набор. - Рахиль переставила на стол поднос. - Не против, если я вас покину? Что-то не очень самочувствие.
- О чём речь. Спокойной ночи, - пожелала Жюли.
- И вам. Посуду можешь оставить мне.
Жюльетт в молчании принялась за еду. Куотерс, не замечая её присутствия, медленно переводил рассеянный взгляд со стола на пол и обратно. Звякнула вилка. Он не двинулся.
Жюли, нарочито шумно отодвинув стул, обогнула стол и начала неспешно расставлять посуду в ультразвуковом очистителе.
Закончив с тарелками, Жюльетт оглянулась на учёного и, задумчиво закусив губу, потянулась к аптечному ящику.
- Пейте.
Учёный вздрогнул от неожиданно близко прозвучавшего голоса.
- Спасибо, я здоров, - пробормотал он. Его взгляд лихорадочно метался по полу.
- Это снотворное, - Жюльетт нависла над ним как коршун над жертвой. - Не выпьете – силой волью.
- Мадемуазель Серра! - взмолился тот, поднимая наконец на неё ошалелые красные глаза.
- Жюли, - поправила она. - Хватит. Через два дня всё кончится, так или иначе. А вы рискуете получить себе проблемы со здоровьем.
- Я и так их почти наверняка получу! Жюли, ну поймите же...
- Не усугубляйте ситуацию, Джон, - Жюльетт раздражённо сдула с лица выбившиеся русые пряди и присела на корточки. - Ещё слишком рано сходить с ума... Да и бессмысленно. Пейте. Пожалуйста.
- Сам засну, - он потёр глаза. - Как-нибудь.
- Не заснёте, - устало мотнула головой Жюли.
Тот уставился на стакан. Поморщившись, залпом проглотил лекарство и, пошатываясь, встал.
- Дойдёте?
- Дойду. - Он обернулся на неё. - Спасибо.
Она неопределённо дёрнула плечом и отвернулась куда-то в сторону.
- Знаешь, - Жюльетт уставилась в экран, на котором мерно мигали цветными огоньками показания приборов, - я, честно, никогда особенно наукой не увлекалась. Слишком абстрактно для меня, я практику больше люблю, чертежи, железки, руками поработать...
Карин понимающе кивнула.
- Я в эту экспедицию-то попала скорее вопреки, чем почему, - продолжила Жюли. - Просто вдруг как вдарило – и «возьмите меня, герр Штробль, а то вцеплюсь и не отстану». Как-то не очень и в историю эту вникала. Хотелось подальше и поинтереснее – наверное, адреналин, или что там ещё. Только, - она на секунду запнулась, - как посмотреть на этих... Чокнутых... Они же с ума чуть не посходили из-за этой «Радуги».
Жюльетт замолчала, нервно разминая ладони.
- Страшно представить, что с ними будет, если...в случае провала.
- Ещё не всё потеряно, - привычно напомнила Карин.
- При таких ничтожно малых шансах – плохо верится, - горестно усмехнулась Жюли. - Но, чёрт побери, - она зло двинула кулаком о приборную панель, - мне плевать на научное значение этой авантюры – не могу даже назвать экспедицией - и её значение для будущего и Галактики, но я, кажется, готова залезть в логово к хеннам, чтобы найти эту треклятую «Радугу»!
Карин ответила согласным молчаливым кивком. Жюльетт, вздохнув, вернулась к приборам. До крайней точки проложенного маршрута оставалось лететь ночь.
Напряжённая тишина, распространившаяся по всем закоулкам «Искателя» в эту ночь, могла бы обмануть любого, но правда заключалась в том, что едва ли кто-то мог спать накануне прибытия в последний пункт их экспедиции.
На кухне в полутьме бесшумно орудовала Рахиль. Куотерс в который раз перечитывал свои заметки. Ричард, запершись, размышлял о своём, сидя над звёздной картой. Даже обычно непробиваемый Штробль, не засыпая, разглядывал потолок своей каюты.
Карин посмотрела на часы. Согласно расчётам, они должны были быть на месте через четыре часа сорок минут земного времени.
Последняя на пути экспедиции звёздная система в традиционной земной классификации даже не имела названия. В айниковской классификации названия не были приняты вообще. В свою очередь Ричард Леммингтон про себя окрестил это место «Последней надеждой».
- Заходим на орбиту третьей планеты, - отрапортовал навигатор.
- Шаттл к запуску готов! - преувеличенно бодро откликнулась в передатчик Жюли.
- Начинаем спуск.
Леммингтон сжал подлокотники кресла. Куотерс стоял у наблюдательного иллюминатора и сосредоточенно рассматривал зеленоватый шар, казавшийся отсюда едва ли больше машинного колеса.
С «Искателя» опустился трап, шлюз открылся, и стоявшие у выхода люди невольно зажмурились от яркого света, бьющего в лицо.
Вокруг места приземления кругом толпились люди и – чуть повыше и побледнее - широкоглазые айники. Навстречу вновь прибывшим вперёд выступил человек, чьё открытое радостное лицо столь многим было знакомо по газетным фотографиям и отчётным материалам, - некогда командовавший спасательной экспедицией звездолёта «Радуга» Клод Леклер.
- Чувствуйте себя как дома. Пожалуйста, садитесь, - гостеприимный хозяин поспешно убрал со стула стопку книг и придвинул его Рахиль. - Наверное, вы догадываетесь, что произошло на Аэно? - спросил Леклер, не уставая рассаживать нежданных гостей. - Прошу прощения, там, у окна, стоит лавка, если бы её пододвинуть... Да-да, спасибо. Вроде, мест хватает?.. Простите, пожалуйста, так...
- Официальная гипотеза на Земле гласит, что цивилизация погибла вследствие мощных сдвигов планетной коры, разрушивших инфраструктуру, а то, что осталось, было найдено хеннами, - ответил Леммингтон.
- Почти так, - согласился командир «Радуги». - Как известно, на второй, если считать от звезды Аэно, планете, где и появилась жизнь, цивилизация в основном ютилась в «жилом поясе», на островах в промежутке между сороковой северной параллелью и тридцатой южной. К сожалению, расположение и оказалось самым уязвимым местом айником. Сильнейшее землетрясение затронуло острова и... Можете себе представить, что происходит, когда в вулканические пустоты попадает вода.
- Взрыв? - прошептала Карин.
- И ничего живого на километры вокруг, - подтвердил Леклер. - Плюс цунами... Островные поселения были практически сметены.
- Но как же сейсмопрогнозы? Неужели не было ни единого предупреждения? - поразился Ричард.
- Никто не ожидал настолько сильных толчков. А дальше – бедственное положение планеты обнаружили хенны. Разумеется, даже для них разграбить целую планету – длительное занятие. Плюс айники всё-таки восстанавливали не слишком сложные оборонительные постройки. Но к тому времени, как «Радуга» достигла Аэно, единственное, что мы могли сделать – это перевезти максимальное количество выживших на пригодную для жизни планету. Вместе с астрономами айников мы выбрали Ириду, где мы с вами и находимся в данный момент. Да вот, в общем-то, и вся история, - он развёл руками.
- А вернуться назад уже не было топлива, скорее всего, - предположил Петер.
- Если бы только топлива... «Радугу» повредили при взлете. Долететь сюда – долетели, а вот в космос наш корабль больше не поднимется. Мы, в принципе, не особо рассчитывали на возвращение после того, как узнали положение дел. Конечно, надеялись, что нас ищут. Хотя и не думали, что будут искать и через двадцать с лишним лет.
- Первая экспедиция не нашла ничего, - пояснил Ричард. - Корабль сочли погибшим в космосе. Сомневались даже, достигла ли «Радуга» Аэно. А посылать хорошо оснащённые экспедиции накладно, да ещё и в район, куда пробрались хенны... Только, здесь, конечно, и сейчас проблемы со связью, но неужели вы не пытались подать хоть какой-то знак?
- Мы пытались оставить нечто вроде послания, на самой планете, я имею в виду, но, признаться, с общей обстановкой на это было сложно надеяться. Однако вы здесь, и мы тоже... И право же, это чудо, а не планета! Мы вас не отпустим, пока не проведём по всем разведанным закоулкам...
Воздух, так похожий на родной, пьянил. Всюду зеленели диковинные растения, пестрели цветы, кружили в ярко-голубом безоблачном небе птицы. По извилистым тропинкам спешили и просто прогуливались, пересмеиваясь между собой и улыбаясь людям, прохожие. Спасённые некогда айники, теперь колонизировавшие эту безымянную, но прекрасную планету, реже – люди, каждому из которых непременно не терпелось поговорить – перемолвиться хотя бы парой слов! – со своими земными братьями и сёстрами.
Путешественники вышли на просторную, заботливо посыпанную мелким гравием, площадь. На массивном булыжнике, исполнявшем роль постамента, возвышался сияющий на свету кусок металлической обшивки, на которой переливалась ярким красным цветом надпись «Радуга».
Ричард остановился, словно не решаясь подойти ближе. Карин, замедлив шаг, почтительно замерла в шаге от командира. Боковым зрением она видела, как Рахиль о чём-то беседует с Жюли и Куотерсом, который, похоже, всё ещё пребывал в прострации. Товарищи по экспедиции неспешно обогнули площадь и скрылись от её взгляда за памятником.
Ричард глубоко вдохнул и, опустив взгляд, улыбнулся в пустоту. Внезапно обернувшись, он встретился взглядом с Карин. Она вздрогнула, невольно вглядываясь в лучащееся счастьем лицо командира.
- Пошли?..
@темы: конкурсная работа, Радуга-1, рассказ
Тема: Черная метка
Автор: ComOk
Бета: Чжан
Краткое содержание: Жизнь Боба была ничем не примечательна, пока однажды он не встретил странного слепого старика.
читать дальшеНе знаю, мистер, кто вам таких сплетен про меня нарассказывал, да только неправда все это. Правда… А хотите, расскажу правду? Самую, что ни на есть?
Правда началась лет двадцать назад. Я тогда у мистера Залесски работал в закусочной. Обычная закусочная для наших мест: сэндвичи, пиво, лимонад, посетители раз в два дня. Так вот, началось все с того, что Марк заехал ко мне с каким-то слепым стариком. Марк часто подвозил всяких странных типов, такая уж у него манера. Я налил старику лимонаду, а сам присел поболтать с Марком.
– Кого это ты на этот раз подобрал? – спросил я, просто чтоб завязать разговор.
– Он видит будущее, – сказал Марк. Я хмыкнул с сомнением. Марк тот еще тип, если верить всему, что он говорит, будешь самым большим дураком на весь округ. Но если сказать Марку, что он гонит, он обидится и уйдет, и придется опять давить мух в одиночестве. Нечасто в нашей глуши встречаются новые лица, так что не дело привередничать. К тому же, может, Марк и не гонит вовсе, может, это старик ему наплел про себя всякого.
– Как же слепой может видеть будущее? – бросил я. Вроде как поверил, а вроде как и нет – понимай, как хочешь.
– Он не слепой, – обиделся за старика Марк.
– Зачем тогда очки? С такими только слепые и ходят.
– Я же говорю, – Марк стукнул кружкой по столу, – он видит будущее. Вот и закрывает глаза, чтоб не видеть.
– Врешь ты все, – вздохнул я. – Если б он видел будущее, сидел бы он в этом вонючем городишке? Да он бы по лучшим отелям разъезжал. Ну сам подумай, если б ты знал, какой билет выиграет или какая лошадь придет первой! Да он бы деньги лопатой греб!
Марк покачал головой и глотнул еще пива. Дрянного пива, должен сказать. Хорошее у нас тоже есть, вы не подумайте, его из города привозят, три бакса за бутылку, а дрянное варит миссис Келли и дерет за него полтора бакса за галлон.
– Он не любит смотреть. Покой для него важнее денег.
– Да чего ты гонишь! – я начал выходить из себя. Вы бы тоже вышли из себя, если б вам сказали, что покой важнее денег. Да если у тебя есть деньги, ты себе где угодно можешь покой устроить! Нет, серьезно, если вам показать человека, который может только руку протянуть и срывать бабки, когда ты должен вкалывать за двадцать баксов в неделю, а он сидит в дерьмовом городишке и пьет дрянное пиво миссис Келли, вы бы тоже вышли из себя. Так что я себя чувствовал полностью правым, когда стукнул кружкой по столу, расплескав пиво. Вообще-то, не положено орать на клиентов, но да это же Марк, он жаловаться не будет, просто обидится и уйдет, и не с кем будет поболтать вечерком. – Да он тогда псих, наверное! Да любой в этом городишке тебе скажет, что покой ничего не стоит, его тут лопатой греби! Да если он будущее видит, я бы с ним первый местами поменялся! Пусть посидит годик в нашей глуши, так взвоет от его любимого покоя! – я почувствовал, как трясется столик от ударов кружкой, и вдруг успокоился. – Все ты врешь. Не видит он будущее, а ты мне лапши на уши навесил и доволен.
Я встал из-за стола и потащился к стойке за тряпкой – вытереть пиво, пока мухи со всей округи не слетелись. Теперь Марк точно обидится и уйдет, а я весь вечер будут тереть стойку и ругать себя. У меня всегда так – сначала скажу что-то, а потом хожу и себя ругаю. Только уже поздно, потому что даже если сказать, что вовсе не хотел ничего такого сказать, то все равно ничего не исправится. Даже если сказать «забудь», и тебе скажут «да-да, ничего не было, я все забыл», то все равно никто ничего не забыл. Слова – такая хитрая штука, вроде бы и не значат ничего, а как скажешь, не подумав, так они разом начинают значить чересчур много.
Я вернулся с тряпкой, уверенный, что Марк уже уехал, и думал, как сейчас буду отковыривать от стола прилипшие к пиву монеты, а потом оттирать каждую, потому что мистер Залесски всегда очень кричит, если в кассе монеты слипаются, а я терпеть не могу, когда на меня кричат. Мамаша на меня всегда кричала – и за дело, и просто так, а вот отчим никогда не кричал. Отхлестать ремнем всегда пожалуйста, а кричать – не кричал. Я его даже уважал за то, что не кричал. Только вот когда мамаша померла, он из нашей глуши умотал – дом наш продал, подзатыльник мне на прощание дал, и умотал.
Так вот, я вернулся с тряпкой и увидел, что Марк никуда не уехал и монет никаких на столе не лежит, зато рядом стоит старик, очки свои снял и пялится на меня. Нет, я из ума не выжил, старик был слеп как крот, это точно, кому ж кроме слепого нужны черные очки и трость, но он на меня точно пялился. Я даже остановился, в тряпку вцепился, как будто эта тряпка меня от чего-то защитит. И от чего меня защищать-то, в закусочной мистера Залесски, где я, да Марк, да слепой старик? Что слепой старик может сделать мне, здоровому молодому парню? Так что я подошел и стал тереть столик, нарочно не замечая, что старик на меня уставился. Может, мне вообще показалось. Может, он просто так очки снял.
Я столик вытер, голову поднял – смотрю, Марк тоже на меня пялится. Ну вот тут у меня никаких сомнений не было, Марк-то не слепой, по нему все видно. Тут я уже не стал сдерживаться. В конце концов, одно дело наорать на старика-слепого, совсем другое – на Марка. Все равно я на него уже наорал, два раза не обидится. Так что я тряпку на стол швырнул:
– Какого черта ты на меня вылупился? На мне что, цветочки проросли, пока я к стойке ходил?!
Марк головой покачал, а сам глаз не отводит. Тут уж я всерьез забеспокоился. Не насчет цветочков, конечно, но когда на тебя вот так таращатся, значит, что-то с тобой не так. Краска на носу или прыщ вскочил на пол-лица.
Но тут старик Марка по плечу похлопал, и Марк на меня пялиться перестал, на него посмотрел. Тот кивнул ему, как будто Марк его о чем-то взглядом спросил, а тот ответил. Марк аж побелел, а старик развернулся и прочь потопал, бодренько так, для слепого-то. Я потом его трость у столика нашел, забытую. Все думал, как же он без своей трости. В первый же столб лбом впишется. Если бы я сразу ее нашел, я б его, конечно, догнал, но я ее нашел уже вечером, когда закрывал закусочную, и совсем не знал, где искать старика. Да и Марка, если уж на то пошло. Я, конечно, заглянул к мистеру Нельсу в гостиницу, но никакой старик к нему не заходил, и Марк тоже не заходил, и вообще он Марка с прошлой недели не видел. Я даже удивился, что Марк к мистеру Нельсу не зашел, он обычно не упускал случая поболтать с его дочкой. Но мистер Нельс сказал, что сегодня тихо даже для нашей глуши, что к нему только Джон с утра забегал с газетами, да днем миссис Келли заглянула. А Марка не было, и старика никакого не было. Я пожал плечами, и трость положил на стойку на самом виду, может, Марк потом за ней придет, или сам старик вернется. А то как же он без трости, слепой-то.
Но это вечером, а тогда Марк посидел еще пару минут, потом вскочил, вытащил из кармана мятый доллар, сунул мне и почти побежал прочь. Я тогда подумал, что он за стариком побежал, а потом вспомнил, что старик-то в другую сторону ушлепал.
– Марк! – крикнул я, но он ко мне даже не повернулся, «Сдачу себе оставь!» – крикнул, да за угол свернул.
Я только стоял да смотрел, с одного угла на другой взгляд переводил. Странные у меня сегодня посетители оказались. Ну, Марка-то обычно странным назвать нельзя, нормальный парень, обидчивый только, да гонит много. Вот и про старика этого наврал – и слепой не слепой, и будущее он, понимаете ли, видит, и покой ему дороже денег. Я про этого старика весь вечер думал – и про трость забытую, и про то, как он бодро топал. Пока не лег спать, все думал. И пока закусочную запирал, думал, и пока постель себе в подсобке стелил, тоже думал. Не давал мне покоя этот старик в черных очках и с толстой тростью.
И во сне, наверное, тоже про него думал, потому что проспал. Я никогда не просыпаю обычно, понимаете, всегда заранее просыпаюсь – свойство организма такое. Даже немного завидовал тем, кто умеет просыпать. Всегда завидуешь, если другие могут что-то, чего ты не можешь, даже если шевелить ушами или там храпеть музыкально. Так вот, никогда я не просыпаю, а теперь проспал – из-за старика вчерашнего, уж больно много я о нем думал. И, конечно, мистер Залесски именно этим утром решил проверить, как дела в его закусочной. Он-то меня и разбудил, стучал в окно и ругался как черт. Я спросонья выскочил как есть, даже штаны не натянул, думал, случилось что, пожар там, или плохо кому-то. Нет, стоит мистер Залесски, стучит в окно со всей дури и орет, что я бездельник и гнать меня надо, и мамашу мою ругает, и папашу, которого у меня с роду не было. И вот стою я перед ним в одних трусах, потому что выскочил-то не одеваясь, потому что думал, что беда у кого-то, а он на меня орет и кулаком машет. А я терпеть не могу, когда на меня орут. Так и стою, дурак дураком, с ноги на ногу переминаюсь и мистера Залесски разглядываю. Не лицо, конечно, кто же смотрит в лицо, когда на тебя орут, а ботинки там, колени, ремень брючный. А ботинки у него хорошие, он же не из простых, мистер Залесски-то, у него пять закусочных, или шесть даже, и еще кафе в городе. И вот смотрю я на ботинки и думаю, что утонет мистер Залесски вместе с этими ботинками, когда пароход пойдет ко дну. Не знаю, почему я про пароход подумал, может, потому что никогда на пароходе не плавал. Подумал, и обругал себя, потому что нельзя желать никому смерти, даже если на тебя орут.
– Мистер Залесски, – говорю, чтоб он хоть на секунду орать перестал, а то вдруг я ему еще что-нибудь пожелаю, – мистер Залесски, а вы плавали на пароходе?
– Нет. – Мистер Залесски вдруг улыбнулся. – Но когда-нибудь поплыву, через всю Атлантику. Мечта у меня такая, понимаешь?
Я кивнул, мол, понимаю, что тут не понимать, это же здорово, когда человек о чем-то мечтает. Вот мистер Морисон, здешний нищий, мечтает однажды десять долларов в мусоре найти, а пароход – это же куда лучше, чем десять долларов. Я ему так и сказал, только он снова разозлился.
– Ты, – говорит, – меня со всякой швалью не сравнивай! Ты, бездельник, вместо того чтоб со всякими отбросами трепаться, лучше бы работал как следует.
Глянул злобно и в кассу полез, выручку считать. Потом опять орал, что мало, что я лентяй, что бездельник. Но к этому я уже привык и даже за крик не считал. Хозяева всегда говорят, что мало, что ты бездельник и лентяй, и гнать тебя в шею, и дурнее работника у них в жизни не было – это и Сэм говорил с заправочной станции, и Майк из пекарни. Так что я почти не слушал, а только смотрел, как мистер Залесски перекладывает монеты в столбики – он всегда строит из монеток столбики, и двигает по столу туда-сюда, Марк как-то говорил, что так в казино крупье жетоны столбиками двигают. Не знаю, в казино не бывал, а Марку никогда полностью верить нельзя, мало ли что наговорит, как вот про того старика, который будущее видит. Навешает лапши на уши, а ты снимать только успевай. Так что я смотрел, как мистер Залесски двигает столбики монет, прямо как в казино, и думал, что когда он снова пойдет в казино в следующий вторник, то уйдет оттуда почти без денег, зато с пышнотелой блондинкой, и потом миссис Залесски об этом узнает, потому что муж кузины давней подруги миссис Залесски работает в том казино, и упомянет об этом при жене, а та за чашкой чая расскажет сестре, а уж та не сможет удержаться, чтоб не рассказать подруге горяченькое про ее мужа. А, узнав, миссис Залесски устроит мистеру Залесски скандал с битьем посуды, а еще через несколько дней мистер Залесски обнаружит, что блондинка оставила ему неприятный подарок, от которого предстоит долго лечиться, и отношения с миссис Залесски испортятся окончательно. Мне прямо даже жалко стало мистера Залесски, хоть он и кричит на меня, но все равно я бы ему не пожелал ничего такого. Так что я дождался, когда он отсчитает мне зарплату за неделю, ссыплет остальные деньги в карман и, продолжая ворчать, направится к дверям, и сказал как можно убедительнее:
– Мистер Залесски, не ходите в казино в следующий вторник.
Он так на меня посмотрел, что я чуть под землю не провалился.
– Пожалуйста, – повторил, – не ходите. Сами потом жалеть будете.
Он побагровел, как переспелый помидор:
– Ах ты, – говорит, – ах ты, негодяй. Ах ты, скотина. Ты куда нос свой совать вздумал? Ты за мной следить вздумал? Шпионить, значит? Я тебя, бездельника, на работе держу, из уважения к твоей покойной матушке, я бы давно другого на твое место взял, порасторопней да посообразительней. Но всему предел есть, – говорит. – И моему терпению. Выметайся, – говорит, – отсюда. Чтобы я тебя у своей закусочной за сто футов не видел. Слишком длинный у тебя нос, – говорит, – и суешь ты его куда не нужно. И попробуй только сболтнуть что-то про меня, так ославлю, что распоследний болван тебя на работу не возьмет. Скажу, что за воровство выгнал, если хоть слово стреплешь про меня.
И вышел, и дверью хлопнул так, что она чуть с петель не слетела. Хлипкая у меня дверь, а если ей так хлопать, развалится скоро. Я ее всегда осторожно закрывал, а вот Марк любит от души ей хватить, когда обидится. И мистер Залесски иногда ей хлопал, когда особенно не в духе был. Вот и сейчас хлопнул и уехал – я звук мотора слышал, как он за два квартала рычал. А я стоял и думал, чего это я вообще придумал что-то про казино. И про ботинки. Да, про ботинки и пароход я тоже ведь придумал, но про казино куда как более складно вышло. Я даже обрадовался, что так складно научился придумывать, теперь я тоже Марку смогу лапшу на уши вешать. А про то, что меня уволили, я как-то даже и не думал. Знаете, так бывает, когда что-то плохое случается, начинаешь думать обо всем, чем угодно, только не об этом. Когда мамаша умерла, я тоже думал обо всем: и что погода ужасно теплая, и что в школе мистер Келли рассказывал про рыб интересное, и что у Мэри Стоун веснушки, и что мало я вчера поколотил Питера. А про мамашу не думал совсем – ну я о ней никогда особо и не думал, что тут думать-то, у каждого есть мамаша, а вот перо с черным кончиком не у каждого, и не каждый может достать языком до носа, но вот когда мамаша умерла, я как-то особенно старательно о ней не думал.
Так вот и теперь, про то, что меня уволили как-то не думал. И когда вещи в чемодан скидывал тоже не думал, как будто в гости к тетке собирался. Ну да, есть у меня тетка, неродная, правда, сестра отчима, но все равно тетка, и я в детстве у нее пару раз бывал, а потом, когда мамаша умерла, а отчим уехал, она приезжала, толстая такая и вредная, и ругалась все время, а потом к себе звала в гости. Я и ездил пару раз, когда скучно очень было или грустно совсем. В чемодан запихивал рубашку и пару сэндвичей, садился на поезд и ехал к ней. Она в городе живет, до нее на велосипеде не доедешь, не то что до Джесси, та в соседнем городишке, до нее можно и на велосипеде. Джесси – это такая девчонка, мы с ней в детстве дрались, а потом она уехала в соседний город, тоже к тетке. У каждого человека есть какая-нибудь тетка. Так вот, моя тетка живет в городе, и я к ней временами ездил, когда совсем тоска заедала в нашей глуши. Так что я сейчас воображал, будто к тетке собираюсь, только деньги все из копилки выгреб, да фотографию мамаши в газету завернул, а так – совсем как к тетке.
Потом комнату запер, ключ сунул под коврик и пошел с чемоданом к станции. Как будто к тетке еду. И только когда на станцию пришел, тут-то и дошло, что не к тетке я еду, а выгнали меня с работы за мой болтливый язык и глупую голову. Сел на станции на скамейку, запихал чемодан под нее, и так и сидел. Сидел и думал, зачем же придумал про казино. По всему выходило, что просто так, без надобности. Как в детстве, когда оттаскаешь кошку за хвост, а тебя спрашивают – зачем ты ее мучишь? А ты стоишь и сам не знаешь, вроде как и не зачем. Вот и я сидел и не знал. Только за кошку накричат или ремня всыплют, а меня с работы выгнали, и жить мне теперь негде, и делать нечего. Не знал я, зачем я придумал про казино и мистеру Залесски сказал, но так хорошо придумал, что и сам поверил. Знаете, когда что-то врешь или сочиняешь, главное – самому поверить, тогда лучше всего выходит. Наверное, потому Марк так убедительно и гонит, что сам себе верит.
– Вот ты где, – сказал Марк. Подошел и сел рядом на скамейку, а я вспомнил, что он вчера был со стариком, и старик забыл трость, и трость сейчас лежит на стойке, и что мистер Залесски не знает, чья эта трость, и ни за что потом ее не отдаст. Я ему об этом сказал, а он отмахнулся.
– Ему трость больше не нужна, – говорит. – И очки тоже, – и протягивает их мне. Черные такие, круглые. Я взял зачем-то, в руках повертел, посмотрел в них – ничего не видно, даже на солнце смотреть можно. Хотел вернуть, а он головой покачал. – Оставь, – говорит, – себе. Пригодятся. – Потом встал, меня по плечу хлопнул: – Удачи тебе. Ты парень неплохой, Боб, только за языком совсем не следишь.
Я удивился, конечно, что он уже знает, что меня уволили, но не слишком – городок у нас маленький, новости быстро разлетаются. А Марк стоит и смотрит на меня внимательно, будто у меня рога должны вырасти, да все не растут.
– Что ты на меня опять пялишься? – говорю. А он только головой покачал, повторил: – Удачи тебе, Боб, может еще свидимся. – И пошел от станции. Он идет, а я на него смотрю. Он идет, а я смотрю. Потом подскочил, как заору:
– Марк! Марк! Не...
Он обернулся, и улыбнулся так, будто рога у меня все же выросли, и он не рад этому, хоть и ждал.
– Ты мне, Боб, только ничего не говори. Я, – говорит, – ничего об этом знать не хочу. Что бы ты ни узнал, не говори.
И ушел уже совсем. Я за ним, было, кинулся, потом вспомнил, что чемодан под скамейкой остался, и вернулся. Сел обратно, и так и сидел, пока поезд не пришел. Думал. И когда в поезд сел, тоже думал, так что даже в окно не смотрел, хотя я в поезде всегда смотрю в окно, потому что куда еще смотреть в поезде? Можно, конечно, разглядывать соседей, но они не любят этого, да я и сам не люблю, когда на меня пялятся, и когда в газету заглядывают, и когда смотрят в рот, если я ем сэндвичи, тоже не люблю. Так что я в поезде всегда смотрю в окно, хотя, честно говоря, смотреть там не на что, сплошные деревья, да изредка будки стрелочников. А сейчас я даже в окно не смотрел, а смотрел на то, как Марк идет – не по настоящему, конечно, а в своей голове. По-настоящему-то Марк остался в нашем городишке, и уедет на машине, у него здоровская машина, всегда мечтал, что когда-нибудь себе такую же куплю, красную и мощную. Вот я сидел, уставившись в окно, и смотрел в своей голове, как Марк идет к станции. И как я начинаю понимать, что завтра он сядет в свою здоровскую машину и поедет в город, и будет ехать долго, потому что сначала проткнет колесо и будет ждать кого-нибудь, кто бы помог починить, а никого не будет, потому что он решит срезать путь и поедет по короткой дороге, по которой никто не ездит уже лет двести, и он пойдет пешком в город, чтоб кого-нибудь найти, и пройдет двадцать миль пока не найдет какого-то парня, и потом они вернутся и будут латать колесо, а потом он все-таки поедет в город, и приедет на два дня позже, чем обещал, и узнает, что его сестренку машина сбила, потому что все бегала смотреть, не едет ли Марк. Я подумал, что на этот раз я, может, и складно придумал, но уж больно грустно. Аж самому плакать захотелось. И я себя ругал, что не сказал Марку, хотя обычно я себя ругаю за то, что сказал, а не наоборот, и Марк тоже сказал ему ничего не говорить, хотя если бы он знал, о чем я хочу сказать, он бы, наверное, захотел бы узнать.
Так что я ехал в поезде, и думал про Марка, и про его сестренку, и про то, что вдруг научился очень складно придумывать, и что если бы это была история в каком-нибудь журнале, я бы дал ее почитать тетке, она любит истории, от которых слезы наворачиваются. Но эта история была только у меня в голове, а рассказывать ее я бы не стал. Только Марку, но Марк не хотел ее знать.
Знаете, я бы, наверное, еще долго думал, что просто научился складно сочинять, и, может быть, пошел бы в какой-нибудь журнал, и писал бы в него истории, от которых слезы наворачиваются. Да, наверное, так оно бы и было, если б не очки, которые мне отдал Марк. Я все думал, зачем он мне их отдал, а потом начал думать про старика, и как Марк говорил, что тот видит будущее. И вдруг подумал, а вдруг это я не просто сочиняю? У меня аж голова закружилась, когда я об этом подумал. Я бы, наверное, сел, если б уже не сидел. Ну, думаю, Боб, ты либо сбрендил совсем, либо самый большой везунчик во всем округе. Пощупал у себя лоб – мамаша так всегда делала, если я какую-нибудь особенную глупость говорил, лоб как лоб, ничего особенного, значит, не сбрендил. Ух, как я обрадовался! Правда потом я расстроился, потому что если это взаправду, а не история, то и сестренка Марка умрет взаправду. Но потом я снова обрадовался, потому что ну подумайте, ведь сестренка Марка все равно умрет, знаю я про это или нет, а Марк все равно не захотел, чтоб я ему говорил. Не подумайте, что я сухарь какой-то, но ведь я сестренку Марка и не видел никогда, я и про Марка-то знал только, что он парень хороший, но обидчивый, и что лапшу на уши хорошо умеет вешать.
А с поезда я поехал прямиком на скачки. Сел на автобус и поехал. Знаете, вы бы на моем месте сделали бы то же самое. Я не автобус, конечно, имею в виду. Или нет, я же не знаю, любите ли вы лошадей. Может, не любите, тогда бы вы, конечно, не поехали бы на скачки, вы бы пошли на петушиные бои, или в казино, или на биржу, или еще куда-нибудь, где испытывает судьбу и угадывают будущее. А может, вы бы никуда не поехали, а сели бы играть в орлянку или пытались бы угадать, поскользнется ли вон тот смешной старик на ореховой скорлупе. Но вы на моем месте сделали бы то же самое – вы бы захотели проверить, не показалось ли вам. Может, вы просто сбрендили от расстройства, или так здорово научились придумывать, что сами себя надули. Так что если бы я любил птиц, я бы пошел на петушиные бои, но я любил лошадей и пошел на скачки.
В автобусе было душно, и его трясло, и сосед дышал на меня луком, но я смотрел в окно и думал, что я везунчик, черт побери, что на меня свалилась такая невозможность, такая удача, что если б мне кто такое рассказал, я бы решил, что мне лапшу на уши вешают. Я думал, что вот-вот автобус доедет до ипподрома, и я поставлю на лошадь, которая приедет первой, и выиграю гору денег, и буду делать что хочу, а если захочу, смогу купить себе закусочную, и мистер Залесски будет тогда мне завидовать, потому что я смогу продавать пиво так дешево, что у него никто его покупать не будет, а все будут покупать у меня. Но я так не сделаю, потому что я честный человек, и это нехорошо, издеваться над мистером Залесски только потому, что у него мало денег, а у меня много. Хотя, наверное, все-таки немного поиздеваюсь, просто чтобы он понял, что нельзя просто так кричать на людей, им ведь это неприятно. Но, может, я и не куплю закусочную, если не захочу, у меня ведь будет много денег, потому что я много выиграю, когда буду знать тех лошадей, которые придут первыми.
Я даже подпрыгивал от нетерпения, просто не мог дождаться, когда автобус доедет, сосед даже на меня начал коситься, ну да я внимания не обращал, какое ему дело, мне же нет никакого дела, что от него несет луком. Я думал, он сейчас мне скажет сидеть смирно или еще что-то в этом роде, но он подышал на меня луком и хлопнул по коленке – он, наверное, хотел хлопнуть по плечу, такие парни всегда хлопают по плечу, но сложно хлопнуть по плечу того, кто сидит рядом с тобой, поэтому он хлопнул меня по коленке.
– Не терпится, парень? – говорит. – В первый раз?
Я кивнул, а сам все смотрел в окно – скоро ли приедем. По всему выходило, что скоро, так что меня нетерпение все больше разбирало.
– Ты там осторожнее, – говорит. – А то знаю я таких как ты, чуть мамка отвернется, копилку разобьют – и сюда. Спустят все, а потом в петлю. Ты, – говорит, – поближе к Сэму Нэшу держись. Сэм Нэш – это я, – говорит. – Я тут человек опытный, я тут все входы-выходы знаю. Подскажу, так уж и быть, на что ставить, чтоб не прогадать. Вот ты, например, Викторию как увидишь, так на нее и кинешься ставить. Красавица кобыла, а бежит ни к черту. А ты это с полвзгляда поймешь? Вот то-то же. А я тебе все скажу. Вот взять Джека Смита, он тут тоже не первый день, а к Сэму Нэшу всегда прислушивается. Сэм Нэш – это я, парень, усек? Держись Сэма, не пропадешь.
Я его и не слушал почти, никакого мне дела не было ни до Джека, ни до Сэма, мне выиграть надо, будущее узнать. Так что как автобус встал, я мимо Сэма протиснулся и выскочил побыстрее. И к лошадям пошел. Все к лошадям пошли, их как раз выводили, кто же это приедет на скачки и не посмотрит на лошадей. Так что я тоже посмотрел, но ничего не понял. Сэм прав, я в лошадях не понимаю, люблю лошадей, но понимать в них не понимаю. Знаете, так ведь тоже бывает, я их может, потому и люблю, что не понимаю. Так что смотрел я на лошадей и ждал, что вот-вот мне ясно станет, которая первой придет, а только ясно не становилось. Я уже почти расстроился, вдруг мне все показалось? И очки черные того старика вовсе ни при чем, и про машину я и про казино просто складно придумал? Нет, думаю, не суметь мне так складно, так что пошел я, сел на скамейку за оградой и решил сначала посмотреть, как лошади побегут. Конечно, как можно увидеть, какая лошадь придет раньше, когда они стоят и мордами крутят? Нет, надо смотреть, как они бегут, тогда и увидеть можно. А если я увижу, что лошадь придет первой в следующий четверг, так я просто приду в четверг и выиграю, и не обязательно мне сегодня выиграть, я не жадный.
Так что я сел и стал на лошадей смотреть, особенно на одну, серую с белыми чулками, красивая такая лошадка, и жокей славный, молоденький совсем мальчик. Наверное, это и есть та самая Виктория, хорошая лошадка, хотя я в них ничего не понимаю. Лошади заходили в такие загоны со смешными дверьми, ну как в салунах, через которые пьяные ковбои всегда вбегают, и они еще на петлях качаются. Вот лошадей за такие двери заводили, только они не ковбои, так что не всем эти двери нравились, и некоторые заходить не хотели, но их все равно завели. И Викторию тоже, и мальчик на нее сел. А потом ударил колокол, и они побежали, и все вокруг кричали и топали, и свистели, и я, наверное, тоже кричал, и топал, и смотрел на Викторию и на ее мальчика. Я, наверное, слишком долго на них смотрел, потому что наконец-то увидел. Они уже к финишу пришли, когда я увидел, проиграли, наверное, потому что Сэм Нэш меня за плечо тряс и в ухо кричал.
– Ты что же, парень, на Викторию поставил? Вот не говори, что Сэм тебя не предупреждал, Сэм тебя предупреждал! Проигрался, парень? А ведь новичок, новичок, везти тебе должно, ну да ничего, отыграешься, у тебя сегодня счастливый день, раз ты в первый раз, только ты от Сэма больше не убегай, Сэм тебе не даст в обиду! Я ж тебе говорю, не ставь на Викторию, тут даже твое везение не поможет, вот и проигрался.
А я не проигрался, я же вообще ничего не поставил, потому что решил сначала посмотреть, так что я не проигрался совсем, а плакал совсем не поэтому. Стал бы я из-за проигрыша плакать, я же не маленький, я не из-за проигрыша плакал, а из-за того, что увидел.
Грязь летит из-под копыт, и Виктория мчится, птицей летит, ветер в ушах свистит, мальчик что-то кричит и смеется, а потом летит кубарем. Грязь, и дорожки убраны скверно, и Виктория запнулась, или поскользнулась, или зацепилась, не знаю я, не разобрал, свалилась на землю, и мальчик ее свалился, через голову перелетел. Но мальчик поднялся, руку вывернутую к груди прижимает, но поднялся, а Виктория не встала. Только голову приподняла и заржала, тихо так, как будто заплакала. Я и не понял сразу, что это Виктория, а мальчик понял, подбежал к ней, а она даже не бьется, только ржет, и мальчик подбежал, на колени встал, за шею ее обнимает, а она плачет...
Мальчик на коленях стоит и ревет, и я вместе с ним реву, и ничего с собой поделать не могу, глазами в землю уткнулся, чтоб ничего больше случайно не увидеть, и реву. А Сэм что-то рядом в ухо кричит, а мне ну вот совсем не до него, мне бы Викторию найти и ее мальчика, и предупредить. А я ни слова выговорить не могу, реву, как девчонка. Тут Сэм меня за плечо тряхнул и в руки стакан сунул, с какой-то гадостью, у меня чуть глаза от нее не вылезли, но я выпил до дна и сказал спасибо, потому что меня накрепко научили всегда говорить спасибо, так что это стало что-то вроде рефлекса, когда доктор бьет тебя по коленке; ты даже не осознаешь, что происходит, но говоришь спасибо, и извините, и простите за беспокойство. И я понял, что могу говорить, лицо рукавом вытер и конюшням побежал. Только меня туда не пустили, к лошадям посторонних не пускают, и правильно не пускают, нечего посторонним у лошадей делать, но мне не Виктория была нужна, а ее мальчик, потому как что я лошади-то смогу объяснить? Она же глупая, хоть и красивая, и не поймет, а мне важное надо сказать, так я попросил позвать мальчика, который на Виктории ездил. Только оказалось, что это не мальчик, а девочка, ну да я это даже вблизи понял, только когда она сказала, что ее Лана зовут, да и все равно мне было, честно сказать. Я ей как мог объяснил, только она не поверила. Видно было, что не поверила, да я бы сам себе не поверил, но я ей как мог, сказал, что осенью дорожки надо хорошо убирать, а то несчастье будет с Викторией, что она запнется или поскользнется и плакать будет страшно. Девочка побледнела и велела мне убираться, а то она на меня собаку натравит или отца позовет. Я ей кричал, что только помочь хочу, что я ничего плохого не сделаю, и я лошадей люблю, и предупредить хочу, а она только больше пугалась, потом позвала мужчину, отца, наверное, и он мне тоже сказал, чтобы духу моего близко не было.
И я тогда решил, что осенью на конюшни приду и наймусь дорожки убирать, даже если у меня много денег будет, все равно приду, и буду их чисто-чисто убирать, чтобы Виктория не споткнулась. Так решил, но не выполнил. Не потому что я ленивый, или слова на ветер бросаю, или зазнался, знаете, как бывает, когда сначала что-то пообещаешь, а потом чем-то другим занялся, и вроде как уже и не хочется обещание выполнять, вроде неважным кажется. Нет, я потому не выполнил, что не успел, понимаете, я же не осень увидел, не знаю, почему решил, что осень, я же просто грязь увидел, а летом было дождливо, и грязь была летом, и Виктория до осени не дожила. Мне Сэм потом рассказал. Мы с ним иногда потом виделись, он неплохой парень, только шумный очень. А тогда я со скачек ушел, не мог больше смотреть, так и чудилось, что сейчас какая-нибудь лошадь упадет. А Сэму сказал, чтоб завтра ставил на Викторию, потому что я когда подумал подольше, то понял, что завтра Виктория первой придет, не Виктория, точнее, а Лана, потому что я же не на Викторию смотрел, я будущее у людей только вижу. Но это я только потом узнал. А тогда я знал, что Виктория завтра первой придет, и потом еще через неделю тоже. А если бы я подумал подольше, я бы, наверное, узнал, что она не осенью упадет, но у меня уже голова болела от всего этого, и я со скачек уехать решил, и о Виктории не думать до осени. А денег я все-таки много выиграл, и Сэм тоже, потому что никто и не думал, что Виктория первой придет, она же никогда первой не приходила. Сэм мне потом сказал, что решил, что я чокнутый, но я же новичком был, поэтому он послушался, потому что новичкам везет, особенно чокнутым.
Я потом часто думал про Викторию. Вы скажете, что я подонок, потому что про сестренку Марка не думал и не ревел, а про лошадь какую-то... только это не я подонок, а вы ничего не понимаете. Я же про сестренку Марка просто узнал, как будто в газете прочитал, а с Викторией я рядом стоял, и как она плакала слышал, и как мальчик, ну то есть Лана, плакала. Это, наверное, видение улучшалось, да только я бы рад был, если б оно совсем исчезло. Но оно не исчезало, а только глубже становилось и сильнее, скоро я на человека уже взглянуть не мог, чтоб не увидеть. Чуть взгляд задержишь, и он уже перед тобой кровью харкает, или смотрит стеклянным взглядом, или обгорает заживо, или…
Я все понять сначала не мог, почему только смерть вижу, ведь у человека в будущем не только смерть, там много чего еще, но потом сообразил. Вот вам если лист с кляксами показать, вы на что сначала смотреть будете? То-то и оно. А смерть, она как большая клякса, на весь лист. Она-то поначалу и видится, потом, когда вспоминать начнешь, еще много чего вспомнить можно, но сначала – смерть.
После скачек я к тетке не пошел – в какой-то гостинице комнату снял, даже название не запомнил, просто первую же дверь толкнул. Угадал, как оказалось, дрянная та гостиница была, замечательно дрянная. Месяцами в ней жить можно было, никого не видя и не слыша. Я и жил. У меня денег бы и на хорошую хватило, я на Виктории много выиграл. Мне бы и на шикарный отель хватило, да только меня мороз по коже пробирал, как подумаю, что идти к людям. А ведь там где шикарно, там ведь всегда людей много, тянутся люди к шикарному. Хоть поближе постоять, если у самого нет. Там ведь и горничные, и швейцары, и официанты, и коридорные, и кого там только нет, и у каждого своя смерть. Плохо мне тогда было, после каждого встречного по полдня больной ходил. Кляксы все чернее становились. Только на кого взглянешь, и все смерти перед глазами: и его, и друзей, и родных. Все, что может умереть, в будущем умирает. Все, что не может, тоже умирает, только по-своему. Знаете, забавный случай был, не поверите, но со смертью связано много забавных случаев. Так вот, встретил я как-то человека, уже потом встретил, когда мог все кляксы с одного взгляда увидеть. Так у него самое дорогое, не в смысле денег, а для сердца, была коллекция марок. Такая внушительная, такие, знаете, кляссеры, в кожу затянутые. Так его самой большой кляксой была кража этой коллекции. Его смерть я уже потом разглядел, а вот коллекцию сразу. Я как сейчас эту коллекцию вижу, я в марках не понимаю, но, верите, дай мне каталог, я бы каждую марку показал.
Я сначала из комнаты почти не выходил, в четырех стенах сидел, людей боялся, себя боялся. А потом решил. Знаете, так бывает, когда о чем-то думаешь, думаешь, и ничего не выходит, а потом утром просыпаешься – и решаешь. Я решил стать супергероем. Знаете, в комиксах про таких пишут, они всегда всем помогают, а никто не догадывается, что это они помогают, они днем скучные такие, обычные, а ночью всякую яркую одежду на себя надевают и помогают. И я решил, что буду тоже. Не про одежду, конечно, хотя мне нравятся всякие яркие вещи, а про помогать. У всех супергероев всегда есть какая-то способность, которая помогает им помогать, ведь просто так-то люди не пойдут по ночам помогать кому попало. А супергерои, они всегда или летать умеют, или мысли читать, или еще что-то полезное. И я решил, что видеть будущее ничем не хуже. Даже лучше! Мне очень понравилось, как я решил – раз я знаю будущее, значит, могу его изменить! И раз я вижу смерть, значит, могу спасти от смерти! Очень здорово я придумал, должен вам сказать. Я прямо сразу на улицу побежал, чего откладывать, я ведь теперь супергерой, хотя об этом никто не знает. Хотя никто и не должен знать, что я супергерой, иначе я буду не настоящим супергероем. Так что побежал я на улицу и впервые за неделю, а может, за месяц, а может и больше, я совсем за временем не следил, я за ним вообще никогда не следил, на меня еще мамаша за это всегда ругалась. Так вот побежал я на улицу и на людей без страха смотрел. С гордостью смотрел, даже со снисходительностью. Я ведь теперь не просто смерть видел, я выход видел, я помочь им мог, спасти!
Только я быстро спутался на улице, понимаете, никто же не выстраивается в очередь по дате смерти, тем более, если никто еще не умер, так что я быстро запутался. Я сначала еще помнил, что тот мистер в широкой шляпе умрет через три года от пневмонии, а водитель автобуса доживет до самой старости и умрет, подавившись косточкой от вишни. Я ведь даже не знал, доживу ли я до того времени, когда он подавится косточкой, чтобы прийти и похлопать его по спине. И где найти через тридцать семь лет женщину, которая теперь выбирает яблоки у лоточника, чтобы поддержать, когда она будет переходить ручей по скользкому настилу; да и как зовут лоточника, который умрет от рака через восемнадцать лет. И как мне помочь ему не умереть от рака? Я совсем расстроился, потому что столько смертей было вокруг, которым я мог бы помочь, но не помогу, не потому что не хочу, а потому что не смогу, хоть я и супергерой, но даже супергерой не может перемещаться во времени. Может, другой супергерой и может, но я не тот супергерой. Но я тогда придумал, мне как-то легко придумывалось в этот день, я придумал купить себе записную книжку и все записывать. Я купил замечательную записную книжку, только не смейтесь, знаете, как важно начинать новое дело с новой страницы? Потом я пошел на почту и устроился в углу, делал вид, что пишу письмо, а сам смотрел на людей. Почта – замечательное место, знаете ли, там люди говорят свои имена и иногда даже адреса. Я записывал все, что мог узнать, чтоб потом найти этих людей, я даже лица пытался рисовать, чтоб не забыть, но рисовать не умею, так что получалось непохоже. Я вам эту книжку показать могу, она у меня до сих пор хранится, со всем записями. Вот смотрите, мисс Алиса Мэтьюс, умрет в следующем году от чахотки. Или мистер Говард Томпсон, умрет через одиннадцать лет от пневмонии. Я его даже помню, этого мистера Говарда Томпсона, такой старый старик, что я даже удивился, что он все еще не умер. Или вот мистер Чарльз Дэвис, застрелится через тридцать два года. Видите, все записано, с датами, с именами. Я дни просиживал на почте, смотрел на людей, писал эти заметки и ждал шанса. Знаете, оказалось, что смотреть на смерть гораздо проще, если все время думаешь, что поможешь ее предотвратить. Я сидел на почте, и на меня уже косились странно, но я делал вид, что пишу письма, а потом на самом деле стал писать. Делать вид, что пишешь, гораздо сложнее, чем писать по правде, так что я стал писать письма Джесси. Я ей, конечно, ничего писал про то, что стал супергероем, настоящий супергерой должен держать это в тайне, но я ей писал про город, и про людей, и про жизнь, и про лошадей на скачках.
Она, конечно, удивилась, но стала отвечать. Я писал ей длинные письма на больших нелинованных листах, писал так много, что они с трудом влезали в конверт. Я писал столько, что забывал, зачем я здесь. Я приходил и притворялся, что пишу, и смотрел на людей, а потом притворялся, что смотрю на людей, и писал. Понимаете, я же был совершенно один. Я ни с кем в городе не познакомился, потому что как можно знакомиться, когда смотришь на человека и видишь, что он через полгода умрет? Когда смотришь на человека и видишь, как ему перерезают горло, и он булькает и захлебывается, то совершенно не хочется с ним знакомиться. Так что я был совсем один, и мне было тоскливо, даже тоскливее, чем в закусочной мистера Залесски, хотя теперь я каждый день видел в десять раз больше людей, чем раньше за неделю. Я, конечно, разговаривал с собаками и с голубями, но они глупые и никогда не расскажут ничего интересного, и обязательно кто-нибудь привяжется и будет смеяться, и называть психом. С Джесси было гораздо интереснее, чем с голубями. Мы с ней разговаривали обо всем на свете, и, хотя ответ приходилось ждать по несколько дней, я больше не был один.
А потом Джесси все испортила. Знаете, как просто можно все испортить? Для меня хватило трех слов: «Я хочу приехать».
Наверное, если бы она приехала, ничего страшного бы не случилось. Я же знал, что и она тоже умрет, все умирают, по-другому никак. Я бы не испугался увидеть ее смерть, я же супергерой, помните? Я бы придумал, как ее спасти. Нет, ничего страшного определенно бы не случилось, но я не хотел, чтоб она приезжала. Я не хотел видеть, что у нее в будущем тоже есть черные кляксы. Это как с Санта-Клаусом – тебе давно сказали, что его не существует, но пока не застукал мамашу, раскладывающую подарки в чулки, на слова можно не обращать внимания. Джесси была таким же чудом, как Санта-Клаус, человеком без смерти, человеком без черных клякс.
Я написал ей «не приезжай», она настаивала. Я не хотел ее обижать, но увидеть ее я не хотел больше. Я перестал писать. Я сменил почту. Я сменил гостиницу. Город большой, она никогда не смогла бы меня найти. Я сжег ее письма; знаете, есть что-то особенное в том, чтоб жечь письма – не рвать, не комкать, а жечь, страницу за страницей. Я сжег все и развеял пепел, как будто хотел, чтобы он долетел до нее и заставил ее понять.
Больше я не писал писем. Я мог бы, наверное, начать писать кому-нибудь другому, ведь на свете много людей, которых я никогда не видел, но это было бы не по-настоящему. Санта-Клаус бывает только раз в жизни, Джесси тоже.
Мне было грустно, но я помнил про свой долг, долг супергероя. Я смотрел на людей и мечтал. Теперь я жил не в письмах, но в предвкушении грядущих подвигов. Я грезил, как, появляясь из ниоткуда, подхватываю падающего под руку или выдергиваю из-под колес автомобиля, или подсказываю верный диагноз, когда врачи еще понятия не имеют в чем дело. Или отправляюсь в спасательную экспедицию, когда еще никто не знает, что люди пропали, или не даю сесть в поезд, который сойдет с рельс, или... Я спасал сотни и сотни людей в своем воображении, дожидаясь, когда же смогу спасти их по-настоящему. Я чуть с ума от счастья не сошел, когда узнал, что немолодой аккуратно одетый мистер, который пришел на почту отправить открытку своей дочери, умрет завтра утром. Умрет, раздавленный автомобилем, и его шея будет неестественно вывернута, когда к нему подбегут, и глаза будут матовыми и бессмысленными. Вы не подумайте, я не тому обрадовался, что он умрет, а тому, что он не умрет. Я его спасу, понимаете?
Я за ним до его дома дошел, сидел на тротуаре, смотрел на окна и думал, что он не знает еще, что завтра не умрет, то есть он не думает, что умрет, и поэтому не поймет, что не умер. Понимаете меня? Благодаря мне его завтра будет обычным днем, он его и не запомнит даже. Я вернулся в гостиницу и всю ночь ворочался, боялся проспать, хотя я никогда не просыпаю. Но ведь так всегда бывает, что в самый важный день, когда говоришь себе «ни за что нельзя проспать» всегда просыпаешь. Так что я почти не спал и раним утром уже топтался у дома мистера Генри Уайта, потом шел за ним до магазина. У него был небольшой магазинчик со всякой мелочью, и он сам в нем торговал, и сам прибирал, совсем как я в закусочной, только я все деньги кроме двадцати долларов в неделю отдавал мистеру Залесски, а Генри Уайт складывал себе в карман. Я за ним шел и крутил головой, и все высматривал тот автомобиль, такой черный, большой, красивый, и когда увидел, закричал изо всех сил: «Мистер Уайт, мистер Уайт!». Мистер Уайт обернулся и умер.
Я сначала даже не понял. Я же его спасти должен был. Я же его предупредил, я же ему сказал, почему же он умер?! Потом я вспоминал будущее мистера Уайта и вспомнил, что видел, как автомобиль его сбил, когда он обернулся, но я же не знал, что он ко мне обернется, я же не знал! Я бы к нему ни за что бы не подошел, если бы знал, но я же не знал!
Вокруг что-то кричали, и суетились, и падали в обморок. Шофер вылез из машины и громко ругался, а потом ударил меня, и я, наверное, тоже его ударил, потому что полисмен забрал в участок нас обоих.
Потом я думал. У меня было много времени, чтобы подумать, потому что полисмен запер меня в камере. Он так и сказал: посиди и подумай, – и я сидел и думал, не потому что он так сказал, а потому что я по-другому не мог. Я думал, что полисмен умрет через полгода от инфаркта миокарда, а я даже не знаю, что такое миокард и почему от этого надо умирать. Я мог бы его об этом предупредить, но боялся. Боялся не того, что он не поверит или решит, что я чокнутый, или посмеется, какая мне разница, что подумает обо мне полисмен, все равно он ничего хорошего обо мне не думает, раз запер меня в камере. Я боялся подтолкнуть его под руку. Видели когда-нибудь жонглера? Вот он стоит и подкидывает в воздух куриные яйца, и ловит, и снова подкидывает, и так долго-долго, если только не подтолкнуть его под руку. Потому что если подтолкнуть, то яйца упадут и перемажут все вокруг, и жонглер будет очень ругаться. Вот и с мистером Уайтом получилось также, только мистер Уайт не ругался, он умер. И я решил, что я больше никого не буду толкать под руку.
Вы мне скажите, что я рано так решил, что надо было еще раз попробовать, что, может, это просто совпадение было. Я и сам потом не раз так думал. Только я очень боялся. Боялся, что будущее окажется против меня. Понимаете, до сих пор от того, что я вижу будущее, было плохо только мне, а это почти не считается. А потом мистер Уайт умер, умер потому, что я увидел. И я решил, что больше не хочу видеть.
Я уехал через три дня, как только полисмен выпустил меня из камеры. Я хотел спросить его, что такое миокард, но не стал, потому что вдруг это тоже подтолкнет его под руку? Так что я надел черные очки, сел в поезд и уехал на запад.
Я купил небольшую заправочную станцию, обычную для наших мест: бензин, пиво, сэндвичи, посетители раз в два дня. Я научился ходить с тростью, я научился читать по Брайлю, я научился на ощупь считать деньги. Я никогда не снимаю черных очков и никому не рассказываю о себе. Я не хочу, чтобы кто-то случайно пожелал оказаться на моем месте. Я честный человек, мистер, я ни с кем не стану играть втемную. Я не знаю, может быть, тот старик ни в чем не виноват, и все случайно получилось, но я не хочу больше таких случайностей. Никому не стоит видеть будущее, никому не стоит смотреть на смерть.
Но знаете, мистер, чем дольше я не вижу, тем лучше я слышу. И я слышу, мистер, я слышу, что люди смеются, и радуются, и веселятся, и я понимаю, что в будущем хорошего много, а смерть, она только один раз. И тогда я думаю, что возможно дело не в будущем, а в том, кто смотрит. Знаете, у докторов есть такие специальные пятна, они показывают их тебе и решают, не псих ли ты. Говорят, в этих пятнах все видят разное – кто-то видит цветок, а кто-то гнилое яблоко. Может быть, это просто я из тех, кто видит везде гнилое яблоко, а будущее тут вовсе не при чем.
Так что, мистер, если вы верите в лучшее и скажете мне, что хотите оказаться на моем месте, я отдам вам свои очки. И, может быть, в ваших руках они окажутся не черными.
@темы: конкурсная работа, Радуга-1, рассказ
Тема: Шито белыми нитками
Автор: rony-robber
Бета: skaerman
Краткое содержание: пара агентов частного сыска разыскивает некие чертежи в трущобах. Всё это происходит в псевдоисторических декорациях.
...***
- Я видел сумасшествие художника. Это красиво.
Корд хмыкнул и перекинул изжеванную зубочистку из одного угла рта в другой.
- Я знал безумие страсти. Она иссушает.
К вспотевшему лбу Эрла прилипли вьющиеся пряди. Взгляд у него был незамутнённый, голос мелодичный, походка упругая – словом, Эрл был чертовски пьян.
- Я видел низость нищеты. Она ужасает.
Корд сплюнул, сдвинул набок помятую засаленную кепку и почесал ухо:
- Где ты, мил человек, успел на нищету полюбоваться?
- В предгорьях есть очень бедные районы, - умиротворённо произнёс Эрл, всё так же продолжая смотреть в вечернее небо, изрядно подкопчённое дымом ближайшего завода.
«Смотрел бы под ноги – больше пользы было бы» - ворчливо подумал Корд, перешагивая через канаву, пенящуюся какой-то серо-бурой мерзостью, отчётливо воняющей тухлой рыбой.
- Горные районы, говоришь? - уже вслух добавил он. - Да большей нищеты, чем в нижних кварталах столицы не найти. Вон, полюбуйся!
И Корд широким жестом, точно сметая с пути тёмно-красные кирпичные стены, обвёл рукой небольшую площадь, на которую они только что вышли. Эрл присвистнул и, засунув руки в карманы, качнулся с пяток на носки и обратно:
- Однако…
Картина их взгляду открывалась весьма удручающая. В центре площади чах убогий рынок, состоящий едва ли из десятка грязных палаток и нескольких лотков старьёвщиков. У забегаловки с невнятной вывеской стояла пара раздолбанных кэбов с впряжёнными в них меланхоличными клячами, которые по какой-то нелепой случайности продолжали влачить старческую участь по мостовой, а не мирно окончили свои дни в колбасе.
Но не эти давно привычные детали больше всего привлекли внимание двух агентов – нищие, десятки нищих однородной кишащей массой облепили паперть церкви очередного святого покровителя страждущих и убогих.
Нищие теснились на ступенях церквушки, вокруг неё, расползались плесневой порослью по ближайшим проулкам. Это было настоящее царство тех, кто живёт в тени большого города, пользуясь его случайной милостью и брезгливым снисхождением.
- Очаровательное зрелище, не правда ли? - Корд засунул руки в карманы и жадно потянул носом воздух. - Дивная смесь ароматов грязи, гнили, сивухи и жадного безумия.
Эрл опасливо покосился в сторону напарника:
- Ты чего?
- Да так... Тебе ничего не напоминает эта пастораль?
Эрл брезгливо покосился на серую массу, лениво кишащую через площадь от них:
- Оживший погост разве что.
- Шире смотри, дружище, шире, - Корд желчно усмехнулся, - это очень точное отражение того, что сейчас происходит в жизни. Масса неприкаянного люда живёт как может. Гниль лезет из всех щелей, всё трещит по швам... Там наверху ставят заплату на заплату — пытаются выправить ситуацию, избежать народных волнений, избежать новой войны наконец! Но когда-нибудь нитки закончатся и придётся сдать эту рухлядь на переработку. Придётся раскошеливаться на обновку. Вот только где денег взять?
- Ну, ты загнул, - сыщик запустил пятерню в спутанные светлые волосы, и равнодушно зевнул.
Корд бросил на напарника острый взгляд и решительно двинулся вперёд.
- Старина, только не говори мне, что нам нужно идти именно в ту сторону, - Эрл жалобно скривился.
- Ага, - равнодушно констатировал Корд, и, сплюнув на мостовую остатки зубочистки, пошагал через площадь.
- Я, конечно, пьян, но не настолько же, - Эрл достал из-за полы обтрёпанного сюртука флягу, глотнул бренди, и поспешил следом.
Они быстрым шагом прошли через площадь и свернули в левый от церквушки переулок. Здесь скопление нищих было меньше, чем на паперти, но всё равно превышало все допустимые пределы. Старики, женщины и младенцы; настоящие калеки и симулянты, выставляющие напоказ искусно подделанные язвы; трогательные исхудавшие старушки со смиренно-печальными взглядами и грязные нахальные подростки с озлобленными глазами уличных псов.
Корд шагал как ни в чём не бывало, а вот Эрл слегка поскучнел.
В конторе «Билл Озрик и партнёры», которая занималась «обустройством дел различного свойства», они работали уже года три. Контора ютилась в скромном особнячке в одном глухом и более-менее приличном квартале. То есть в одном из таких мест, куда может пожаловать как особа из высшего света (с надлежащим сопровождением, конечно же), так и скромный обитатель столичного дна, раз в год всплывающий в относительной близости от полицейских носов. Этим, кстати, и обуславливалась особенность работы сыскной конторы мистера Озрика: не отказывать никому, если он платит хорошие деньги.
Вот и сейчас к ним поступил заказ на поиск документов, неких чертежей, пропавших недавно с трупа одного известного фабриканта, которого чей-то нож раньше времени отправил на высший суд. Довольно быстро выяснилось, что искомые документы («конверт плотной кремовой бумаги, на ощупь шесть-семь листов, сложенных вдвое») обнаружились на чёрном рынке где-то в столичных трущобах. Это позволяло сделать вывод о том, что фабрикант пал жертвой обыкновенных грабителей, которые решили как следует поживиться в его усадьбе, а хозяин просто невовремя вернулся домой. За что и поплатился потерей бумажника, перстней, часов, документов, ну, и жизни заодно.
Поиском означенного конверта сильно озаботился один из родственников покойного фабриканта. Он сразу предпочёл обратиться не в управление полиции, а прямиком в контору Билла Озрика, который и направил на поиски двух своих агентов, специализирующихся на деятельности не на свету, а в укромной тени, подальше от глаз официального сыска и правосудия.
- Почему нас вечно отправляют лазить по всяким дырам? - негромко ворчал Эрл, поспевая за Кордом, который спокойно лавировал между костылями, выставленными вперёд изуродованными ногами и требовательно протянутыми руками.
- Глянь на себя, Эрли, и успокойся. В приличное общество нас с тобой точно не пустят. Да и дьявол с ним, - отфыркнулся Корд.
Эрлу могло показаться, что партнёр совершенно спокоен и даже беспечен, но Корд внимательно следил за окружением. Будь его воля, он бы ни за что не сунулся в эту гущу, но сведения были точны как никогда. Пропавшие чертежи нужно было искать в лавчонке одного перекупщика, промышляющего на столичном чёрном рынке сбытом краденых документов, и путь туда лежал только через этот проулок.
- Не вздумай им ничего подавать, - едва слышно пробормотал Корд, словно ненароком прихватывая Эрла за плечо. - Иначе мы отсюда не выберемся.
«Так они же лезут!» - хотел было ответить Эрл, но именно в этот момент какая-то отвратного вида старуха, настырно требуя милостыню, сунула ему мятую плошку едва ли не в нос.
Корд развёл руками и обезоруживающе ухмыльнулся, мол, сами на мели, но было поздно – их обступила плотная, наглая, дурно пахнущая и требовательная толпа.
- Хоть пенс, хоть полпенни, господа хорошие! - вперёд вылезла та самая старуха, которая трясла перед Эрлом плошкой для подаяния. - Хоть фартинг, самую мелкую монетку! Разве такие благородные джентльмены могут быть такими скупыми?
Корд едва успел незаметно намекнуть напарнику, чтобы тот держал себя в руках. Эрл был истинным любителем выпивки и поэзии, но этим его восхищение результатами труда человеческого, впрочем, как и самим человеком, ограничивалось. Что он нескрываемо и демонстрировал.
Поэтому словесным улаживанием конфликтом в этом тандеме всегда занимался Корд. Он был спокоен, обладал быстрым умом и находчивостью. Кроме того, он отличался той степенью подвешенности языка, которая позволяет даже в самых патовых ситуациях надеяться на то, что тебе всё-таки не придётся показывать этот язык всем, кто идёт мимо, пока ты вальяжно покачиваешься в петле.
Вот и сейчас Корд взял на себя инициативу – выступил вперёд, сдёрнул с головы кепку и широко ухмыльнулся.
- Слышь, дружище, - задушевно обратился он к напарнику, - нас с тобой в благородные записали. Ты рад, старина?
- Ага, - буркнул Эрл, резко убирая с лица светлые пряди, - прям счас на месте помру от оказанной чести.
Нищенка по-прежнему смотрела на них тяжело и тупо, остальные же пока бездействовали, наблюдая за развитием ситуации.
Лицо Корда, худое, скуластое, с давнишней щетиной и сосредоточенным взглядом голодной гиены, вдруг осветилось такой откровенной и лучезарной улыбкой, что любой младенец обзавидовался бы.
- Мамаша, у нас за душой ни фартинга! Вот ей-ей! Мы подать можем разве что доброе слово да добрую удачу найти кого-нибудь пожирнее нас.
И он, демонстрируя предельную открытость, вывернул карманы куртки, откуда на мостовую вывалились какие-то крошки, обломок папиросы да пара зубочисток.
- Врёшь, всё врёшь, паскуда! - пронзительно взвизгнула старуха, и пиявкой вцепилась в руку Корду.
Тот, признаться, слегка опешил. Поэтому нищенка успела впиться зубами в его жилистое запястье, и Корд отодрал её от себя, когда старуха уже успела пустить ему кровь. Схватив её за сальные космы, он пинком отшвырнул безумную подальше от себя, и тут же услышал, как утробно заворчала серая толпа.
- Люди, да вы что! На любого доходягу бросаться будете? Ну нету денег, нету! Мы и сунулись сюда с приятелем, надеясь найти хоть какой-нибудь промысел!
Ворчание чуть поутихло, и Корд, мысленно выдохнув, продолжил ковать чуть подавшееся железо.
- На мели мы, как многие из тех, кого попёрли с заводов. Такие как мы никому не нужны. Сейчас многие никому не нужны! - возвысил он голос. - Ни правительству, ни промышленникам, ни богу. А жить-то надо – если уже живёшь, так подыхать что ли под забором? Нет!
Эрл, надо признаться, с изрядным удивлением взирал на напарника. Раньше он не замечал за ним навыков матёрого проповедника, а сейчас гляди – расправил худые плечи, раскрыл руки ладонями вперёд, с одной из которых медленно капала кровь, смиренно склонил голову и смотрит на толпу нищих так добро, так проникновенно, что вот хоть сейчас малюй с него образ великомученика.
- Как-никак, а жить-то хочется. И если честным трудом заработать нельзя, приходится искать другой способ набить брюхо. Вот и пришли мы с другом искать работу в самых простых кварталах столицы – вдруг тут кому сгодятся крепкие спины да сильные руки!
Толпе, судя по всему, уже порядком наскучило слушать пустую болтовню и, видя, что действительно поживиться нечем, они вновь начали расползаться вдоль стен.
- Кончай паясничать, идём, - Эрл хотел было достать флягу с бренди, но всё-таки решил не делать этого в окружении уже потерявших к ним интерес, но всё также настороженных нищих.
- Между прочим, этим фарсом я нас с тобой избавил от больших неприятностей, - едко усмехнулся Корд.
- Ещё одна такая проповедь, и я сам устрою тебе неприятности, - пообещал Эрл, спешно прикладываясь к фляге как только они завернули за угол.
Корд ничего не ответил и лишь глубже надвинул на глаза козырёк старой кепки.
***
Искомый дом они нашли довольно быстро – это была слегка обветшавшая постройка прошлого века: седой кирпич, проржавевшие водостоки, тёмные грязные ступени и табличка «Букинистическая лавка» над двустворчатой дверью, окрашенной когда-то зелёной краской.
- Какой, к чертям, букинист в этой клоаке! Кому тут на хрен книги сдались! Разве что, для того, чтобы костёр развести, - Эрл, уже порядком взвинченный минувшей стычкой, дёрнул на себя дверь и шагнул внутрь под мелодичный звон стального колокольчика.
Лавчонка оказалась на редкость опрятной. Прямо глазам не верилось после того, на что пришлось полюбоваться в окрестностях площади. Светлые тиковые панели, обои приятного приглушённого цвета, масса шкафов и полок, сплошь заставленных книгами различной степени ветхости, и старинная конторка в дальнем углу лавки, за которой сидела девушка. На вид ей можно было дать лет двадцать с небольшим, одета она была в простое тёмное платье, с аккуратной причёской и строгим, почти чопорным, выражением лица, чью строгость ещё более подчёркивал монокль в правом глазу. Довольно миловидные черты весьма портило общее выражение лица – презрительное до высокомерия. Эта гримаса была подобна той, которую мог бы изобразить кто-нибудь из монарших особ, если бы его собственноручно заставили хлев чистить.
Но Эрла, похоже, это ничуть не смутило:
- Мисс, какая приятная встреча!
Ещё мгновение назад он был готов взять за шкирку предполагаемого хозяина лавки и трясти его до тех пор, пока из него не вывалится конверт, ради которого достославный Билл Озрик отправил их на это задание. Но уже сейчас он цвёл и пах не хуже горшечной герани на окне у какой-нибудь благолепной тётушки. Правда, от него крепко несло бренди, но это не суть важно.
- Что нужно? - сухо осведомилась девица.
- Мисс, ну что же вы так? - обиженно, но по-прежнему учтиво, сказал Эрл. - Мы к вам с самыми лучшими намерениями, а вы так нелюбезны.
- Сюда приходят с намерениями, уж никак не связанными с моей любезностью, - всё также сухо произнесла девушка с моноклем. - Ну, я слушаю.
Из-за обилия книг в лавке было довольно тесно и к конторке можно было протиснуться только в одиночку, поэтому Корд оттеснил плечом обиженного Эрла и сам обратился к девушке:
- Моё имя Корд, - агент хлопнул себя по груди, а затем махнул рукой в сторону напарника, насупившегося за его спиной, - его зовут Эрл. Простите нас, мисс, если мы отвлекаем вас от каких-либо важных дел, но мы к вам тоже не с праздными расспросами.
- Я уже битый час пытаюсь добиться от вас, за каким чёртом вы сюда пожаловали. Но ваш приятель предпочитает разыгрывать из себя галантного идиота на светском приёме, - девушка чуть поморщилась и словно бы в задумчивости постучала ногтем по узорчатой крышке карманных часов.
Корд понятливо склонил голову.
- Мисс... Вы, кстати, не изволили назваться?
- Маргарет.
Девушка ответила так быстро, что сразу стало ясно, что это имя предназначено исключительно для посетителей – та же вывеска, только не на двери, а на человеке.
- Весьма рад знакомству, мисс Маргарет, - вежливо, не хуже вечно пьяного любителя поэзии Эрла, ответил Корд, и даже коснулся рукой козырька кепки. Но тут же он перешёл на деловой тон:
- Нас интересует некий конверт, попавший к вам намедни или, скорее всего, вчера вечером. Конверт обычного формата, из таких что продают на каждой телеграфной станции, но из плотной кремовой бумаги. На прощупывание, внутри шесть-семь листов, сложенных пополам. Возможно, на конверте имеются незначительные следы крови.
- Вы хорошо осведомлены, - впервые за всё время усмехнулась Маргарет и встала из-за стола, приятно шелестя тёмными шёлковыми юбками.
Она подошла к небольшому шкафчику в дальнем углу лавки и, повозившись со связкой ключей, достала оттуда большую книгу в сером переплёте, по виду похожую на бухгалтерский журнал прихода-расхода. Вернувшись к столу, девушка деловито поправила монокль и принялась перелистывать страницы, прошитые толстыми белыми нитками.
- Та-а-ак… - в полголоса протянула Маргарет, – поступления от 5 апреля, то есть вчера. Ага, без четверти восемь… «Конверт с вложением. Заклеен. Запечатан восковой печатью. На конверте имеются остатки копоти (оборотная сторона справа) и, по-видимому, брызги крови (лицевая сторона, правый нижний угол)». Вас это интересует? – последние слова уже были обращены к жадно слушающим агентам.
- Да-да! - поспешил заверить её Корд.
- Прекрасно. Пятьсот фунтов – и конверт в вашем распоряжении.
- Сколько?!
Корд усиленно пытался сделать вид, что он совсем не поражён озвученной суммой. Получалось как-то бледно.
Эрл, который уже давно потерял интерес к разговору и переключил всё своё внимание на потрёпанный томик стихов умершего ещё в прошлом веке поэта, тоже встрепенулся и удивлённо воззрился на хозяйку лавки.
- Простите, мисс, - Корд собрался с мыслями и предпринял попытку утвердиться в том, что слух его подвёл, - повторите, будьте так добры.
- Пятьсот фунтов, - спокойно сказала Маргарет, - пять сотен для тех, кто плохо слышит.
За пазухой у Корда нежно похрустывала плотная пачка банкнот, номиналом ровно в двести фунтов. И то мистер Озрик, отсчитывая купюры на казённые нужды, убедительно просил уложиться в рамки ста пятидесяти фунтов.
Стоимость выкупа конверта с непонятным содержимым была просто запредельной и превышала все мыслимые, да и немыслимые пределы тоже.
- Мисс, это, прямо скажем, несколько перекрывает наши предположения касательно стоимости…
- Вы готовы заплатить пятьсот фунтов за документ? - чопорно осведомилась девица.
Корд недолго помялся:
- Нет, мисс. Признаться, мы рассчитывали на несколько иную сумму.
Хозяйка лавки поджала губы и резко захлопнула журнал.
- Ваши расчеты меня не волнуют.
- Но, мисс, может, мы сможем договориться? Скажем, мы могли бы предложить сто пятьдесят фунтов…
- Я не торгуюсь, - ехидно сверкнула моноклем Маргарет и резко встала из-за конторки. - Дверью не хлопайте, когда закрывать будете.
И не успели агенты опомниться, как очутились на пороге лавки, и колокольчик над дверью звякнул не менее издевательски, чем прозвучала последняя фраза нелюбезной хозяйки.
***
- И что?
- И ничего, - глухо буркнул Корд, залпом допивая свой портер.
- Эй, хозяин, ещё! - Эрл призывно помахал в воздухе пустой кружкой и лучезарно улыбнулся пробегающей мимо служанке.
- Говорил я тебе, давай сразу.
Корд поморщился и взъерошил волосы:
- Эрли, родной, тебе лишь бы нахрапом всё делать, ей-ей.
- Меньше слов, больше дела и выпивки – вот мой девиз! - гордо провозгласил сыщик и, словно в подтверждение, одним махом выглушил половину содержимого кружки, только что принесённой служанкой.
Корд взъерошил волосы, и устало потёр переносицу.
- Ну, хорошо, - он прихлопнул сухой жилистой ладонью по липкой от старого жира столешнице, - раз дело не выгорело, зайдём с другого бока.
Достав из кармана часы, он отщёлкнул крышку и довольно долго смотрел на треснутый циферблат, что-то прикидывая в уме.
- Сейчас без четверти восемь. Судя по всему, барышня нам попалась с претензией, поэтому часов в одиннадцать она благочинно отойдёт ко сну. Следовательно, где-нибудь после полуночи она никоим образом не будет ожидать посетителей. Вот тогда мы и наведаемся.
- Сразу бы так! - озорно сверкнул крепкими жёлтыми зубами Эрл. - Хватит уже политес разводить – то нищим проповеди читать, то охмурять строптивых девиц. Придём, возьмём и уйдём. В первый раз что ли?
***
- Ну и паршивая же погодка! - ругнулся Эрл, безуспешно пытаясь укутаться в заношенный до дыр сюртук.
Ветер, словно бы в насмешку, рьяно хлестнул дождём по жестяной крыше и обдал без того продрогших сыщиков веером холодных брызг.
- Тиш-ше, - прошипел Корд, и, подышав на ладони, в очередной раз за последний час потянулся к окну, чтобы заглянуть в щель между неплотно прикрытых ставней.
Со своего места на пожарной лестнице Корд мог разглядеть угол изразцовой печки, которую, судя по всему, не топили даже в такую сырую весеннюю ночь, книжный шкаф, часть стены с тусклым зеркалом и старинное кресло с высокой спинкой, в котором, собственно, и восседала мисс, чёрт её подери, Маргарет. При свете прикрученного до минимума фитиля керосиновой лампы она что-то читала, то задумчиво теребя прядь распущенных ко сну волос, то хмурясь и сердито поправляя монокль. Было далеко за полночь, но несговорчивая хозяйка букинистической лавки в самом пропащем квартале столицы, и не думала ложиться.
- Вот же стерва, чего ей не спится! - Эрл так отчётливо клацнул зубами о горлышко фляги, что Корд даже побоялся, что девица услышит их.
Но нет, неумолчный назойливый дождь надёжно скрывал их пребывание за окном.
А ведь идея спокойно пробраться в лавку под покровом ночи изначально казалась такой простой и действенной. Правильно сказал Эрл – впервой что ли? Сколько раз они не мытьём, так катаньем, не банкнотой, так простым взломом решали поставленные начальством задачи. И не сосчитать. Но не опускаться же до грабежа с разбоем. Они ж всё-таки сыщики уважаемой солидной конторы, а не шваль подзаборная, у которой ни стыда, ни совести, ни ума, ни фантазии.
Корд уже подумывал о том, чтобы попытаться тихо пробраться на первый этаж и, не тратя времени на поиски ключей наверху, попытаться своими силами взломать сейф, в котором хозяйка явно хранила самые дорогие документы. Но странные звуки отвлекли его от стратегических размышлений.
Когда в дремотной тиши дождливой ночи раздался резкий стук подмёток по полу и в комнату ввалились три субъекта в масках совсем не благородной наружности, сыщик удивился не меньше, а то и больше самой хозяйки дома.
В комнату с холодной печью бесцеремонно вломились пара кряжистых амбалов и один человек повыше, потоньше и поюрче. Отвесив издевательский поклон, этот третий прогундосил весьма неприятным простуженным голосом:
- Милочка, мы пришли за конвертиком, который кое-кто продал тебе вчера. Отдай-ка его нам.
- С какой такой, позвольте поинтересоваться, стати? - мисс Маргарет поджала губы и спокойно поднялась из кресла навстречу незваным гостям.
«Ух ты», - едва слышно прошептал Эрл, втискиваясь рядом с Кордом и приоткрывая ставень, чтобы расширить себе угол обзора. Тот даже не шикнул на него, боясь упустить что-нибудь из того, что происходило внутри.
- С такой стати, что он нам нужен, - гнусно ухмыльнулся простуженный и, словно невзначай, откинул полу куртки, демонстрируя на широком поясе десяток ножей, бликующих в свете керосинки.
- Проваливайте, господа.
«Она дурная или шибко смелая?» - с интересом спросил Эрл, дыша в сторону напарника стойким перегаром. Корд не нашёлся, что ответить.
- А если подумать? - насмешливо намекнул гундосый.
Хозяйка быстрым, видимо привычным, движением вдруг выдернула откуда-то из недр юбок револьвер и наставила его на визитёра.
- А если пулю промеж глаз? - высокомерно парировала она.
«Ого, запасливая мадам», - хмыкнул Корд, оценивая предъявленный аргумент.
- Милочка, так разговоры не разговаривают, - огорчённо прицокнул языком простуженный.
- Да неужели?
Они, скорее всего, ещё бы долго обменивались сомнительного рода любезностями, если бы внезапный скрип двери не нарушил диалог.
- Что происходит? - раздался слабый сонный голос, и в дверном проёме появилась настолько тщедушная бледная фигурка, что сыщики, притаившиеся за окном, сперва приняли её за самый настоящий фантом.
На пороге комнаты стояла девочка лет двенадцати от роду. Страшную худобу детского тела не скрывала даже просторная белая ночная рубашка, а длинные светлые волосы лишь оттеняли болезненно тонкие черты осунувшегося личика с большими, горячечно блестящими глазами.
- Сестра, ты ещё не спишь? - спросила она, удивлённо разглядывая комнату и наполняющих её людей.
- Сестра-а? - как-то очень недобро поинтересовался гундосый, и вдруг рывком схватил ребёнка и в момент приставил нож к худой как у недокормленного гусёнка шее.
- Люси!! - вскрикнула хозяйка лавки, в голосе которой явственно обозначились ужас и бессильная ярость.
- Ну что, теперь поговорим, лапушка? - прокаркал простуженный, и поднажал на нож.
На шее девочки, которая, казалось, так ничего и не поняла, появилась красная черта, тут же набухшая кровавым бисером.
Корд всегда удивлялся тому, насколько слаженно они действовали с Эрлом в критических ситуациях. Ещё мгновение назад, казалось бы, пьяный в стельку напарник едва ли мог связать пару слов, но вот они уже синхронно распахивают ставни и влетают внутрь один за другим.
Всё таки профессионализм не пропьёшь, думал Корд, напрыгивая на одного из амбалов, безмолвной мебелью стоящих позади гундосого, и засаживая ему нож прямо в глазницу. Эрл в своё время послужил в колониях, где прославился как отличный боец, карточный игрок и кутила. Он как никто из присутствующих мог разрешить опасную ситуацию. И он с этим справился, одной рукой как клещами обездвиживая ладонь с ножом у горла девочки, а второй резким мощным ударом снизу под челюсть ломая простуженному шею. Звук револьверного выстрела, заглушившего влажный треск сломанных позвонков, свидетельствовал о том, что хозяйка лавки тоже времени зря не теряла.
Ночной ветерок, приятно задувающий в разбитое окно, быстро развеял пороховой дым и позволил отдышаться.
Корд морщился и потирал подвёрнутую во время стремительного броска ногу. Эрл со скучающим видом наблюдал за тем, как амбал, подстреленный девицей, тихо скулит, ощупывая дрожащими пальцами раздробленную пулей коленную чашечку. Сама же хозяйка лавки тем временем бинтовала шею сестре, так и смотревшей по сторонам ничего не понимающими глазами.
- Надо признаться, господа, что вы появились как нельзя вовремя, - девушка пришла в себя на удивление быстро. С её лица уже почти сошло взволнованно-озабоченное выражение, сменившись привычной маской брезгливого равнодушия:
- Люси, иди спать. Я скоро приду.
- Сестра…
- Иди, я кому сказала!
Девочка, понурившись, побрела прочь. А Маргарет, убедившись, что сестра удалилась, обернулась к сыщикам и сложила руки на груди:
- Я так понимаю, что вы ошивались поблизости не из-за желания спеть мне с утра серенаду.
- Нет, мисс, - подтвердил Корд.
- Что ж, по крайней мере, честно, - заметила девушка. – Поскольку, вынуждена в этом признаться, вы оказали мне услугу, то и я не могу выказать себя неблагодарной. Я отдам вам желаемые документы…
- Премного благодарны, мисс! - Корд прямо-таки засветился от радости.
- Отдам вам документы за каких-то двести фунтов, - ухмыльнулась девушка.
И, глядя на вытянувшиеся от изумления лица агентов, добавила:
- Вы же не думали, что я буду работать себе в убыток?
***
- Ты что делаешь? - полюбопытствовал Эрл, заглядывая напарнику через плечо.
Рассвет едва-едва занимался. Они сидели в той же забегаловке, что и перед вылазкой к дому предприимчивой мисс Маргарет, и заливали ночное приключение изрядными дозами дрянного эля.
- Должны же мы знать, за что эта чертовка просила целых пятьсот фунтов и зачем к ней явились эти славные ребята, - пробормотал Корд, нагревая над паром большую восковую печать на конверте.
Аккуратно поддев краем ножа размягчённый оттиск, он осторожно приподнял клапан и извлёк из конверта пачку листов.
Сыщики уткнули носы в бумаги, и некоторое время напряжённо изучали их.
- Пятьсот фунтов, - задумчиво произнёс Корд, нервно потирая переносицу, - пятьсот фунтов… Да она продешевила – надо было тысячу просить! Две тысячи!
- Ты сбрендил? - поинтересовался Эрл, сочувственно глядя на напарника.
- Ничуть, Эрли. Ничуть, дружище.
Корд вдруг как-то разом осунулся и упёрся лбом в подставленные руки. Он что-то бормотал и Эрл поначалу подумал, что на нём так сказалась бессонная ночь, и он просто заснул с открытыми глазами. Но потом он начал прислушиваться к бормотанию напарника:
- …Это же в пересчёте дешёвка получается. Пятьсот фунтов – это же меньше полпенса за душу. Пол чёртова пенса за человечью душу… Вот какие у них разработки есть. Я, конечно, плохо в этом разбираюсь, но даже я понимаю, какую мощь даст новая вычислительная машина. Совершенно новая. Абсолютно, кардинально. Континентальным инженерам и не снилось. Она по заказу правительства придумает всё. Новые оружие, новые танки, новые воздушные аппараты… Новая война, новые жертвы. Их слова о том, что худой мир, лучше доброй войны, не стоят и выеденного яйца! Этот их мир шит белыми нитками. Будет новая война… Будет война. Будет…
- Эй, Корд, ты чего? - Эрл озабоченно потряс друга за плечо.
- Ничего, - тот словно очнулся от забытья, и тут же жадно глотнул эля из грязной выщербленной кружки.
- Так мы несём эти чёртовы документы в контору?
- Конечно, несём, - подтвердил Корд, глядя на Эрла спокойным пустым взглядом, - Мы выполнили свою работу и должны получить свою плату. Остальное нас не касается.
- Ну, вот и славно! – обрадовался агент, сладко потягиваясь и разминая шею. – Славно же!
Корд тем временем тщательно упаковывал листы с чертежами обратно в конверт, стараясь, чтобы никто не распознал того, что печать была нарушена.
Над столицей занималось утро нового дня.
@темы: конкурсная работа, Радуга-1, рассказ
Тема: Фиолетовые совы в опиумном тумане
Автор: skaerman
Бета: BlackRaspberry, Команда Синих
Краткое содержание: Есть ли жизнь в тумане и жизнь ли это?
читать дальшеНа кухне у Арни могли поместиться два человека. Или три – если кто-нибудь устроится на колченогом табурете у стены и не будет вставать.
В этот раз табурет-инвалид оккупировал Кевин. Он сидел, уставившись в окно на мерцающий фонарь. Грант пытался растормошить товарища, но безуспешно – Кевин не отвечал на подколки. Отмалчивался, мелкими глотками потягивал виски и упорно смотрел на пейзаж за окном.
Арни, сообразив, что весёлая попойка отменяется, вытолкал Гранта, вернулся на кухню и долил крепкого. Светло-золотистая жидкость разбилась о кубики льда, рука Кевина вздрогнула.
- Так. Выкладывай, что произошло. Я же вижу – переживаешь.
Арни Штайгер устроился на тумбочке и приготовился ждать. Он знал: Кевин будет молча собираться с мыслями, но рано или поздно всё расскажет лучшему другу. Надо лишь набраться терпения. Виски есть, лёд в морозильнике, пакет с орехами на столе. Можно хоть всю ночь ждать.
Иксель выполз из-за гор и побрёл к зениту. Малый спутник почти не давал света, оставаясь лишь занятной небесной достопримечательностью. Лёгкий ветерок закружил под фонарем буро-зелёные листья. Кевин оторвался от созерцания, допил виски и со вздохом сказал:
- Лина опять заболела.
- Её же всего неделю назад из больницы выписали, - удивился Арни. – Что на этот раз?
- Снова задыхается. Приступы. Чёрт, Арни! – Кевин стукнул кулаком по столу. – Эта грёбаная планета уже забрала мою жену! Я не хочу потерять ещё и дочь!
- Спокойно, Кев. Давай не будем нервничать и подумаем, что можно сделать.
- Убраться отсюда, ясное дело! Лине совершенно не подходит климат проклятого Опиума. Ей надо в Пояс Обитания. А ты сам знаешь, сколько там просят за домик.
Арни оглядел убогую кухню, скривился.
- Немало.
- Вот именно. Я столько за всю жизнь не заработаю, если буду на «Транскрафт» ишачить.
- Уволься.
- Угу. И с чем останусь? Я же только и умею, что таскать грузы да задницу под выстрелы подставлять за очередное «правое» дело.
- В копы подайся.
- После той истории на Вьете?
- Извини.
Кевин опять уставился в окно. Арни терпеливо ждал, когда его друг придёт в себя, и лишь потом заговорил:
- Слушай, Кев, не отчаивайся. Посмотри на себя – крепкий здоровый мужик, морду хоть на плакат вешай. Этакий покоритель фронтира. Не дурак. Не то, что я – смешной рыжий немец, решивший сделать бизнес на вурстах и немедленно прогоревший. Мне ещё повезло – хоть печенье начали покупать. А ты в любом деле не пропадёшь, если серьёзно возьмёшься. Так что, давай выпьем ещё по чуть-чуть, и выложишь свой план.
«Покоритель фронтира» усмехнулся, подставил стакан.
- Вопрос ещё, кто из нас «не дурак». Арни, тебе в психоаналитики надо податься.
- Был я и там, - невозмутимо ответил немец. – Скучно.
Стаканы глухо ударились друг о друга. Кевин глотнул, шумно выдохнул и закусил орешками.
- Где пойло достал?
- У Гранта выиграл. Не увиливай.
Кевин почесал щетину.
- В общем, дело такое. Один деятель готов купить партию корней астерсии, но не хочет связываться с мелкими собирателями. Если кто-нибудь притащит килограммов десять – будет разговаривать. Только не надо делать круглые глаза, Арни, мы не в офисе «Транскрафта». Ты и сам знаешь, что не всё идет в закрома нашего дорогого работодателя.
Штайгер кивнул.
- Так вот, с плантации ничего не утянешь, перспективные лужайки контролируются. Если в лесочке найдешь пару-тройку экземпляров – ими сыт не будешь.
- Это понятно. Но к нашему разговору…
- Я нашёл дикую лужайку. На ней можно набрать не десять, а все двадцать килограмм.
- Где? – выкрикнул Арни и зажал рот. Уж очень громко получилось.
- Этого, мой дорогой друг, я не скажу. Для твоего же блага. Меньше знаешь – спокойнее работаешь на «Транскрафт».
- Да. Конечно. Ты прав. Итак, ты соберёшь корешки, продашь их…
- Соберу вещи и свалю. Денег должно хватить на оплату неустойки, два билета и маленький домик где-нибудь в Поясе Обитания.
- Я так понимаю, от меня тоже что-то требуется?
- Верно.
Кевин подставил стакан, Арни плеснул виски.
- Я прошу тебя позаботиться о Лине. Мне надо уходить сегодня же…
- Сегодня? – взвился Арни и горячо зашептал: - Тогда почему ты сидишь тут и разглагольствуешь? Снаряга где? Рион же скоро взойдёт, всё будет как на ладони…
- Вот потому и сижу. Рюкзак уже на месте. Пока на небе Иксель – копы внимательно следят за окраинами. После восхода Риона никто не возьмётся делать тёмные делишки – всё на виду. Потому выжидаю.
- Хитро.
- Надеюсь, что так. Слушай дальше. Насчет прогулов уж как-нибудь объяснюсь. Если всё пойдёт нормально – вернусь через трое-четверо суток. Мадам Реньяк сказала, что не будет больше сидеть с Линой. Заразы боится, идиотка. Ты уж пожалуйста, присмотри за дочкой. Если всё пойдёт не так… за шкафом спрятан сейф, ключ найдёшь в детской за картиной со слоном. В нём все мои сбережения – хватит на какое-то время.
Кевин замолчал. Штайгер тихо возразил:
- Если ты не вернешься, Лина потеряет не только мать, но и отца.
- Если я не вернусь, Арни, то через полгода ты её похоронишь, а не я.
Кевин неспешно шёл по улице. Его дом находился на противоположном краю городка, ближе к Верхнему лесу. В небе сиял Рион, как начищенная к празднику серебряная тарелка. Под его светом можно было не то что читать – разглядывать водяные знаки на банкнотах.
Из освещённого бара вышел человек, закурил и направился к Кевину. Сверкнул жетон полицейского.
- Капрал Хачатурян, доброй ночи. Прогуливаетесь?
- Да, - Кевин протянул айди-карту, коп вставил её в сканер. – У друга засиделся, домой иду.
- Аккуратнее, мистер Лассетер. Скоро туман встанет. – Коп не торопился возвращать идентификатор. Кевин вымученно улыбнулся.
- Конечно же. Всенепременно, офицер. Спасибо вам за заботу. Я могу идти?
- Всего доброго. – Капрал вернул карточку и слегка приподнял форменную шляпу.
Кевин заставил себя улыбнуться ещё раз и заторопился. Коп был прав: туман вот-вот выползет на улицы Грэм Тауна. Из Нижнего леса лениво вытекали сизые перья. Бродить без респиратора в опиумном тумане – первый шаг к верной смерти.
Уже возле дома Кевин подумал, что, возможно, Хачатурян появился на его пути не просто так. Его мог навести Арни, тем самым «спасая» друга от необдуманного поступка. И ведь был у него повод…
- Арни, - перед самым выходом спросил Кевин. – Арни, и всё-таки, как думаешь, чья дочь Лина? Моя или твоя?
Немец почесал в затылке, подбирая слова.
- Кев, мы же условились это не обсуждать. Точно знала только Марин, но она погибла. Погибла, будучи твоей женой. Значит – и дочь твоя, и нечего тут больше думать.
- Но ты же встречался с ней, рыжий чёрт, как раз до меня.
- Слушай, друг, не надо ворошить прошлое. Марин не хотела, чтобы мы враждовали. Вот и не будем.
«Не будем, как же», - проворчал Кевин под нос. В паре миль виднелась опушка Верхнего леса.
Он свернул с улицы и, поплутав среди железных бараков, вышел к небольшому домику с красной крышей «под черепицу» и уютной верандой. Марин очень любила пить тут чай вечерами. Сейчас веранда пустовала, изящный круглый столик был завален грязным тряпьём и железками.
В окошке детской горел свет. Кевин осторожно заглянул.
Мадам Реньяк дремала в кресле, свесив голову на грудь. Лина спала на диванчике, разбросав руки и смешно извернувшись. Кевин с трудом подавил желание заглянуть домой хоть на секунду, поправить одеяло, поцеловать дочку. Нельзя будить сиделку, пусть думает, что папаша загулял у дружка.
Иксель спрятался за Рионом, туман накрыл шпиль ратуши. Самое время для задуманного. Кевин последний раз глянул на дом и, крадучись, выбрался на окраину. Повязал на колени плотную ткань, натянул перчатки, опустился на четвереньки и пошустрил к лесу. Высокая трава скрывала его, копы вот-вот уберутся с наблюдательных пунктов, через несколько минут туман накроет город, тогда можно будет распрямиться.
Сердце громко стучало, через каждые тридцать-сорок ударов Кевин оглядывался. Сизые перья тумана вытекли из-за гаража Вилли Перкинса. Пора.
Он вскочил и побежал по неприметной тропинке. Сейчас всё решала скорость. В Верхнем лесу он знал каждый куст и каждую тропку – Марин любила там гулять. Они немало времени провели в глубине леса в маленьком домишке у подножия холма Равануи. Именно туда и направлялся Кевин.
Ритм дыхания выровнялся, мужчина бежал, сверяясь с приметами. Всё же Рион давал обманчивый свет, и Кевин едва не пропустил сломанное дерево, за которым следовало взять правее. Он пронёсся мимо пня-башмака, перепрыгнул ручей и чуть не свалился с мостика через овраг. Туман подкрадывался всё ближе, окружая его.
Ногам стало тяжелее, тропинка пошла в гору. Равануи возник перед Кевином. Он, хрипло выдыхая, обежал вокруг холма и ввалился в домик. Судорожно захлопнул дверь и быстро законопатил её плотной тканью. Включил обогреватель – аккумулятора должно было хватить до утра. В тёплом, почти герметичном доме туман был не страшен. Кевин подошёл к окну.
В сизой дымке смутно виднелась огромная тень. Мужчина погрозил ей кулаком и отправился обустраивать лежанку. Туман рассеется часов через шесть-семь, а пока можно отдохнуть и немного поспать.
Проснувшись, Кевин не сразу понял, где находится. Он резко вскочил, прежде чем мозг сумел обуздать накачанное адреналином тело. Лишь спустя секунды полторы он сообразил, что сидит в лесном домике, а темно из-за тряпки, закрывающей окно. Её он повесил в последний момент – не хотел среди ночи проснуться от пронизывающего взгляда двух жёлтых глаз.
Сняв импровизированную «занавеску», Кевин выглянул наружу. Туман исчез, ветер играл распустившимися под лучами Индры цветами. Он взглянул на часы. До лужайки путь неблизкий, надо успеть до ночи. По его расчётам корень вошёл в полную силу два-три дня назад, стоило поторопиться и собрать его на пике зрелости.
Кевин торопясь проглотил банку тушенки, проверил рюкзак. Снаряжение он принес в домик заблаговременно, мелкими партиями, чтобы не вызывать подозрений. Герметичная палатка, портативный очиститель воздуха, дрянной, но протянуть несколько часов можно. Респиратор со сменными фильтрами-кассетами. Термос-контейнеры для урожая. Аптечка, клинья, моток веревки, фляги с водой, консервы, нож. Старый пистолет, который он выменял у пройдохи Лу Фанга за телевизор. На Опиуме оружие носили только охранники «Транскрафта» и полицейские. Кевин рисковал, приобретая его, но соваться в Танайские горы без оружия глупо: водилась там мелкая хищная живность. Ну а против фиолетовой туманной совы пистолет бесполезен. Попадешься её в лапы – так лучше пустить пулю в лоб, хоть будет что похоронить. Но кому?
Кевин застыл. Простой вопрос привёл его в оцепенение. Если он погибнет, то ни Арни, ни кто-то другой его тела не найдут. Могут запеленговать по коммуникатору – но тогда и его надо оставить в домике, чтобы не нашли на пути к заветной лужайке. Поколебавшись, он вытащил из кармана битый жизнью прибор и выключил его. Пусть лежит здесь.
Мужчина ещё раз огляделся, взвалил рюкзак на плечи и вышел под свет Индры. Череда холмов, первым из которых был Равануи, плавно переходила в Танайские горы. Путь неблизкий, а без коммуникатора – так и совсем дальний. Хорошо, что дорогу к нужной расщелине Кевин запоминал по приметам, а не по координатам.
Плотно закрыв за собой дверь, он тронулся в путь.
- Нет, сэр, не видел я его. Откуда же мне знать, почему его нет дома. На рыбалку пошёл, наверное. Мало ли куда может пойти человек в выходные. Дочка? Мадам Реньяк за ней присматривает. Ах, так это она к вам обратилась?
Капрал Хачатурян огляделся.
- Мистер Штайгер, вы вчера пили?
- Да, сэр, было дело. Имею право, не правда ли?
- Разумеется. Извините за беспокойство, спасибо за сотрудничество.
Коп ушел. Арни вытащил из холодильника минералку, плеснул в стакан.
- Вот ведь старая карга…
К полудню Кевин взопрел. Идти становилось всё труднее. Он уже опустошил первую флягу и еле сдерживался, чтобы не приговорить вторую. До водопадика, сбегающего со склонов Раванаэми, идти ещё несколько часов. Следовало приберечь воду – самое жаркое время впереди.
Ближе к горам подлесок редел, с неба жарило всё сильнее. У местных медиков «солнечный удар» именовался «стрелой Индры» - с теми же последствиями: загуляешься на жаре – потом не откачают. С часу до трёх-четырёх наступала самая настоящая сиеста. А потом – спешная работа, пока не стемнеет и не начнёт вставать туман. Летом он затягивает местность только под утро, можно и лужайку обработать, и на охоту-рыбалку сходить, и в баре стаканчик пропустить. Вот в сезон дождей, бывает, днями нельзя выйти из-за тумана. Разве что в респираторе пробежаться до ближайшей лавки и вихрем назад. Сам по себе туман был не особо опасен, но дышать им категорически не рекомендовалось. Человек, наглотавшийся сизой дымки, становился вялым и раздражительным, потом впадал в апатию, излечить которую могла лишь новая прогулка в тумане. Из-за этой особенности местных осадков планета, официально названная Магхава, стала известна как Опиум.
Мысли прервал гулкий стрёкот. Кевин заозирался, приметил кустистый орешник и в три прыжка оказался возле него. Коря себя за беспечность, стянул яркий рюкзак, накрыл его курткой, сам же нырнул под защиту ветвей.
Вовремя: над лесом пролетели два конвертоплана. Кевин успел разглядеть аббревиатуру TCC на фюзеляжах. Куда это подались «Транскрафтовцы»? За ним? Странно это – поднимать тяжёлые машины ради одного не слишком ценного сотрудника. Быть может, прознали о неучтенной лужайке? Но от кого? Арни проболтаться не мог… или мог?
Говорят, у «Транскрафт» есть премия за обнаружение полянки с астерсией. Кевин задумался, больше ли она той суммы, которую он решил оставить Арни. По всему выходило – вряд ли. Да и немец прямо не работал на корпорацию, но главный монополист мог прижать его в любой момент – равно как и любого жителя Грэм Тауна или схожих городков.
Гул, было утихший, стал нарастать. Конвертопланы возвращались на базу. Кто-то из большого руководства не поленился и заставил пилотов вылететь в нерабочий день. Хотя, быть может, в этом и разгадка? Поговаривают, старик Хеффнер построил себе ранчо на острове, куда можно добраться только на этих гибридах вертолёта и самолёта, и устраивает там дикие пирушки. Ещё болтают, он давно и прочно сидит на опиумном тумане и держится на этом свете лишь на чудовищных дозах концентрированной настойки из астерсии.
Стрёкот утих. Кевин вылез из кустов, повязал куртку на пояс, вывалял рюкзак в пыли – хоть не так в глаза бросаться будет – надвинул шляпу на глаза и продолжил путь.
- Дядя Арни! – Лина залезла немцу на руки. – Дядя Арни! А ты что-нибудь мне принёс?
- Конечно, принёс! И, если ты будешь хорошей девочкой и слезешь с рук, то дядя Арни это «что-нибудь» даже вытащит из сумки.
- Ура!
Лина спрыгнула и заскакала по прихожей.
- Ведите себя прилично, юная мисс.
Надменный картавый голос мадам Реньяк мигом остудил запал девочки. Она надулась и буркнула: «Дядя Арни ко мне пришёл» - и убежала на кухню.
- Добрый день, мадам Реньяк, - поздоровался немец.
- Здравствуйте, Арнольд. Крайне жаль, что я более не могу уделить время воспитанию этого чудесного ребёнка, так несчастливо оставшегося без матери. Пять лет, сами понимаете, такой возраст… Признаться, Марин Лассетер тоже не была идеалом, но по сравнению с Кевином – она просто…
- Мадам, простите, но…
- Вы крайне плохо воспитаны, Арнольд. Перебиваете старших. Сразу видно, из какой вы семьи.
Штайгер ухмыльнулся и приподнял кепочку.
- Да-да, именно это я и имела в виду. Ни грамма воспитания. – Сухопарая мадам набросила на плечи шаль и одарила Арни пронзительным взглядом, который немец сам же сравнивал с боевым прицелом андроида Р-15.
- На выходных я должна быть со своими внуками, о чем я неоднократно сообщала мистеру Лассетеру. Но он, как видите, в очередной раз где-то загулял. Ах, бедняжка Лина! Если бы я только могла взять её под своё крыло…
- Мадам, - Арни не стал дожидаться очередного словоизвержения о безупречной педагогической репутации, - вас проводить, или вы как-нибудь самоудалитесь?
- Не стоит, Арнольд, не стоит утруждаться. Выразите мистеру Лассетеру моё презрение.
Хлопнула дверь. Немец вернул на место слетевший фиксатор, подхватил сумку и прошёл на кухню. Лина сидела в уголке, обхватив колени.
- Ведьма ушла? – тихо спросила она.
- Да, - кивнул Арни.
- Хорошо.
Она раскашлялась. Мучительный приступ скрутил её тело. На глазах девочки выступили слёзы, лицо пошло красными пятнами. Арни подхватил её на руки, прибежал в детскую, нашёл ингалятор. Баллончик зашипел, волна кашля постепенно угасла. Штайгер сидел, баюкая Лину на руках. Слёзы на лице девочки медленно высыхали. Она тихо сказала:
- Не люблю при ней кашлять. Ведьма ругается.
- Т-с-с. Сиди тихонько, дыши. Потом мы будем пить чай со сладкими булочками. А потом…
Арни вполголоса болтал какую-то успокоительную ерунду о марципановых печеньях, новых анимациях и большом медведе, а сам думал, что Кевин прав – Лина долго не протянет.
А ещё – что девочка очень похожа на упрямую Марин. Та долго сопротивлялась опиумному дурману в одиночку, не беспокоя близких, и, конечно, эту битву проиграла. Она знала, что ни Кевин, ни доктор Имамура, ни сам Хеффнер ей не помогут. По разным причинам, но – не помогут.
Однажды ночью Марин просто осталась пить чай на веранде. Утром её уже не нашли.
Кевин сидел на берегу небольшой горной речушки. Водопад успокоительно шумел, Индра прятался за кронами высоких лиственниц, смягчавших послеполуденный жар. Вода медленно стекала через фильтр во флягу. Её можно было пить и просто так, но медики настаивали на очистке из-за примесей, вызывавших аллергию.
Жидкость плеснула через край, Кевин снял фильтр и убрал флягу в рюкзак. Теперь можно идти дальше. Несмотря на отдых и небольшой обед, он чувствовал лёгкую усталость. Последний раз он ходил в долгие пешие экспедиции на Вьете, и было это лет семь назад, ещё до прилета на Опиум и знакомства с Марин. На этой планете времени на прогулки не оставалось.
Поколебавшись, он вытащил из внутреннего кармана маленький футляр. Под алюминиевой крышкой был спрятан запас на чёрный день – два небольших корня астерсии, украденных с «Транскрафтовской» плантации. Кевин взял один, сполоснул и положил в рот.
Кисловато-вяжущий сок моментально свёл зубы. Горло онемело, как от обезболивающего, а перед глазами появились цветные точки. Кевин с усилием начал жевать. «Новокаиновый» эффект прошёл, по телу разлилась приятное тепло, мышцы забыли об усталости.
Астерсия – природный стимулятор, вне Опиума стоит целое состояние даже в необработанном виде. Настойки и лекарства на её основе – пять-десять «состояний». После курса лечения укрепляется иммунитет, восстанавливается печень, разглаживается кожа, нормализируется обмен веществ, очищается кровь. При переломах быстрее регенерируют ткани, может восстановиться утраченное зрение и слух. Настоящая панацея.
Кевин бодро зашагал к горам. Высокая белая скала, у которой находился вход в нужное ему ущелье, показалась из-за пика Рэви. Он шёл, жевал корень и размышлял о поразительной неустроенности бытия. Корень астерсии мог излечить почти любое заболевание с Земли, но практически не помогал при лечении «туманных» болезней. Сизая дымка и чудо-растение были связаны единым миром, активные вещества корня просто не распознавали угрозы. Сверхдозами можно было подстегнуть эндокринную систему, но и та постепенно слабела. «В вашей астерсии крови не обнаружено».
Легкая эйфория от корня расслабила Кевина, и он прозевал момент нападения. Лишь вбитые в подсознание рефлексы не дремали и бросили тело вперёд, когда глаза отследили пикирующую тень.
Синезуб прочесал когтями рюкзак и отпрыгнул на безопасное расстояние. Кевин перекатился, одним движением сбросив ношу и выхватив пистолет. Мелкий хищник, повадками напоминавший рысь, глухо урча, пригнулся к земле. Обычно синезуб, прозванный так за внушительные клыки сине-серого цвета, десантировался на голову незадачливой жертве и умерщвлял её первым ударом лап. Если сразу убить жертву не удавалось, то синезуб чаще всего отступал.
Но этот хищник твёрдо решил пообедать Кевином. То ли его привлекал запах астерсии, то ли зверь был весьма самонадеян, но он пригнулся к земле и, помахивая пятнистым хвостом, стал готовиться к прыжку. Кевин выжидал, медленно и аккуратно отступая.
Зверь шумно выдохнул и подпрыгнул, рассчитывая вновь закогтить жертву. Хлопнул выстрел, Кевин упал на спину и ногами отбросил падавшего синезуба. Хищник отлетел и ударился о ствол дерева. Из-под его лап текла сероватая кровь. Кевин, не теряя времени, выстрелил ещё раз. В голове синезуба появилась дырочка, зверь дёрнулся, лапы пробороздили землю когтями и бессильно опали.
И только после этого Кевин отвёл душу. В первую очередь – обругал себя за невнимательность, потом прошёлся по всей синезубовой родне, до внучатой прабабушки в придачу, помянул мадам Реньяк и как-то уже спокойно воспринял испорченную палатку. Одной проблемой больше, одной меньше…
Следовало убраться с места нападения. Над лесом кружились вспугнутые крячники, выдавая Кевина с головой. Конечно, шанс, что его уже начали искать, невелик, но больше глупить не стоит. Одного синезуба хватит.
Дырку в рюкзаке удалось залепить пластырем из аптечки, палатка упокоилась в корнях здоровенного вязня. Индра неспешно заваливался за горизонт, встрепенулся легкий предзакатный ветерок. До ночи Кевин рассчитывал попасть к ущелью.
В прошлый раз было куда легче. Ремар, охранник, по старой дружбе пригласил на охоту. Всё чин-чином: ружья под расписку, взятый напрокат тилтвинг, полёт к Танайским горам, засада у водопоя, здоровенный рогатый бовид, уложенный двойным выстрелом. Пока Ремар возился над тушей, Кевин обнаружил ущелье и решил прогуляться.
Вскоре он увидел узкий разлом, показавшийся достаточно приятным местом, чтобы справить нужду. Процесс шёл, Кевин бездумно пялился в скалу, пока не увидел маленького, ярко окрашенного жучка.
- Не понял?
Кевин осторожно взял насекомое в руки. Сомнений не было – самый настоящий охримантис. Мелкий жучок, опыляющий астерсию, в основном живущий возле плантаций и лужаек. Откуда он в горах?
Подняв голову, Кевин обнаружил, что насекомое тут не одно. У небольшого уступчика весело кружилась разноцветная мошкара. Дикая лужайка среди гор?
Студент Лассетер когда-то давным-давно занимался скалолазанием. Кевин вытер ладони и решительно принялся штурмовать скалу. Кое-как взобравшись на несколько метров и подтянувшись чуть ли не на кончиках пальцев, он увидел небольшую долинку – даже и не долинку, а естественный колодец, куда ветром занесло почву и семена астерсии. Животные не тревожили лужайку и она была сплошь покрыта ковром из плотных сине-зелёных растений, усеянных жёлтыми цветами на высоких стеблях. Намётанным глазом Кевин определил, что корни поспеют через три-четыре недели. И их там было… много.
Пальцы устали и бывший скалолаз рухнул. Перед глазами у него стоял неучтённый «Транскрафтом» барыш, настоящие деньги, за которые можно было убраться с Опиума.
Ремару он ничего не рассказал. Глупо делиться такими сведениями с охраной корпорации.
Под вечер Лине стало хуже. Ни дыхательная гимнастика, ни ингалятор не помогали снять приступ. Арни отчаялся и, несмотря на угрызения совести, позвонил в клинику. Оттуда, наплевав на подступающий туман, примчалась доктор Имамура. Японка, в отличие от мадам Реньяк, Лине нравилась, и девочка покорно разрешила себя осмотреть. Имамура вколола лекарство и показала глазами на дверь. Арни вышел в прихожую.
- Я дала ей небольшую дозу астерсита, чтобы подбодрить иммунную систему. Правда, эффекта большого не ждите, девочка только из больницы и даже не успела хоть немного окрепнуть. Проследите, чтобы эту ночь она провела в респираторе, лишние нагрузки на лёгкие нам сейчас ни к чему. Если девочка не уснет – дайте ей успокоительное, через час примерно. У Кевина должна быть валерьянка, пяти капель вполне достаточно… Кстати, а где сам Кевин?
- У него… - Арни пытался сходу придумать ответ, но выпалил банальное: - у него возникли дела.
Японка пристально взглянула на Штайгера. По её лицу читалось, что она думает о личных делах, назначенных на субботний вечер, из-за которых можно оставить больную дочь.
- Он подрабатывает в гараже у МакНэйтона, - выдавил Арни. Чёрт, надо звякнуть Джо, предупредить его. – Всё-таки, ему девочку поднимать.
Доктор Имамура смягчилась.
- Передайте, что я была недовольна.
- Обязательно. Я вас провожу.
Арни помог ей набросить плащ и вышел вместе с ней на веранду. Рион сверкал, под его лучами сизый туман, заполнивший низинки, казался зыбким волнующимся морем.
- Успеете? – обеспокоился немец.
- Справлюсь, - ответила доктор Имамура и, прежде чем надеть респиратор, попросила: - Арни, вы, пожалуйста, присмотрите за Кевином и Линой. Поддерживайте их. Вы, всё-таки, более ответственный человек.
Прежде, чем Штайгер успел что-либо сказать, она надвинула маску на лицо и торопливо зашагала к машине.
- Крошка, если бы ты знала, какой я на самом деле безответственный, ты бы так не говорила… - пробормотал Арни. Каждый раз, встречаясь с Имамурой, он терялся и робел. Миниатюрная, ростом метр сорок пять, японка вводила его в полный ступор. Штайгер так и стоял, глядя вслед красным стоп-сигналам, пока его внимание не привлек лёгкий шорох за углом дома.
Арни, мягко ступая, подкрался к стене и одним движением выпрыгнул, одновременно раскрывая нож. Лезвие взрезало мягкое препятствие и остановилось у горла… Гранта.
- Сука! – взвыл тот. – Скотина, ты мне респиратор испортил!
Немец понял, что его нож разрубил старенький шланг, ведущий в сумку с фильтром, и теперь Грант рискует наглотаться тумана. Он почти уже решил извиниться и впустить его в дом, но внезапно Штайгера осенило: «А что он вообще тут делает? Прячется, да ещё в такое время?»
На заданный вопрос Грант отвечать не захотел, только ругался. Сизая дымка, тем временем, подкрадывалась всё ближе. В городке заорала сирена – на сей раз вместе с туманом пожаловали и его обитатели.
- Давай, говори. Что ты здесь делаешь?
- Убери нож!
- Уберу, не переживай. Ответишь – и уберу. Ну же?
Арни чуть придавил. На шее показалась красная полоса. Грант взвыл. Немец и сам не мог понять, откуда у него взялась эта жестокость. «Наверное, ответственность проснулась», - мысленно хихикнул он.
- Блин! – заорал Грант. – Да отпусти ты меня! Носишься с этим Кевином! Вчера не дал с ним поговорить, сегодня его уже нет в городе, я звоню-звоню – не отвечает! Так бы ему деньжат перепало, Хефа сегодня на виллу возили. И, главное же, вчера он от тебя вышел, а домой не пришёл! Вот ты, лучший, блин, друг, знаешь где он?
- Секунду, - Арни насторожился. – С чего ты решил, что его дома не было?
- Да я Арика, ну, Хачатуряна вчера видел, просил, чтобы он за Кевом присмотрел. Я ж знаю, как вы заседаете. А ему с утра бешеная лягушатница названивала, Кева искала.
Штайгер понял всё – или почти всё. Он не стал задаваться вопросом, из-за чего Грант заложил Кевина полиции. Он убрал нож и схватил бывшего товарища за грудки.
- Будешь трепаться почём зря – башку сверну и в сумку заместо фильтра засуну. Понял? А теперь вали отсюда.
- Очумел?! – В голосе Гранта появились плаксивые нотки. - Сейчас туман будет, совы! А ты мне респиратор порезал, скотина!
- Мне всё равно, сдохнешь ты или нет.
- Я на тебя в суд подам! – заорал Грант, отступая к гаражу Перкинса.
- Согласен выплатить штраф за порчу имущества. Если будет кому.
Арни сплюнул и заспешил в дом. Следовало позаботиться о Лине: задернуть шторы, дать валерьянки, надеть респиратор и читать сказки, пока девочка не уснёт. Штайгер захлопнул за собой дверь.
Время Икселя Кевин пережидал на берегу небольшого озерца. Примерно в трёх километрах отсюда находился тот самый водопой. В тёмный лес соваться бессмысленно и даже опасно – до восхода Риона любили охотиться не только полицейские, но и другие хищные твари.
Сверкающая тарелка Риона выплыла из низких облаков, на банке консервов прочитался срок годности – и Кевин отбросил её, пока не поплохело. Он встал, потянулся, мимоходом пожалел об утере палатки. Сейчас бы поспать несколько часов – длительный переход оказался не столь простым. Но, с другой стороны, меньше отсутствовать будет. Он натянул респиратор, готовый в любой момент надвинуть маску на лицо и побрёл по тропинке. Длинная тень убегала в густой подлесок. Кевин шёл, поглядывая вверх, стараясь не терять из виду высокий пик Рэви. Ему нужно было оказаться левее скалы.
В горле першило, побаливала голова. Кевин внезапно сообразил, что видимость значительно ухудшилась и ему нехорошо не из-за дневного перехода или тушёнки, а из-за тумана, мягко укутывавшего тело.
Он натянул маску, сделал несколько глубоких вдохов. Сознание прояснилось. Кевин включил противотуманный фонарик. Лес как будто отпрыгнул, ветви спрятались в густую сизую вуаль, но тропинка четко выделялась в луче света. Он двинулся дальше, борясь с приступами невнимательности. Опиумные туманы воздействовали не только на органы дыхания человека, но и психологически давили на подсознание. Инструкции предписывали ходить в туман как минимум вдвоём, или хоть как-то отвлекаться от созерцания. Петь песни, читать стихи, имитировать разговор. Кевин шёл по лесу и негромко беседовал с женой.
«Знаешь, Марин, иногда мне кажется, что ты не умерла. Когда я выхожу из дома, мне каждый раз чудится, что ты просто сидишь на веранде – и я сейчас подойду к тебе, обниму и зароюсь в чёрные волосы. Но я выхожу и вижу – тебя нет.
На столе до сих пор стоит твоя любимая фарфоровая чашка. Мне очень стыдно, ведь остальная поверхность завалена всяким барахлом. Наверное, точно так же в моей душе полно барахла, призванного заполнить пустоту. Но твоя чашка по-прежнему стоит на столе, и туман каждое утро оставляет в ней немного тёмной жидкости, как будто ты не допила свой любимый чай с имбирем и убежала на работу».
Кевин перестал говорить и прислушался. За спиной приглушенно шуршало, потрескивало и тихо гудело. Внезапно он сообразил, что волосы на руках стоят дыбом, а инстинкты прямо-таки умоляют его дать дёру от неведомой опасности. Шумотреск попадал в ритм его шагов, как будто за ним кто-то шёл след-в-след.
Он еле сдержался, чтобы не задать стрекача. Бежать в тумане – полнейшее безрассудство. Тогда уж точно сгинешь. Пока спокойно идешь – есть шанс.
Как назло, сквозь разрыв в дымке проглянул Рион, и Кевин судорожно дернулся. Он не увидел собственной тени. Та полностью растворилась в проекции огромной крылатой фигуры.
- Твою мать! – заорал он, с трудом удерживая равновесие.
Крылья качнулись и пропали, туманное облако вновь накрыло мужчину и «птицу» с головой.
«Если ты увидел туманную сову – ни в коем случае не встречайся с ней взглядом дольше, чем на три секунды. Уставишься на неё – ты труп. Веди себя спокойно, так больше шансов дойти до убежища, ведь сова набрасывается только на бегущих или размахивающих руками людей. Не попадись к ней в лапы – сова может стоять на твоем пути. Гляди прямо, но глаза вверх не поднимай. Этого хватит, чтобы заметить её и не встретиться взглядом, ведь голова совы находится на уровне трёх метров…»
Шумотреск как будто стал чуть тише. То ли сова отстала, то ли прислушивалась к монологу Кевина. Он бы не удивился, окажись это правдой. Туманные совы были и оставались самой большой загадкой Опиума. Что это, откуда они появляются, как связаны с туманом эти фиолетовые твари – ответа не было. Гигантскими тенями пугали детишек, да и взрослые малодушно предпочитали их не обсуждать: ещё накличешь. И оружие их не брало. Пули проходили сквозь их тела, как через туман, из которого они являлись.
Ценой многих жизней появился свод правил выживания в тумане, и сейчас только он мог помочь Кевину дойти до цели.
Кевин выбрался из леса и с трудом подавил желание оглянуться. Так долго идти и так глупо подставиться он не имеет права.
По обе стороны возносились скалы Нижнего Таная. Из широкой расщелины тянул ветерок. Кевин улыбнулся: пусть он уж лучше обдувает лицо, чем будет дуть в спину, принося на пределе обоняния кисло-пряный запах туманной птицы. Тот пробивался даже сквозь фильтры, которые, кстати, пора было сменить.
Выдохнуть-вдохнуть, задержать дыхание. Левая рука выкручивает кассету с фильтром из респиратора, правая наготове. Тихое шипение – разгерметизация. Новую кассету закрутить до упора, сделать выдох с усилием, выгоняя из маски частицы тумана. Всё, теперь можно идти дальше.
Кевин подтянул рюкзак и заторопился в ущелье. Дымка качалась перед глазами, тональность потрескивания за спиной чуть изменилась, но не утихла. Идти ещё километра два.
«Видела бы ты меня сейчас, Марин. Глупость же совершаю, самую настоящую глупость. Ты всегда меня корила за нежелание рисковать и отсутствие авантюризма. Это правда – я очень не люблю риск. После той заварушки на Вьете я его просто ненавижу.
Марин, я помню, как мы познакомились у Арни в кафе. Тогда у этого чёртового немца ещё было кафе. Он вообще много чего успевал раньше меня, ещё с маленького двора в Йоханнесбурге. Первым свалил из Африки, первым устроился в Корпус, первым убрался со Вьета. Даже не знаю, почему он до сих пор на Опиуме. Он и с тобой познакомился раньше меня.
Ты пришла к нему в кафе, смеялась и совсем чуть-чуть смущалась открытого красного платья. А я смотрел на тебя и думал, как повезло мерзавцу Арни. Я впервые позавидовал и, наплевав на всё, решил тебя отбить. И у меня даже получилось.
Марин, теперь я знаю – ты какое-то время встречалась и со мной, и с Арни. Но потом я сумел повести тебя под венец, и ты сказала «да». Наверное, в тот день я был самым счастливым человеком на Опиуме.
Ты забеременела и у нас родилась Лина. Я был счастлив, да, почти совершенно счастлив. Но маленький червь сомнения точил душу: я, как всегда, думал, что паршивец Арни и тут меня обошёл, и что Лина – его дочь.
Он называл меня идиотом, предлагал сходить в клинику и окончательно решить этот вопрос. Но если бы я так сделал – ты бы меня никогда не простила. Да и сейчас я рассказываю тебе это, Марин, лишь потому, что тебя нет в живых».
Кевин добрался до разлома и быстро нырнул во тьму. Треск сменился царапаньем и гулким уханьем. Он не выдержал и быстро оглянулся. Огромная фигура пыталась втиснуться в маленькую расселину, где и человек с трудом помещался. Кевин успел разглядеть фиолетовые перья с маленькими крючками на концах, тянущиеся к его руке. Сова недовольно, или чёрт его знает как, ухала. Обидно, что добыча ускользнула? Так тебе и надо, тварь!
Рюкзак удалось снять только с третьей попытки. В первый раз Кевин задел мягкое перо и чуть не потерял сознание от нахлынувшей дурноты. Он старался не размахивать руками и вообще держаться ближе к заветному лазу на астерсиевую поляну.
Гулкое эхо проснулось от ударов молотка. Клинья помогли без особых сложностей взобраться на высоту прохода. Ещё раз быстро оглянувшись, Кевин удивленно заметил, что сова куда-то исчезла. Туманные птицы странно реагировали на громкие звуки, и звяканье вбиваемых клиньев ей, видимо, было не по нутру. Он соорудил подобие лебедки и втянул заранее привязанный рюкзак.
На полянке гуляла лёгкая дымка, в колодец заглядывал Рион, и лужайка астерсии под его лучами сияла ночными белыми цветами.
«Вовремя, - удовлетворенно подумал Кевин. – Цветы крупные, значит, и корень уже хорош».
Он вытащил из рюкзака термос-контейнеры, расставил их по лужайке. Потянулся, взглянул на небо.
«Скоро мы покинем эту планету. Прости, Марин, оставляю тебя тут, чтобы Лина могла жить там. Даже если её отец – Арни, я готов рисковать, потому как она - совершенно точно твоя дочь».
Кевин схватил левой рукой сине-зелёный стебель с мясистыми листьями и заученным движением дёрнул его вверх-на-себя. Из земли показался корень, поблёскивавший колонией охримантисов. Острым ножом Кевин срезал ботву, прошёлся по корню небольшим скребком – если не сбросить жучков, то загниет – и отправил добычу в контейнер. Пьянящий сладковатый запах свежесрезанного корня разлился по округе. Кевин не знал, действительно ли аромат проникает сквозь фильтры, или у него разыгралось воображение.
В колодце потемнело – его затапливал предрассветный туман. Пришлось закрепить фонарик на маске и продолжить работу. Контейнеры наполнялись очень быстро, уже два термоса были запечатаны, хотя работал Кевин едва ли полчаса. Маска запотела, стало тяжело дышать. Пора сменить фильтр.
Мужчина полез в рюкзак за новой кассетой, вытащил её и обмер. Красный огонёк на ней показывал, что пользоваться ею можно не более получаса. Ещё одна запасная кассета тоже была не в лучшем состоянии. То ли когти синезуба повредили её, то ли сова, то ли он напоролся на «перезаряженные» кассеты, которые не держат ресурс…
Кевин сменил фильтр, когда в горле совсем уж запершило. Он старался дышать реже, а шевелить руками быстрее. Уже было не до разговоров – тут собрать бы урожай да пережить предрассветные часы в сознании. Он с болезненной ясностью ощутил, что в лучшем случае ему грозит пресловутая опиумная лихорадка. Спасут ли ему жизнь в Поясе Обитания – бог знает.
Он упаковал последний контейнер в рюкзак. Двадцать четыре килограмма. Хватит, чтобы расплатиться со всеми, ещё на лекарства останется. Что после этой ночи нужно будет пару недель валяться под капельницей – Кевин не сомневался.
Сверху зашумело и тело охватил спазм. Кевин рухнул на землю, ощущая, как по телу прокатываются волны, из расширившихся пор хлещет пот, а каждый нерв играет свою партию в большой симфонии боли.
На лужайку медленно опускалась фиолетовая сова.
Кевин, почти задохнувшись, сорвал маску – воздух омыл разгорячённый лоб. Он встал на четвереньки, выплюнул тёмный сгусток. Поднялся, размазывая кровь по лицу. И с вызовом уставился на туманную птицу.
Он знал – конец близок. Кевин лишь успел пожалеть, что не доставил рюкзак домой.
«Увы, Арни, придётся тебе хоронить Лину».
Жёлтые глаза твари пульсировали в такт ударам его сердца. Остроконечные уши беспрестанно поворачивались, фиолетовые перья топорщились, как будто под порывами ветра, хотя в котловине было совершенно тихо. Клюв цвета чёрного шоколада раскрылся, Кевин не услышал ни треска, ни клекота. Он лишь понял, что совиные крылья обволакивают его, и почему-то отказывают ноги, и сердцу так спокойно не биться, и телу так приятно не дышать…
Я лечу.
Это так просто – лететь.
Танайские горы проплывают подо мной. Вот здесь берёт начало ручеёк, питающий реку Шейен, пик Рэви с высоты похож на рожок с фисташковым мороженым, а вон та маленькая точка – полянка астерсии.
Туман несёт меня над верхушками деревьев, крыльям очень легко нести тело на закате Риона. Я смеюсь, мой смех подхватывает Марин. Она подмигивает прекрасным жёлтым глазом, делает пируэт, спрашивает: «Зачем ты собирал его?» - «Так, - отвечаю я, - нужно было» - «Так нужно, что ты оставил загорб на поляне?» - «О, я не подумал» - «Зато я подумала».
В руках у неё тускло-оранжевый загорб… рюкзак. Я смеюсь, выписываю петлю, касаюсь её прекрасных фиолетовых волос. «Марин, ты очаровательна!» - «Знаю, дорогой. Ты очень долго шёл ко мне, пришлось тебя поторопить. Мы все тебя ждали – и Дерек, и Кори, помнишь его? И даже ворчун Пауэлл» - «Марин, а как же наша жизнь, и Лина, и твой чай?» - «О чём ты говоришь, Кев? Что всё это такое? Насладись свободой, Кев!»
И мы летим над лесом, над холмом Равануи, обнимаясь, обмениваясь касаниями, волосы Марин так утекающи, что хочется перебирать их долго, любуясь кэари… фиолетовыми бликами.
«Марин, надо оставить загорб на крыльце. Ты ещё помнишь наше крыльцо?» - «Помню, дорогой. Я тебе оставляла знаки, но ты их не видел» - «Извини» - «Что ты сказал?» - «Я сказал… сказал?»
Яркий Индра готов расчертить день своим огнём, мы летаем над домиком. Я, дурачась, смахиваю железки со стола. Фарфоровая чашка падает и раскалывается под старым кондиционером. Марин оставляет это тускло-оранжевое на крыльце, когда-то оно было мне нужно, зачем? Что оно, когда есть крылья!
Мы смеёмся, облетаем вокруг дома и машем ему на прощание. Скоро Рион уйдёт, и мы исчезнем, чтобы в следующую ночь вновь летать над нашим чудесным свободным краем.
Задремавшего в детской Штайгера разбудил грохот. Лина тоже проснулась и испуганно смотрела на немца.
- Дядя Арни, что это?
- Не знаю, малышка. Или ветер буянит, или совы совсем уж на рожон лезут. Ну-ка, посиди тут.
Арни прошёл в прихожую. С востока дом заливали яркие лучи Индры. Немец осторожно выглянул за дверь и увидел разрушенную веранду, валяющийся стол, рухлядь и… оранжевый рюкзак Кевина.
Он затащил его в дом, судорожно дёрнул молнию. На пол вывалился термос-контейнер, от удара фиксатор раскрылся, кисло-пряный запах свежей астерсии ударил в ноздри.
- Что за?.. – пробормотал немец.
- Дядя Арни, дядя Арни! – глаза Лины сияли. – Дядя Арни, я только что видела маму и папу! Они улыбались и махали мне! А потом вдруг исчезли. Дядя Арни, это я задремала, да? А мама была такой красивой! И папа тоже! А что это значит, дядя Арни?
- Хотел бы я знать, малышка. Хотел бы я знать…
@темы: конкурсная работа, Радуга-1, рассказ
Тема: Ставлю на красное
Автор: Идальга
Бета: ComOk, skaerman, [L]Морфи.[/L]
Краткое содержание: А что если человек вдруг окажется без Судьбы?
читать дальше
Впервые он увидел её краем глаза, на короткое мгновение.
И когда осознал, что рядом с ним, в новом «Вольво», на пассажирском сидении сидит незнакомая девушка, видение растаяло. Первой мыслью было короткое: «Где она?». Следом пришло понимание, что здесь, посреди пробки на Кольцевой, никакой незнакомки быть просто не может.
Перед машиной образовалось свободное пространство и, вклиниваясь в поток поворачивающих автомобилей, краем уха слушая прогноз погоды, – опять жара! – Олег попросту забыл о мираже.
Следующая встреча оказалась не менее странной.
Стоя перед широкими полками с различными соленьями, он протянул руку к любимым маленьким помидорам и тут же услышал почти рядом: «Не бери!» Это был тихий, но очень отчетливый шепот и он оглянулся.
Никого рядом не было, но…
Хрупкая красивая незнакомка появилась справа, мелькнула красным приталенным плащом где-то у кассы супермаркета, а когда он, неожиданно узнав в ней недельной давности видение, повернулся, пропала, будто её и не было.
Так и не взяв банку, Олег быстрым шагом направился к кассе и, выложив продукты на ленту транспортера, улыбнулся кассиру:
- Вы не видели, куда пошла девушка в красном плаще?
- Какая девушка? – полная женщина в фирменной футболке и с бейджем «Татьяна» растянула губы в дежурной улыбке, но её глаза – уставшие очень глаза – выражали недоумение.
- Невысокая, с длинными темными волосами, красивая… Она тут стояла.
- Не видела, - бойко пробивая товары, кассир посмотрела на монитор. - С вас двести тридцать два.
Олег протянул деньги, собрал все в пакет и машинально забрал сдачу. Сунул в карман джинсов и, озадаченный и раздосадованный, вышел на чуточку, по-осеннему, морозный воздух.
Когда ставшее знакомым лицо мелькнуло совсем рядом, по левую сторону от остановившегося прикурить Олега, он, не задумываясь, повернулся к незнакомке, ни на мгновение не теряя её из виду. Не дыша, осторожно, словно он мог вспугнуть редкую пташку, Олег подошел к ней, начав с места в карьер:
- Как вас зовут?
Девушка, прекрасная, как и раньше, в том же удивительно алом плаще, и с волосами, убранными в замысловатую прическу, вздрогнула, широко распахнула серые глаза и отступила от Олега на шаг.
- Простите, я не хотел вас испугать. – Он верно истолковал её поведение и улыбнулся.
- Ты меня видишь? – девушка нахмурилась, и её взгляд, еще мгновение назад растерянный, изменился. Стал внимательным и даже, по мнению Олега, жестковатым.
- Вижу, – признался он, не успев удивиться вопросу.
- Ясно. Извини, больше не повторится. – Девушка пожала плечами, снова преображаясь и теряя строгость.
Олег попытался возразить, но обнаружил, что возражать некому. Незнакомка, так и оставшись наваждением, исчезла.
- Как не повторится? – спросил он зло, скорее для себя, но представляя, что она рядом, что она слышит. - Я же тебя искал, а ты…
Ветер гнал по асфальту первые желтые листья и Олег, кутаясь в пальто, спешил к машине. На работу он уже опаздывал, а еще точно увязнет в пробке. Или плюнуть на все и сесть в метро? Хорошо ведь - станция совсем близко.
«Не надо».
Снова тот же шепот, и такой же знакомый. Олег крутанулся на месте, отыскивая взглядом красный плащ, и поймал на самом краю зрения, почти за спиной.
- Подожди! – кричать вслед миражу было редкостной глупостью, и разумом он это, конечно, понимал. Только поделать с собой ничего не мог.
- Зачем? – её голос прозвучал из-за левого плеча, и Олег обернулся. Она была сегодня с распущенными волосами и улыбалась.
- Не знаю еще, - растерянно в ответ улыбнулся Олег и хмыкнул, в своей излюбленной манере. - Или замуж позову, или украду, своей сделаю.
- А ты уверен, что получится? – Она рассмеялась, и он понял, что влюбился окончательно.
- Как тебя зовут?
- Алена.
Кофе обжигал и она дула на него, смешно фыркая, когда пена капельками вылетала из чашки. Он не отрывал от неё взгляда, боясь, что она снова исчезнет. На языке крутился важный вопрос, но он боялся его задавать. Боялся и очень-очень хотел.
- Спроси, - разрешила она, помешивая ложкой десерт в широком бокале, и посмотрела по-особому, исподлобья.
- Кто ты?
- Это совсем-совсем не важно. - Он смотрел, как она берет с ложки ягоду, и пытался не спрашивать дальше. Ни в коем случае не давить. А она, словно уловив его состояние, продолжила: - Мы не можем с тобой встречаться. Мы не можем видеться даже… Сегодня исключительный день, и я совершаю большую ошибку, потому что рядом.
- Тебе кто-то угрожает?
- Не спрашивай больше, чем я могу рассказать. - Серые глаза сейчас снова изменились, став строгой сталью. - Не порть мне маленький праздник… Меня уже много лет не водили в кафе.
- Ты… - Горло перехватило догадкой, но Олег продолжил: - Ты призрак?
- Пусть так. - Алена улыбнулась. - Да, я призрак. И тебе нельзя меня видеть.
- Сколько ты еще будешь рядом?
Она прикрыла глаза, грустно покачав головой:
- Мало, Олег. Еще две минуты, а после я уйду.
Его сердце пропустило удар.
Неделю он болел – не выходил из дома, ел что найдет, да и то, только когда понимал, что еще чуть-чуть и рухнет в обморок. Не мог ничего делать – все валилось из рук.
Он страдал так, словно потерял смысл в жизни и чувствовал себя так же.
Когда Алена оставила его в кафе, когда она встала и растворилась за ближайшей колонной, он еще не понимал, что больше и правда не увидит её. И только придя домой, машинально включив компьютер и побросав одежду, где придется, он замер посреди комнаты, зажав в руках рубашку.
Он действительно больше её не увидит, так и не узнав толком.
Что он делал последующие три дня, он не помнил. Кажется, ругался, пил, спал, даже разрыдался в момент особо жалостливого к себе отношения. Потом алкоголь в квартире закончился, идти за новым Олег не хотел, и пришлось протрезветь.
Он слонялся по комнате без дела, и медленно сходя с ума от тоски. Он ругал мироздание, клял судьбу и не думал больше ни о чем.
На седьмой день страданий, когда он, обессилев от обиды, заснул прямо в кресле, он увидел Алену во сне.
Она была в синем платье странного покроя. И шлейф платья, скользящий по высокой густой траве, все не заканчивался, струился по ногам и уползал куда-то за горизонт. Алена смотрела на него грустно и разочарованно.
- Что ты с собой делаешь?
- Почему ты не можешь быть со мной?
- Ты ведешь себя, как ребенок. Подумаешь, девушка отказала. Ты меня не знаешь, видел всего два раза.
- Четыре, я считал.
По небу проплывали желтые облака, и Олегу они казались зловещими.
- Это не важно. Сейчас же прекрати так себя вести. Иначе случится что-то страшное, понимаешь?
- Мне все равно. - Олег подбежал к ней и порывисто притянул к себе. - Я не хочу без тебя жить.
- Я рядом. Просто ты меня не видишь. - Она сказала это тихо, куда-то ему в грудь.
- Я хочу видеть. Я хочу говорить с тобой, чувствовать тебя!
- Ты уверен, что хочешь всегда видеть меня?
Облака налились малиновым светом, нависли над ними, собираясь толпой, заглядывая в душу.
- Да, я уверен.
- Это будет очень опасно. Мы оба можем умереть, если…
- Если что? – Он смотрел в её серые глаза с надеждой и страхом. Облака клокотали грозой.
- Если не сумеем продержаться до полуночи.
- Сказка о Золушке, - смех вырвался сам собой, нервный и истерический, но Алены было не до смеха. Она поморщилась и внезапно прильнула к его губам.
- Страшнее, Олег, страшнее. Если мы не сможем спастись, то мы оба умрем.
Ему было плевать. И он сказал ей об этом.
- Хорошо. – Алена помолчала, а затем тихо и отчетливо спросила: - Ты точно хочешь меня видеть? Тогда ты сможешь видеть и других. И я не смогу больше тебе помогать.
Он глубоко вздохнул, не понимая, что она подразумевает под «больше не смогу помогать». А потом, наплевав на все, сделал свой выбор:
- Да, точно хочу.
- Просыпайся, - шепнула она, улыбнувшись, и Олег увидел, что её щеки мокры от слез.
А потом ему было стыдно за то, что он захламил квартиру, загадил страшно, и он, одевшись, сначала выбежал в магазин за продуктами, а потом вознамерился устроить уборку, но Алена – в строгом сером костюме – поставила перед ним тарелку с едой и сосредоточенно сказала, что времени у них мало.
- За нами гонятся? – Совершенно неожиданно осознав, насколько голоден, Олег съел все, что было на тарелке в мгновение ока.
- Да. - Алена кивнула, и поставила на стол небольшую сумку. - Бери, это нам пригодится. И одевайся, нам нужно где-нибудь скрыться, пока они не узнали о твоем решении.
- Кто они? – Олег быстро натянул куртку, завязал шнурки на ботинках и взял сумку в руку. Алена запахнула плащ, а потом прижалась к нему:
- Не важно. Просто они очень сильны, помни об этом. Если им удастся нас найти, то…
- Я помню, - перебил её Олег, и поцеловал. Долго, сильно, так, чтобы она поняла-почувствовала, что теперь она под защитой.
По лестнице – лифт завис где-то двумя этажами выше – они бежали галопом, он перепрыгивал через три ступени разом, Алена не отставала.
- Машину не бери, лучше на метро.
- Почему ты тогда сказала, чтобы я на нем не ехал?
- Ты бы сломал руку, упав на экскалаторе, – быстро, походя, ответила Алена, устремляясь к арке.
- А сейчас все будет хорошо?
- А сейчас, – она на короткое мгновение встретилась с ним взглядом, - я этого уже не вижу.
В метро пришлось отстоять очередь у кассы – им повезло на утренний час пик – и небольшую очередь к турникетам. Алена была сосредоточена и, глядя на неё, устроившуюся на неудобном сидении, Олег любовался каждой её черточкой. Он был намерен выжить любой ценой. Спрятаться, скрыться где угодно, лишь бы она осталась с ним.
Они проехали до вокзала и поднялись наверх. Стоя около билетных касс, Алена внимательно изучила расписание, а потом посмотрела на Олега:
- Надо что-то выбирать. Мне ничего не нравится, но ждать мы не можем.
Он кивнул и подошел к окошку, назвав время и место назначения. Протянул свой паспорт и тут же, поняв, что у Алены документов нет, отказался от билетов.
- На пригородный. Там есть скоростные поезда.
- Хорошо. - Алена закрыла глаза, глубоко вздохнув, и внезапно прошептала: - Спасибо.
- За что?
- За то, что я тебе нужна.
Электричка была холодная, промозглая и из всех щелей дул ветер. Олег обнял девушку, укутал в свою куртку и на ближайшей остановке поймал на перроне женщину с горячим чаем. Грелись, как получалось, но получалось не очень хорошо.
- Кого «других» я должен видеть, кроме тебя? – внезапно вспомнил сон Олег и огляделся. В вагоне вместе с ними сидело очень немного людей. Позади пожилая пара. Женщина с туго набитой сумкой и рядом, почти обнимая, стройный старик – статный и ухоженный.
Чуть правее от Олега и Алены расположился подросток в черной кожаной куртке и плаще. Напротив него, глядя чуть высокомерно, застыла девушка лет на десять старше. У неё был удивительно холодный взгляд и презрительный изгиб тонких губ.
- Это и есть другие, – чуть улыбнулась Алена, проследив за его действиями. - Вот этот старик и эта девушка…
- Не понимаю. – Олег недоуменно посмотрел на неё. – Призраки?
- Нет, - покачала она головой. - Судьбы. У каждого из вас есть своя судьба – это мы. Мы разные, мы знаем, что вас ждет, и иногда направляем. Иногда следим за важными пересечениями, иногда оберегаем.
- Судьбы? – растеряно повторил Олег и снова направил взгляд на высокомерную спутницу подростка.
- Да. – Алена кивнула. - Вы нас не видите обычно. И даже не слышите – наши советы звучат как ваш голос, внутри вас…
- Но почему я?..
- Потому что я совершила ошибку. – Она закусила губу, и Олег понял, что Алена корит себя за то, что показалась. – Я начала испытывать к тебе чувства. Ведь будущее строится в зависимости от поступков. Ваших человеческих поступков. У нас на руках есть только опыт и понимание конечной точки…
- Смерти?
- Да. Ведь не зря говорят: кому суждено сгореть – не утонет. Потому что Судьба не даст. Нашепчет, отведет, настоит или предложит замену. Все, что угодно и как угодно.
- Значит ты – моя Судьба? – Олегу хотелось смеяться, и он сам не понимал почему.
- Да. Была ею. Теперь ты Человек без Судьбы. И есть те, кто строго следит за тем, чтобы все было в равновесии. Они уже узнали, что я наделала, и кинутся в погоню.
- А полночь? Почему такой срок?
- Если ты проведешь без Судьбы больше двадцати часов, то они уже не имеют над тобой власти.
- А над тобой?
- И надо мной, - Алена улыбнулась, и Олег крепко сжал её в объятиях.
- Продержимся, - пообещал он.
Громыхающий по рельсам поезд уносил прочь от большого города. Олег смотрел на увядающую природу и его грызло чувство, что он что-то упустил из виду. Какую-то мелочь…
Город встретил их серостью и сыростью. Окоченев в вагоне электрички, Олег и Алена устроились в простом кафе и заказали еды и горячего кофе. К кофе Олег попросил у официанта еще два бокала кагора, на возражения девушки покачал головой и сказал, что надо. Спорить дальше она не стала.
- Что будем делать?
Алена, замерзшая и уставшая, покачала головой:
- Нужно двигаться, постоянно двигаться. Чем больше мы будем сидеть на одном месте, тем быстрее они нас найдут.
- А как они будут искать? – Пить горячий кофе с вином, есть хорошо приготовленное мясо и просто находиться в тепле было пиком наслаждения для Олега. Он понимал, что нужно быстрее закругляться, расплачиваться (благо, деньги у него были, и их было достаточно, чтобы продержаться один день), но он малодушно оттягивал момент выхода на улицу.
- Не знаю. Меня раньше не искали.
- А если двигаться, как мы, на электричке – это тоже считается?
- Думаю, да. – Алена пила кофе маленькими глотками, но быстро.
- Давай теперь возьмем такси? Там точно должно быть теплее.
- Давай. Нам осталось продержаться десять часов. Это будет трудно.
- Знаю. - Олег встал, придержал её плащ за плечики, помогая одеться, затем взял сумку и спросил:
- А что там?
- Там нож, и всякое по мелочи. Если придется отбиваться.
- Тогда я лучше переложу в куртку. - Мысль о том, что, возможно придется кого-то ранить или убить, Олега не смутила. Он удивился своему хладнокровию, а потом понял, что это – правильно. Ведь он готов защищать свою женщину.
Машину они поймали у самого вокзала. Только не таксистов, что дежурили, у самого перрона, ожидая поезд, а проезжающий мимо «Москвич» довольно приличного вида.
Поторговались, как водится, и после этого Олег сел на заднее сидение вместе с Аленой, продолжая её греть в своих объятиях. На переднем, не обращая на них внимания, сидела девочка, лет семи на вид, и сосредоточенно рисовала солнце на листе бумаги. Олег сразу понял, что это – Судьба.
- И направление надо менять иногда, - шепнула Алена, перед тем, как уснуть на его плече.
Разбудил он её через три часа, когда они добрались до очередной заправки. Протянул стакан горячего чаю и бутерброд, купленные в местном кафе, и тихо спросил:
- А ты их никак не можешь почувствовать? Как они хоть будут выглядеть?
- Может и смогу. - Согревшаяся, разомлевшая ото сна Алена пожала плечами, потом вернула опустевшую чашку и вышла размяться. - А как они выглядят… Ты их узнаешь. По своему ощущению – оно будет такое, словно лед.
- Надеюсь, что не увижу их. - Олега передернуло, когда он представил себе это чувство.
- Я тоже, - кивнула девушка и замолчала, увидев подошедшего водителя.
Продержаться оставалось семь часов.
К девяти вечера они устали окончательно. Сменив еще два раза машины, меняя направление и изредка отдыхая в кафе, Олег и Алена решили дать себе передышку. И вместо того, чтобы быстро поесть и глотнуть кофе, зашли в ресторан, заказав полноценный ужин.
Это было ошибкой.
Когда в дверях заведения появились три черные фигуры, Олег, расслабившись, смеялся над шуткой Алены. На короткое мгновение он встретился взглядом со странным мужчиной, который принес с собой холод осеннего вечера, а потом понял. Схватив девушку за руку, кинулся к черному входу, сквозь кухню, растолкав официантов. Сумку он взять не успел, и все мысли сконцентрировались на том, чтобы скрыться.
- На улице надо взять машину. – Коротко сказал он Алены, и она только кивнула.
Но на улице их уже ждали.
Ему все-таки пришлось драться. Он закрывал собой Алену от тянущихся рук, он выхватил из кармана куртки нож и пару раз ударил нападающих. Кажется, кого-то ранил, может быть, даже убил.
Он рычал как дикий зверь, попавший в облаву, огрызался лезвием оружия, а потом в одно мгновение понял, что проиграл, потому что увидел, как один из них схватил Алену за руку и накинул на неё темную ткань.
Через один удар сердца он сам оказался в плену темноты, а затем почувствовал удар по голове и провалился в небытие.
Сначала он услышал голос. Мужской, спокойный, холодный голос, даже несколько участливый. Потом разобрал, что ему говорят – слово за словом - и только когда открыл глаза, сумел распознать фразы:
- Пора открывать глаза, молодой человек. В конце концов, у вас не так уж много времени.
Комната была небольшой. В середине высокий стол на длинной ножке, рядом со столом, опираясь на него локтем, застыл один из них. Весь в черном, с бледной кожей и светлыми до прозрачности глазами.
- Вас ведь Олег зовут, верно?
- Да, - прохрипел Олег, поднимаясь на ноги. Голова болела нещадно, во рту словно пустыня, и язык ворочается с огромным трудом.
- До полуночи осталось десять минут. Вы должны понимать, что такой шанс выпадает только раз в жизни.
Он взял себя в руки, приказав боли отступить. Помотал головой, возвращая сознанию ясность, и только после этого спросил:
- Какой шанс?
- Бежали, скрывались… А зачем? – Черный прошелся по комнате-камере и внимательно посмотрел на Олега. - Неужели так трудно понять, что от нас так легко не спрятаться.
Олег промолчал, сжав кулаки так, что ногти впились в ладони. Это была та мысль, которую он упустил еще в электричке.
- Впрочем, время уходит и пора делать выбор. Темрев Олег Петрович, двадцати шести лет от роду, вы обвиняетесь в преступлении против Мироздания. У вас есть выбор – либо вы отказываетесь от дара видеть Судьбу и тогда останетесь живы, либо вы должны будете доказать, что имеете право быть рядом с нею, жить вместе и не оставлять никогда. Она должна будет сделать то же самое.
- Как доказать? – Олег не торопился, принимая на свои плечи весь груз ответственности – и за себя, и за Алену.
- Это сейчас не обсуждается. Как – вы узнаете, если решитесь доказывать. Если вы решите отказаться от дара, мы просто переиграем последние сутки – вы ничего не узнаете, с утра выйдите на работу и будете жить как раньше.
- Я готов доказать, что имею право быть с Аленой.
Казалось, черный никакого другого ответа не ждал.
Он усмехнулся, как показалось Олегу, понимающе, и неуловимым движением рассыпал на столе разноцветные шарики. Олег машинально проследил за тем, как они докатываются до края стола, ударяются о невидимые бортики и останавливаются почти у центра.
- Что это?
- Все очень просто, - пояснил он и спрятал шестипалую ладонь в карман. - Вы должны доказать Мирозданию, что едины. Выбирайте один из них, - он кивнул на десять цветных шариков, - и если она выберет тот же цвет, то вы свободны.
- И все?
- Да, просто назовите цвет.
Олег запустил пальцы в волосы, зажмурился на короткое мгновение, вспоминая, говорила ли Алена о любимом цвете, а потом как наяву увидел их первую встречу, еще одну, и еще…
Десять шариков. Не девять и не одиннадцать.
Старт. Новый период. Либо да, либо пустота.
Помолчал еще минуту, чувствуя, как время убегает сквозь пальцы, представляя, как сейчас стоит и тоже выбирает Алена…
И решился:
- Красный. Я выбираю красный.
@темы: конкурсная работа, Радуга-1, внеконкурс
Тема: Синяя птица удачи
Автор: [L]Морфи.[/L]
Бета: medb., skaerman
Краткое содержание: Экипаж космического корабля в тяжелых жизненных обстоятельствах.
Предупреждения: Люди смертны, а порой - внезапно смертны.
читать дальше
Сцилла и Харибда, Черные дыры, будто подстерегали приближавшийся корабль. Зрелище пугающе завораживало, и отвести взгляд не получалось - дыры словно глаза змеи, гипнотизирующей кролика.
Клара наблюдала, как они увеличивались на мониторах - и по спине бежал холодок от понимания того, как мало времени осталось до прыжка через пространство.
Они - в нынешнем составе - проходили этим курсом во второй раз на памяти Клары. Первый был как минимум десять лет назад.
Кэп, кажется, уже и тогда был старым - и, возможно, вообще не изменился до сих пор. Зато изменились остальные члены команды.
Возмужавший со времени своего первого рейса Игорь уже был вторым помощником, врач Айзек, пришедший на корабль до Клары, успел поседеть. А на Ивонн, с первого полета занявшую место штурмана, годы повлияли намного меньше, чем на саму Клару.
Повзрослели пришедшие одновременно Алекс и Ларри. Перед своим первым полетом оба претендовали на место механика. Кэп отправил к двигателям худосочного Ларри, а из Алекса успел воспитать настоящего специалиста по чрезвычайным ситуациям. Проще говоря - боевика.
И они все уже стареют. Клара как раз сегодня поймала в своей прическе первую седую прядь. А краску для волос купить можно только после перехода... Она заплела косы, пряча серую прядь среди других.
Корабль тряхнуло - первое кольцо, еще два и переход... Клара до сих пор не могла привыкнуть к ощущению межпространственного перехода. Она нервно огляделась по сторонам, вытащила из кармана таблетки и украдкой проглотила одну. Кажется, Ивонн заметила. Ну и пусть. Этой крашеной уже раз сто дуре все равно мало кто верит. К тому же, транквилизатор не слишком сильный, подумаешь, захочется спать, зато переход пройдет незаметно и очень быстро, за одно мгновение.
Клара зевнула, спать ей хотелось и без таблеток, и нахмурилась: Черные дыры все приближались, хотя переход уже должен был бы начаться.
Клара оглянулась на Кэпа - но тот, как и обычно, всем своим видом показывал, что ситуация под контролем. Значит, все в порядке, успокоилась она и снова повернулась к мониторам.
Сцилла, правая черная дыра, приближалась все быстрее, надвигаясь, разрастаясь в размерах... Вдруг стало страшно - наверняка побочный эффект транквилизаторов - и Клара зажала рот ладонью, чтобы не закричать, и зажмурилась, уверяя себя, что все в порядке. Просто Кэп снова решил рискнуть - все-таки его прошлый рекорд приближения к черной дыре был побит каким-то молодым астронавтом - и все будет в порядке. Еще чуть-чуть и прыжок. А Кларе просто пора отдыхать, да, лечь наконец и выспаться.
Она закрыла глаза, сделала пару шагов назад, усаживаясь в свое кресло, в сон клонило все сильнее. Корабль задрожал почти сразу же, что говорило о начале перехода.
И тут закричала Ивонн. Клара постаралась не открыть глаза и не начать бороться с эффектом транквилизаторов - Ивонн была истеричкой, каждый переход для нее становился жутким стрессом, и вообще ее напугала приближающаяся Сцилла...
Все в порядке.
Корабль тряхнуло сильнее, и Клара вцепилась в подлокотники, чтобы удержаться в кресле. В сон она провалилась неожиданно для себя: когда перевела дыхание, расслабляясь - корабль перестал дрожать, видимо, Кэп перевел его на автопилот, уходя в свободное падение - и не стала мешать транквилизаторам сделать свое дело.
Очнулась она после того, как Алекс потряс ее за плечо. Спросонья его фигура показалась ей какой-то призрачной, расплывчатой. Клара зевнула, потерла глаза, скидывая с себя остатки сна, и огляделась по сторонам.
Она не чувствовала движения корабля - значит, переход уже закончился, и теперь свободный дрейф на несколько часов, после которого они окажутся почти дома.
- На этот раз рекорд опять у Кэпа? - хрипло спросила Клара, вспоминая, как разрасталась перед глазами черная дыра.
- О да, - хмыкнул Алекс - улыбочка у него всегда была неприятная, а сейчас смотреть на нее стало вообще противно. - Рекорд! Да мы свалились в дыру, детка! А рекордсмен... сама увидишь.
Клара замерла, чувствуя, как в душе поднимается новая волна паники.
Где-то за спиной выла и всхлипывала Ивонн, слышался на удивление ровный голос Игоря, пытавшегося ее успокоить.
Клара же заранее знала, что это бесполезно - и что намного проще отвесить Ивонн пару пощечин, чтобы та заткнулась.
Но Игорь же, кажется, был не способен причинить боль хоть кому-нибудь.
Клара взяла себя в руки - не уподобляться же Ивонн! - оттолкнула невозмутимого, как обычно, Алекса со своего пути и подошла к креслу пилота.
Кэп казался замершим на несколько секунд - он любил так вдруг остановиться, оставить в покое пилотский пульт, и вглядываться в черный космос на мониторе. Говорил, что у него слишком плохое зрение, а эти упражнения помогают ему восстановиться.
У всех пилотов, с которыми Клара сталкивалась в жизни, были проблемы со зрением. Но мало кто мог себе позволить оторваться на некоторое время от действительного управления кораблем, чтобы просто смотреть в космос. Это самое управление требовало полной самоотдачи - автоматическое управление все еще не позволяло снять с человека расчет начальной и конечной точки прыжка, и переход оставался вотчиной людей.
А теперь просто некому было бы отвлекаться - Кэп не дышал. Это оказалось настолько неправильно, что поверить сразу Клара не смогла. Она попыталась нащупать пульс и убедилась, что сердце не бьется. Кэп был мертв, а они свалились в Черную дыру. Клара нервно улыбнулась, стараясь не рассмеяться, ведь каждый на корабле знал: посмотреть, что внутри этих самых дыр - заветная мечта командира. А теперь... Кларе же смотреть на мониторы даже не хотелось - да и боязно было.
Она ладонью закрыла глаза Кэпа, чувствуя, как его ресницы пощекотали кожу.
- Клара, первый помощник, командование приняла, - тихо прошептала женщина, усилием воли останавливая свою руку, чтобы не потянуться за транквилизаторами в карман, и уже громко добавила: - Алекс, вызови медика. Мы должны узнать, почему умер Кэп.
- Он был уже старым, вот и подох, - снова хмыкнул Алекс. - Чего это ты раскомандовалась вдруг?
- Потому что я первый помощник, а теперь... исполняю обязанности капитана. По Уставу, - Клара повернулась к нему, попыталась смерить презрительным взглядом - но на Алекса подобное не действовало, кажется, никогда. - Ивонн, заткнись наконец.
Француженка обиженно надула пухлые губы и зажала рот ладонью, глуша всхлипы.
- Он еще не воняет? - невнятно спросила она, и Клара даже подумала, что ослышалась.
- Дура, - беззлобно огрызнулся Алекс и сплюнул. - А ты сама вызывай эту вяленую воблу, я же его и видеть не хочу.
Игорь, сидевший на полу рядом с Ивонн, сердито посмотрел на Алекса, но промолчал, и продолжил гладить девушку по волосам. Видимо, та выпала из кресла штурмана, а он не смог остаться в своем, если дама на полу.
Клара поморщилась и перегнулась через Кэпа, дотягиваясь до кнопки громкой связь с лазаретом.
- Айзек, зайди, пожалуйста, в рубку, и захвати красный чемодан.
Алекс сплюнул еще раз, походя несильно дернул Ивонн за волосы и ушел. Хлопнуть дверью, работающей на датчике движения, у него не получилось - и Алекс просто пнул ее с другой стороны так, чтобы вызвать побольше шума.
Клара догадывалась, что ушел он к Ларри - тот, занимаясь привычными обязанностями борт-инженера, мог пропустить что угодно. Даже то, что они оказались в Черной дыре. Интересно, а Ивонн и Игорь хоть понимают, что шансов выбраться у них практически нет? В дыры корабли падали довольно часто - пару лет назад был просто бум, каждое третье судно оказывалось в нигде. Некоторые возвращались - они либо ничего не помнили, либо отказывались говорить. И те, и другие рано или поздно оказывались в руках психиатров.
- Айзек не вяленая вобла, - жеманно хихикнула Ивонн, оттолкнула от себя Игоря и поднялась на ноги. - Айзек просто тухлая рыба. И врет слишком много - как Кэп мог его взять?
- Кэп никогда ни в ком из нас не сомневался, - хмыкнула Клара и на всякий случай огляделась, проверяя, как там Кэп - хотелось хоть чем-то отвлечь себя, уйти от навязчивой мысли наглотаться таблеток и спать, не видеть, не слышать, не знать вообще, что случится потом.
Глаза Кэпа вновь оказались открыты - Клара обмерла, когда в их взгляде ей почудилась укоризна, и зажмурилась сама, опуская веки мертвеца, пытаясь убедить себя, что это вполне обычный процесс. Подумаешь, труп глаза открыл! Все нормально.
Не считая того, что шансов снова оказаться в нормальном космосе - процентов так пять.
- Ивонн, а твои приборы могут показать хоть что-то? - спросил Игорь, оглядывая выключенную аппаратуру штурмана. - Может, есть вероятность найти выход из этой дыры?
- Я знаю, что ты хотел Игоря после себя оставить, - сквозь зубы прошипела Клара, неприязненно глядя на него, но думая в первую очередь о Кэпе и непроизвольно понижая голос, чтобы Игорь точно не услышал. - Но не успел первым помощником сделать, да?
Ей захотелось ударить Кэпа. За то, что она сразу после получения лицензии пилота бросила все и удрала на его старую посудину. За то, что все ее блестящие, как говорили, способности, куда-то ушли. Кэп не подпускал ее к штурвалу ближе, чем на метр - и Клара занималась чем угодно, от обязанностей механика до судового врача. Кэп за все это время успел превратить ее в девочку на побегушках - и в ее тридцать пять у нее уже есть седые пряди, и она зависит от транквилизаторов, потому что боится космоса.
Но больше всего она хотела ударить его за то, что теперь он ее бросил.
- Кэп не мог умереть сам, просто так! - уверенно произнесла Ивонн, возвращаясь на свое место. Штурманская аппаратура немедленно ожила - вот только выдаваемая ею информация выглядела слишком непривычно, Клара никогда такого не видела. - Может, это ты его убила?
- Не говори глупостей, - мягко попросил Игорь и, подойдя к Кларе, положил руку ей на плечо. - Ты как?
Она подавила желание вцепиться ему в горло - если глупости, которые выдавала Ивонн, легко пролетали мимо ушей, то от "ненавязчивой" заботы Игоря было не скрыться.
Второй помощник был слишком мягким, добрым и отзывчивым, чтобы все эти чувства оказались искренними. Клара ненавидела его от всей души, как и практически каждый член команды, и они постоянно ждали от него какой-нибудь подлости. Хотя Игорь, вроде бы, за время пребывания на корабле никому не насолил, и наоборот, был весьма полезен. Кэп посмеивался и любил говорить, что раз они так хотят, то однажды Игорь обязательно постарается оправдать их ожидания
Кэп был единственным, кто не подозревал Игоря в неискренности, но он вообще доверял каждому из них - вот только в случае с Игорем это доверие приобретало непривычный размах.
Из-за этого Клара считала, что Игорь был сыном Кэпа. По возрасту вполне подходил - а еще иногда, очень редко, но все же, в нежно-голубых глазах Игоря появлялась то самое выражение, из-за которого они все когда-то пошли за Кэпом.
В любом случае, Клара знала, что через пару рейсов Кэп поменял бы их с Игорем местами. Зато теперь есть все шансы остаться на этой должности посмертно, сгинув в Черной дыре.
Клара поморщилась - как она не старалась отвлечь себя, мысли упорно возвращались к тому, что из Черной дыры им не выбраться никогда.
- Кларе смерть Кэпа была о-о-очень выгодна, - ядовито заявила Ивонн, быстро просматривая меняющиеся на навигаторских мониторах карты. - Техника взбесилась.
- А чего ты ожидала! Это же черная дыра! - огрызнулась в ответ Клара. - Будто тебе смерть Кэпа была не выгодна. Он же не хотел тебя отпускать... да и вообще, при желании, можно найти мотив у каждого из нас!
Игорь часто моргал, будто собираясь заплакать, и явно не зная, как ему вклиниться между женщинами.
Айзек возник в рубке внезапно.
Дверь открылась бесшумно, а шаги медика всегда оказывались неслышны. Однажды Алекс и Ларри решили подшутить над ним и прикрепили к мягким ботинкам подковы. Айзек и тогда продолжил двигаться, не издавая ни единого звука.
Ивонн открыла было рот, чтобы возразить Кларе, но постное выражение лица медика быстро заставило ее замолчать.
- Что у вас случилось? - тихо, почти не двигая губами, спросил Айзек, прижимая к груди красный чемоданчик.
- Кэп мертв, - пожала плечами Клара.
- Его убили! - взвизгнула Ивонн, ударив кулаком по клавиатуре. Раздался жалобный писк - впрочем, техника Ивонн уже привыкла к тому, что штурман в минуты нарушения душевного равновесия готова размахивать кулаками.
- Кэп мертв, - повторила Клара, отходя от кресла пилота. - Осмотри его.
Айзек посмотрел на нее, потом на Ивонн, вздохнул и прошел к креслу. Развернул его, придержал покачнувшееся тело Кэпа.
- Я вижу, - равнодушно заметил медик, проверив пульс. - Мне делать вскрытие прямо здесь?
Смотрел он при этом на Игоря. Клара сжала кулаки.
- Я сейчас капитан, - твердо произнесла она. - Игорь поможет тебе отнести тело в лазарет. Я надеюсь, что мы скоро узнаем причину.
Игорь кивнул и подхватил тело Кэпа под мышки. Айзек наклонился, взяв ноги Кэпа, кивнул Игорю, и они медленно двинулись к выходу. Клара отвернулась, разглядывая пульт пилота, чтобы не смотреть, как они выносят тело. От Игоря чуть позже стоило ожидать истерики - его эмоциональные реакции были замедленными: второй помощник во время чрезвычайных ситуаций выглядел совершенно спокойным, но при этом потом хватало какой-нибудь незначительной мелочи, чтобы довести его до нервного срыва.
Ивонн зашипела и перекрестилась, когда тело проносили мимо ее.
Клара вытащила таблетки из кармана - в упаковке оставалось еще две штуки - и усмехнулась. Ивонн все время заявляла, что не верит в каких-либо богов, но, когда ей требовалась их помощь, готова была стать самой религиозной персоной во Вселенной.
- Боюсь заразиться смертью, - тихо прошептала штурман и пнула блок питания. Мониторы мигнули и погасли окончательно. Ивонн распахнула ресницы - в глаза у нее стоял ужас, видимо, копившийся с того момента, когда она поняла, где оказался корабль. - Сделай что-нибудь, раз уж провозгласила себя командиром! Выведи корабль отсюда!
Ивонн топнула ногой с таким капризным выражением лица, что Клара не выдержала - подскочила к ней и отвесила хорошую затрещину.
- Не смей сейчас устраивать истерик, - тихо произнесла Клара, глядя на Ивонн сверху вниз и надеясь, что та не полезет в драку. - Мы все в одинаковом положении, давай не будем его усугублять? Ты первоклассный штурман, даже Алекс это признает. Проложи нам курс.
- Я не могу! - Ивонн замотала головой, всхлипывая. - Это не космос, а... а завихренное пространство с глюками. Как мне курс прокладывать, гаданием? Это просто невозможно! С этим дрейфом больше шансов найти выход, чем с начерченным курсом!
Клара тяжело вздохнула и решилась наконец посмотреть на мониторы. Увиденное было настолько непривычным, что долго смотреть не получилось, а, отведя взгляд, Клара уже не могла вспомнить, что же там было.
Она потерла веки и снова взглянула на дисплеи. Внутри черной дыры было на удивление светло - будто звезд стало в разы больше, и они заполонили все пространство. Смотреть долго было невозможно, и Клара вырубила наружные камеры.
- Кэп был бы счастлив это видеть, - прошептала Ивонн, разглаживая на своей куртке пришитую эмблему - раскинувшую крылья птицу. - Я штурман, я прокладываю курс.
Голос Ивонн прозвучал на удивление спокойно.
- И я его проложу, - продолжила штурман и удивленно посмотрела на свою руку, в которой осталась эмблема. - Как это? Там же были крепкие нитки!
- Может, ты слишком сильно дернула? - предположила Клара, мысли которой занимала скорее Черная дыра, чем оторванная с куртки эмблема. - Давай, займись делом!
Ивонн кивнула, положив эмблему на приборную доску перед собой, и снова пнула блок питания, на этот раз включая технику.
Клара невольно улыбнулась, гордая собой - получилось мало того, что прекратить истерику Ивонн, так еще и найти ей подходящее занятие. Бесперспективное, конечно, но так штурман будет при деле.
Когда Клара оказалась перед дверями медицинского отсека, по кораблю прокатился крик - низкий, почти переходящий в вой. Клара с испугом огляделась по сторонам, пытаясь понять, что на корабле может издавать такие звуки, и с еще большим страхом сообразила, что это кричит человек.
Из лазарета выскочил Игорь с кортиком, оглядываясь по сторонам.
- Там кричали, - сипло прошептала Клара, которой опять стало страшно - и в то же время хотелось смеяться, потому что смотрелся вооруженный коротким и, возможно, еще и тупым оружием второй помощник крайне странно.
- Иди к Айзеку, я посмотрю, - предложил Игорь, нерешительно глядя куда-то в шею Клары - но она готова была признать, что пару секунд назад он выглядел даже грозно.
Клара кивнул и осторожно обошла Игоря, чтобы зайти в лазарет.
Айзек мыл руки. Тело Кэпа лежало на операционном столе, уже после вскрытия - жуткий, но в тоже время завораживающий вид. Клара расширившимися глазами смотрела на внутренности Кэпа, пока Айзек не опомнился и не усадил ее на ближайшую на койку, подсунув под нос пузырек с резко пахнущей жидкостью. Клара раскашлялась и смогла наконец отвести взгляд от тела.
- Никаких отклонений, просто удивительно, - пожал плечами медик, возвращаясь к операционному столу. - Можешь сама посмотреть... внутренние органы в полном порядке... и, если честно, выглядят для человека его лет подозрительно прекрасно.
- Кэп вполне мог быть и не человеком, согласись, - усмехнулась Клара, прислонившись к стенке и стараясь не смотреть снова на тело.
- Да-а-а, он был искусным киборгом, которого создал инопланетный разум, чтобы захватить наш несчастный кораблик! - не очень искренне рассмеялся Айзек - Клара только сейчас подумала, что ему тоже может быть тяжело оттого, что Кэп умер.
- Конечно, именно киборгом, кем же еще, - прошептала Клара, проглотила таблетку. - От чего он умер?
- Остановка сердца. Но понять, почему она произошла, я не могу, - медик снова взялся за скальпель. - Вот, кстати, само сердце. Абсолютно здоровое - даже у меня не такое!
Игорь пнул дверь лазарета, которую в очередной раз заело, открывая ее.
- Ларри умер, - прошептал он, бледный до синевы, потом зажал себе рот ладонью и бросился к раковине, в которой до того Айзек мыл руки.
Клара замерла, чувствуя, что у нее самой сейчас остановится сердце - в смерть Ларри верилось еще меньше, чем в смерть Кэпа.
- Кстати, тут заметил, - невозмутимый медик, будто не обративший вообще на Игоря внимания, протянул Кларе куртку Кэпа. - Когда у него успела отпороться эмблема?
- Не помню, - честно призналась женщина, хватаясь за возможность не думать о Ларри, а вспоминать, было ли все в порядке с эмблемой у Кэпа. - По-моему, до того, как мы упали в дыру, все было в порядке... Вообще все!
Клара нахмурилась - в голову приходили обрывки мыслей, и сосредоточиться на чем-то одном уже не получалось. И лучше всего вспоминалась почему-то оторвавшаяся с куртки Ивонн ткань. С изнанки черная птица оказалась синей.
- У Ларри тоже не было, - Игорь оторвался от раковины, над которой его выворачивало наизнанку, вытер рот ладонью и сделал несколько глотков воды из-под крана. - Алекс... его держал, и кровь... а эмблемы не было.
Клара и Айзек машинально потянулись проверить, держатся ли еще их птицы.
- И у меня нет, - заключил Игорь севшим голосом и сполз на пол, цепляясь пальцами за стенку. - Мы здесь умрем. Черная дыра бесконечна, мы никогда не выберемся из нее, мы умрем, умрем, умрем...
- Как же не вовремя! - поморщилась Клара, схватила с полки графин и вылила его содержимое на голову Игоря - довести того до истерики было сложно, но, когда это случилось, свои эмоции второй помощник не сдерживал совершенно.
- Эй, там спирт! - крикнул Айзек - Клара первый раз слышала, как он повышает голос. - Хотя, какая разница...
Игорь запрокинул голову, слизывая текущие по коже струйки. По воздуху плыл резкий алкогольный запах.
- Мы уже не существуем, - прошептал второй помощник, обхватывая голову ладонями. - Не существуем. Я готов поверить в теорию Кэпа!
Клара закусила губу, наклонилась и ударила его по щеке, хотя, вроде бы, Игорь уже успокоился.
Ей это все начинало нравиться. Определенно неплохо оказалось быть вместо Кэпа, командовать этими неудачниками - особенно, если учитывать, что командовать осталось не так уж и долго.
- Тебе нужно отдохнуть, Клара, - мягко прошептал Айзек, оказываясь за ее спиной, и Клара почувствовала холодное прикосновение к шее. В следующую секунду прикосновение стало еще и болезненным - медик явно вколол ей снотворное.
- Сволочь! - возмутилась Клара, инстинктивно дернувшись.
- Еще какая, - кивнул Айзек, убирая шприц. - Но это, по крайней мере, полезнее, чем твои таблетки. Спи.
Клара улыбнулась ему, чувствуя, что на этот раз сон накатывает волнами, почти как настоящий, а не бьет по голове, заставляя провалиться в дрему.
***
Айзек оттащил заснувшую Клару на кушетку, прикрыл простыней и обернулся к притихшему Игорю.
- Где тело Ларри?
- Там, внизу, у двигателей, - Игорь с нескрываемым опасением косился на ампулы со снотворным, будто считая, что врач может и ему вколоть, и Айзек поморщился, почувстовав зависть - Клара хотя бы этого слизняка ударила.
- Ты говорил про кровь. Что там случилось и откуда эта самая кровь? - спросил врач. - Алекс у трупа? И где Ивонн?
- Не знаю - когда я пришел, Ларри уже был мертв. Алекс там, конечно, где ему еще быть? - Игорь подхватил упаковку выпавших из кармана Клары таблеток и поднялся на ноги, еще раз умылся. - А Ивонн, должно быть, в рубке. Я посмотрю, что там с ней.
Айзек кивнул, дожидаясь, пока он уйдет - рядом с Игорем было непонятно, чего от него ожидать в следующую секунду: признаний в любви, внезапной глухоты или же истерики.
Лично врачу были противны оба помощника Кэпа. Да и сам Кэп. И весь этот прогнивший еще десяток лет назад корабль. Айзек пнул ножку операционного стола, накрыл тело Кэпа простыней, только бы не видеть чуть укоряющего выражения его лица. Естественно, Айзек просто слишком долго дышал парами спирта, теперь и кажется, что труп ему что-то сказать хочет. Или это влияние Черной дыры? Вполне возможно. Значит, вызывает галлюцинации, усиление чувства вины, нервные расстойства - надо было бы записать, но Айзек решил, что зафиксирует свои наблюдения потом.
- Вот лучше бы ты в метеорит повернул, - разочарованно произнес врач и вышел из лазарета, продолжая свой монолог на пути к двигателям. - Тогда бы сразу и все. А так... сволочь ты, сам помер, и нас оставил только мучиться. Сколько там шансов выбраться из Черной дыры? Даже если я проведу исследование, об этом никто не узнает! А ведь можно было бы рассчитывать на премию Гиппократа как минимум...
Ларри выглядел так спокойно, как никогда при жизни. Ничего удивительного, решил Айзек, на всякий случай проверяя пульс, - горбатого же могила исправляет. Вот и этого выпрямило и успокоило. Да и Алекс не жилец, хотя и всех остальных теперь можно воспринимать как материал для опытов. Впрочем, и самого Айзека - тоже.
- Ты не видел, куда делась эмблема с его куртки? - медик оглянулся на сидевшего на полу Алекса, подпиравшего стенку.
Тот помотал головой и глотнул из фляжки. Айзек поморщился - он ненавидел запах алкогольных паров. А в лазарете благодаря выходке Клары все пропахло чертовым спиртом.
Пусть теперь сама там дышит этим. Айзек, конечно, включил вентиляцию, чтобы проветрить помещение, но так быстро пары спирта не исчезнут.
Спящая Клара, кстати, выглядела как-то моложе, сразу вспоминалось, какой красивой она была лет пять назад. Существование Айзека на борту в то время протекало еще незаметнее для остальных членов команды, и мысли не возникало даже прикоснуться к какой-нибудь из женщин на борту. Красивая Клара и ослепительно прекрасная Ивонн...
Две истерички, страдающие из-за затяжного климакса. Айзек сплюнул бы, если бы не мысль о том, что это было бы не так уж и вежливо по отношению к Ларри - и ему немедленно захотелось помыть руки, отмыться от ощущения гадливости: ведь он прикасался к Кларе!
Да, Кэп нашел отличный выход с этой каторги.
- Ее и не было, когда я пришел, - тихо прошептал Алекс. Судя по блеску в глазах, он уже успел напиться, но пока продолжал говорить связно. - Он замер, схватился на грудь и упал. А мы говорили! Мы просто говорили! Он... еще начал что-то про Кэпа... ну, типа надо помянуть! Я притащил фляжку, возвращаюсь, а он схватился за грудь и упал!
- И ударился виском о выступ на кожухе двигателя, - пробормотал Айзек. - Сердце, говоришь? Ларри же этого всегда и боялся?
- Ларри не боялся ничего! Вот ты... что ты вообще можешь о нем знать?! И говорить теперь так... презрительно! - Алекс вскочил на ноги, сжал руки в кулаки и медленно, раскачиваясь, направился к Айзеку. - Сейчас я тебе вма-а-а-ажу!
Врач легко увернулся от удара, так что Алекс влетел в стену и вроде бы успокоился - во всяком случае, других попыток наброситься на Айзека он не предпринимал.
- Отнесешь его в лазарет? - спросил врач, оглядываясь по сторонам. - Я хочу в каюту заглянуть.
Алекс грустно кивнул, продолжая стоять у стенки, уткнувшись в нее лбом.
Айзек же, окинув его спину неодобрительным взглядом, направился дальше по коридорам. То, что на корабле было пусто, ему даже нравилось - шанс, что кто-нибудь его заметит, был слишком мал.
В лазарет еще наведывались время от времени. В коридоры же, тем более в эти, не ведущие к жилым помещениям...
Иногда Айзеку казалось, что здесь бывает только он - ну, и еще Кэп. Кэп знал о корабле совершенно все, иногда закрадывалось подозрение, что он сам его собрал.
Впрочем, окажись оно так, врач бы не удивился.
- Что, интересно, теперь с нами будет, а, развалюха? - хмуро спросил Айзек у корабля.
Тот не ответил. Пока решил хранить молчание, видимо - врач усмехнулся, прислоняясь к стенке. Его лихорадило - слишком много нервов, слишком много новых событий, которые мозг Айзека отказывался анализировать. Рядом с другими членами экипажа еще можно было отвлечься, представляя себе, как он будет писать свое исследование о влиянии Черной дыры на людей, но сейчас, наедине с кораблем, голову заполняли не слишком приятные мысли.
Медик прижался щекой к ближайшей стенке. До тайника оставалось совсем недолго - два поворота, и там, в маленькой запыленной каюте, в небольшом сейфе, будет его сокровище.
Его, Айзека, доза.
Уже через минуту он тяжело опустился на колени перед сейфом, открыв тяжелую дверцу, вытащил плоский прямоугольник из пластика - кредитку Общего банка. Айзек довольно улыбнулся, поглаживая золотое тиснение на гладкой поверхности - это успокаивало, заставляло чувствовать себя увереннее.
Интересно, Клара вообще догадывалась о том, сколько контрабанды они привезли за последние три года, когда у Игоря неожиданно появились нужные связи?
Без левых денег вряд ли бы им удалось продержаться так долго. И сейчас... если выберутся из дыры, разбегутся все, как крысы, а корабль Клара сдаст в утиль.
- Уж лучше бы она померла, чем ты, - пробормотал Айзек, принюхиваясь и почти ощущая запах денег, которые ждут, когда же он их снимет с кредитки. - Хотя... тогда вряд бы я смог уйти, правда, Кэп?
На гладкой поверхности карточки Айзеку почудилось какое-то движение, и он рывком оглянулся - но в каюте было пусто. Только он и его деньги. Врач убрал карточку в нагрудный карман куртки, под птицу, по привычке разгладил чуть топорщащуюся эмблему.
- Ну что, птичка, принесла нам удачу? - усмехнулся Айзек. - Я бы тебя сейчас отпорол, да вот беда - суеверный я. Мало ли.
Птица под его пальцем шевельнулась. Врач удивленно замер, почти убедил себя в том, что просто почудилось и опустил голову, смотря на эмблему. Та снова зашевелилась, замахала крыльями, подняла голову на тонкой шее, отрываясь от ткани.
Айзек, не в силах двинуться от шока, следил за птицей. Она клюнула его грудь - врач ничего не почувствовал, но потом вдруг мышцы одеревенели, и он попытался закричать, но губы уже не слушались.
Легкие отказали. Айзек так и стоял на коленях, пока перед глазами темнело, и смотрел, как синяя птица-эмблема выползает из каюты.
***
Техника отказывалась высчитывать путь - что-то мешало, и как Ивонн ни пыталась обойти этот блок, у нее не получалось. Вручную же прокладывать курс казалось бесполезной тратой времени - точных карт и хоть каких-либо ориентиров у нее не было, а подсчитать или хотя бы прикинуть их без техники - да проще помереть, как Кэп!
Ивонн не выдержала и всхлипнула, глядя на экран с мигающим сообщением об ошибке. Ошибка была опять новая, ее код оказался Ивонн совершенно незнаком, и после осознания собственной беспомощности девушка не смогла сдержаться и зарыдала. Шагов Игоря она даже не услышала - и вздрогнула, когда его холодная ладонь сжалась на ее плече.
- Не сиди здесь одна, - попросил Игорь. - Это опасно.
Ивонн усмехнулась, стирая слезы, запрокинула голову:
- Тебе-то какое дело?
- Волнуюсь, может, - Игорь пожал плечами. - Или мне нельзя испытывать дружеские чувства?
- Дружеские? - Ивонн покачала головой, оттолкнула его руку и поднялась на ноги. - Все вы так говорите. Еще скажи, что тебе неинтересно, какой у меня размер груди и все такое...
- Пятый, - пробормотал Игорь.
Ивонн отвесила ему пощечину, скорее угадав слово, чем действительно его услышав.
- Кажется, я выполнила заветную мечту Клары, - усмехнулась она, разглядывая оторвавшуюся эмблему, вытащила из нее нитки.
На дорогие, впитывающиеся в ткань, знаки различия у Кэпа в свое время денег не нашлось. Тогда он и притащил охапку простых черных аппликаций... Пришивали их к курткам хирургическими иголками и нитками - и Айзек обещал, что эмблемы просто так не оторвутся.
- Что за опасности? - Ивонн убрала ткань в карман, сжала в кулаке, чтобы не потерять. - И кто кричал? Что-то... что-то еще случилось?
Игорь опустил взгляд, будто колеблясь, но потом поднял голову, чтобы посмотреть в глаза Ивонн.
- Ларри умер.
Она сглотнула и отшатнулась, вжалась в стенку - как и Кэп, Ларри был нерушимым столбом, удерживавшим на себе реальность Ивонн. Кэп стал для них всех в конце концов отцом, а Ларри - по крайней мере, лично для Ивонн - братом.
- Ты врешь! - выкрикнула Ивонн, сжимая кулаки. - Ларри не мог! - и тут же сникла, зарываясь пальцами свободной руки в волосы, дернула - сил даже на то, чтобы снова заплакать, уже не оставалось. - И все мы умрем...
Если Ларри больше нет, какой смысл вообще жить?
- Мы все умрем и попадем туда же, где Ларри, - добавила она, немного успокоившись.
Идея Ивонн понравилась - в конце концов, уж ее-то Ларри даже после смерти не бросит, он обещал, а поймать механика на нарушении слова никому и никогда не удавалось!
- А если Кэп был прав? - осторожно спросил Игорь, снимая куртку и набрасывая ее на плечи Ивонн.
Сам он стал будто выше ростом и намного сильнее, Ивонн позволила обнять себя и увести из рубки. Резкая перемена в его поведении казалась странной, но в тоже время неожиданно приятно было ощутить его заботу. Француженка не стала думать о том, как непривычно ведет себя второй помощник - и как сильно его поведение сейчас напоминает поведение Кэпа.
- Тебе бы этого хотелось? Чтобы Кэп был прав? - Ивонн нахмурилась, поправляя куртку, потерла переносицу подушечкой пальца. - Лично мне - нет. Я не настолько ему верила.
- А я - верил, - прошептал Игорь. - Нет, но тогда все складывается! И все будет хорошо, Иви!
- Ты - не Кэп. Не называй меня так, - потребовала Ивонн, машинально разгладила эмблему на куртке. - Не хочу быть всего лишь выдумкой психа.
- Личностью, а не выдумкой, - поправил Игорь, заботливо поглаживая ее по волосам. - И все мы личности одного несчастного человека. Так что... если так, то Ларри где-то там, в наших сердцах.
- Заткнись. То, что Кэп сошел с ума, было ясно давно. Не заставляй меня думать, что и ты пошел за ним следом, - Ивонн тряхнула головой, отступила на шаг и поспешила к лазарету.
Игорь шел следом, что сильно действовало на нервы, но его ведь не прогонишь...
***
Алекс, когда вошел в лазарет, засомневался, туда ли попал. Он вообще редко бывал в этой части корабля и сейчас оказался не готов в бьющему в глаза яркому свету, сильному запаху спирта - Айзек здесь надирался, что ли, в одиночестве? - и еще какому-то неприятному запаху, узнать который с ходу не получилось.
Алекс остановился на пороге, окинул взглядом прикрытое простыней мертвое тело и посмотрел на Клару.
Та лежала, свернувшись клубком, и Алексу даже будить ее не захотелось - он догадывался, как она сейчас измотана, раз уж спит в лазарете, а не устраивает кораблю генеральную ревизию.
- Мы за твой помин уже выпили, - сообщил Алекс Кэпу, устало вздохнув, положил тело Ларри на ближайшую койку. - Успели. А теперь еще и за Ларри пить...
Он поморщился, стараясь самого себя убедить в том, что глаза щиплет скорее от света ламп, чем от боли в груди. Потому что Ларри больше нет, а если нет Ларри - как и Кэпа - то неизвестно, как будет жить корабль дальше.
Пожалуй, Алекс бы предпочел умереть сам - а лучше бы вообще вместо кого-нибудь - если бы не чувство ответственности. Кэп доверял ему приглядывать за остальными, так что бросить команду он не имел права.
- Кэп же ввел сухой закон, - пробурчала Клара и повернулась к Алексу, сонным взглядом окинула его, потирая шею. - С тобой все в порядке?
- Ну у тебя и вопросы, детка. Конечно, со мной все в порядке! - горько усмехнулся Алекс и попытался отвлечься, с интересом оглядывая растрепанную женщину. - Откуда у тебя белые прядки? Красишься?
- Пошел ты, - привычно огрызнулась Клара. - Действительно, с чего бы у меня быть седым прядкам, в такой спокойной обстановке?!
Алекс кивнул, пытаясь придать своему лицу сочувственное выражение - Клару действительно было жалко, она в последнее время тратила слишком много сил на то, чтобы показать Кэпу, какая она чудесная и незаменимая. Ларри не так давно сказал, что не будь Клара настолько уверена в том, что ее действия по-настоящему необходимы, Кэп уже давно бы оставил ей корабль.
Откуда механик, иногда не поднимавшийся от двигателей неделями, знал обо всем, происходившем на корабле, еще раньше Алекса, тот не понимал никогда. Ларри обещал раскрыть свой секрет перед уходом - но тогда никто из них не знал, как быстро настанет этот самый уход.
Алекс привык считать, что смерть всегда рядом, но не также близко! Она должна была караулить неосторожных, потому что это в природе смерти, но чтобы так нагло забирать людей...
Смерть Кэпа оказалась первым ударом - ведь капитан должен покинуть свой корабль последним, в конце концов!
- Ларри и правда? - тихо спросила Клара, пытаясь распутать волосы.
Алекс кивнул, закрывая глаза. Ларри и правда. Ларри, ублюдок, и правда умер - мысль об этом уже не приносила боли, но была очень обидной. Как-то случайно получалось, что Алекс и Ларри всегда все делали одновременно: пришли на корабль, начали учиться, получили первую должность... и все последующие повышения так же получали в одно время. А вот здесь Ларри все-таки вырвался вперед!
- Кто будет следующим, как думаешь? - Алекс улыбнулся, спрашивая просто для того, чтобы не молчать. Он-то знал, что следующим должен стать он - Ларри ведь такой, он может долго и не ждать.
Оставит записочку со словом «Догоняй», и лови его потом в этом загробном мире.
- Эмблемы нет у Игоря. И у Ивонн, - Клара отвела взгляд, дергая за спутавшиеся прядки слишком сильно.
- Причем здесь птички? - удивился Алекс, опуская голову, посмотрел на косо нашитую эмблему. - Что, на нашем корабле завелось порождение Космоса и оно жрет людей без птичек?
- Или жрет птиц, а люди попадают под раздачу, - Клара закусила губу, продолжая нервничать - Алекс даже удивился, когда сообразил, что она волнуется не за себя - иначе такого сильного проявления эмоций он бы не увидел. - Птица Игоря просто пропала, а вот эмблему Ивонн, наверно, можно пришить...
- Не совсем понимаю, о чем ты, но, может, это просто совпадение? - он хлопнул Клару по плечу, стараясь хотя бы немного подбодрить.
- Кэп, может, свою уже давно потерял, просто никто не заметил, а Ларри... да тоже мог отпороть где угодно! - Клара закрыла глаза и устало вздохнула, оставляя свои волосы в покое. - Не обращай внимания. Просто пытаюсь себя успокоить. Не хочется умирать, не хочется "не быть". Об этом даже думать противно до такой степени, что я готова поверить в ту теорию Кэпа, если честно.
- У него слишком часто возникали безумные теории, и мы обычно в них не верили. С чего вдруг сейчас? Страшно, да, Клара?
- Страшно, - неожиданно согласилась она, прижимаясь к удивившемуся Алексу. - Разве может быть не страшно - умирать?
- Подумаешь, - он усмехнулся. - Рано или поздно все умрут. Может, в следующую секунду на корабле кто-нибудь умрет, кто знает? А может, не умрет, мы как-нибудь выберемся из этой задницы, прости, дырки, и все будет в порядке.
Клара невольно улыбнулась, услышав его оговорку, и Алекс немного успокоился, но в следующее мгновение она снова нахмурилась, разглядывая его эмблему.
- Ты так криво пришил свою птицу, что мне показалось, будто она шевелится! - прошептала Клара, и Алекс понял, что вот теперь она испугана по-настоящему.
Он опустил взгляд и удивился - птица и впрямь шевелилась, перекусывая последнюю нитку, удерживавшую ее крыло на куртке. Алексу это напомнило иллюстрации из детских книг, где показывали, как душа отправляется на свободу. Он понял, что не был бы против, если бы его душа отправилась сейчас куда-нибудь - на Клару можно было оставить корабль и команду, если что: она теперь просто обязана справиться.
- Ух ты, - восторженно прошептал Алекс, поднося к птице палец. Та его немедленно клюнула, явно насторожившись - ну совсем как Клара.
Нахохлилась и клюется.
Боли Алекс и не заметил - так, легкий щипок за палец, и все. Почему все вокруг вдруг стало красным, а во рту появился привкус крови, он не успел понять.
***
Когда Алекс вдруг упал - все так же, с восторженной улыбкой на лице, и его эмблема поднялась в воздух, размахивая синими крыльями, Кларе стало очень страшно. Она прижалась к стенке, не в состоянии двигаться, только наблюдала за порхавшей по лазарету птицей. Этот клочок ткани хотелось уничтожить, непременно, разорвать на части - только за то, что Алекс оказался прав в том, что в следующую секунду кто-то умрет.
Клара почувствовала, как начинает двигаться и ее собственная эмблема, и вот тогда не выдержала - закричала, зажмурившись, подсознательно ожидая, что вот сейчас, через секунду, она, может быть, почувствует вспышку боли, и все.
- Клара? - воскликнула Ивонн, замершая в дверях в накинутой на плечи чужой куртке, потом огляделась по сторонам и побледнела, обнаружив тело Алекса. - Да что же...
Клара вздрогнула, глядя на то, как по щекам Ивонн покатились слезы. Она сглотнула, оглядываясь по сторонам, чтобы понять, куда делась ее собственная эмблема - на куртке привычной аппликации уже не было.
- Это все птицы, - прошептала Клара, не ожидая, что ей поверят. - Это они нас убивают. Птицы счастья, как же!
- Но это же всего лишь ткань! - возразил Игорь, отодвигая Ивонн в сторону и входя в лазарет.
Кларе показалось, что за то время, пока она спала, Игорь вдруг стал очень сильно напоминать Кэпа манерой поведения.
- Эта ткань убила Алекса, - процедила Клара сквозь зубы, начиная раздражаться. - И, видимо, остальных тоже. Где Айзек?
- Мы его не видели, - Ивонн вытерла слезы, прижавшись к стенке рядом с дверью. - Ты думаешь, что он тоже? И мы остались здесь втроем?!
Голос у нее начинал звенеть - признак снова подступающих рыданий.
Клара тряхнула головой, приказывая себе быть сильнее, и тут заметила птиц - они были у самого потолка и, похоже, дрались друг с другом.
- Просто ткань, да? - усмехнулась она, вскинув руку и ткнув пальцем в птиц. - Вон, наверху!
- Двигаются, - завороженно прошептала Ивонн, явно забыв про слезы. - Но как это вообще возможно? Почему они... так странно себя ведут?
Клара вздохнула и зябко обняла себя за плечи. Ей хотелось самой разреветься, устроить истерику, да так, чтобы все поняли, как они провинились. Особенно те, кто уже посмел умереть - как же Клара их ненавидела! Другое дело, что позволить себе так сорваться даже вымотанная Клара не могла.
- Может, нам кажется? - предположил Игорь, пристально наблюдая за птицами. - О, падают...
Ивонн подставила ладони, подхватив эмблемы, осторожно их разгладила.
- А сейчас - ничего удивительного, просто ткань, - она покачала головой, убирая птиц в карман. - Как ткань вообще может убивать?
Клара с опаской проводила эмблемы взглядом и на всякий случай отступила подальше - Ивонн слишком легко отнеслась к этим клочкам ткани. Их нужно было бы уничтожить - но сил объяснять все снова Клара не находила. Если не верят - пусть их.
- По-моему, это просто коллективная галлюцинация! - заявил Игорь, и Клара не смогла не удивиться тому, что он уже успел выработать командный голос - правда, звучало не слишком естественно, будто Игорь пытался заставить женщин поверить в его слова. - По теории Кэпа мы просто субличности одного человека. Может, нашего... психа кто-нибудь лечит, и поэтому мы умираем, а птички - что-то вроде вестников смерти.
- Столь же вероятной может быть теория о том, что ожившая ткань - побочный эффект Черной дыры, - пожала плечами Клара, осторожно подходя поближе к Ивонн, поборов свой страх перед вроде бы затихшими эмблемами и стараясь не смотреть в глубь лазарета, погасила дальние лампы, оставив только свет у входа.
Эмблема на куртке, накинутой на плечи Ивонн, не двигалась. Кларе это не очень-то понравилось - черная птица будто готовилась к атаке, и избавиться от опасности следовало как можно быстрее. Чья же куртка могла быть у Ивонн?.. Клара охнула и замерла, не мигая, глядя на второго помощника.
- Игорь... а ты говорил, что у тебя ее нет.
- Кого? - Игорь удивленно уставился на Клару.
- Птички, - нахмурилась та, упирая руки в бока, наклонила голову к плечу, всматриваясь в лицо Игоря. - У тебя не было эмблемы. Я ведь видела...
Игорь отвел взгляд первым, потянулся за своей курткой к Ивонн.
- Тебе показалось.
- Нет, - отрезала Клара, успев первой схватить ткань, сжала в кулаке эмблему. - Ее не было! Ты... как ты это сделал?! Это ведь ты!
- Я что? - Игорь удивился, глядя на нее, а потом улыбнулся. - Чтоб ты сдохла, Клара.
В его голосе было столько ненависти, что Клара удивленно распахнула ресницы и отшатнулась, когда ладонь укололо легкой болью. Она, затаив дыхание, разжала кулак - птица Игоря уже топталась по коже - и Клару затрясло от увиденного. Что было с Алексом после того, как его клюнули?
Ивонн отшатнулась назад, в коридор, споткнулась о порог и растянулась на полу.
Клара попыталась стряхнуть птицу со своей ладони, отступая от Игоря, который смотрел на нее, будто не понимая, что происходит - может, первый раз видел, как убивает эмблема.
Она снова сжала птицу в кулаке, пытаясь в последние секунды хоть ногтями расцарапать, только бы не оставлять безнаказанной, но все было тщетно. Кажется, Ивонн закричала. Кларе захотелось пожелать ей удачи, но тело уже одеревенело, не слушалось - когда губы не смогли шевельнуться, она поняла, что уже почти-почти все, и в ужасе зажмурилась.
***
В кармане Ивонн шевелились птицы - это ощущение и привело ее в чувство, заставило вскочить на ноги и броситься бежать, не разбирая дороги. Опасности от эмблем, которые она собрала, девушка не чувствовала - а вот Игорь и его птица представляли собой угрозу. Штурман сжала птиц, опустив руку в карман, и вздрогнула, почувствовав, как они крыльями касаются ладони, вызывая щекотку.
Игорь шел следом - на плече его сидела синяя птица-убийца.
Ивонн сообразила, что ей некуда бежать дальше, лишь пробежав пару коридоров и оказавшись у рубки. Сейчас Игорь к ней придет, велит своей эмблеме клюнуть ее, и все. Смерть. Запертой в рубке быть не хотелось, и она в панике заметалась по коридору, даже не заметив, как Игорь догнал ее.
- Да все просто, Иви! - воскликнул он, останавливаясь в нескольких шагах от замершей и теперь переводящей дыхание Ивонн. - Эти штучки выполняют наши желания. Правда, замечательные вещи?
- И ты приказал своей убить остальных? - Ивонн прижала к груди охапку эмблем. Птицы в ее руках беспокойно шевелились, шуршали, и почему-то отпускать их не хотелось, прикосновения были даже приятны, успокаивали и заставляли панику отступить.
Игорь уверенно кивнул и улыбнулся - вышло у него не слишком эффектно, и штурману очень хотелось вслух заметить, что над зловещим оскалом Игорю еще работать и работать.
- С Кэпом получилось случайно, - вздохнул Игорь. - Он же так хотел оказаться в этой дыре, что засмотрелся и действительно нас сюда уронил! Как же я его ненавидел, когда понял, что происходит... и мне захотелось, чтобы он умер, - второй помощник погладил льнувшую к его ладони птицу. - Она подчинила себе его эмблему, чтобы та все сделала.
- А ведь Кэп тебе верил, убийца! - выкрикнула Ивонн, оглядываясь по сторонам и пытаясь прикинуть пути отступления.
Надо было бежать, вот только куда? В рубку? В каюты? С пропуском Игоря можно открыть любое помещение.
- Он сам хотел меня убить, пока я не набрал достаточно сил, вот только не успел, - улыбнулся Игорь. - Мы с ним слишком похожи... думаю, я и есть он, только более молодая версия. Поэтому-то я и смог с ним разобраться.
Он гордился собой так откровенно, что Ивонн стало противно. Птицы в ее ладонях притихли, облепили руки, расползаясь по коже подобиями татуировок. Синей стороной наружу.
- Птички... - Ивонн нервно поежилась, обнимая себя за плечи, отступила на шаг и едва не свалилась в рубку, споткнувшись о порог - дверь туда открылась бесшумно. - Что, они правда приносят удачу, Игорь? Тогда у меня намного больше удачи, чем у тебя!
- Качество важнее количества, - Игорь недовольно нахмурился. - Знаешь, после того, как Кэп умер, я почувствовал прилив сил. Я знал все, что знал Кэп, понимаешь? Вот тогда я и отправил свою птичку на охоту за Ларри - раз уж вы считали его душой команды, он должен был умереть одним из первых, а потом - за этой вяленой воблой Айзеком. Их знания нужны мне... как и твои.
Слишком уставшая Ивонн не понимала, чего он от нее хочет - убить? Ну так приказал бы своей птице и все, больше никаких проблем, она, возможно, и сама была бы рада сейчас отдохнуть.
- Хочешь забрать мои умения? - тихо спросила Ивонн.
Она страстно желала отомстить Игорю - не убить, а сделать как-нибудь так, чтобы он помучился.
- Я не хочу тебя убивать, Иви, - он подошел поближе, глядя на руки Ивонн, глаза у него лихорадочно блестели, и ей стало противно. - Давай ты побудешь мои штурманом, пока мы не выберемся отсюда?
Он схватил Ивонн за руку, она инстинктивно начала вырываться, пятясь, заходя в рубку, но Игорь держал крепко, следуя за Ивонн, не отрывая взгляда от ее руки.
Она опустила взгляд, чтобы посмотреть, что же там, и невольно улыбнулась: птицы на ее руках взмахивали крыльями, перемещаясь так быстро, что уследить за ними было практически невозможно, и это мельтешение перед глазами успокаивало, будто гипнотизируя, заставляя забыть о плохом.
Игорь смотрел и смотрел, видимо, видя что-то другое: уголки его губ опустились, будто Игорь собирался заплакать, потом лицо исказила гримаса боли - и слезы и впрямь потекли по щекам. Его собственная эмблема начала двигаться, будто разминая крылья, и потом легко перепорхнула на ладонь к Ивонн.
- Все? - спросила та, продолжая устало улыбаться, осторожно и плавно отошла подальше от замершего Игоря.
Он ее ухода не заметил, полностью погруженный в свои терзания.
Значит, птицы и впрямь почувствовали ее желание отомстить и выполнили его - и теперь можно загадать что-нибудь еще. Ивонн провела ладонью по правой руке от плеча к запястью, погладив птиц, и вошла в рубку, первым делом включив мониторы, чтобы посмотреть, что там, в Черной дыре.
- Пусть все закончится, - прошептала Ивонн, садясь в кресло пилота.
Ее всю трясло, на лбу выступила испарина, и снова было страшно.
Игорь все еще стоял за спиной - они действительно дождались от него подлости, тут Кэп был прав. Ивонн зябко поежилась, оглянувшись назад, потом попыталась прогнать мысли об Игоре и сосредоточиться на птицах.
- Вы, вы же должны исполнять желания, - Ивонн посмотрела на свои руки. - Так может, исполните еще одно мое? Я ведь и впрямь хочу!
Птицы уже не шевелились, и штурман задумалась, не закончился ли у них лимит на желания. Вдруг можно было загадать только одно?
Ивонн хотелось поверить в то, что никто не умер. Что они просто... вернее, она просто вылечилась, разобралась со своей болезнью, и теперь нет никаких других личностей. И никогда не было - все они были просто ее тенями, возникшими в то время, когда ей было слишком одиноко. Кэп вполне мог появиться во время первого полета, когда тренировочный корабль чуть не разбился и нужно было принимать решение, кого спасать - транспорт или людей.
Клара, наверное, родилась после какого-нибудь особо неудачного свидания, Алекс и Ларри - нереализованные желания разбираться в механике и методике боевых операций, Айзек - память о каком-нибудь жутком местечке, где пришлось заниматься эвакуацией людей и попутно оказывать им медицинскую помощь.
А Игорь... а Игорь тогда будет всеми негативными чертами сразу. Так его можно даже терпеть - как-то же человек переносит свои отрицательные стороны.
Главное - их не существовало и они не умерли. Не умерли.
Ивонн закрыла глаза, сжимая руки в кулаки.
Пусть все будет просто эффектом Черной дыры. Пусть все будет играми подсознания сошедшего с ума человека. Пусть будет чем угодно, лишь бы все это закончилось!
Птицы на руках Ивонн пришли в движение. Она перевела дыхание и закрыла глаза.
@темы: конкурсная работа, Радуга-1, рассказ
Тема: Голубая кровь аристократов
Автор: zipets
Бета: Лиза, Команда Синих
Краткое содержание: Прошлое и будущее слились в экстазе. А вот влюбленным слиться в оном колдуняка темный не дает. Похитил, ирод, красну девицу. Смогет ли добрый молодец вызволить свою милую - об том история наша.
Предупреждения: Крови мало, матов нет - автору самому противно
Примечания: С темами автор похулюганил немного, да.
читать дальше
Мез подбросил сырых веток в костер – пасть жертвой комарья, не став, по сути, взрослым, не хотелось отчаянно. По давней традиции, взрослым считался любой, кто решил уйти в ночное на Остров. Но все-таки до рассвета, пока не вернулся в деревню, ты еще оставался ребенком. Вернешься утром – будет тебе и голос, и жена. Нет – отпоют как взрослого.
Впрочем, возвращалось большинство. Почти все.
Почти.
На памяти Мезамира только один раз ушедший на Остров заставил родителей носить черное. Еще двое вернулись седыми, а Радогаст – сводный брат Даны – охромел. А ведь первым парнем на деревне был. На том, впрочем, и погорел.
С рассветом, когда парни и девушки отправились встречать его к перешейку, он, желая покрасоваться своей храбростью, не пошел в обход, а нырнул в речку и поплыл напрямик. Плавал Радогаст хорошо, да и плыть в эту сторону – сущие пустяки. Но как на беду поднялся со дна водолазень и ухватил Рада за ногу. Хорошо еще, что у самого берега, да и водолазень попался молодой, неокрепший – парни, ждавшие на берегу, смогли отбить.
А только ступню водолазень обглодал. Сцепившего зубы, но не издавшего ни стона Радогаста еле к знахарю успели донести, пока кровь вся не вытекла. Слава Богу, обошлось. Знахарь кровь заговорил, что возможно было – поправил. Ну а что невозможным оказалось, так Радогаст через месяц сам себе посох срубил, на который опирался при ходьбе. А посох обтянул кожей водолазня. Того самого.
Ниже по течению послышался характерный всплеск и стон, похожий на человеческий. Не то пырь поймал малька водолазня, не то взрослый водолазень пыря схватил. Мезамир вздрогнул больше от неожиданности, чем от испуга. Ну, в самом деле, чего бояться? Пырь, несмотря на свои размеры, на людей не набрасывался. Хоть и считалось, что услышать пыря – дурная примета. Но объяснялось это просто: все мамы в детстве, в целях воспитательных, рассказывают детям, что это не сам пырь стонет, а дети непослушные, которых пырь утащил.
Водолазень же хищник, конечно, опасный. Размерами немногим уступая взрослому человеку, имея рыбий хвост и мощные руки наподобие людских, был способен не только по дну лазить, но и плавал на короткие расстояния быстрее иной рыбы. Мгновенно поднимаясь, мог ухватить неосторожно заплывшего на глубину человека и утащить на дно. Но, будучи смертельно опасным в воде, становился абсолютно беспомощным на суше: опираясь для передвижения по земле на руки, схватить ими свою жертву водолазень уже не мог.
Именно так Радогаст и поквитался со своим обидчиком. Забросил в реку свой ботинок на веревке. Водолазень почуял знакомый запах и заглотил наживку. Тут его Рад и подсек. Острый крюк, спрятанный в ботинке, крепко вошел в глотку водолазню. Ополоумевший от боли хищник, вместо того чтобы схватить за веревку и стянуть Рада в воду, наоборот – изо рта пытался веревку с крюком вырвать, только причиняя себе дополнительную боль. Пока дергал, Рад с дядькой Севом его на берег и вытащили, а потом камнями забили.
Так что не так уж и страшен Остров ночью. Да и островом он становился только в разлив. В остальное же время попасть на него можно было посуху.
Конечно, долбодятел может голову пробить, мозги выесть, а в черепушку яйца отложить. Ну, так каждому ребенку известно как уберегтись. Не забыл зубок чеснока в карман кинуть (кто ж забудет?), вот и нестрашен никакой долбодятел. У долбодятелов нюх острый – зубок чеснока за версту чуют. Некоторые «смельчаки», правда, мало того что цельными чесночными гирляндами обвешиваются, так еще и жуют его всю ночь. Вот радость девушке, которую такой перестраховщик поутру в жены выберет. А уж остальным потеха! Девка-то виду старается не подать, целует, а сама аж морщится.
Папарасты могут разве что ослепить ненадолго. Так это и не беда. Ослепили тебя – стой на месте, пока зрение не вернется. Правда, если папарастов несколько, так и час на месте простоишь. А за это время может писетс незаметно подкрасться.
Сам по себе писетс не страшен: ползает медленно – успеешь заметить. Пнул его ногой, он и летит себе в обморочном состоянии. Но если не заметил вовремя, может подкрасться, больно цапнуть за мягкое место и кусок мяса вырвать. Так и кровью истечь недолго.
Самое обидное, считал Мезамир, на дурман-сову нарваться. Фиолетового цвета птица в ночной тьме была почти незаметна. Подлетит, в лицо дурманом пыхнет – и все. Валится человек кулем на землю, будто на перину. И сны сладкие видит, пока дурман-сова клювом тело разрывает. Одно спасение от нее – огня боится.
Нахухоль вообще в последнее время и не встретишь в наших краях. Ушла на юг. Старики говорят, страшный зверек был. Хотя, если верить всему, что говорят старики, то никогда взрослым и не станешь – всю жизнь в статусе ребенка проходишь.
Чего уж там… Много в округе зверья, которое может человеку жизнь укоротить. Да только, если совсем уж не дурак, так и не пропадешь. Сиди себе с чесноком в кармане у костра, по Острову не шастай, в реку не заходи – простейшие меры предосторожности.
И именно их Мезу предстояло нарушить сегодняшней ночью.
Дана.
Сиротка приблудилась в село еще совсем мелкая. Ободранная, чумазая, говорила мало и диковинно. Приютил девчушку кузнец сельский – дядька Сев. Женка его дочки оставить не успела. Боевая баба была. И когда за рекой обосновался деп, вместе с мужиками пошла нечистого усмирять. Да не вышло.
А дядька Сев однолюбом оказался. Никого в дом не позвал, сам Радогаста вырастил. А вот о дочке всю жизнь мечтал. Ну и взял сиротку заместо родной.
Время бежит – не писетс крадется. Еще в прошлом годе носилась Данка с мальчишками и на речку водолазней дразнить, и в козаков-бодегардаев играть. И в сад к старой Евдохе за китайскими яблоками ночью лазала, и на поиски сокровищ отправлялась с ребятней туда, где радуга земли касается.
А год пролетел – и уж девица на выданье. Одно загляденье. Мезамир заглядываться, глазами без толку хлопая, не стал. И засобирался на Остров. В ночное.
На один день опоздал. За что сейчас и ел себя поедом. Выйди на день раньше – и уже сегодня ночевал бы с любимой под одной крышей. Да не успел.
Наведался поутру в деревню Деп заречный.
Ясно дело – не просто так, а с целью. И цель известна. Чай, не первый год народ с соседством таким смирился. Бодегардаи деповы незамужних девок на майдан у сельрады согнали, а зерно и животину людишки и сами приволокли. Знали: лучше откупиться, чем потом родичей хоронить. Да и девку-то нечистый одну только возьмет. А если махнет крылом синяя птица удачи, то и не умертвит, а только кровью девичей первой для дел своих деповых запасется.
Стояли все на площади, глаза прятали друг от дружки. Каждый надеялся, что не повезет кому-то другому…
В этот раз не повезло Дядьке Севу с Радогастом. И Мезу.
Деп заречный выбирал недолго. Тыцнул пальцем наманикюреным в Дану и, брезгливо морщась, прикрывая нос платочком, аккуратно переступая ногами в туфлях из нахухолевой кожи коровьи лепешки, направился к повозке своей. Повозка пыхнула дымом пекельным, взревела голосом нелюдским и, подмигивая синим глазом, унесла Депа прочь.
Все остальное доделывали бодегардаи деповы – глиняные големы, у которых гарда меча к ладони приросла.
Никто и не дернулся даже, когда бодегардаи оброк на дракона винтокрылого погружали. Данка, проходя мимо, одними губами шепнула – «Не бойся. Я вернусь».
С площади расходились молча.
Умом Мез понимал, что кричать и возмущаться бесполезно. Имелся бы хоть один шанс отпор дать, община давно бы против Депа поднялась. Да только шанс этот, если и был когда, то давно сплыл водолазням на корм. Сейчас Депу перечить – что о стену каменную головой биться. Так что в трусости односельчан не винил. Даже дядьку Сева и Радогаста, молча принявших выбор нечистого. Знал, чего стоило им это молчание. И сейчас, сидя у костра на Острове, никого ни в чем не упрекал. Хоть и был Мезамир дитем малым, а все одно помнил, как обосновался за речкою Деп. Как продал Миколка-хитрун душу и кровь свою Гарра Анту в обмен на страницу из Книги Темной и обрел власть над словами писанными.
Во времена давние Гарра Ант, колдун могущественный и безжалостный, на холмах Печерских обосновался. Еще дед Мезамирова деда мальчонкой бегал, когда прошел Гарра Ант по местам битв давних и пробудил воинов павших ото сна вечного, и повел их на Киев-град. Зашел на комбинаты глиноземные и вдохнул волю свою в големов глиняных, и повел их на Киев-град. Помочился в реку Днепр и призвал со дна грязного водолазней, и повел их на Киев-град. И бежали жители стольного града в ужасе пред воинством темным…
Окружил себя Гарра Ант дорогами неприступными, по которым ни пройти, ни проехать, а только на драконе винтокрылом перелететь можно. Укрылся за стенами из стекла и бетона и начал Книгу Темную писать – Костишкурцию. Страницы Костишкурции были из костей молотых коровы бешеной, а обложка – из шкуры не убитого, а умершего своей смертью, медведя. Писал Гарра Ант в Костишкурции богопротивной заклинания темные. И каждая строка в Книге той – боль и слезы людей беззащитных.
Пришли к Гарра Анту и другие колдуны темные, пали на колени и сказали: поделись силой своей, Гарра Ант, самому Диаволу подобный, и вместе мы еще больше зла в мир принесем. Рассмеялся Гарра Ант и взял колдунов пришедших под руку свою. И стали колдуны темные Верховными Депами нового царства. Отдали они душу и кровь свою Гарра Анту, отринув все человеческое. Гарра Ант же влил в них каплю крови голубой своей, дабы стали и они, подобно ему, нетрадиционно голубой ориентации. И получил каждый Деп Верховный по десять страниц из Книги Темной и смог писать на них слова, делами богомерзкими обращающиеся. Верховным Депам подчинялись депы областные, по пять страниц из Книги Темной получившие. А под областными – районные депы ходили, и было у них по три страницы из Книги Темной. И смерть была тому депу, который обагрил руки свои кровью депа вышестоящего. И не было с тех пор жизни простым смертным…
Бежали люди из городов и городишек в села и деревни. Подальше от депов верховных, областных да районных. Но и там нечистый в любой день объявиться мог.
Сельские депы появлялись во множестве. Но убегать дальше уж некуда было. И стали люди давать им отпор. Поначалу, как обменяет кто душонку свою убогую на страницу из Книги Темной и депом нечистым обратится, сила могучая в нем за край плещется. Да только управлять силой той не способен еще деп. Вот и глупит, до власти над людьми дорвавшись. Тянет все под себя, побольше и побыстрее. А только не долго бенкетует ирод. Пока деп заклятия защитные на странице из Книги Темной рукой малограмотной выводит, мужики сельские петуха красного пустить успевают, и горит деп глупый пекельным пламенем, проклятия выкрикивая.
Но, если уж не успели депа новоявленного к праотцам отправить, пока он силушкой своей пользоваться не научился – потом уж лучше и не пытаться…
Миколка-хитрун сызмальства особняком держался. Евдоха старая, учителькой в школе в то время бывшая, рассказывала. Науки Миколка не сторонился, слова ученые на лету схватывал – родители нарадоваться не могли. Проказы, впрочем, тоже учинять любил, да только всегда выгородить себя мог. Все с него как с гуся вода. Вроде и набедокурит, а выпороть и не за что. Неудивительно, что и обращение свое в депа попервах скрыть сумел.
Что в селе завелся нечистый, поняли сразу – то забор трехметровый вдоль берега речки возникнет, путь к воде преграждая, то дорога центральная вдруг выбоинами покроется, а то и целое поле, на котором еще вечером пшеница колосилась, к утру полем для потех с мячиком обернется. Мужики за вилы да колья возьмутся, а только где деп осел – неведомо.
Засыпают два соседа вечером – межа участков аккурат посередке проходит. Утром глядь – у Родима участок вдвое больше стал и межа уж под самой Арсениевой хатой. Сам Арсений с огнестрелом дедовским и толпой возмущенных односельцев к Родиму придет – над депом суд вершить, а хозяин во дворе в слезах. Кони-кормильцы, кричит, пропали. Зачем земля мне?
И вправду, что ж это, деп земельку себе прихватил, а коней по ветру пустил? Сам теперь что ли в плуг впрягаться будет? Так не депово это дело землю пахать… Выходит не Родим душу продал.
Найдутся кони Родимовы у Евдохи – народ с вилами к ней. А хозяйка плачет: потоптали кони весь урожай яблок китайских. Один убыток от коней обретенных выходит. Не по-депову это. Чешут мужики затылки, пока что новое не приключится. Да все, что ни приключается – хоть и явно темных сил дело, а все бездумно как-то. Никто от дел этих нечистых выгоды не получает. Некому петуха красного пускать.
Год длилась такая чертовщина. Пока однажды не выросла за рекою усадьба панская. Темно-бордовым кирпичом на три этажа вознеслась. С массивными круглыми башнями и множеством труб печных. Во дворе – беседки, зеленью обвитые, да цветники с цветами заморскими, кустики стриженые да аллейки, кирпичом желтым усыпанные. А вокруг всего – изгородь живая шевелится.
И земля вся на том берегу, вместе с лесом заповедным, хозяину усадьбы этой принадлежать стала. Миколке-хитруну.
Похватали люди вилы, колья, топоры, огнестрелы старинные, на майдане сельском собираются – на Миколку идти. А только поздно. Успел деп силушкой своей нечистой овладеть.
Сам же и явился к односельцам бывшим.
Народ кричит, возмущается, сами себя заводят, а Миколка стоит в костюмчике новеньком и ухмыляется. Говорит, не хочу кровь лишнюю проливать. И вреда вы мне не причинили, и не по хозяйски это – скотину, молоко дающую, под нож пускать.
Тут уж люди не стерпели издевательства и бросились на Миколку с криком и проклятиями.
Посуровел Миколка. Бровью повел, и встали пред ним бодегардаи, на мечи свои острые впереди бегущих приняв. Сплюнул Миколка под ноги, и выросли вдоль дороги гаецы с палками волшебными. Махнет гаец палкой своей, и превращается человек в камень бездвижный. Свистнул Миколка, и закружил над головами дракон винтокрылый.
– Вы что же это, – кричит Миколка, – мужичье безграмотное! Никак слова понимать разучились или глаза водкою залили?! Аль не ясно, что не человек пред вами стоит, который хулу и рукомахательство попускать будет. Имейте уважение к Депу! Тогда и я вам жить позволю.
Опустили люди руки, оружие на землю побросали. Поняли, что не совладать уж с депом. Заматерел нечистый за год. Не зря Хитруном Миколку прозвали, когда еще человеком он был. Вместо того, чтобы сразу забирать все, до чего дотянуться сможет, тем самым выказав себя, над другими опыты проводил да к силе своей приноравливался. Теперь же в силу вошел да могучим стал. Бодегардаев из глины лепить не враз научишься. Гаецов призвать – тут уж сила областного депа нужна. А дракона винтокрылого приручить и не каждый Верховный Деп сможет.
Смирились люди. По хатам разбрелись, родных и близких оплакивать. Одна надежда – с такими талантами в колдовской науке рано или поздно призовут депа сельского ко двору в стольный град. А до тех пор терпи мужик да оброк не забывай вовремя отдавать. Глядишь, и переживешь год. А там и другой. А там и… Да лучше не загадывать так далеко – ни Бога ни дьявола не смешить.
Так и жили. Пообвыкли.
Половину урожая депу отдавай, да не жульничай! Деп все видит: у кого что уродилось. Зернышка не досчитается – в землю упрячет.
Да девицу, мужчину не знавшую, раз в год заберет. Говорят, что кровь девичья невинная самому Гарра Анту отправляется. Только такой кровью пишет окаянный новые заклинания в своей Костишкурции.
В первые годы девушки возвращались живыми. Брать таких в жены никто не решался: неведомо, что после депова семени уродиться может. Но заботой бедолашных все окружали родительской. Понимали, что кровь пролитая – остальным жизни уберегает.
Когда не вернулась из деповых владений красавица Звонимира, народ еще пробовал возмущаться. Отправили даже парламентера к депу – Ореста Мирошника. Вернулся Орест к вечеру. Ноги отдельно, голова отдельно.
С тех пор и перестали люди у нечистого правды искать. А девицы от депа потом возвращались. Иногда.
Когда утром забрали Дану, Мез уходил с площади последним. Не потому, что на чудо надеялся. Знал, не вернется любимая от дракона винтокрылого. Просто не хотел, чтоб увидел кто глаза его, полыхающие огнем.
В темноте деревьев хрустнула ветка. Мез затаил дыхание. Еще шорох, уже ближе. Мезамир резко вскочил и бросился к своей котомке. Через мгновение он уже стоял с огнестрелом семейным в руках и всматривался в темноту.
– Не дури, Мез, это я. – В свете костра показалась прихрамывающая фигура.
– Рад? – удивился Мезамир, опуская огнестрел. – Что ты здесь делаешь?
Радогаст аккуратно положил на землю свой заплечный мешок, в котором что-то позвякивало, приблизился к огню и присел у костра, вытягивая больную ногу ближе к теплу.
– Вот вечно на холод ноет, – пожаловался Радогаст, усаживаясь поудобнее.
– Что ты здесь делаешь, Рад? – повторил свой вопрос Мезамир.
– Да вот, проверить решил, как тебе тут самому…
– Что ты мелешь, Рад! Ведь знаешь, что этой ночью мне одному тут быть должно!
– Знаю, Мез, знаю. И я в свое время сам-один ночь провел. И ты, парень не промах, до утра благополучно досидел бы. Коли глупостей не натворишь…
– Дядька Сев прислал? – хмуро спросил Мезамир.
– Батька? Ну, вроде того. Точнее, я сам его на такую мысль навел. После того как на площади в лицо тебе глянул. Ну, батька и отправил. Решил, что он сам это придумал.
– Думаешь, удержишь? – с вызовом спросил Мез.
– Удержу? – Рад поднял глаза от костра и внимательно посмотрел на Мезамира. – Зачем же? Вместе пойдем.
– Не боишься? – выпалил Мез.
– Нет, – снисходительно бросил Рад.
– Я имел в виду – за дядьку Сева… – замялся Мезамир.
– И я об нем же, – ответил Рад. – Твои в село в следующем месяце вернуться должны были? Ну, так я батьке сказал, что неплохо бы их пораньше домой возвернуть – тебя, дитя малое, утешить. Ну, тихо, тихо! Это ж я батьке так сказал – чтоб его на эти дни к родителям твоим в безопасное место спровадить. Так что за батьку не боюсь. За тебя вот… опасаюсь маленько. Голова горячая, очи – дырку в дереве пропалят. А тут охолонуть нужно. Спокойно все обдумать…
– Нету времени у меня на обдумывания разные! Сам знаешь: до полуночи не успею – Данка в село не вернется.
– Знаю, знаю, – закивал Рад. – Да только, если бодегардаи кишки тебе выпустят, мало будет Дане корысти от того. А вдвоем, глядишь, и получится чего путного. Ты вот как на тот берег перебираться думал? По мосту, небось?
– По мосту. А то как еще? Летать, поди, не умею.
– А бодегардаи на мосту, думаешь, для красоты поставлены? Или за глаза твои распрекрасные они тебя пропустят?
– Да что ты все заладил: бодегардаи, бодегардаи! Бодегардаев боятся – к депу не ходить!
– А вот это ты зря. Бодегардай, хоть и глуп, да только тот, кто его не боится – во сто раз глупее выходит. Бодегардаи сильны и выносливы. Мечом острым, что из руки у них растет, владеют превосходно. Ночью видеть могут не хуже, чем днем. Всей душой, коей и нет у них, преданы депу. И что ты им со своим обрезом сделаешь? Пуля для бодегардая – что воробышек клюнет. Пока голову с плеч не снимешь, ему все нипочем.
– Ишь, какой умный! Откуда и знаешь столько? Да я все равно и не собирался с бодегардаями воевать. Через час пересменка там на мосту. Пока они ногами туда-сюда топать будут, я под мостом и пролезу.
– Умно задумал… Только все одно не вышло бы у тебя.
– Это почему? – возмутился Мез.
– Ты про глаз наблюдательный не знаешь. А я, когда в прошлом годе заместо батьки депу подать нес, заприметил на мосту кой-чего. Понатыкал Деп там глазьев наблюдательных. Это только те, что я увидел. Сколько еще их там – не ведаю. А через глазья эти сам Деп все видит ясно, как я сейчас тебя. Пока ты под мостом лезть будешь, он бодегардаев тебя встретить и пошлет.
– Что ж тогда делать… – растерялся Мезамир.
– А вот это рассказать я и пришел, – усмехнулся Радогаст. – Реку мы переплывем.
– Переплывем? – воскликнул Мез, невольно бросив взгляд на больную ногу Радогаста.
– Тихо, тихо… Именно переплывем. И не думай, что я из ума выжил. Мы реку эту чертову переплывем, и ни один бодегардай нас не увидит. Ладно, собирайся давай. Время поджимает, – сказал Рад, вставая и подхватывая свой заплечный мешок.
– Мальки да самки водолазней спят уже, – сказал Радогаст, когда они вышли к воде. – А вот самцы взрослые как раз добычу выискивают. Но это ничего. Я давно их уже прикармливать начал.
– Прикармливать? – удивился Мез.
– Ну, типа, того, – улыбнулся Рад, развязывая заплечный мешок. Достал из него бутылку и показал Мезамиру. – Самогон. Из батьковых запасов.
Радогаст размахнулся и забросил бутылку подальше в реку. Вслед за первой бутылкой одна за другой последовали еще четыре.
– Ну, все. Хватит им. Пара бутылок нам еще на том берегу пригодится. Так, сейчас они напьются до чертей зеленых и уже глаза вверх поднять не смогут…
– А если…
– Та не бойся, я уже так перебирался на тот берег. Как видишь – живой. Давай пока они не накачались, делом займемся. Плотик соорудим: огнестрел твой, может, и сгодится на что, да и посох мочить не хочу.
Хоть и боязно в реку было заходить, а и вправду – ни один водолазень со дна не поднялся. Переплыли благополучно.
Противоположный берег встретил радостно – как мясник кабанчика. Комары, размером раз в десять против обычных, с упоением набросились на путников. А чего ожидать было от владений нечистого? Еле ноги от воды унесли. В лесу комарья поменьше было. Не прошли и десятка метров, как увидели метку черную – знак депов. Череп человеческий и молния, на жестянке намалеванные.
– Погодь, не спеши. – Радогаст взял Меза за руку. На проволоку колючую указал, – видишь? Заклятая проволока. Дотронешься – тут же душу Богу и отдашь.
– Водой святой окропить?
– Не поможет. У меня лучше средство есть, – сказал Радогаст и достал из своего мешка шкуру водолазневу.
– Ого! – изумился Мез.
– А ты думал. После того, что они мне с ногой сделали, я многому научился. И как водолазня убить, и как шкуру евойную в дело пустить. Водолазни – Гарра Антовы творения. На них заклятия деповы не действуют.
Радогаст накинул шкуру водолазня на проволоку и, без всякого вреда для себя, прижал к земле. По шкуре и перелезли.
Сам бы Мезамир навряд рискнул сунуться в лес. Тем более, ночью. Заплутать во тьме кромешной – верное дело. Но Радогаст, хоть и медленно, но уверенно шел впереди.
– А ты в лесу заблудиться не боишься, – заметил Мез.
– А то. Я и до того как Миколка-хитрун депом обернулся, здесь частенько бывал. Да и потом несколько раз наведывался.
– Не страшно было?
– Страшно. А только у мамки на могиле – все одно страшней. Страшно от того, что как скот жить стали мы.
Наконец выбрались на просеку. Радогаст уверено повернул направо.
– Рад, а разве усадьба депова не в другую сторону?
– В другую.
– Так куда же мы идем?
– А ты как собирался в усадьбу ту попасть? Бодегардаев пинками прогнать и депа на честный бой вызвать? – не останавливаясь, спросил Радогаст.
– Что ж я, совсем дурной? Я мост поджечь хотел. На огонь деп и выполз бы, а я тем временем Дану забрал бы…
– Огонь – это дело. Только мост и поджечь трудно, и вода рядом – бодегардаи в момент затушат. Да и от усадьбы близко. Нет, мы кое-что получше для огонька нашего найдем.
Вскоре просека вывела смельчаков на обширное поле, и в свете луны Мезамир увидел здоровенный сарай и огорожу. Радогаст обернулся, прижал палец к губам и махнул рукой в сторону сарая.
Приближались ползком. Когда оказались у задней стены, Рад внимательно осмотрелся и, убедившись, что ни один бодегардай их не заметил, начал развязывать свой заплечный мешок. Мез держал руки на огнестреле. Пусть и смешное оружие против бодегардая, а все одно спокойнее.
Рад достал из мешка огниво и две бутылки самогона. Горлышко бутылок было удлиненным, а к пробке прикручена ткань. Мез удивленно посмотрел на самогон. Уж не «боевые сто грамм» ли, о которых рассказывала учителька в школе?
Рад тем временем ударил кремнем о кресало и поджег тряпки на бутылках.
– Сейчас повеселимся, – прошептал Радогаст и что есть силы бросил обе бутылки на крышу сарая. Бутылки разбились, и деревянная крыша покрылась горящим ковром.
– А теперь бегом к усадьбе! – крикнул Рад и, прихрамывая, заспешил к просеке.
Бежать, конечно, Рад не мог, но старался идти как можно быстрее, по пути объясняя Мезу:
– Там в сарае у депа коровы бешеные. Ох, весело там сейчас будет! Как пить дать, примчится деп, только про пожар узнает.
Внезапно сзади послышался топот. Мез и сообразить не успел, что происходит. Рад обернулся, столкнул Меза с просеки, а сам, дернув свой посох, молниеносно извлек из нижней его части едва изогнутый клинок и стал в боевую стойку. Казалось, несущийся зверь снесет его и не заметит. Но в последний момент Рад перенес вес тела на здоровую ногу и, пропуская живой снаряд мимо, полоснул его клинком по горлу.
Зверь пробежал еще десяток метров и свалился, булькая кровью.
– Я и не знал, что… – начал было Мез.
– Батька выковал, – мрачно улыбнулся Рад. – Все с пугалом огородным тренировался. В первый раз в деле опробовал.
Радогаст подошел к хрипящей туше.
– Ты смотри, а ведь это из сарая нашего гость пожаловал. Бык бешеный. Видать огорожу проломал… Это хорошо. Много шуму, небось, мы там наделали – примчится деп, обязательно примчится!
Минут через двадцать показалась усадьба. Несмотря на поздний час, весь двор был ярко освещен. Мезамир и Радогаст спрятались в кустарнике, внимательно наблюдая. Наконец из ворот выехала повозка депова, а за ней – два десятка бодегардаев в боевом порядке.
Когда темное воинство скрылось из виду, Рад перекрестился и бросился к усадьбе. Живую изгородь преодолели быстро – Радогаст легко справился с тянущимися к ним сучковатыми руками, пропалывая своим клинком дорогу к цели.
А во дворе их ждали полдесятка бодегардаев.
Радогаст принял решение мгновенно.
– Бегом! Найди Дану! Я задержу их, ничего! – крикнул Рад и бросился на врагов.
Мезамир не раздумывал ни секунды и, поднырнув под рукой крайнего бодегардая, со всех ног помчался к дверям. Дернул за ручку и лицом к лицу столкнулся с выходящим из дверей гаецом. Не успел тот махнуть своей волшебной палкой, как Мез разрядил в него свой огнестрел. Стреляя в упор, промазать было трудно. Голову гаеца будто корова бешеная языком слизала. Оттолкнув бездвижное тело, заслонявшее проход, Мез влетел внутрь. Ни паниковать, ни обыскивать все строение не было времени. Мезу повезло: лестница в подвал привела его к цели. Подвальное помещение освещалось светом факелов на стенах. У дальней стены на полу был нарисован красный круг. В его центре возвышался каменный алтарь, на котором была распята Дана. Мез быстро пересек зал. Не успел он поставить ногу на красное, как за спиной послышался ехидный голос:
– Права на ношение огнестрельного оружия…
Мез отскочил в сторону и обернулся, но, прежде чем успел поднять огнестрел, тот же голос закончил:
– не имеет. – огнестрел, будто живой, выскользнул из рук Мезамира, а из ниши у двери показался деп с книжицей и самописом в руках.
– Браво, браво, молодой человек. Я уж и не думал, что кто-нибудь окажется настолько смел и глуп.
– Гореть тебе в аду, скотина!
– Фи, как мы грубы… Не нравится мне твой тон. Что за воспитание у молодого поколения? – Деп раскрыл свою книжицу и начал писать, проговаривая вслух:
– Права на свободу слова… не имеет.
И уже готовые сорваться проклятия застряли в горле. Язык перестал слушаться, Мез онемел.
– Вот так-то лучше, – ухмыльнулся деп. – Гораздо лучше.
Дверь в подвал открылась, и два бодегардая втащили внутрь окровавленное тело Радогаста.
– Ну, вот и вся компания в сборе, – обрадовался деп. – Сколько?
Один из бодегардаев показал три пальца.
– Ого! – изумился деп. – Троих големчиков успел обезглавить! Прыткий какой.
– Сдохни, падаль! – Радогаст извернулся и бросил в депа нож.
– Ну что за вульгарность, – вздохнул деп, вытаскивая нож из груди и поправляя оранжевый галстук. – Скотина, падаль… «Права на свободу слова и передвижение не имеет», – записал в книжице. Потом бросил взгляд на Мезамира и добавил, – «права на передвижение не имеет».
Мез почувствовал, как его ноги приросли к полу.
– И что прикажете делать с вами? – задумчиво проговорил деп. – Жалко такой материал в расход пускать. Да, пожалуй, вы мне послужите. Тебя, хромой, я в големчика превращу. Мастак ты клинком махать. А тебя, дон жуан пальцем деланный, я превращу в быка. Будешь у меня телочек бешеных покрывать, поголовье восстанавливать.
– Ну, а твой, красавица, час уж пробил, – деп подошел к Дане. – Уж полночь на дворе, и спать охота. Вы и не представляете, ребята, какие сейчас нравы в области. Одному сто грамм крови девственницы поднеси, другому, третьему… И это не считая того, что самому Гарра Анту причитается. А ведь и себя обделить нельзя. Так что, родная моя, хоть всю кровь сцеди с тебя – а все равно в убытке. Ну, да ладно. Недолго мне еще в глуши вашей куковать. Скоро в область переведусь, а там и в столицу, даст дьявол, пробиться смогу. Ну, прощай, красавица, – сказал деп и ударил девушку ножом в грудь.
Дана вскрикнула и потеряла сознание. Нож торчал в груди. Деп подвинул большую бадью к стоку в каменном алтаре.
– Ну, лейся, кормилица… – сказал нечистый и вытащил нож из тела девушки. Первая же струя крови брызнула на депа, заставив того взорваться нечеловеческим криком. Деп свалился на пол, извергая проклятия и сдирая с себя одежду, будто огонь на нее попал, а не кровь. Голубая кровь. Какая только в жилах Гарра Анта да Депов Верховных течет.
Мез почувствовал, что вновь может двигаться, но продолжал стоять на месте, не в силах оторвать взгляд от бьющегося в агонии заречного депа. Оттолкнув Меза, к алтарю прохромал Радогаст. Дана не приходила в сознание, и кровь неспешными толчками бежала с груди к кровостоку. Рад сорвал с себя рубаху и бросился перевязывать сестру.
– Кто ж твои родители были, сестренка… - пробормотал Рад. Вырвал из рук депа нож и начал разрезать путы, удерживающие девушку. – Мез! Помоги мне! Быстрее!
– Да, сейчас, сейчас… – Мезамир подобрал с пола книжицу темную, белыми нитками сшитую, которую деп смастерил из страницы Книги Темной. – Сейчас помогу… Охолонуть нужно только… обдумать все спокойно… – сказал Мез, листая карманную Костишкурцию.
@темы: конкурсная работа, Радуга-1, рассказ
Тема: Зеленый змий, зеленые черти
Автор: zipets
Бета: Лиза, Команда Синих
Предупреждения: Категория 14+. В тексте минимально присутствует эмоционально окрашенная лексика на грани цензуры. Герои употребляют алкогольные напитки и курят травку.
читать дальше
Фантастический: мы все сделаем сами.
Реалистический: прилетят инопланетяне и нам помогут
(Анекдот Боянович)
Да и стоит ли удивляться? Подбить однокурсников на пиво с пары свалить – Андрюха первый организатор. Уговорить друзей картошку на даче у себя выкопать – Том Сойер со своим забором отдыхает. Старосту, заучку-краснодипломницу, на нудистский пляж вытащить, а потом еще и накурить (впрочем, не опошлив общение бездумным трахом) – и это не было для него непосильной задачей. Одно слово – Змей. Искуситель.
А как на пиво или чего покрепче народ поднимать, так тут уж и самого Зеленого Змия человеческое воплощение. Благо, и фамилия подходящая.
Не подумайте только, что Андрюха – алконавт пропащий. Это я о пиве все вспоминаю, потому как наболело. Профессиональное, так сказать. Работал я до недавнего времени на пивзаводе. Замначальника охраны.
А Змей был спецом широкого профиля. Хотите верьте, хотите нет, а реально – мертвого уговорит. И предмет уговаривания никакого значения не имел. Хоть бросить все и идти на пиво… (блин, опять это пиво!) Хоть заложить бабушкины драгоценности, а деньги в «МММ» нести. Впрочем, вру. Собственно «МММ» мимо нас прошел. Малы еще были. Но «ЭкспортИмпортГлавТраст» – контора не менее стремная и кончила точно так же. И ведь «МММ» в то время еще у всех на слуху был, а все равно – закладывали бабушкины драгоценности, машины, квартиры и несли деньги в рост под дикие проценты.
Но вот что всегда позитивно отличало Змея от других маньяков сетевого маркетинга, так это ответственность за тех, кого приручил. Из тех, кого привел лично Змей, никто не пострадал. Как он там директоров убалтывал, что сулил, чем грозил – не ведаю, но деньги все Змеевы друзья и знакомые получили до копеечки. И драгоценности бабушкины вернулись в шкатулку – сестренке на приданое.
Долго гадал: в чем секрет Змея? НЛП, Дэйл Батькович Карнеги, харизма? Впрочем, значения последнего слова я тогда еще не знал. Но уже начинал догадываться.
Все оказалось проще. Сам же Змей как-то под пиво (черт! снова пиво!) и рассказал.
– Понимаешь, Серый (Серый – это я. Серега, в смысле), тут только две вещи важны. Первая – не врать, вторая – поставить себя на место другого человека.
И точно: врать Змей не любил. Ну, то есть говорить одно, чтобы добиться чего-то другого, не в его правилах было. А уж способности посмотреть на проблему глазами другого человека Змею точно не занимать. Дар этот – врожденный, и с годами Змей его только оттачивал и доводил до совершенства.
Убеждая кого-нибудь, он не просто добивался того, что было нужно лично ему, но и умел во всей красе показать, в чем выгода и для того, кого уговаривал. Причем, действительная выгода, а не воздушные замки и прожектерство.
С этаким талантом да в политики! А что? Был бы у нас президент, а с его-то умением, и цельный император – Змей Первый! Мы в компании за бутылочкой-другой пивка (о боже!), и в шутку, и всерьез, не раз подначивали Змея на эту тему. Андрюха улыбался, но лезть в политику не спешил. «Политика, – говорил он, – это вам, ребята, не сетевой маркетинг. Там реально промывать мозги надо. И в первую очередь – себе».
Наверное, при других обстоятельствах мне и в голову не пришло бы отказываться от предложения Змея поехать вместе с ним в Крым. Зачем время впустую тратить, если знаешь, что все равно Змей тебя переубедит? Благо, не первый год друг друга знаем, не одну бочку пива в этой жизни выпили… (думаю, стоит смириться с тем, что пиво для меня вещь сакральная).
Но так уж звезды стали, что именно в последние несколько дней у меня все довольно-таки круто изменилось. Сначала с Иркой вдрызг рассорился. Больше трех лет жили – не тужили, а тут слово за слово и из-за пустяка люто поцапались. С битьем посуды, хлопаньем дверями и поспешным разделом нажитого за годы имущества. Пустячок – штамп в паспорте, а насела на меня, как будто вопрос жизни и смерти! Сначала вроде шутя, мол, не пора ли, муж мой разлюбезный, нам узаконить наши отношения? Я тоже шутку поддержал, мол, мы ведь ничем противозаконным и не занимаемся. Так с шутками-прибаутками наш гражданский брак и начал разваливаться. На следующий день шутки стали жестче, потом – откровенно издевательскими, а там и подручные предметы в ход пошли. Нет, не кидал я в нее ничего. Так, вазон с цветком, который на восьмое марта ей подарил, в сердцах об пол хлопнул. На том и расстались.
И ведь, что самое обидное – из-за чего все? Любил же! Налево не бегал! Тоже мне причина – регистрация! Или у самой кто был, и она только повод искала?
Мало мне было проблем в личной жизни, так еще и финансы запели вдруг, не романсы даже, а откровенный хардкор.
О чем с кислой рожей я и заявил Змею:
– Не до Крыму, быть бы живу. Мне сейчас не на море загорать, а по городу с высунутым языком бегать – работу новую искать. Начальник, сука, подставил. У нас на заводе в охране любой бутылочку-другую мог взять. Главное, не наглеть. Именно что – бутылочку-другую, а не ящик. И не каждый день. То есть, вроде и нельзя, но, если очень хочешь после смены расслабиться немного, – бери. Начальство смотрело сквозь пальцы и не препятствовало. Лишь бы не на смене пиво пил.
А тут у любовницы шефа братик из армии вернулся – его к нам, вторым замом. А там кризис грянул – штатную единицу сократить понадобилось. Ну, не расстраивать же любовницу? Вот шеф, скотина, и заснял меня с двумя бутылками «Портера» на проходной. А то, что «Портер» этот мы в тот день потом вместе и распивали, перетирая косточки генеральному директору, это ведь к делу не подошьешь. А мои высказывания о директоре, как оказалось, подошьешь, и даже очень. Короче, вылетел с треском. Гендир самолично такой разнос устроил, будто бы не две бутылки пива вынес, а собачку его любимую во время переговоров с инвесторами у всех на виду оттрахал. Так что «по личному желанию» я счел за благо.
– Красиво излагаешь. Язык подвешен. И чего ты в охранники подался? – спросил Змей. – Шел бы ко мне в рекламу, или криминальную хронику в газете вел бы.
– Ну, уж нет, друг любезный. Не публичный я человек. С тобой потрындеть о хлебе насущном – это запросто. А так – нам бы чего попроще.
– Как знаешь, – ответил Змей, – но, в любом случае, это не причина. Работу мы тебе найдем. В школу пойдешь работать.
– Ага, в школу. Трудных подростков строить? И кто это – «мы»? Милостью Божьей Император Андрей Змеевич Зеленый?
– Нет. В школу – по специальности. Да и не в школу, а в элитную гимназию для девочек. Начальником охраны. Впрочем, с трудными подростками, не исключено, тоже пообщаешься, буде таковые покажутся на подотчетной территории. А «мы» – это мой крестный, который в этой гимназии в охране сейчас работает, но через месяц собирается на пенсию, и я, твой друг Змей, который уболтает дядю Славика устроить тебя на свое место. Надеюсь, ты не сомневаешься в моей способности уговаривать людей? – усмехнулся Змей.
– Не сомневаюсь, – ошарашено ответил я. – Спасибо. Ты меня здорово выручишь.
– Нет проблем, Серый. Так что насчет Крыма, моря и песен под гитару у костра?
– Змей, извини, не до веселья. И сам не отдохну и тебе отпуск испорчу. Тут такое дело… Ирка от меня ушла.
– Н-да, брат… – протянул Змей после небольшой паузы, – эту проблему с наскока не решишь…
– Ну, вот сам видишь, Змей. Не до гульбищ. Надо как-то в себя сначала прийти. Раны зализать. Чтобы все устаканилось.
Змей встал из-за стола, подошел к окну, открыл форточку и закурил, я же сидел и посербывал пиво.
– А мы голые при луне танцевать будем… – загадочно произнес Змей, выпуская колечко дыма.
Нет, сами по себе танцы голяка при луне, меня не убедили, конечно. Но как-то так Змей все повернул, что… В общем, уговорил, чертяка языкастый. Действительно – нужны новые впечатления. И чем больше, тем лучше. Не для того, чтобы Ирку забыть, а просто, чтобы не циклиться на проблеме. А когда проблема перестает быть единственным важным в жизни, и относишься к ней именно как к проблеме, а не как к беспросветному тупику, которым жизнь заканчивается, то и решить эту проблему гораздо легче.
В ходе разговора Змей объяснил и причину, зачем я ему в Крыму понадобился. С ориентацией у нас все до банальности стандартно, потому, как и следовало ожидать, шерше ля фам. Короче, обхаживал Змей одну такую «ля фам». И все бы ничего, да уж больно молода была красавица. Только-только школу закончила. Потенциальная теща проникнуться доверием к Змею еще не успела, благоразумно опасаясь отпускать доченьку одну с незнакомым мужиком в Крым. Хотя и полностью запрещать дочурке контакты с не менее потенциальным зятем тоже не хотела – а чем черт не шутит? А вдруг? Змей ведь, хоть в доверие еще войти и не успел, но тлетворное влияние таки произвел, зародив надежду на серьезность отношений. И был найден компромисс. Хотите в Крым? Пожалуйста. Но под присмотром надежного человека. Дабы кровинушку родимую раньше времени не спортил. Надежным человеком была признана, и не отказалась от возложенной на нее миссии какая-то дальняя родичка Змеевой пассии.
Вот эту самую родственницу мне и предстояло отвлечь на себя. Ну, то есть не охмурять – Змей вошел в мое положение, – а именно отвлечь. Поговорить, то да се, на гитаре побрынькать. Короче, сделать обстановку более неформальной, дабы родственница-соглядатай и сама расслабилась, и другим кайф не ломала.
– Крокодильчик или Слоник? – скептически поинтересовался я. «Крокодильчик» – это по нашей старой дворовой еще классификации означало: страшненькая. «Слоник», соответственно – очень страшненькая.
– Да нет, как раз наоборот. Я бы даже сказал – в твоем вкусе.
В общем, договорились ехать. На машине, с палаткой – больно уж Змей на туристическую романтику рассчитывал. Определились с датой, прикинули, что с собой брать, что уже на месте раздобудем.
А накануне выезда у Змея машину немного помяли. Ничего страшного, ремонт – на копейки, но ехать на ней было решительно невозможно. Поехали на моей. С утра пораньше. Сначала загрузил Змея с его Леночкой – и вправду во всех отношениях милая девочка. Потом заскочили за ее родственницей. После того, как Леночка нас вроде как познакомила, в машине воцарилось холодное молчание.
Точнее, на заднем сидении влюбленные голубки продолжали ворковать, как ни в чем не бывало. Мы же с «родственницей» старались друг на друга даже не смотреть. С таким трудом нарисованная Змеем перспектива хорошо отдохнуть уверенно накрывалась медным тазом. На первом же перекуре, отойдя со Змеем в сторонку, я высказал ему пару ласковых.
– И как это называется? Семейным психологом заделался? Никогда не слышал: «насильно мил не будешь»? Что за нах?! Ценю твое чувство юмора, но, блин, можно я со своей личной жизнью сам разберусь, без насильного стравливания, а?
– Серый, не кипятись…
– Да какой, блин, не кипятись! Ты что хочешь сказать, что не знал, что это Ирка?
– Ну, знал…
– Так какого хрена меня втемную развел? Если я захочу в очередной раз выяснить с ней отношения, для этого не надо заманивать меня в Крым сказками о какой-то мифической родственнице! Раньше ты, Змеюка, так прямо не врал. Ну что ж… Я тоже посчитаю возможным понимать свое обещание буквально. В Крым мы поедем. Я довезу. А дальше – делай с ними что хочешь, а я свалю домой в Киев.
– Серый, заткнись и послушай. Да, я знал, что это будет Ира. Да, я тебе этого не сказал. Но она действительно Леночкина родственница. И весь этот спектакль не для тебя, а для Иры.
– В смысле?
– Это не я тебя развел втемную. Это Леночка развела твою Ирку.
– Ты хочешь сказать, что хрен редьки слаще?
– У меня не было другого выхода. Я ведь сам не знал ничего. Договорился с Леночкиной мамкой о соглядатае. Леночка предложила Иру, мамка согласилась. Чего мне было возражать? А о том, что эта ее родственница и твоя Ирка – один и тот же человек, я узнал только на следующий день.
– Но узнал все-таки? Какого черта меня потащил?
Змей тяжело вздохнул и, глядя под ноги, сказал:
– Это Леночка захотела. Она видела твои фотки у меня, у Ирки… Потом узнала, что вы разбежались и решила помочь Ире… ну как умеет.
Веришь, я до последнего не соглашался, а потом она как-то так все повернула… В общем, она меня уговорила…
– Оба-на… Великого уговорщика уговорили… Куда мир катится?
– Не ерничай. И прости, если можешь. Мне действительно очень важна Леночка. Пусть поиграет в миротворца. Чем бы дитя не тешилось… В конце концов, посмотри на это с такой точки зрения: для твоей Иры ситуация не менее напряженная, чем для тебя. А с учетом всех обстоятельств – так и более. Ты же, действительно, в любой момент уехать можешь, а она обещала за Леночкой присматривать. Ты-то ведь только меня заподозрил в нечистой игре. А она, небось, думает, что против нее все сговорились.
– Банальнейший прием, Змей: представь, что кому-то хуже, чем тебе. Раньше ты как-то поизящней работал… – скривился я, но настроение… ага – улучшилось.
– Ладно, пошли в машину, пока там девочки не переругались. Ирка, пожалуй, сейчас на Леночку наезжает по аналогичному поводу. Помоги мне, а? Подыграй Леночке, пожалуйста, – не рассказывай Ире об этом «зловещем» заговоре.
– Эх, был Великий Змей, а стал ужом дрессированным… Ладно, поехали… заговорщик, чего уж там.
Мы и поехали. Странное дело – а ведь, действительно, успокоился. Расслабился и даже стал получать удовольствие. Потом опробовал методику Змея: посмотрел на все глазами другого. Всех троих отыграл поочередно. Действительно, не так уж все и катастрофично для моего самомнения. Любопытно даже, как Ирка себя дальше поведет?
Ехали мы, ехали и, наконец, приехали. Заночевали в Симферополе. Гостиница не пять звездочек, но и не клоповник. Девочки в одном номере, мы – в другом. Все чинно, благородно. За первые сутки Ирка сможет отчитываться перед мамашей с чистой совестью.
Там же в гостинице, несмотря на раздельное проживание, в коридоре таки столкнулся со своей бывшей. Ничего так, вполне мирно столкнулся. Решили друзьям малину не портить, свои проблемы оставить в Киеве и притвориться, будто бы все хорошо. Пакт о ненападении скрепили распитием кофе с коньяком в баре. В конце концов, за годы, прожитые вместе, сколько-нибудь глобальных упреков друг к другу накопить не сумели. Так что откатить ситуацию на несколько лет назад – когда еще не встречались, и мыслей подобных не было даже, но вполне комфортно общались в компании друзей – оказалось вполне реально. С тем по койкам и разбрелись. Разным.
А на следующий день добрались, наконец, и до моря. Нашли место безлюдное… ну, по крайней мере, нам оно таковым показалось. Неподалеку даже что-то типа пляжика имелось. Установили палатку и – понеслась!
В первую же ночь было все – и купание в море, и задекларированные танцы голыми под луной, и молодое вино, купленное по дороге, и травка, которую с гордым видом Леночка достала из косметички, и гитара.
Думаю, именно последний пункт оказался решающим в моей судьбе. На гитаре Змей играть умеет, но плоховатенько. И со слухом у него ситуация, когда Паваротти на ухо наступил. То есть первоначальное воздействие на ухо – как и в случае с медведем, но все-таки в результате не так безнадежно. Зато несколько песен Змей написал действительно хороших. И петь их для друзей раньше не стеснялся. А тут, видать, скромность решил ненавязчиво продемонстрировать перед Леночкой, вот и «уступил» ее убеждениям свести Ирку со мной. Н-да, рано я похоронил талант Великого Змея. Все равно же ж получилось не так, как хотела Леночка, а так, как хотел Змей. А Змей, судя по всему, хотел гитару и исполнителя, который эту гитару ему вовремя вручит. То, что впоследствии и все остальные получили, чего хотели, – это уже просто особенности авторской манеры Змея добиваться своих целей.
Надо было видеть это невинное лицо и этот потупившийся взгляд, когда одна из песен Змея в моем исполнении довела Леночку до экстаза, если не до оргазма, и слышать этот нерешительный голосок, который говорит: «Тебе правда понравилось, солнышко? – а потом так же нерешительно продолжает, – эту песню написал я…», чтобы по достоинству оценить мастерство режиссера и актера в одном Змейском лице. Ради этой минуты, надо полагать, весь отпуск и был тщательно спланирован.
Выстрел пришелся в яблочко. Леночка была окончательно покорена и попросила Змея, чтобы он сам что-нибудь спел. Ну, Змей, конечно, не Каррерас с Доминго, ну так и девочки наши – не Мансераты Кабальи, да и мои вокальные данные, чего греха таить, выше уровня прокуренной кухни никогда не прыгали. Да и выпили уже тогда немного… Так что своими завываниями Змей, если кого и смутил, так это сирен, если они, конечно, в ту ночь подплывали достаточно близко к берегу.
Больше такого «пения» мне услышать не довелось.
И если меня спросят, жалею ли я о чем-либо, так именно о завываниях Змея под гитару на берегу Черного моря. Было что-то в этом особенное. Древнее. Дикое.
После песен была травка и зеленые черти.
В общем, первая ночь на море удалась во всех отношениях.
А с утра началось…
Лично для меня утро началось с умеренной усталости и Леночкиного истерического крика. Пошла девочка к морю освежиться, а там – утопленник. Ну, это Леночка подумала, что утопленник. А потом присмотрелись – вроде дышит. Хотя сам чуть ли не посинел уже. Перетащили в палатку, разогрели. По достоинству оценили часы водоустойчивые, ласты и ножик такой нехиленький на поясе. Когда начал в себя приходить, предложили в больничку отвезти. Отказался. Ну, то есть не сказал: «Спасибо, мол, люди добрые, но в больницу мне никакого резону обращаться нет, поскольку чувствую себя прекрасно», а все больше мычал что-то неразборчивое да головой мотал. Налили ему, выпил. Вроде успокоился. Да и мы расслабились. На пару минут буквально от палатки отошли – девочки в кустики, мы со Змеем в машину за аптечкой – вернулись, а утопленника нашего уже и след простыл. Только вещи в палатке перерыты. Ничего, кстати, не пропало, а только осадок все равно неприятный остался.
– Так провалил операцию видный мужчина, суперсекретный агент по фамилии Бонд, – прокомментировал Змей, когда вернулись девочки.
Я говорил, что место мы выбрали безлюдное? Ну, так вот, еще через пару часов стало понятно, как жестоко мы ошибались.
Пошли купаться. Возвращаемся, а метрах в ста от нас уже целый палаточный лагерь. И московский акцент в воздухе стоит. Собственно, сам по себе московский акцент как раз и не удивителен. Если бы не молниеносность появления палаток и внешний вид соседей.
Змей пошел на разведку и по возвращении доложил:
– Говорят, что с ЧаэФ эРэФ (1). Матросики в отпуске. Только вот, если они в отпуске, че все так суетятся, бегают и дурачками прикидываются? Да и какие-то они… сухопутные, что ли…
– Никак ФСБ при флоте, – предположил я.
– Где флот, а где эти! – возразил Змей. – Хотя, ФСБ, пожалуй… И чего они тут потеряли?
– Может, утопленника нашего ищут?
– Ну, это уже наглость! Совсем совесть потеряли – вот так в открытую проводить операцию на территории другого государства!
Впрочем, предполагаемые эфэсбэшники вскоре пропали так же стремительно, как и появились, оставив нас в задумчивости чесать затылки.
Буквально по их следами, спустя минут двадцать, частой цепью протопали уже наши погранцы. По ходу дела расспросили нас, не видели ли мы чего странного (лагерь эфэсбэшников и утренний «утопленник» странными погранцам не показались), обшманали палатку и машину – благо, травки было немного, и всю успели выкурить еще ночью. Так что, не найдя, к чему придраться, пацанчики поплелись дальше.
Затем к нашей стоянке выбрел местный участковый. Вежливо интересовался, как мы тут поживаем, никто ли не мешал гостям Крыма отдыхать и, не проявив никакого интереса к пограничникам, шедшим по следам эфэсбэшников, шедшим по следам спасенного нами незнакомца, содрал штраф за парковку машины в заповедной зоне и убрел дальше по берегу.
И такая дребедень целый день. Погранцы и менты, эфэсбень…
Будто медом оказалась намазана облюбованная нами стоянка!
Не безлюдное место у моря, а проходной двор! Отдохнули, называется.
Всех, кого пришлось наблюдать в течение дня, можно было разделить на две условные категории: военные и чудики.
Военные – это я их так называю. На самом деле, представители этой категории были как раз преимущественно без формы. Но и в гражданском будто бы несли на лбу печать государевой службы. Ладно, может учения у них тут, или, действительно, мы случайно оказались в эпицентре какой-то спецоперации. Или противовоздушка чего засекла прошлой ночью?..
Предположим.
Но чудики! Эти-то что здесь забыли?!
Чудиками мы называли всех тех, кто в этот день случайно набрел на нашу стоянку и, не ограничиваясь расспросами: «не видали ли мы тут чего?», начинал воодушевленно словоизвергаться.
Одни мужик, палестинец, долго рассказывал, какое было время золотое, когда он учился в Киеве, в авиационном институте, и какая вообще Украина замечательная страна, и девушки наши какие прекрасные, да и в целом мир ведь наш удивительно хорош, вот если б только не было евреев…
Потом еще один по берегу рыскал. К нам подошел. Оказался бывший земляк. Давненько, правда, отбывший на историческую родину, но до сих пор с умилением вспоминающий и Киев, и авиационный, и девушек, и вообще он за мир во всем мире, который непременно бы давно уже установился, если бы не арабы.
Когда и этот ушел, Леночка предположила, что, видимо, они из-за девушки еще в институте поссорились. Версия, не лишенная здравого смысла, развития получить не успела.
То хиппарь-автостопщик из Владивостока забредет и поведает, что все конфликты можно было бы решить, просто посадив по всей Земле коноплю. Ведь зачем конфликтовать, если выходишь из дому, смотришь, а везде – она, красавица, зеленеет!
То какой-то парнишка с толстой папкой распечаток заглянет на огонек и начнет жаловаться, какой он весь из себя гениальный писатель, а завистники в издательствах не печатают.
То какая-то женщина грустно расскажет о том, что справедливость есть, и она не знает, как с этим бороться.
Чудак седобородый по секрету продемонстрирует чертежи вечного двигателя, который не двигается исключительно из-за отсутствия двух тонн палладия и иридия, необходимых для его производства.
Монах бродячий посетует: ну почему же все-таки celibate, а не celebrate?
Мечты, амбиции, желания. И все на наши уши. Ужас.
Поток словоохотливых чудиков продолжался до поздней ночи. В редких перерывах между визитами мы спорили – если разнокалиберные «военные» проводят тут какую-то операцию, то чудики какое к этому отношение имеют? Они сами – глубоко законспирированные агенты спецслужб (моя версия), или это обширная утечка информации (Змей) или это просто круговорот чудиков в природе, когда в результате какого-то сбоя жизненного цикла чудики выбрасываются на берег моря… Последнюю версию, уже перед сном, предложила Ирка.
А с утра пораньше военный вертолет пролетал. Низенько так – палатку чуть ветром к чертям не сдуло. Вертолет – вроде наш. А вот корвет, маячивший с утра в море, мы определили как турецкий.
А ведь у этих в вертолете, да и на корвете – тоже ведь, поди, мечты имеются. Даже подумать страшно, что было бы, если б они их смогли воплотить.
Короче говоря, Змею даже не пришлось уговаривать нас. Решили валить отсюдова единогласно. Наскоро перекусив и, не дав даже рта раскрыть новоприбывшим паломникам, мы собрались так быстро, что нам, пожалуй, позавидовали бы давешние эфэсбэшники.
Остаток отпуска прошел тихо и спокойно. Ну, то есть мы отрывались по полной, но нашему покою уже никакие гости незваные не мешали.
Приняли нас на въезде в Киев.
Вежливые люди в штатском отвезли на Владимирскую, 33, где и мариновали несколько дней.
А мы что? Нам скрывать нечего. Рассказали, как все было, что видели, что слышали. Максимально точно описали, кто к нам подходил, что рассказывал…
Вот только про первую ночь мы, по молчаливому согласию, распространяться не стали. Ну, сами посудите – не будем же мы эсбэушникам рассказывать, что травки покурили? Статья все-таки.
А травка забористая была… или это с непривычки? Но, в общем, не успели мы тогда пыхнуть, как черти зеленые и нарисовались.
Натурально – зеленые, и рожки маленькие. Двое их было. Мы-то подумали, что это из-за травы такие глюки, потому и не удивились особо. Да и вступительную часть как-то мимо ушей пропустили. Ну, в общих чертах я как бы помню, но вот детали...
Приветствия там всякие по поводу очередного этапа переговоров с землянами по вопросу вступления последних в какой-то Альянс, традиционное зачитывание условий вступления, ну и сами переговоры.
Да, я понимаю, что несколько сумбурно излагаю, но и вы меня поймите – вот так вот сразу конспектировать речь собственных глюков не начнешь же… Ну, если очень приблизительно, то – черти эти зеленые представляли древний народ зеленочертоидов. Во времена незапамятные постигли они чуть ли не все тайны мироздания. И только от врожденной скромности не полагали себя богами. А как стали они богам подобны, то и все бытовые проблемы для них – лишь пыль на ветру. И чтобы вообще смысл жизни не утратить, решили они и другие расы к божественному приблизить. Только ведь кому всемогущество божественное – в самый раз, а кому и дозреть до такой ответственности необходимо.
Наши зеленорожие друзья хоть и были как боги, но все же не Боги. Всемогущи, но не всеведущи. А потому тщательно готовили список минимально необходимых требований к потенциальным кандидатам на обожествление. Список составляли долго, еще дольше определяли, как список этот проверять. В результате родилось испытание «Три желания».
Зеленорогие контактеры являлись на планету и предлагали первому встречному загадать три желания. Исполнить их чертям зеленым – раз плюнуть. После чего улетали они к себе домой – анализировать результаты. Ведь по тому, к чему стремится отдельный житель, можно очень много сказать об уровне развития всего общества. Потом делали вывод – достойна ли планета вступить в Альянс и разделить бремя ответственности за сохранность мироздания с зеленорожими, али нет.
На Землю чертяки наведывались не впервой. Ну, это было ясно и без дополнительных объяснений – истории об исполнении трех желаний широко распространены. Правда, приписывают их исполнение всяким там золотым рыбкам и прочим джиннам. С другой стороны – кто ж расскажет, как на самом деле выглядели благодетели? Сразу ведь обвинят, что до чертиков зеленых допился, и слушать дальше не станут…
Короче, как нам дали понять, один из нас должен был загадать три желания.
Вот тут-то ответственность нас и придавила. Да нет, не перед планетой. Жили столетиями без Альянса этого – и дальше вполне обойдемся. Накрыла нас ответственность друг перед другом. Все-таки шанс такой упускать не хочется. С другой стороны – отдыхаем вместе, а загадывать должен только один. Загадать для себя – друзья обидятся, загадать для друзей – самому обидно! Да и кого выбрать в желаниезагадчики?
Думали-гадали, а таки нашли выход!
Каждому – по желанию!
Зеленорожие сначала, правда, пытались настаивать на том, что желаний должно быть три и не больше, но Змей их, в конце концов, таки уболтал.
Вот и вся история.
Черти зеленые не обманули.
Леночкина мамка теперь со Змея пылинки сдувает и всячески ему благоволит, так что его желание сбылось.
Леночка о том, что пожелала, нам не рассказывала, но это и так стало очевидным, точнее, ушеслышным, когда Змей в следующий раз взялся за гитару… Конечно, теперь он – звезда всех наших вечеринок. Но вот честно: те его завывание в Крыму – это было что-то незабываемое!
В общем, как по мне, мои друзья свои желания могли потратить и с большей пользой. Наладить отношения с тещей мой друг сумел бы и без всяких чертей. А что касается вокальных данных, то и без них Змей всегда был прекрасен.
Что же до меня, то своим желанием я распорядился куда как рациональнее. Теперь на кухне кроме крана с холодной и горячей водой появилось еще два: Темное и Светлое. По каким трубам оно течет и откуда берется – не знаю. Но всегда – свежее!
Единственный вопрос, который интересует в связи со всем этим делом: что же загадала моя Ирка? Спрашивал – молчит и улыбается. Но ведь интересно же!
Ну ладно, завтра – расписываемся. Может, после свадьбы расскажет?
Примечания:
(1) ЧФ РФ – Черноморский Флот Российской Федерации
@темы: конкурсная работа, Радуга-1, рассказ
Тема: Дорога из желтого кирпича
Автор: Чжан
Бета: ComOk, skaerman
Краткое содержание: Не самый грустный конец света.
Предупреждения: Осторожно, ложная научная фантастика. Этой истории не хватает многого, например, Тотошки.
читать дальше
И все двери двинулись в лес
Опечатка из сборника А. Волкова
-Матерь божья, - сказал рыцарь.
Небо, безоблачное еще минуту назад, почернело, закрутилось лиловой воронкой, постепенно спускаясь все ниже и ниже. Коснувшись сосновых верхушек, воздушная спираль на мгновение затормозила, а потом резко пошла вниз, вгрызаясь в кроны. Заскрипели, падая столетние стволы, брызнули древесные опилки, запахло горелым.
Рыцарь предусмотрительно достал из-за спины щит и обнажил клинок. Демон обещал быть огромным, и хотя желтое свечение дороги защищало от тварей, рождающихся в зеленой бездне, перестраховаться не мешало.
Первое, что выплюнула вертящаяся тьма, казалось ее неотъемлемой частью. На землю свалился черный ларец. Ударившись, он подскочил, как резиновый мячик, отлетел на пару шагов в сторону и остался лежать под широкой сосновой лапой поваленной сосны.
Следующим появился сам демон. С грацией тряпичной куклы он свалился вниз, попытался встать, преодолевая силу воздушного потока, понял, что это бесполезно, и остался лежать на месте. Воронка еще покрутилась, срезая с соседних деревьев сухие ветки и двигая сваленные внизу стволы, и начала затихать.
Демон лежал посреди сотворенного им бурелома и поразительно напоминал человека. У него было две ноги; насколько рыцарь мог разглядеть, две руки (одну из них скрывал сдвинутый вихрем ствол) и коротко стриженный русый затылок.
Стоять и ждать? Или идти вперед и уничтожить тварь пока она еще не пришла в себя? На демонов не распространялись законы чести. «Тварь должна быть уничтожена», - гласил первый закон паладина.
Рыцарь сошел с желтой дороги и наступил на поваленный ствол, стараясь подобраться к демону поближе, не выдав своего присутствия. Ствол выдержал, но сдвинувшись под тяжестью тела, задел неведомые механизмы в буреломе. Сваленные ветви зашелестели. Демон застонал и поднял голову.
Его надо было убить. Как можно быстрее. Один на один у рыцаря не было никаких шансов на победу. Он рванулся вперед к шевелящемуся существу.
-Греш! - закричала тварь. - Греш, не надо меня убивать!
Тварь знала его имя и уже неплохо соображала. Очень опасная.
-Греш, мать твою! Граф из Роттердама, второй пилиер Ордена, Серый, Пустынник... какими прозвищами тебя еще наградили?! Я к тебе обращаюсь! Не убивай меня, папа по по головке не погладит! Великий король Карл тоже! Лаура умерла, тебе нужен помощник, они знают!
-Замолчи! - упоминание патриарха и короля сначала сбило рыцаря с толку, но Лаура... О ней никто знать не мог.
-Выслушай меня! - орала тварь, пытаясь вытащить из-под ствола застрявшую руку и обернуться. - Великий король послал меня, чтобы помочь! Я волшебник! Замена! Как ты пойдешь один, подумай?
«Демоны умеют принимать любую форму. Некоторые из них хитры и пытаются выдать себя за человека или обычное животное. Некоторое время они могут жить среди людей, но все же, в конце концов, выдают себя, совершая странные нелогичные действия. По природе все демоны агрессивны, и их вмешательство в жизни людей заканчивается трагедией. Чем раньше определишь демона, тем меньше он причинит вреда». Цитаты из священного писания учили наизусть. Сколько времени прошло - двадцать пять, тридцать лет — а до сих пор, разбуди ночью, расскажу, подумал Греш. И все же - если это действительно человек? Какое право он имеет без суда убивать существо одного с ним вида?
-Замолчи! - повторил рыцарь и дотронулся клинком до тонкой кожи на затылке демона, примериваясь перед ударом.
Тварь перестала дергаться, замерла.
-Успокойся, - тихо сказала она. - Не надо. Я говорю правду.
В напускном спокойствии тона дрожал обычный человеческий страх.
-Хорошо. Подними руку к своему лицу... Медленно! - крикнул рыцарь, когда тварь дернулась, выполняя его приказ. - Теперь скажи, на ней пять пальцев?
-Да.
-Отлично. Теперь подними голову и посмотри на небо. Плывут ли по нему облака?
Небо было чистое, со слепящим глазом солнца ровно посередине. Полдень.
-Нет, - ответила тварь.
-Твоя правда. Посмотри перед собой, на хвою. Это сосна?
-Да... Проверил?
Рыцарь вздохнул, успокаиваясь, но клинок убирать не торопился. Проверил и что? Всегда есть вероятность ошибки.
Демон продолжал тихо лежать, иногда вздрагивая лопатками под синей холщовой рубахой. Всклокоченные, но ровно обрезанные волосы говорили о том, что к ним приложил руку неплохой цирюльник. За ухом сверкающей металлической змейкой притаилось невиданное раньше украшение - то ли серьга, то ли часть обруча, охватывающего голову. Ничего не обычного - немного щеголь, немного аккуратист.
-Зачем тебя прислали?
«И как?» - мысленно добавил Греш. На этот вопрос он вряд ли получит ответ .
-Новое слово магической мысли. А теперь, если очень хочешь жить, пожалуйста, поверь мне на слово и... Ложись!
Не задумываясь, рыцарь рухнул на поваленные стволы. Над головой грохнуло. Белая молния пронеслась мимо и врезалась в серую глыбу на противоположной стороне поляны. Камень дрогнул, замер и медленно расползся на куски.
Греш обернулся. Из разбросанных бревен, веток и хвои лес собирал новую жизнь. Белый всполох, похожий на шаровую молнию, притягивал стволы, создавая скелет будущего огромного монстра.
«Во время охоты нельзя увлекаться. Демон может прийти не один», - говорил другой закон паладинов. Оказаться в сердце зеленой бездны и потерять бдительность, молодец, рыцарь выругался.
-Не оставляй меня, - закашлялась рядом тварь. Или все же человек?
Греш бросил меч и со всей силы налег щитом на упавшую сосну.
-Быстрее, я держу, вытаскивай, - крикнул он.
Тварь завозилась, уперлась коленом и вытянула из бурелома руку с зажатым в ней черным ларцом, украшенным металлическими застежками. Потом оглянулась - взъерошенная, с расцарапанной щекой, следами пыли и угля на лице - рассеяно мазнула взглядом по своему спасителю и сказала:
-Бежим.
Греш знал, что уже поздно.
-Беги к дороге! Туда, - он подтолкнул замершую в оцепенении тварь к противоположной стороне завала. - Я отвлеку. Волшебник... - добавил он для себя.
Скатываясь по развороченным стволам вниз, прямо «под ноги» к хаотичной твари, он попытался нащупать рукоять клинка, но не успел, тот остался там, выше, под древесным завалом.
С трех сторон его оградил бурелом, с четвертой - чудовище. Ловушка. Безнадежно. Греш устало закрыл глаза - не дошел, немного осталось, но нет с ним бога, знал же.
-Отец наш сущий, и в радости ты со мной, и в горе... - прошептал он, когда земля содрогнулась. Зашумела хвоя, через закрытые веки проник свет.
-Не открывай глаза, - услышал он далекий голос «волшебника».
Через минуту все стихло, а белое свечение, проникающее через веки, исчезло. Помедлив для надежности еще некоторое время, Греш решился и все-таки посмотрел.
То, что осталось от демона, лежало на земле развороченной кучей земли и дерева. Лесная тварь была упокоена — чисто и профессионально, а волшебник синим пятном рубахи маячил по другую сторону кучи.
-Ну как? Как ты там? - обеспокоено спрашивал он, нервно приплясывая на одном месте и прижимая к груди свой черный ларец.
Греш выпрямился, звякнула кольчуга - руки-ноги на месте, ничего не болело. Удивительно, они отделались легкими испугом. Волшебник действительно был хорош. Лаура не умела делать такие фокусы. Возможно, именно это ее и погубило. Твари, населявшие этот лес, были на порядок мощнее тех, что выползали на границы населенных земель.
-Как тебе удалось с ним справиться?
-Большая магическая тайна, можешь за это называть меня великим волшебником. Я приму как благодарность и признание своих грандиозных заслуг, - попытался улыбнуться чужак, но белое испуганное лицо никак не хотело принимать другое выражение. Вместо улыбки получился оскал.
-Хорошо, тогда я буду господином и повелителем, - хмыкнул Греш.
-Михаил.
-Что?
-Зовут меня так. Можно Миша, Михась, Мишаня... Хотя нет Мишаня нельзя. Глупо звучит - лучший маг Мишаня в вашем распоряжении...
Он попытался раскланяться, но только крепче прижал черную шкатулку к груди. Колени у «лучшего мага» ходили ходуном.
-Твой меч, - кивнул он в сторону торчащей из бурелома рукоятки.
***
У Лауры было только два кольца. Только два обещания отделяли ее от Левиафана, пожирающего души уступивших.
Маги ходили по краю бездны, смотрели в нее, их глаза горели азартом, они использовали ее, играли с ней. И иногда проигрывали. Они надевали кольца, чтобы помнить о том, кто они на самом деле.
Первое обещание Лаура дала в десять лет, и Греш знал его наизусть.
- Никогда, - сказала Лаура, нанизывая кольцо, - никогда я не сделаю ничего, что расстроит моего учителя.
И наверное, не сделала, не переступила черту, не проиграла. Чем меньше колец, говорили вокруг, тем ближе грань. И лес на горизонте - как пристанище падших.
Лауру не коснулся грех. Как не успела коснуться седина.
У Михаила были «чистые руки», он не носил колец вовсе.
-Отец наш, единый и всевидящий, убереги меня, помоги мне, укажи путь, - шептал Греш.
-Молишься? - спросил лучший маг.
-Прошу помощи...
-Кому же? - брови Михаила поползли вверх.
-Себе.
Лучший маг промолчал и спокойно переступил грань между покрытой мхом землей и желтым камнем. Греш мотнул головой, соглашаясь с принятым ранее решением, и подошел к Верному Другу. Тот лениво обмахивался хвостом, отгоняя обнаглевших оводов.
-Едем, - сказал рыцарь.
-Да, - ответил Михаил.
И они поехали. Точнее поехал Греш. Маг поплелся следом, изредка чихая от пыли, поднимаемой копытами Верного Друга. Лошадь Лауры осталась лежать там же, где ее хозяйка.
Рыцарю хотелось спокойствия, но новая компания оказалось разговорчивой и любопытной.
-Где мы? - спросил Михаил. - Я не читал об этих землях.
-А читал ли вообще? - усмехнулся рыцарь.
-Читал. Еще как читал. Но ты не ответил...
-А ты как будто не знаешь?
-Ну... - замешкался маг, - ...переносился я не куда-то, а к кому-то.
-Разумно.
-Так где же мы, о мой господин и повелитель?
-По левую сторону Рейна.
-То есть Германия.
Греш удивленно посмотрел на мага. Тот шел, рассматривая фигурный кирпич у себя под ногами, но почувствовав затянувшуюся паузу, поднял неожиданно беспомощный взгляд к всаднику.
-Не Германия? - медленно произнес Михаил. - Значит, Священная Римская Империя, точно?
-Странные слова, забытые названия. Кто тебя учил? - настороженно спросил рыцарь. - И как вообще отпустил сопровождать паладина?
Михаил растерялся, на его лице отразилась бешеная работа мысли.
-Я был плох в географии, - затараторил он. - Зато силен в магических искусствах. Знаешь, как бывает, недоучка-недоучкой - не знает даже, что земля плоская. А как выйдет... на турнир, так все противники сразу с лошадей падают. Видел, как я ту тварь отквартировал по месту назначения?
-Во-первых, земля круглая, колдун, - неторопливо начал Греш. - Во-вторых, на турнирах уже много лет никто не дерется. В-третьих, что ты сделал с той тварью?
-Отквартировал... Это такой магический трюк Гул, свет, эффекты - и все. Тварь на квартире. То есть под землей.
-То есть ты отправил голема под землю? А мне казалось всего лишь развоплотил.
-Голема?.. Конечно, голема. Можно и так сказать, развоплотил. На магическом языке «под землю» - это синоним. Развоплотил, расщепил, упорядочил, туда его в качель.
Рыцарь еще раз покосился на своего нового спутника. Тот щурил глаза, вглядываясь куда-то вперед.
-Слушай, - сказал Михаил осторожно. - Ты уверен, что земля круглая?
-Уверен. Уходящий за горизонт корабль скрывается из виду постепенно, его флаги опускаются к воде все ниже и ниже. Это значит, земля имеет неровную форму. Во время лунного затмения земля отбрасывает круглую тень, следовательно, она шар. Не так ли?
-Так... Несомненно так.
Маг выглядел задумчивым, на его запыленном после битвы и дороги лице застыло выражение непонимания и какой-то детской растерянности.
-Не думал, что все так запущенно... Может, ты и Коперника знаешь? - внезапно засмеялся он.
-Ученый, который доказал это.
-О черт! Какой сейчас год? - Маг был ошарашен.
Твари умеют маскироваться, говорила Лаура, но их маскировка не бесконечна. В какой-то момент хаос, спрятанный у них внутри, рвет связь между ощущениями и превращает их в агрессивных демонов.
Ни одна тварь, также говорила Лаура, не может правильно ответить на три очевидных вопроса и никогда не сможет встать на желтую дорогу. Затем древние ее и построили. Как оплот порядка для тех, кто верит в силу Бога, во всепобеждающий разум, для тех, кто отправится искать его наследие с надеждой на лучшее.
Греш верил. И в слова Лауры, и в божественный порядок, который победит хаос и принесет на их умирающие земли новую жизнь. Поэтому отправился в этот путь. Судя по легендам - последний. Для Лауры он уже таким стал. Для него — в скором времени.
С новой компанией стало только сложнее.
-Сорок шестой от рождения короля Карла, - ответил Греш.
-Ты мне очень помог, - фраза прозвучала недовольно. Рыцарь промолчал.
Михаил пошаркал сзади, словно оттирал мусор, прилипший к подошве.
-Прости. Я наверное, слишком сильно ударился головой, - виновато сказал он.
Хорошее объяснение, подумал Греш, дай бог, если это правда.
-Но все равно чертовщина! - не выдержал странный маг. - С какой стати? Почему? Как я мог так ошибиться? Дело дрянь! Прямо Дороти в стране Оз. Где мой фургончик?
-Над Канзасом? - развеселился рыцарь. Если Михаил и был тварью, то очень забавной.
-Что?! Канзасом?! - новость об этом американском штате окончательно раздавила мага. - Хорошо, я сошел с ума, будем считать ударился головой. Но, пожалуйста, скажи мне еще раз, как можно точнее. Где я? Кто ты? И куда мы идем?
Он встал посреди дороги с явным намерением не двигаться с места, пока не получит ответы на вопросы.
-Ты в заброшенных землях, между Рейном и Одером. Я - Греш, второй пилиер Ордена, Серый и так далее. Все как ты и говорил. Мы ищем древний артефакт. Может быть, он не существует, но мы все равно это делаем. И если тебе хочется жить - никогда больше не говори, что ты сошел с ума. Особенно при чужих. Ударился головой, потерял память, не выспался — но запомни, ты в твердом уме. Ясно?
Маг хлопнул глазами, открыл, закрыл и снова открыл рот, инстинктивно отряхнул пыль со штанины.
-Ясно.
-У тебя еще есть вопросы, мой друг?
-Только к твоей должности.
-А что с ней не так?
-Звучит смешно.
Греш покачал головой, скрывая улыбку.
-Я с тобой согласен. Пойдем. Должности не выбирают.
До цели оставался день пути. Он должен успеть за отведенное время. А если ему не удастся, то все равно - Лаура говорила, что ни одна тварь не выживет, если коснется Грааля.
***
У Лауры были длинные каштановые волосы, которые он запрещал стричь. Сколько она не говорила, что с короткими ей будет намного удобнее, Греш отвечал, что она лентяйка и просто не хочет возиться с ними каждое утро. В ответ она смеялась и брала с него обещание предоставлять ей каждый третий день горячую ванну. Или хотя бы проточную воду.
Потом они уходили в рейд, ездили по деревням, ловили зарвавшуюся бесовщину. Лаура заплетала две тугие косы, обматывала их вокруг головы и вспоминала о них только по возвращении в населенные земли. Снова смеялась, снова говорила, что надо бы их остричь, а он как всегда говорил: «нет».
Греш расчесывал ей волосы, пропускал тяжелые пряди сквозь пальцы, а потом оставлял наедине с горячей водой. Через час из ванны выходила богиня — солнце, подгадывая момент, очерчивало ее фигуру ослепительным ореолом, проникая сквозь жесткие непрозрачные ткани, которые она выбирала для домашней одежды, являло рыцарю соблазнительные изгибы тела его прекрасной дамы. Казалось, под ногами Лауры расцветает миниатюрными белыми шапочками клевер, в волосах запутались солнечные искры, а в улыбке скрывается обещание вечного рая.
Он не был бы мужчиной, если бы не попробовал. Но Лаура оставалась колдуньей, даже в домашнем халате и с ароматными от шампуня волосами. Прекрасной неприступной дамой из альб, что пели труверы. Седьмое рыцарское искусство никак не давалось Грешу.
«Найди себе жену», - говорила она. - «Ты же знаешь...» Да, он знал: вино, любовь, игра - все, что может вызвать глубокую привязанность для мага недоступно. Сильные эмоции - кратчайший путь к потере контроля над собой. За пятнадцать лет он хорошо выучил слово «нельзя» и брал все, что Лаура могла дать. Прикосновения к волосам, ласковую улыбку, возможность держать ее за руку, маленькие подарки...
Греш вынырнул из воспоминаний, когда маг рядом застонал, попытался сойти с дороги, сесть под дерево и стянуть сапог.
Рыцарь даже забыл, когда он так быстро выскакивал из седла.
-Болван! - ругался он. - Нельзя уходить с дороги безоружным, это смерть! Неужели не учили...
Маг щурился, пытался вырываться, хорохорился.
- Я все знаю! Я знаю все! Больше, чем ты думаешь! Ой!
Сухая коряга, только что неподвижно лежащая рядом с местом, где сидел маг, вздрогнула и зазмеилась в их сторону.
- Не сомневаюсь. Но не уходи с дороги. Никогда не уходи с дороги, даже на шаг! Понял?
«Пока я не разберусь, кто ты», - добавил Греш про себя.
- Понял, - согласился Михаил, гипнотизируя застывшую на границе желтого кирпича «ложную змею». Потом непроизвольно сделал шаг назад, снова ойкнул, окончательно выходя из столбняка, и сел прямо на дорогу, раздраженно сдирая тяжелый прошитый по подошве сапог. Строчка была слишком ровная, словно шили не руками.
-Не могу больше идти, - сказал он.
-Сидячая работа и тяга к красивой обуви - вечные проблемы магов. Однажды... - начал Греш и неожиданно рассказал о своем первом путешествии с Лаурой. О ее красивых замшевых сапожках. О том как, она совершенно несчастная сидела в придорожном кафе, пытаясь спрятать голую ступню за ножку стола, а неудобная красота лежала рядом мятым бархатистым упреком.
Не задумываясь, рыцарь порылся в сумке, достал запасной белый кусок ткани, а потом, все еще рассказывая, стянул странную серую тряпицу, обволакивающую ногу колдуна, как вторая кожа, и плотно замотал ступню хлопковой портянкой. Правильно, как его учили в военной школе.
Михаил смотрел на него во все глаза, словно не ожидал такой заботы. Греш очнулся. Он и сам от себя ее не ожидал. Просто как и большинство магов, Михаил был маленький, худой, близоруко щурящийся от яркого солнца и совсем бледный. Вызывающий сочувствие, как и Лаура тогда.
Греш поступил точно так же, как когда-то с ней. Простейший инстинкт, который прививали всем военным - заботься о том, кто нуждается в помощи. Все молодые маги, вырывающиеся на свободу из пыльных библиотек и закрытых храмов, нуждались в заботе. Никто не знал, что вбивали в их головы наставники, как заставляли смириться со своей хаотичной природой и при этом оставаться нормальными людьми — но тому как надо заботиться о себе, их никто не учил.
-Попробуй встать. Лучше?
Маг перестал сверлить его внимательным взглядом и, опираясь на протянутую руку, поднялся.
-Не то чтобы очень. Терпимо, - пробормотал он и добавил еще тише: - Спасибо.
-До ночлега идти два часа. Здесь даже негде развести костер. Потерпишь?
Маг кивнул и послушно поплелся следом.
Через час они еле тащились, Михаил сильно хромал, и рыцарю пришлось уступить ему коня. Маг молчал. Греша это устраивало, он снова погрузился в воспоминания.
Воздух мутнел, наполняясь лиловыми сумерками, поэтому костер Греш увидел еще где-то за милю. Неровное желтое пламя мелькало за деревьями. Маг же всполошился только на самых подходах. Видимо, со зрением у него действительно было плохо.
-Там кто-то есть, - шепотом сказал он и попытался остановить коня.
Верный Друг фыркнул, оглянулся на настоящего хозяина. Греш продолжал идти.
-Спокойно. Огонь означает лишь то, что его кто-то разжег. Подойдем - узнаем.
-Лошадь меня не слушается, - пожаловался маг.
-Это конь. Он слушается меня. Едем.
Их заметили футов за сто. Огонь замелькал, словно перед ним кто-то засуетился, отложил тарелку, достал оружие, может, даже встал в магическую стойку.
-Кого несет? - раздался низкий хриплый голос.
-Греш, граф из Роттердама, - крикнул рыцарь и, покосившись на Михаила добавил: - Со своим магом. А ты кто?
-Ну-ка, старина Греш, горит ли у меня костер? - ответили из темноты уже другим, знакомым голосом.
Рыцарь усмехнулся.
-Да, дорогой сэр Лев, горит. А ты-то как думаешь? Ответь старому другу.
-Да, хороший огонь и каша вкусная. Правда пшенная, как в школе. И солнце на небе сияет, правда?
-Нет, не сияет. Ночь на дворе, какое же солнце? А каша вкусная, от запаха внутри все переворачивается. Гроза идет, а молнии на небе сейчас есть?
-Нет никаких молний. Вечер спокойный, как и должен быть после тяжелой дороги, - добродушно ответили от костра. - А спутницу твою зовут Лаура? Давно не видел нашу прекрасную леди.
Рыцарь вздрогнул. Ему хотелось ответить - да, вот она, стоит рядом, улыбается, готовится обнять старого знакомого. Но уже два дня как это стало неправдой.
-Нет. Лауры больше нет. Моего спутника зовут Михаил.
У костра молчали.
-Третий вопрос, - зашептал рядом маг. - Задавай третий. Они ждут.
Греш шумно вздохнул. Не время для терзаний. Не подумал Лев. Да и о чем думать? Откуда ему знать? Пятнадцать лет путешествовали вместе. Рыцарь попытался собраться и придумать третий вопрос, но в голове звенело, как после хорошего удара. Мысли, как испуганные птицы, разлетелись в разные стороны. Греш почувствовал, что он уже день в пути, что устал, как собака, болит каждая, непривычная к долгой ходьбе, мышца, заныли старые раны. Совсем развалюха, подумал он, лечь бы и умереть, может, самое время?
-Греш, - позвал маг из темноты. - Ну пожалуйста, сосредоточься...
К сожалению, рыцарь был на этой дороге не один. Новая ноша. Маги - всегда ноша...
-Ночь сейчас, неправда ли? - не смог придумать он ничего лучше.
-Да, - коротко ответил Лев.
-Чего они ждут? - снова встрял маг, нервничая.
-Миш, выйди к свету. Пусть они на тебя посмотрят. - Греш сделал над собой последнее усилие.
Маг промолчал, только совсем рядом тихо звякнула конская сбруя.
-Спокойно, он мой старый друг. - И понимая, что Михаила это не убедило, добавил: - Я тебя страхую.
Михаил вошел в круг света, как его просили, развел руки, так и не выпуская свой черный ларец, и попытался что-то сказать.
-Ну вот он я... Я не женщина, не Лаура, кого вы там еще хотели видеть?.. Я сопровождаю второго пилиера. Как-то так...
Мишень, живая мишень, вот кем он себя чувствует, подумал Греш. Почему же они все такие беззащитные и одновременно такие необходимые. Ключи к двери, за которой победа. Ввяжись в бой с драконом, не имея за спиной мага - смерть. Попробуй изгнать призрака с его насиженного места без них - скорее он тебя изгонит. А перед людьми робеют, как виноватые дети. Нет у них оружия против людей. Только осознание собственной ущербности.
-Ну и отлично. Иди сюда, Греш, будем кашу есть, - ответил Лев, появляясь на фоне костра. C мечом в одной руке и, как хороший хозяин, с котелком полтавской каши в другой.
Спустя несколько минут они обнялись, как и положено однокашникам.
-Матей, не выйдешь здороваться? - осторожно спросил Лев у темноты.
-Спать хочу, раз уж драться не будем, - проскрипели в ответ. Мелькнуло светлое покрывало, словно кто-то перевернулся на другой бок, устраиваясь поудобнее. - Мне в полночь вставать.
-Не будем трогать, - сказал старый товарищ, глядя в сторону. - Вы накладывайте, накладывайте...
Мише не нужно было предлагать дважды. Греш подождал пока место у котелка освободится, стряхнул с ложки налетевший пепел и соорудил себе настоящий рыцарский ужин. Постелил плащ и кивнул магу, мол присаживайся, нечего на холодной земле мерзнуть.
Тот проглотил очередную ложку остывшей каши и быстро переместился на теплое место, как всегда, не забыв поблагодарить.
Греш ел не спеша, этому тоже учили - не торопиться, когда есть такая возможность - и посматривал на так и оставшегося у костра Льва. Двадцать пять лет назад, когда они вместе оказались на первой ступени военной школы, то сошлись почти моментально. Казалось, природа не могла создать двух таких одинаковых по характеру и темпераменту людей. Но видимо, хаос подсуетился, где-то заели шестеренки, и два брата родились в разных семьях.
Одно «но» - Лев был Неудачником, благородным, честным, идеальным рыцарем, но фортуна его не любила.
Неудачи преследовали его по пятам — сначала, еще в школе, он попал к мастеру Никодемо, который славился тем, что устраивал в своих группах игры на выживание. Курсантов запирали в оружейной зале, давали команду «бой», а через три часа выпускали тех, кто еще мог стоять на ногах. Остальные автоматически лишались ужина и спали на жестком полу до следующего утра. Однажды Лев предложил не драться. Тогда, говорил он, на ногах останутся все, и никому не придется проводить ночь на паркете. Мастер проверил зал через положенное время, отругал и сказал, что кому-то все-таки придется остаться. Тогда Лев признался, что идея принадлежит ему. Всех выпустили - он ночевал один. Никодемо запомнил «слишком смышленого юношу». С тех пор списки проштрафифшихся всегда заканчивались его именем в независимости от того, был ли виноват молодой оболтус или нет.
Как оказалось это было только начало. Когда на выпускном экзамене против них выпустили горгулью, меч сломался только у Льва. После этого он провалялся две недели в постели, пока маги приращивали ему откушенную кисть. На выпускном он нечаянно попытался отбить прекрасную девушку у какого-то старикана. Девушка приходилась старикану дочерью. И что еще обиднее, сам старикан оказался приором флорентийского подразделения Ордена. В увядших венах вскипела жаркая южная кровь, и первым местом для Льва стала должность оруженосца у рыцаря-библиотекаря военной школы. И это в тот момент, когда каждый из них стремился на границу бороться с демонами.
С тех пор кличка Неудачник приклеилась к нему насмерть. Греш помог своему наставнику убить первого ледяного великана, в то время как Лев расставлял древние социологические трактаты в алфавитном порядке на полках университетской библиотеки. Первое полевое задание закончилось сожженой до тла деревенской закусочной. Лев все сделал верно, определил зловредного домового, создал огненный круг. Никто не мог знать, что хозяин закусочной травил тараканов гексогеном. После взрыва, он выплатил неустойку в размере половины своего наследного имения и опять же провалялся две недели в постели, пока маги приращивали ему на этот раз оторванные пальцы.
Как считали однокашники, повезло ему только один раз. Никто не знал, что же такое Лев написал в своей анкете, но Матей выбрал именно его.
Матей был гением, из тех что приходят в академию не учиться, а раскрывать себя. Все, что было нужно, ему дала природа - и возможность использовать хаос, и умение его контролировать. Он делал с ним что хотел - от праздничного фейерверка до расщепления твари на атомы. Матей вышел из школы с «чистыми руками».
Впервые увидев Льва и услышав его рассказ, он не испугался, не пошел искать новую кандидатуру - он согласился. Это был единственный случай на памяти Греша, когда маг опекал своего рыцаря, а не наоборот. Уже через три месяца об их паре заговорили - дракон в Северном море, кэльпи в Венерне, синеглазка в Тёре... Все складывалось как нельзя лучше.
Лев затянулся сигаретой, походил вокруг костра, собирая ветки, подкинул и уселся рядом с огнем по-турецки. Разгоревшееся пламя осветило его профиль. Греш заметил, что прошедшие годы не сделали Льва моложе, было видно что он тоже смертельно устал и почти потерял надежду. Наверное, искать священную чащу отправляешься только, если что-то потерял, испробовал все возможные способы, чтобы найти, но так ничего и не получилось.
-Не ожидал тебя встретить, - начал осторожно Греш. - Последнее, что слышал, как вы отправились к Хейму ловить разбушевавшихся демонов.
-Браконьерствуем, - улыбнулся Лев. - Зато о тебе слышно на каждом шагу. Сорвался с теплой должности, ушел в заброшенные земли искать древний артефакт. Очередной спаситель, который не вернется. Не рановато? Как отпустили?
-Со скрипом. Патриарх разрешил лишь, когда понял, что меня не удержать. Лучше благословить, вдруг поможет, а так все равно уйду сам, без благословения.
-А Карл?
-После разрешения патриарха, что он мог сделать - запереть меня в школе и заставить воспитывать себе смену? Невозможно.
-Верно, ничего не мог. «Только самые отважные и сильные, умные» ...и еще двадцать характеристик, помню читали вслух. Не боишься, что обратной дороги не будет?
-Не боюсь. А ты?
Лев оглянулся в темноту к спящему Матею и ответил очень тихо:
-У меня выхода нет.
Пришлось изрядно помолчать, даже Миша, уловив в воздухе неладное, затих со своей тарелкой. Наелся, подумал Греш, и почувствовал, как от этой мысли внутри разливается довольное тепло.
Треснул костер, Лев продолжил:
-Там на севере были не демоны. Маги. Из тех сумасшедших, что ушли в лес. Мы этого ожидали, но не думали, что их будет так много. Приехали, а деревня пустая, только воронье кружит, и костры на улицах дымятся. А пепел такой черный, жирный... - Лев судорожно сглотнул. - До границы миль триста, деревня почти тысяча человек. Представляешь? Я как с цепи сорвался, пошел по следу. Нашли эту падаль... Меня они почти убили, и если бы не Матей... Он успел, попытался с ними говорить, сказал, что мы уйдем и больше в этих местах не появимся. А маг ему ответил - ты точно не появишься. И сделал на него Случайное желание...
Лев бросил прогоревший окурок в костер.
-Перестань меня жалеть, - раздалось из темноты. - Он, Греш, знаешь, что думает? Считает, что утянул меня вниз своей неудачей. Бесполезно трепаться, благородные сэры — это вас надо жалеть. Но вы же все равно пропустите мои слова мимо своих ответственных ушей?
Матей вышел неожиданно и абсолютно бесшумно, словно не спал, а все время стоял за кругом света и слушал разговор. Был он высокий, совсем непохожий на обычного колдуна, с гордой осанкой, коротко остриженными для удобства волосами и длинным носом, напоминающим клюв хищной птицы. Подошел к костру, плеснул в алюминиевую кружку остывшей воды из чайника и сел в отдалении на выложенное сушиться седло.
- Сидел бы ты сейчас, Лёва, в своей библиотеке, спокойный, живой, а так тащишся со мной неведомо куда. И думаешь, что обратно, скорее всего, не вернешься. Хороший расклад? Ваше здоровье, благородные сэры, - сказал он и одним глотком опрокинул жидкость себе в рот.
Тут Греш заметил, что изменилось в облике мага. Каждый его палец украшало по кольцу, на некоторых два и даже три. Они отливались разноцветными камнями-стекляшками, сияли искрами в желтом пламени.
-Вот черт, - сказал Греш.
-Не вспоминай всуе, придет, - поправил его Матей, отставляя пустую кружку.
Греш слышал об этой болезни. Люди приносили эту заразу из леса и называли «болезнью паладинов». Невыносимая для обычного человека, для мага же вовсе смертельно опасная, заставляющая неконтролируемо желать определенной вещи - напитка, еды, одежды конкретного цвета, иногда хуже - чье-нибудь смерти или любви, должности, власти. Желания постоянно сменялись. Лекарства от нее не существовало.
-Ты правильно понял, - кивнул Матей. - Именно эта болячка. Только, как оказалось, это и не болячка вовсе, а заклинание - продукт чехарды ума больного существа.
-И? - Греш посмотрел на Льва.
-Что и? - тот сорвался на крик. - Я должен был его сдать?! Или может убить?! Так ты думаешь?.. Представь, если бы это была Лаура? Смог?!
Греш отрицательно покачал головой. Конечно, не смог бы. Поставил на уши всех, извел библиотекарей, нашел бы специалистов... Кто сказал, что если сейчас болезнь неизлечима, то она будет такой всегда?
-Вот и я не смог, - сказал Лев и снова безучастно уставился в огонь. - Неудачником был, Неудачником и подохну. Так хотя бы есть надежда. В писании говорится, чаша исцеляет, дарует, усмиряет... Вот он выход. Ему, - кивнул он на своего мага, - здоровье, мне - удачу. Неплохо придумано?
-Неплохо, - согласился Матей. - Только тебе она ничего не даст. Даже если мы ее найдем. Я говорил и буду говорить - зря ты пошел со мной.
-А тебе даст?
-Мне даст, - согласно кивнул маг. - Иначе бы я сдал себя сам. Тебя просила Лаура? - спросил он у Греша.
-Да, - ответил тот. - Она хотела, чтобы все закончилось. Но что это «все» - так и не сказала.
-А теперь ты хочешь найти чашу и попросить вернуть ее?
Греш вздрогнул, маг читал его как раскрытую книгу.
-Поворачивай обратно, - не дождавшись ответа, продолжил Матей. - Этого чаша сделать не может.
-Зачем Лаура ее искала?
-А вот ей она могла дать многое.
-Что за привычка говорить загадками, - буркнул Миша, сидевший до этого тише мыши. - Сказал бы по сути, чаша может то, то и то.
Матей перевел взгляд на молодого мага.
-А я и сам не знаю. Но уверен, ничего материального она сделать не может. Если она есть, то работает с бездной. И тебе, я думаю, она тоже ничего не даст.
-Я отойду. На пару минут, - вместо ответа сказал Михаил, вставая.
-Помнишь, что за огороженный круг...
-...выходить нельзя. Помню, - заученно отарабанил «лучший маг» и зашелестел ветками где-то невдалеке.
-Надо же, в лес, ночью, с дипломатом. Вот дела...- усмехнулся Матей.
Дипломат. Точно. Греш, наконец, вспомнил как называется черный ларец, с которым Миша не расставался. Видел на картинках и кинопленке в детстве. Маленький черный чемодан с металлическими застежками называется дипломатом.
-Информация к размышлению, твой Миша - не маг, - сказал Матей, когда шелест кустов удалился на приличное расстояние.
Греш напрягся.
-Потому что колец нет. Так...
-При чем здесь кольца. У меня их тоже до поры до времени не было. Я просто вижу - в нем нет хаоса. Вообще ни капли, воплощенный идеал порядка. Сработано лучше, чем вы оба, благородные сэры, вместе взятые.
-Тварь? - расстроенно спросил Греш.
-Не тварь. Я же говорю, хаоса нет.
-Этим утром он развоплотил голема. Профессионально, на составляющие, ничего вокруг не повредив. Я уже с жизнью прощался.
-Загадка, - хмыкнул Матей. - Но раз тебя спас и хаоса нет, то не опасная. Так что, как вернется, ложитесь спать, сэры. Полночь наступает. Мое дежурство. Хоть поспать вы мне так и не дали...
Перед рассветом Греш проснулся от того, что рядом кто-то говорил.
Солнце еще не встало, но холодный воздух был сер. Миша, замотанный в одеяло, сидел в пяти шагах - отполз, наверное, за ночь. Сидел не просто так, раскрыв свой дипломат, и, что-то в нем высматривая, шептал.
Греш попробовал прислушаться. Но или слова не имели смысла, как бывает при произнесении заклинаний, или «лучший маг» специально говорил невнятно.
Идеал порядка, усмехнулся Греш, не опасен. Раз не опасен, то пусть разговаривает. Завтра спрошу, чем же он тут занимался.
После этого рыцарь повернулся на другой бок, с облегчением почувствовал, как начинает отходить занемевшая спина, и уснул до самого утра. В эту ночь Лаура к нему не пришла. Снились ему белые вспышки молний и разоренная где-то на севере деревня со стаей кружащегося воронья над ней.
***
Первая волна пришла неожиданно. Сначала то там, то здесь говорили о глобальном потеплении. В газетах появлялись скандальные статьи о тающих ледниках и бензиновых двигателях, в научных журналах - аналитические выкладки о размере озоновых дыр и графики среднегодовой температуры атмосферы и Мирового Океана, на телешоу спорили о вреде и пользе дезодорантов. Потом тема перестала быть модной, и о ней на какое-то время забыли. Логичный мир занялся своими логичными проблемами - кто же выиграет в этом году кубок Уимблдона, этично ли применять «ген порядка» для построения семейной жизни, правда ли новый чудо-препарат от «Schwarzkopf» останавливает облысение, можно ли научить робота читать и существует ли на самом деле «эффект бабочки»...
Между тем Земля продолжала совершать свой привычный бег по кругу, год от года двигалась на сотые доли миллиметра, приближаясь к солнцу. А жизнь текла своим чередом.
Пока в один не очень прекрасный день какой-то энтомолог-любитель не отловил в экваториальной зоне Конго муху, у которой было двадцать четыре одинаковых крыла. Новость облетела все телеканалы и на следующий день забылась.
В течении следующих нескольких лет подобные сообщения стали приходить и из других теплых стран. В Перу был обнаружен новый вид малярии, сыворотку от которого разрабатывали в течении нескольких месяцев. Когда же она оказалась готова, то не прошла испытание, болезнь снова мутировала. В прибрежных районах центральной Африки несколько лет подряд наблюдался массовый психоз среди рыб и птиц. Рыба косяками выбрасывалась на берег, а птицы разбивали себе головы о скалы. В Амазонии появилась целая серия новых болот, о которых не знали даже аборигены. Доходило и до смешного - в Эквадоре домашняя галка разучила гамму и по команде хозяйки лихо выводила «Ave Maria», а в Индонезии выловили акулу, у которой обнаружили второй экземпляр конечностей для передвижения по земле.
Верующие говорили о приближающемся конце света, а ученные связали имеющиеся факты в общую теорию, которую назвали «теорией грядущей катастрофы».
И грядущая катастрофа наступила. Как-то утром, в очередной не самый прекрасный день, неожиданно перестав быть теорией, а превратившись сначала в ужасающую, а потом обычную спутницу повседневности.
Кадры затертых до белой пыли кинозаписей показывали курсантам на занятиях общей историей мира. Бессмысленные глаза людей, бродящих среди заваленных яркими упаковками магазинных полок, жидкий как топь асфальт, пустые трассы с покореженными автомобилями, черные проемы разбитых окон, соскальзывающие с рекламных вывесок фигуры фотомоделей, детский плач, истеричный лай собак, обрывки вчерашних газет, люди, путающие верх-низ, лево-право.
Твердое становилось мягким, неживое живым, холодное сыпучим, мокрое зеленым... И наоборот. И еще десятком разных способов.
Однажды планета просто сошла с ума. Так появилась бездна.
У каждого курсанта был свой кошмар кинопленки. О нем не принято было говорить, но после очередной кружки хорошего пива в тесной дружеской компании - языки развязывались, и однокашники говорили обо всем: сплетничали о преподавателях, обсуждали прелести прекрасных незнакомок, делились скабрезными шутками о личной жизни патриарха и короля и, конечно, под определенным градусом, когда жизнь казалась лишь печальным недоразумением, рассказывали о кошмаре.
Греш и Лев делили один и тот же кошмар. На сорок пятой минуте пленки в кадре появлялась девушка. Она лежала на кровати, изможденная и худая, больше похожая на скелет. Хаос отнял у нее возможность двигаться, говорить и принимать любую пищу. Девушка медленно умирала от истощения.
Оператор показывал ее глаза. Пустые и бессмысленные. Камера дрожала и через несколько секунд уходила в сторону.
Им обоим чудилось, что девушка все понимает. Может быть, это дефект пленки, может, случайный отблеск, но на самом последнем кадре - в ее глазах появлялась обреченная беспомощность, от которой пробирала дрожь.
Утром Матей не смог встать.
Они нашли его, когда до отъезда оставалось не больше двадцати минут. Завтрак был готов и по большей части съеден, лошади вытерты и запряжены, одеяла аккуратно свернуты и приторочены к седлам.
Лев просил не будить «больного», ходил тихо, старался не звенеть посудой и призывал к порядку хмурого Мишу, которому маг не нравился, но он благоразумно молчал.
Греш услышал, как однокашник зовет его. Подошел и, увидев широко распахнутые испуганные глаза Матея, все понял.
-Что же делать? - спросил Лев то ли Греша, то ли самого себя, то ли своего мага.
Матей устало прикрыл глаза. Он не знал.
-Может быть, очередное кольцо? - настаивал Лев.
-Он должен произнести обещание вслух, - сказал Греш.
Матей согласно моргнул.
-Миша, иди сюда, - позвал рыцарь. Маг, греющий руки у костра, поднялся и подошел. - Он не может двигаться и говорить. Ты знаешь, как ему помочь?
Михаил задумался, долго всматривался в неподвижное тело.
-Сейчас, - сказал он и побежал к своим вещам.
В глазах Матея читался неприкрытый сарказм. Он не верил, что младший маг способен что-нибудь сделать. Вот самомнение, раздраженно подумал Греш, чертов вундеркинд, все-то ты знаешь, а другие что ли дураки? Только вот ты не видел вчерашнего голема, и как Миша его за пару мгновений разобрал, отквартировал, развоплотил... Как угодно скажи, суть одна и та же.
Миша вернулся с каким-то металлическим цилиндром, встряхнул его и приложил к обнаженной шее обездвиженного мага. Некоторое время ничего не происходило.
-Ну? - Одновременно с нетерпеливым окриком Льва, цилиндр пискнул и зажегся синим цветом. Миша довольно улыбнулся.
-Вылечим, - сказал он и лихо подмигнул строящему подозрительный взгляды Матею. - Сейчас будет немного больно, но ты же не будешь кричать?
Цилиндр снова запищал, тонкая игла вынырнула из его бока и впилась в обнаженную кожу.
Матей вскрикнул. Лев дернулся, а потом понял, что произошло.
Старший маг поднял руку и начала растирать уколотое место. Выглядел он очень удивленным.
-Быстро и эффективно. Что это?
Миша смешался.
-Великая магическая...
-Парень, ты с кем говоришь? - предостерег его Матей.
-Лекарство, - сказал Миша и обвел всех настороженным взглядом. - Очень сильное лекарство. Я не могу его показать.
Матей серьезно кивнул, словно соглашаясь со словами младшего.
-Все равно, спасибо. В любом случае, - зачем-то добавил он.
Греш почувствовал как его переполняет иррациональная гордость за своего спутника. Умелый, может, действительно лучший. Что знает Матей? Нет выхода, считал он пару минут назад, неспособный пошевелить даже пальцем. А Михаил нашел и причину, и выход.
-Что ж мозоли свои кровавые не вылечишь? - не удержался он от ласковой подколки.
-Лекарство очень сильное и не бесконечное, - ответил маг. - Так что на лошади сегодня снова я, - он улыбнулся и, наконец, стал похож на самого себя.
-На коне, дурак, на коне.
***
К полудню потянуло запахом жилья. То там, то здесь стали попадаться аккуратно спиленные, но уже черные от времени пни. Лес стал реже, а потом окончательно перешел в густой кустарник, чуть выше человеческого роста.
-Любопытно, - сказал Матей, вглядываясь в виднеющийся над листвой холм. - Судя по всему, мы почти на месте.
-На месте это где? - встрял Миша, поднимаясь на стременах.
Старший маг внимательно посмотрел на него.
-Последний замок, место, где рыцари должны получить наставление перед тем, как встретиться со священной чашей, - сказал он медленно, словно подбирал слова. - Слышал что-нибудь?
Греш заметил, как насторожился Лев. Да и сам он ждал ответа. Легенда о Граале, пятая весть писания. Читается каждую пятницу перед сном. Наизусть.
-Видимо, проспал на уроках, - легко ответил Миша, не замечая всеобщего внимания. - А где же сама чаша? - продолжал он любопытствовать.
У Греша ёкнуло сердце. Каждый рыцарь, каждый маг, каждый торговец или мастеровой - все, кто прошли первую ступень обучения, кто посещал субботние службы в храмах, читал ученые книги или романтические стихи, вел хоть бы раз скользкую дискуссию о близком спасении в кафе, на дружеской попойке, в кабине дорожного дилижанса со случайным попутчиком, в исповедальне - знали легенду. Каждый ее этап и поворот от переправы через широкий Рейн и поиска желтой дороги до последнего пристанища.
Лев потянулся к оружию, но старший маг жестом остановил его.
-Это нам должен сказать хозяин замка, - ответил он.
Дорога, сделав напоследок крутой поворот, неожиданно вывела их к высокому бетонному забору и уперлась в ржавые ворота.
Лев поймал взгляд Греша и кивнул в сторону младшего мага.
-И? - сказал однокашник.
Миша неподвижно сидел на коне, уставившись пустыми глазами на каменную ограду. Ограда была древняя, сейчас таких уже не делали. Забытая трудоемкая технология. Время и природа сыграли с ней обычную забаву, местами разрушив до металлического костяка арматуры и поселив на освободившееся место занесенные ветром песок и семена диких трав. Миша что-то шептал. Греш прислушался. «Все ясно, - говорил маг. - Теперь успокоиться. Успокоиться и думать... Не бывает безвыходных положений. Просто ошибка таймера. Бывает... Починим... Не раскисать».
Лев развел руками, безмолвно повторяя свой вопрос.
-Будем стучать, - прервал работу мысли своего рыцаря Матей и, наклонившись, забарабанил по металлическим листам. Гулкий звук пополам со скрежетом наполнил тихий лесной воздух.
-Да воздастся им за лишения на пути к нему, да будут они решительны, встречая неизвестное, - процитировал Лев писание достаточно близко к тексту. - Как никогда верно.
-Кто там? - раздался из-за ворот женский голос.
-Рыцари, ищущие последний приют, - Лев, войдя в раж, продолжал сыпать цитатами.
-Чем докажете? - усомнились по другую сторону.
-Мы пришли по желтой дороге...
-По ней в последнее время много кто приходит. Все больше демоны.
-Мы можем ответить на три вопроса, прекрасная леди.
-Откуда ты знаешь, что я прекрасная? - полюбопытствовали из-за ворот.
-Это первый вопрос? - неожиданно влез Миша. - Давайте уже по существу, леди.
-Никакой куртуазности, - притворно тяжело вздохнул Лев. - Но, к сожалению, он прав. Приступим?
Три вопроса Лев расщелкал как орешки, не забывая задавать ответные. За воротами началась возня, потом створки заскрипели и словно через силу открылись. Щуплая фигурка дернулась за ускользающей створкой, из-под подола мелькнули голые тощие коленки и ступни, обернутые плотной необработанной кожей.
-Проходите, - сказала девушка, мельком оглядывая всадников и внимательно лес за ними. - Нечего топтаться, двери нужно закрыть.
Он проехали. Греш, как единственный пеший, вернулся и помог девушке с ржавыми створками.
-Много вас, - сказала она, вытирая руки о заткнутую за пояс серую тряпку. - Ну ничего, может, даже к лучшему. Двое ходили, один ходил, но четверо еще ни разу.
-Так ты и есть?.. - «хозяин замка» хотел спросить Греш.
Но она его опередила.
-А что не похожа? - ответила она вопросом на вопрос. - Шелков и бархата, прости, нет, не завезли сегодня.
На вид ей было лет шестнадцать, совсем молоденькая и дикая, худенькая, чем-то похожая на недокормленных магов, только загорелая. Пока они возились с засовами, Греш успел рассмотреть ее руки — с коротко остриженными ногтями и засохшими до твердой корки желтыми мозолями. Платье, видимо, собственноручно сшитое из какой-то тряпки, бывшей в своей прошлой жизни то ли плащом, то ли занавеской, висело на ней как мешок, и только красивый плетённый из лозы пояс намекал на тонкую талию и едва заметные под просторной одеждой округлости.
Не дождавшись ответа, она прошла мимо него, оставив шлейф из аппетитных запахов кухни.
-Лошадей сюда. - Показала она на длинный сарай, примыкающий к ограде изнутри. - Овса нет, но есть немного сена. Можете накормить, впрок не нужно. Все равно больше не понадобятся.
Отдав распоряжения, она пошла к дому, легко выбирая дорогу между кучами странного хлама разбросанного по двору.
Если бы Греша спросили, что ему напоминает это место, он бы сказал - старую автомобильную свалку. Их уже почти не осталось, весь металл был вывезен еще несколько десятков лет назад и распределен по кузням. Это было легче, чем искать новый рудники в обедневшей за тысячелетия европейской земле...
Большой, как футбольное поле, пустырь был обнесен все тем же серым бетонным забором с двумя парами ворот по разные стороны. Посередине стояло основательное здание старой постройки. Широкий кирпичный фасад, два этажа, треснутые стекла аккуратно подклеены желтой бумагой, а кое- где заменены на рукотворные мутные, пропускающие свет, но не дающие четко разглядеть, что же происходит по другую сторону. По пустырю были разбросаны другие постройки, некоторые целые, содержащиеся в относительном порядке, другие на разных стадиях разрушения - без крыши, с обвалившимися стенами. И горы мусора - дерева, камня, щебня, какого-то желтого металла. Некоторые вещи Греш затруднялся определить. Он наклонился над черным ребристым кругом и, предусмотрительно натянув латную перчатку, коснулся его. Материал легко поддался внутрь, а потом, спружинив, вернул себе первоначальную форму.
-Каучук, - услышал он над ухом голос Миши.
Греш обернулся и непонимающе посмотрел на мага.
-Это каучук, - объяснил тот, - такой материал, очень удобен для изготовления промышленных прокладок, тканей и еще множества очень полезных вещей. Не пропускает жидкость, эластичен, легко держит форму...
-А это? - рыцарь указал на желтые листы металла.
-Золото. Не очень чистое, промышленное, 15-16 карат. Очень высокая степень проводимости, устойчиво против коррозийных процессов...
Маг замолчал, его губы непроизвольно расползлись в радостной улыбке, а взгляд остекленел.
-Миш, - позвал его Греш. Тот посмотрел на него, словно впервые увидел. - Самое время все рассказать.
-Подожди. - Он потряс пальцем перед лицом рыцаря. - Я сейчас.
А потом развернулся и побежал к дому.
-Озарение? - Рядом материализовался Матей.
-Похоже, - согласно кивнул рыцарь.
-Это хорошо. Оно нам не помешает, - загадочно произнес старший маг и быстро пошел к конюшне, крича на ходу: - Лёва, ну что ты там возишься? Тебе же сказали, они больше не понадобятся...
В дом вошли всей толпой. Матей с озадаченным видом озирался, впитывая новые впечатления, как губка. Всегда так, даже на краю могилы, тянется ко всему новому и неизвестному, подумал Греш. Если разгадка в этом доме, то старший маг сложит два и два, получит искомое четыре, и задачка решится просто и гениально. Главное, было бы, что складывать.
Девушка стояла у стола, сколоченного из хорошо обструганных умелой мужской рукой досок, и месила тесто. Комната была на удивление чистая и уютная. В углу черным мойдодыром стояла буржуйка, используемая явно не по назначению - для хранения продуктов и посуды. Рядом высилась сложенная из кирпича огромная печь. Стулья, скамейки разного калибра стояли у стен - встречались самодельные под стать столу, некоторые — древние с элегантно выгнутыми спинками и и когда-то мягкими, а теперь ободранными сиденьями, были и странные, сделанные из пластика с черными крестовинами ножек. На одном из стульев лежала обложкой вверх распахнутая книга. «Маугли» Киплинга. Раритет.
-Ну что, небольшой обед в честь дальней дороги? - сказала девушка, вываливая тесто из миски на стол.
Лев радостно кивнул и уселся за стол, явно намереваясь перед предполагаемой смертью хотя бы наесться.
-Потом ты расскажешь нам, как и куда идти? - осторожно начал Греш.
-Смотря куда вы хотите попасть. Дорогу назад вы знаете.
-Нам нужна чаша, - внес ясность Матей, находя себе место и тоже присаживаясь с намерением вести долгий разговор.
-Всем нужна чаша, - отрезала девушка, с силой впиваясь в тесто. - Вот если бы кому-то захотелось отвести нас к людям.
-Мы найдем чашу и отведем, - вмешался галантный Лев.
-Все так говорят, только воз и ныне там. - Девушка стрельнула в рыцаря заинтересованным взглядом.
-Но ты покажешь, прекрасная леди?
-Прекрасная... - протянула она нараспев. - Повторишь?
-Конечно, - ослепительно улыбнулся Лев.
-Покажу, куда я денусь, - вздохнула она.
-Я прогуляюсь по вашему дому? - спросил у нее Греш. - Сюда пошел мой маг, а в комнате я его не вижу.
-Гуляй, рыцарь, гуляй. Твой маг помчался на второй этаж. Только не заходи в последнюю комнату. Там отец. Он очень болен.
-Чем? - оживился Матей. - Что за болезнь?
-Не болезнь, рана. Твари в последнее время наглые, самые сильные выбираются на дорогу, стучат по ночам в ворота, зовут. Совсем свихнулись.
-И давно?
-Месяца четыре, может больше. Что-то уходит, - девушка перестала месить тесто, дотронулась до лба, стирая невидимый пот и оставляя на коже белые пятна муки. - Но взамен не приходит ничего. - Она помолчала. - Он лес рубил, вылезла саламандра, отец на дорогу побежал. А она за ним...
-Укус саламандры смертелен.
-А я не знаю?! - прошипела девушка. Её глаза наполнились слезами.
-Подождите-подождите, только не плачьте, - взволнованно заговорил Лев. - Не обращайте на него внимание, он всегда такой. Что думает, то и говорит. - И укоризненно добавил в сторону: - Матей!
Тот развел руками, мол такова природа, меня только могила исправит.
А хорошо они спелись, пришло в голову Греша. Умный, едкий, честный до отталкивающей откровенности Матей и мягкий, как масло, неуверенный в себе, но всегда готовый на сочувствие, Лев. Идеально. Может быть, маг уже тогда, пятнадцать лет назад, когда читал анкету молодого оруженосца, понял это. Что для других казалось неудачей, стало для него спасением. Лучшей каменной стеной от мира, требующего от него соответствия образу доброго мага при светлом паладине. Тем более стена была ему обязана по гроб жизни - гений выбрал неудачника.
Греш оставил их разбираться и пошел искать свою «дражайшую половину».
@темы: конкурсная работа, Радуга-1, рассказ
Тема: Стильный оранжевый галстук
Автор: BlackRaspberry
Бета: k8, Команда Синих
Краткое содержание: Тяжела жизнь под прикрытием, или Чего не сделаешь ради свободы?
читать дальшеЧерно-белое
Девочка сидела неподвижно. Солнечный луч проник сквозь белую занавеску и коснулся ее щеки, но она не зажмурилась.
- Как тебя зовут?
Миллионы миллионов знакомств начинаются с этой фразы - видимо, человеку нужна хотя бы иллюзия определенности. А мальчик, который стоял рядом, опираясь о подоконник, был всего лишь человеком, пусть и не совсем обычным.
- Зачем тебе?
Он удивился.
- Чтобы называть тебя.
- Называй, как хочешь. Мне все равно.
Он впервые видел человека, которому все равно, как его называют.
- Ты новенькая?
Девочка отвернулась. Это разозлило его - слегка.
- Эй... - он легонько толкнул ее в плечо. - Я с тобой разговариваю. Эй!
Она не отвечала.
Он напрягся и попробовал сделать то, чему их учили: мысленно потянуться к ней, коснуться разума, обнять ладонью и развернуть, как нежный розовый бутон. Лепесток за лепестком.
Его отбросило к стене, словно нервные окончания отреагировали независимо от его воли. Он ударился затылком, но прежде чем отключилось сознание, он увидел: худое женское лицо, перекошенное гримасой - вздутые от напряжения вены, синее вокруг рта. Женщина что-то говорила, кричала - но звука не было.
Когда он очнулся, девочка сидела рядом, на полу, и смотрела прямо перед собой.
Болела голова.
- Кто это был? - спросил он, приподнимаясь на локте. Пустой коридор накренился, поплыл перед глазами. - Твоя мама?..
Девочка сжалась.
- Ты ЕР?
- Что?
- Естественно рожденная. Так называют тех, кто родился от живых людей.
В ее глазах промелькнул слабый интерес.
- А есть другие?
Других было много - и он был одним из них.
- Меня зовут Джун, - сказал он. - Я искусственно рожденный. Меня вырастили здесь.
- Где это - "здесь"?
- Это интернат при исследовательской лаборатории.
Девочка испытующе смотрела - и одновременно читала его. Джуну не внове было это ощущение, он не стал закрываться, просто прикрыл глаза, чтобы унять головокружение.
- Я обязательно уйду отсюда, - сказала девочка. - А пока можешь называть меня Мадлен.
Цветное
Парень был чист, Мадлен могла поклясться чем угодно. Редкий случай - он был тем, чем казался: заурядный клерк на отдыхе, довольно симпатичный. Нет... весьма симпатичный.
- Доброе утро, - сказал он. В его взгляде читалось то, что и в мозгу - неприкрытый интерес, сексуальный в том числе. - Вы сегодня одна? Можно мне присесть?
- Садитесь, - ответила Мадлен, улыбаясь. Пожалуй, ей было приятно... почему бы и нет, ведь всегда приятно почувствовать себя женщиной. Женщиной, к которой клеится посторонний молодой и весьма симпатичный мужчина.
- Ваш муж не будет против?..
- О нет, - поспешила заверить она, - Мой муж не будет против. - Как раз наоборот, мысленно добавила она.
Джордж будет в восторге, когда увидит этого ягненка - он обожает подобные экземпляры.
- Налить вам кофе?
- Да, благодарю.
Парень был галантен - но не потому, что хотел уложить ее в постель. Чутье подсказывало: он был бы точно так же галантен с престарелой дамой, или с маленькой девочкой, или с дородной матроной, одетой в цветастый халат. Сейчас он был галантен с ней, Мадлен. Вот только учащенное дыхание, расширенные зрачки и, конечно же, разнузданные картинки, которые рисовал его мозг, не имели ни малейшего отношения к галантности.
- Ваш муж, наверное, очень вас любит. Вы давно женаты?
- Три года. Знаете, как мы познакомились? О, это очень романтическая история - я попала под его машину и потеряла память, - Мадлен засмеялась, глядя на пораженное лицо нового знакомого. - Девушка без памяти - правда, экзотично?
Тот покраснел.
- Простите, я не хотел...
- Завтракаете? - жизнерадостный голос, раздавшийся прямо над ухом, непременно заставил бы ее вздрогнуть - если бы она не почувствовала присутствие Джорджа, едва он коснулся дверной ручки. - Познакомишь?
Мадлен послушно произнесла:
- Знакомьтесь - мой муж, Джордж. А это...
Парень покраснел и вскочил, протягивая руку для рукопожатия:
- Прошу прощения, я не представился. Мэтьюз, к вашим услугам.
- Очень рад! - Джордж потряс руку новому знакомцу. Мадлен не удержалась от смешка - Джордж сейчас не закрывался, и можно было рассмотреть в мельчайших подробностях, что именно он думает об услугах, которые может предоставить им этот парень. - Нет, что вы - ничуть не помешаете! ...планы на сегодня? может, присоединитесь к...
Мадлен откинулась на спинку плетеного стула. Джордж был в своем репертуаре - через пять минут ошалевший от такого напора Мэтьюз был согласен на что угодно - карабкаться на горы, нырять ласточкой и плавать кролем, распивать коктейль “Голубая лагуна” и посещать уроки эротического массажа.
- Запомните главное правило, - вмешалась Мадлен. - Никогда не садитесь играть с Джорджем в карты - рискуете остаться без штанов.
- Не слушайте ее, - перебил Джордж, широким жестом отметая нелепые обвинения. - Мадо сама оставит без штанов кого угодно.
Мэтьюз краснел и улыбался, а Джордж одобрительно поглядывал на него - конечно же, не только Мадлен видела занятные картинки, которые витали в воображении простого клерка на отдыхе.
Черно-белое
- Почему ты снова сидишь здесь? Тебе так нравится этот подоконник? - спросил он.
Снова Джун дразнится, подумала Мадлен. Глупый.
- И ничего не глупый, - насупился парень. - Хотя, конечно, где уж мне. Ты ведь у нас “самая перспективная ученица шко-олы”, - дурашливо растягивая слова, пропел Джун. Мадлен лениво потянулась.
- Врешь.
- Не вру. Я прочел Терренса, - в голосе Джуна звучала законная гордость. Прочесть мистера Терренса, преподавателя по оружейному делу, да еще так ювелирно, чтобы он ничего не заметил - это был высший пилотаж.
- Можно, я прийду к тебе ночевать сегодня?
Джун покраснел.
- Зачем?
- Мне одиноко и снятся страшные сны. Вот, сам посмотри, - Мадлен зажмурилась.
- Я не хочу сейчас смотреть. - воинственно сказал Джун, пятясь. - То есть, мне нужно идти. А ты так приходи.
Мадлен кивнула. Фантазер Джун, подумал сразу невесть что... Даже смотреть стыдно.
- И ничего я не подумал! - донеслось из дальнего конца коридора.
Цветное
Когда экскурсия была закончена и они добрались, наконец, до номера, был поздний вечер, и все трое - и хозяева, и гость - падали с ног от усталости.
Джордж шутливо-важно приказал:
- Идите поплавайте в бассейне, а я пока сделаю коктейли. Точно помню, где-то здесь был лед...
- Тебе помочь?
- Лучше займи гостя, дорогая.
Мадлен взяла Мэтьюза под руку, приглашая идти следом. Его возбуждение приятно щекотало нервы - сняв платье, Мадлен обернулась и спросила с улыбкой:
- А вы, мистер Мэтьюз? Я могу отвернуться.
Парень не стал ломаться и разделся - быстро и чуть неуклюже. Когда он вошел в воду, Мадлен спросила:
- Вам не кажется, будто мы были знакомы раньше? - она улыбнулась уголками губ при мысли о том, какими пошлыми и избитыми, должно быть, кажутся ему эти слова.
Но Мэтьюз только кивнул. А Мадлен было жарко, и даже прохладная вода бассейна не освежала.
- А вот и коктейли! - провозгласил Джордж, протискиваясь боком в дверь. Он был абсолютно голым, если не считать одеждой фартук, прикрывавший стратегические места.
Мэтьюз тихо ахнул, а Мадлен рассмеялась - Джордж обожал шокировать гостей. С его уровнем восприятия любая яркая эмоция ощущалась, как глоток вина - Джордж был в некотором роде коллекционером-дегустатором эмоций.
Черно-белое
- Что теперь будет? - спросила Мадлен. Джун стоял рядом, засунув руки в карманы брюк и медленно раскачивался на носках. Ему не хотелось разговаривать. Наконец, он разжал губы и спросил:
- Ты получила назначение?
- Да, - ответ прозвучал отрывисто. - Уезжать завтра.
Джун выругался.
Помолчав, Мадлен продолжила:
- Мне предложили еще один вариант. Джордж Рейнольдс - помнишь его досье?
- Ренегат? Погоди-ка, а он-то тут при чем?
Мадлен процитировала по памяти:
- Джордж, урожденный Джордж Рейнольдс, регистрационный номер ЕР1021, самовольно покинул Организацию. Ценный объект, обладает высокой телепатической способностью. До настоящего времени все попытки задержания оканчивались провалом.
Джун схватил ее за руку:
- Нет.
Но она продолжала упрямо:
- Если нам удастся задержать Рейнольдса, Организация предоставит нам паспорта и закроет контракт. Мы будем свободны, понимаешь, Джун? Мы сможем жить, как нормальные люди.
Джун вскочил.
- Даже не думай об этом! Нет!
- А что ты предлагаешь - смириться? Мы никогда больше не увидимся, Джун.
Он не отвечал, он сдерживался с трудом - ему хотелось завыть от бессилия.
- Неужели ты веришь, что нас отпустят после того, как мы поймаем для них Рейнольдса?
- На кону свобода, Джун. Для нас. Для детей, которые у нас будут. Ты считаешь, от такого шанса можно отказаться?
- Детей? - повторил он.
Детей?..
- Мы сможем это сделать - ты и я, - в голосе Мадлен звучало лихорадочное возбуждение. - У нас получится. Примерные координаты Рейнольдса известны. Главное - все просчитать. Временные рамки...
Джун взял ее за руку.
- Погоди, - сказал успокаивающе, - Дай мне прочесть.
Потянуться к ней мысленно, коснуться разума, обнять ладонью и развернуть, как нежный розовый бутон. Лепесток за лепестком.
- Мадо. Ты ведь понимаешь: то, что ты задумала - опасно. И это не на месяц, не на два... надолго. И... тебе придется с ним спать.
Ответом ему был прямой взгляд.
- Это ничего, - сказала она и повторила: - Это ничего. Ничего не значит.
Его Мадлен. Незнакомая, одержимая Мадлен. Но эту Мадлен он тоже любил.
- Хорошо. Мы это сделаем. - Слова падали, как ледышки - звонкие, ненастоящие. - Передай им, я согласен.
Цветное
Дэн Мэтьюз давно не ездил отдыхать - пожалуй, так сразу и не припомнишь, сколько лет. Вкалывать день и ночь, как пчелка, да попивать пивко по пятницам в баре - вот и все развлечения. Мэтьюз и сам не знал, как решился на поездку - у него было ощущение, будто его кто-то подталкивает, нашептывает на ухо: если не сейчас, то никогда, давай, ну что же ты?
Мэтьюз боялся таких ощущений - они слишком сильно отличались от его повседневной жизни, и были похожи на необычайно яркие и реальные сны, в которых он был кем-то другим. Мэтьюз не мог вспомнить, снились ли ему такие сны всегда или только в последнее время. Иногда отпускало, и он не видел до самого утра ничего, кроме темноты. Но чаще он просыпался измотанный, не в силах отделаться от видения: он блуждает по коридорам, ищет кого-то. Кого - он не знал, и ему хотелось кричать от ужаса.
В последние несколько дней сны отступили - с тех пор, как он познакомился с четой Рейнольдсов, времени на ночные кошмары у него не оставалось.
Сегодня Мэтьюз вернулся к себе в номер под утро. Он принял ванну и побрился, ухмыляясь в зеркало чуть смущенно. Надел свежую рубашку и открыл ящик комода, в котором лежал пухлый запечатанный конверт с накарябанной на нем датой. Кажется, мать говорила, это завещание, которое оставила его покойная бабушка - в любом случае, ничего путного старушка не могла завещать, ибо окончила свои дни в доме престарелых. Мэтьюз понятия не имел, зачем возит за собой этот конверт и почему до сих пор не потерял его - он просто был. И сегодня его полагалось вскрыть.
Мэтьюз бросил конверт на кровать и позвонил, чтобы заказать завтрак в номер - спускаться в ресторан ему не хотелось, он был абсолютно вымотан и собирался отдохнуть и поваляться до обеда. Лениво подвинул к себе конверт, надорвал краешек. На белое покрывало выпал кусок шелка оранжевого цвета. Галстук.
“Бабушка, видно, совсем рехнулась - завещать мне галстук!”, - пронеслось в голове у Мэтьюза, но тут у него вдруг перехватило горло, закружилась голова, и он рухнул на пол гостиничного номера. В дверь постучали, и он едва не захлебнулся потоком чужих мыслей, от которого отвык за это время. Его мутило.
Портье не унимался:
- Сэр! Ваш завтрак!
Пошатываясь, он поднялся и пошел к двери. Вернувшись с тележкой, пригубил кофе и едва успел добежать до ванной - его рвало. И даже когда желудок стал совсем пуст, болезненные спазмы не проходили, как будто организм решил вывернуться наизнанку в попытке очиститься от скверны выдуманных воспоминаний.
Мадлен, Мадлен, Мадлен...
Три года прошло. Три чертовых проклятых года.
Черно-белое
Они были вдвоем в гулком помещении. Сидели на полу друг напротив друга, держась за руки.
Объект - Джордж Рейнольдс. Азартный игрок, любитель развлечений, великолепный телепат. К нему невозможно подобраться так, чтобы он не прочел, кто ты на самом деле.
Следовательно, чтобы подобраться к нему, нужно перестать быть собой и стать кем-то другим, на время.
Их души потянулись друг к другу и переплелись, сознание слилось воедино и снова разделилось надвое - медленно и трудно, с неохотой отпуская от себя вторую половину.
Я, Мадлен, урожденная Мадлен Ив, регистрационный номер ЕР2688, забуду все, что было со мной, выйду из этого помещения...
Я, Джун, регистрационный номер ИР3900, забуду все, что было со мной, выйду из этого помещения...
Ровно через пять часов машина Джорджа Рейнольдса, игрока и ловеласа, собъет неизвестную девушку привлекательной наружности. Девушка останется в живых.
Ровно через пять часов скромный клерк Дэниэл Мэтьюз поздравит сам себя с новой работой и с новосельем. Под мышкой у него будет небольшая сумка, среди содержимого которой находится пухлый конверт.
И клерк, и девушка будут жить своей жизнью до тех пор, пока их дороги не пересекутся. Но и тогда они не вспомнят друг друга до тех пор, пока не сработает триггер.
Цветное
- Дэн? - в голосе Джорджа слышалось удивление. Он явно не ожидал увидеть их нового приятеля раньше полудня. - Стильный галстук. Но выглядишь ты... Что-то случилось?
Мадлен подняла глаза и замерла. Время вдруг растянулось и текло теперь медленно, словно мед. В комнату входил Мэтьюз - или не Мэтьюз? Этого человека она не могла прочесть вот так сходу. Она подняла руку и поймала то, что он бросил ей, с некотором недоумением глядя на шею вошедшего - вернее, на криво повязанный галстук - шелковый, ярко-оранжевого цвета. Что-то щелкнуло, переключилось в мозгу, словно сработал спусковой крючок.
Джорджу почти не стоило усилий сломать защиту Джуна, но этой секунды хватило.
- Прости меня, Джордж.
Одного разряда достаточно, чтобы человек потерял сознание. Джордж отключился мгновенно, а Мадлен осела на пол рядом, сжимая в руке шокер.
- Прости меня, Джордж.
Она подняла глаза на Джуна. Тот стоял, прислонившись плечом к стене, и смотрел на нее.
Миссия выполнена. Вот она, свобода - лежит на шикарном белом ковре у их ног.
Тогда отчего так холодно внутри?
Цветное
- Прости меня, Джордж. У меня не было выбора.
Рейнольдс покачал головой:
- Не мучайся, Мадо. Я ожидал чего-то подобного с того дня, как встретил тебя. Не думал, правда, что все будет настолько масштабно...
- Ожидал? Почему же ты не избавился от меня?
- Ты забыла? - Джордж подмигнул так хитро, что она не смогла удержаться от смешка, который перешел в подавленное рыдание. - Я - игрок. Мне было интересно. Я хотел разгадать загадку - кто ты, откуда взялась и почему я не могу ничего прочесть о твоем прошлом. А потом я влюбился и попался на крючок.
Джун встал между ними.
- У нас слишком мало времени, чтобы тратить его на разговоры, - резко сказал он. - Дай мне прочесть тебя, Рейнольдс.
Джордж усмехнулся и раскрылся, позволяя проникнуть к себе в разум. Джун читал его и одновременно чувствовал, что его тоже читают, так поспешно и нетерпеливо, что это почти причиняло боль - даже ослабленный и со связанными руками, Рейнольдс был в несколько раз сильнее его.
Как и думал Джун, Рейнольдс был в отчаянии - он знал, что ждет его в Организации, и предпочел бы умереть прямо сейчас. И он продолжал любить Мадлен - даже зная, кто она. Кто они оба.
- Собирайся, - сказал Джун, разрезая путы, которыми были стянуты руки пленника - на пол упали жалкие останки щегольского оранжевого галстука. - Уходим.
Рейнольдс принялся растирать затекшие запястья.
- Не пожалеешь? - спросил он, криво улыбаясь.
- Нет, - отрывисто ответил Джун.
- Когда здесь будут агенты?
- Ближайший пункт слежения в пяти милях. Успеваем.
Зазвонил телефон.
- Алло? Да. Уже спускаемся, спасибо.
Черно-белое
Джордж, урожденный Джордж Рейнольдс, регистрационный номер ЕР1021; Мадлен, урожденная Мадлен Ив, регистрационный номер ЕР2688; Джун, регистрационный номер ИР3900.
Также известны как Трио.
Ренегаты. Самовольно покинули Организацию.
До настоящего времени все попытки задержания оканчивались провалом.
@темы: конкурсная работа, Радуга-1, рассказ
Тема: Ставлю на красное
Автор: skaerman
Бета: Кошка на крыше., Команда Синих
Краткое содержание: Космическая станция, раздолбай, его давняя любовь и Большая Галактическая Политика.
Предупреждения: Секс. Обычный, человеческий, без излишних подробностей.
ключ на старт10
Какой же
Какой же гений планировал эту станцию? Я бы пожал ему руку. В ней столько замечательных укромных ниш, тихих переходов и обзорных площадок. Самое лучшее место для восстановления личной жизни.
Ниши и переходы делали, конечно, не для этого. Не санаторий, все-таки. Хотя, в некотором смысле – санаторий. Многокилометровая орбитальная дура уже полтора года висела у Макемаке, размерами ненамного уступая одной из отдаленнейших карликовых планет Солнечной системы. Перевалочный пункт звездной дороги, ворота на пути к достижениям вселенского разума! Это если официально. Неофициально – кому ссылка, кому – карьерный трамплин, а кому и санаторий. Например, мне, Джейку Бёрнсу, австралийцу смутно определенного возраста «около тридцати» - все-таки санаторий.
Наверное, о лучшем назначении, чем на «Райские врата», и мечтать не следовало. Куда ж ещё податься человеку, десять лет положившему на специальность «экзокосмист», как не на дальний фронтир человечества!
Станционный корпус возводили неспешно, торопливость в таком деле неуместна. Когда я на нее прибыл – рабочие только завершили строительство и запустили оборудование. Все отделочные работы выполнялись позже и на ходу. «Райские Врата» готовили к великой и ответственной миссии, именно на борту станции должна была пройти церемония принятия человечества в ряды Альянса Миров.
Полгода я маялся бездельем, изучал станцию, заводил полезные знакомства, и, между делом, разжился большим планом внутренних помещений «Райских врат». Более чем внутренних. Отдельный параллельный мир служебных переходов, вентиляционных шахт, кабельных туннелей, полуавтоматических оранжерей и уютных закоулочков, где можно не боясь покурить запрещенные на станции сигареты, или заняться сексом, не привлекая внимания ахами и стонами. Если, конечно, есть с кем. Не с работягами же и не барышнями с кухни. Хотя пара рыженьких девчонок из интерьер-дизайнеров были очень недурны, жаль, задержались на «Вратах» ненадолго…
Неуклонно, как движение Апофиса, приближалась дата открытия станции. В полутемных коридорах появлялись работающие светильники, сократилась контрабанда сигарет, переборки засверкали медью, железные стены покрылись мягкой обивкой приятного для глаз цвета. Это светло-серый. Чтобы ничье зрение не обижать. А то у эркшианцев приятный цвет такой ядреный – на него без привычки дольше восьми секунд нельзя смотреть. Потом глаза пухнут.
Среди приятно-серых стен начали появляться неприятные типы. Адмиралы с золочеными погонами, научники с выпученными от созерцания глазами и подрезанными ушами – специалисты по звукописи руа; легконогие секретарши и тяжелоглазые безопасники. Одного такого нашел в любимом уголочке на третьем-прим уровне – пришлось откупиться сигаретами.
Прекрасное ничегонеделание вот-вот должно было смениться напряженной работой, я мысленно прощался с воистину райской жизнью на «Райских вратах», но тут случилось чудо. В состав экипажа, вместе со штабом очередного золотогальюнного… простите, золотопогонного адмирала, перевели Милену Домингеш.
8
Черт возьми
Черт возьми, сколько я её не видел! Кажется, с пятого курса спешнообразованной Академии Внеземелья.
Красавица Милена! В смуглую девушку с длинными белыми волосами был влюблен весь наш курс, пара старших и пара младших. Чешко-португалка вела себя, как королева: строила глазки, строила преподавателей, всех держала на коротком поводке и никого близко не подпускала.
Мне повезло чуть-чуть больше, чем остальным. То ли из-за акцента, то ли потому, что ей понравился живой коала, которого я подарил, но с Миленой завязались отношения более теплые. Кажется, именно тогда я и наработал весь арсенал приемчиков, ныне позволяющий охмурять девушек. Чувственность Милены сочеталась с математическим умом и трезвым расчетом. Она, милая сволочь, всегда сообщала, какая вероятность дальнейших отношений после очередного моего шага. Низший рейтинг был 0,7%. Тогда как раз и пригодился слюнявый коала. Наивысший был, когда мы целовались в темном парке после выпуска с четвертого курса. Тогда от восторга я чувствовал себя лучше, чем поднявшийся на орбиту Юрий Гагарин, нашедший базу чужих Ричард Дрейфус и первый посол к инопланетникам Эйдан МакКензи вместе взятые. Первая космическая начиналась прямо от ее терпких губ.
Летняя эйфория сменилась жестоким разочарованием. Милену перевели на Закрытый Факультет и она уехала из Штатов в Европу. Кураторы оценили её способности, и мисс Домингеш отправилась покорять отдел моделирования ксенореакций. Долго мне снилось тепло её тела, мои ладони хорошо его запомнили… Даже спустя несколько лет, обнимая других женщин, я не мог забыть той мягкой и напряженной теплоты.
И вот она на «Райских вратах». Короткая деловая стрижка, пилотка, светло-серая униформа, дразнящая своей закрытостью. Я как раз ошивался у стыковочного модуля, вызывающе неуставной: в расстегнутой форменной куртке со стоячим воротником, футболкой «Мы – простые ксенофилы», в джинсах и тяжелых рабочих ботинках вместо положенных туфель.
Золотопогонный адмирал Донохью прошагал мимо меня, даже не обратив внимания на отданную честь. Газетчики любили описывать его как «мужчину с суровым, всегда озабоченным челом». Кажется, вся суровость адмирала должна была выплеснуться на командира станции, и, чтобы не расплескать её, он предпочел меня не заметить, равно как и недокрашенный пожарный гидрант нежно-малинового цвета (фрритам не показывать – взбесятся).
Нижние чины и адъютанты прошествовали за начальством, шелестя подошвами и поцокивая каблучками. Тут я и увидел Милену.
Наверное, я глупо выглядел – с расширившимися глазами, отвисшей челюстью и пылающими ушами. Она подошла ко мне, протянула руку:
- Мистер Бёрнс, рада вас видеть.
- Мисс Домингеш, - сглотнул я, - весьма рад. Весьма, Милена. – Я чуть сжал её руку и обозначил движение к себе. Глаза девушки оттаяли, она взглянула поверх очков – господи, она носит очки! Её рука выскользнула из моей подрагивающей ладони, Милена заторопилась за своими коллегами, но на пороге оглянулась.
Я помахал ей - и она скрылась за люком.
Следующие несколько часов я сидел на опорной балке и размышлял над двумя вещами.
Первая: тепло её рук.
Вторая: она не исправила «мисс» на «миссис».
Больше ничего в голову не помещалось.
Мысль, что я веду себя как юный влюбленный идиот, пришла намного позже, одновременно с появлением Милены в стыковочной. Девушка повисла на шее:
- Джейк, черт возьми, я действительно рада тебя видеть! Извини, тогда при всех я не могла, но сейчас… ты как тут очутился? Что вообще здесь делаешь?
- Я… - запнулся. Не рассказывать же о девочках-дизайнерах? – Я тут почти год, слежу, чтобы станцию подготовили с учетом всех требований… к удобствам… - невозможная женщина. Ничего не делает, только смотрит. – Слушай, ты же ничего тут не знаешь? Давай покажу, где тут что, а сейчас, кстати, можно сходить к Родни. У него по четвергам вечера симфомузыки..
- Тридцать шесть процентов, - сказала Милена, беря меня под руку. - Веди.
6
Из этих
Из этих вечеров на двоих постепенно сплеталась прочная ниточка, и никакие обстоятельства не смогли опустить рейтинг ниже первоначального.
Мисс Домингеш днями пропадала в исследовательском центре, рассчитывая сценарии встреч и переговоров. Аналитики ходили взвинченные, до дня «В» - «Встречи» - оставалось чуть больше месяца. Если сорвется церемония вступления и переговоры об условиях – Земле несдобровать.
Напряжение выплескивалось и за пределы исследовательского центра. Я окончательно забросил соответствие уставу и наравне с обычными работягами носился по «чужим» секциям станции, раздавая указания о починке, покраске, драпировке, замене рыбок, качеству хлопьев, уровню озона и прочих мелочах.
Вечером мисс Домингеш выходила из центра, снимала очки, вытирала слезящиеся от эркшийского письма глаза, и превращалась из суровой научницы в любопытную девчонку Милену. Иногда мне казалось, что она наверстывает упущенное за годы учёбы веселье. Я раздобыл ей потертую джинсовку и кроссовки – и мы отправлялись гулять по закоулкам станции, не опасаясь сурового, вечно озабоченного адмирала Донохью. Тот мог бы всыпать девушке за ненадлежащее чину место, время и форму одежды. Старая скотина, за полторы недели он успел довести командира Бокслайтнера до белого каления, и тот всерьез подумывал принести адмирала в ритуальную жертву курурамцам.
Три недели спустя в тихой оранжерее, залитой синевато-фиолетовым светом, среди огромных листов кислороденики, мой рейтинг достиг ста процентов. А потом достиг ещё несколько раз. Узкие кровати в каютах мало приспособлены для большого и бурного чувства, мои укромные уголочки оказались куда милее, теплее и мягче, чем мегаэргономичные комнаты отдыха. Я был счастлив – потому как об этом моменте я мечтал десять лет.
Милена лежала на плече, жесткие волосы её затылка щекотали кожу, мы курили одну сигарету на двоих и тихо разговаривали. О чём угодно. О первых встречах с Чужими, об Академии, о её родителях и моих родителях, о ремонтниках и научниках, о заморочках экзокосмистов и муштре Закрытого Факультета.
- Там очень сложно жить, Джейк, - говорила девушка, вздрагивая. Я накрывал её курткой и слушал. – Ты постоянно на виду, всё время кто-то за тобой следит. Преподаватели, кураторы, соседи. Даже туалеты там без перегородок. Считается, что это развивает способности. Начинаешь предугадывать действия других людей, высчитывать вероятности… ты знаешь, например, что спортсменов с Закрытого Факультета не допускают в обычные соревнования? Они показывают координацию и реакцию куда более высокую, чем обычный человек.
- Не знал.
- И так во всем. Ты знаешь, я очень скучала по всем вам. Правда, надо было лишиться всего, чтобы понять, как на самом деле было хорошо. Я бы вела себя по-другому… но это знание приходит лишь после учебы там.
Милена ткнулась носом в щеку, я обнял её.
- Расскажи о себе.
И я говорил о тысячах прослушанных композиций и десятках тысяч прочитанных файлов, о том, как мы ходили с линзами, имитирующими зрение фррит, как симпатичные девчонки рыдали, когда им подрезали уши ради изучения звукописи руа, как мы провели месяц в полнейшей темноте с электростатическими перчатками вместо всех органов чувств, постигая восприятие курурамцев…
Милена проводила кончиком пальца по заушным бугоркам с вживленной сонарной проволокой, ощупывала мои ногти из эркшианских кристаллов. Её всё это заводило, и мы вновь начинали играть в самую человеческую игру во вселенной, хотя, по сути, были уже не совсем людьми.
Первые корабли Чужих уже появились на орбите. Бедный планетоид за всю историю никогда не видел подобного столпотворения. Тяжелые корабли вызывали гравитационный резонанс, на поверхности планеты-карлика обнаружились глубокие трещины. Вероятно, после установки разгонного коридора и ловушки, беднягу просто разорвет на куски.
Несколько дней я не видел Милену. Суета и безумие последних дней поглотили «Райские врата». Считанные часы отделяли человечество от блестящего перспективного будущего или, в случае провала, от унылого прозябания на задворках Вселенной. Хомо Сапиенс мог войти в галактический рай, а мог вылететь из него от пинка под зад.
Наконец, прибыли все инопланетные гости. Истерия зашкалила, я получил выговоров на десять лет вперед, переработавшихся аналитиков выносили из центра, а доктора опустошали запасы сердечного и укрепляющего. Слава уж не знаю кому, но в эти дни я не сорвался, не угодил в кутузку за вызывающее поведение, а Милена выдержала последний марш-сценарный бросок.
Стыковочный зал разукрасили драпировками с идеограммами, из колонок встренькивала музыка, изрядно озонированный воздух щипал кожу, а волосы шевелились в слабом электромагнитном поле. Аналитики положили годы жизни, рассчитав границы комфорта каждой расы и построив их пересечение. Судьба человечества может решиться не в яме переговоров, не во время церемонии, а при первом же шаге Чужих на «Врата».
Я полулежал на опорной балке, скрытый от людских глаз ярким ксеноновым светильником. Чужие не будут смотреть вверх – это давно известно. Старые расы, выйдя в космос, отучились разглядывать небеса, ведь они в них живут. Только человечество ещё не избавилось от этой привычки.
Сонарная проволока слегка завибрировала: кто-то подходил к моему убежищу. Шел мягко, легко ступая по металлическим плитам. Я сполз на балкончик, вжался в стену. Из проёма высунулась светлая головка Милены.
- Джейк, ты здесь? С наибольшей вероятностью ты здесь, Джейк.
Я осторожно встал и увлек девушку с балкончика обратно в шахты. Она стояла передо мной, вся дрожа, в перепачканной светло-серой форме, кусала губы, одергивала юбку и покачивала лодочками, зажатыми в правой руке.
- Господи, ну что ты тут делаешь? Ты же должна улыбаться из рядов штаба адмирала Донохью.
- Джейк, я.. я сбежала! Джейк, дорогой, хороший мой, я больше не могу, не могу там стоять, я стою и понимаю, что с каждой эми-волной всё больше и больше хочу тебя, прямо сейчас! Джейк, в воздухе что-то страшное, все списывают на мандраж, но всё не так, я знаю, теперь я знаю, всё не так! – Милена сжала моё лицо. – Твои рассказы разбудили что-то такое, чего нельзя узнать на Закрытом Факультете. Джейк, у нас мало, очень мало времени, быть может, потом его не будет никогда. Пойдем, пойдем скорее, отведи меня куда-нибудь, где ни один ксен нас не почует и никакой гамадрил.. гадмирал не найдет. Джейк, идём, Джейк.. – У неё покатились слезы из глаз, и она бросилась меня целовать.
Я схватил её за руку и потащил по служебным ходам. Она бежала за мной, перепрыгивала отверстия и ловко карабкалась по узким лестницам, ни разу не пожаловавшись на боль в босых ступнях. Мы замирали, пропуская ремонтников, бежали между этажами и за стенами, скользили по толстенным кабелям и парили в зонах низкой гравитации. Я вёл её под «крышу» станции, где вращался гигантский маховик лучевых батарей. Помехи от работы лазеров уверенно глушили любые сканеры, как технологические, так и биологические. В ушах звенело – сонары нервно реагировали на электромагнитное излучение.
Мы забрались в небольшую нишу, где так удобно находиться двоим. Милена повалила меня на спину и взобралась сверху:
- Хочу так.
Белые трусики вылетели из ниши и украсили чёрный кожух генератора. Милена, закатив глаза, отдавалась с неистовой страстью, как будто действительно верила, что этот раз – последний. Она вскинула руки, стукнулась кистями о низкий потолок –одна из плит хрустнула, раскололась надвое, тяжелый обломок грохнулся мне на лоб… Мир уплыл куда-то вбок и в прошлое.
4
Контактов
Контактов с инопланетниками у человечества не было аж до середины XXII века. Мы с горем пополам отправили трех космонавтов на Марс и трех смертников к Юпитеру. Об экспедиции за Плутон можно было лишь мечтать.
Зонды к тому времени пробороздили всю Солнечную систему, открыв с десяток новых спутников, сделав сотни фотографий и убедив руководство государств-корпораций в полнейшей бесперспективности масштабной космической программы.
Все изменила случайность. «Скиапарелли-4», зонд марсианской программы, сделал невероятные кадры: на спутник красной планеты Деймос заходил на посадку спицеобразный объект с венчиком иголочек на конце. Шумиха в прессе и несомненное качество изображений вынудили EUSA отдать беспрецедентный приказ.
Корабль Второй марсианской экспедиции, находившийся поблизости, совершил поворот к Деймосу. Из-за возможного сбоя телеметрии и оптики жизнь троих космонавтов была поставлена на карту. Все знали, что после маневра топлива на дорогу домой им не хватит.
Однако попытка закончилась триумфально: на спутнике обнаружилась база кордиатов – мелкой галактической расы третьего эшелона. Ричард Дрейфус возвестил о первом контакте человечества с разумной инопланетной формой жизни.
Тогда мир и стал другим. Рухнул заговор молчания, и с землянами вышел на связь Альянс Миров. Правда оказалась смешной и, одновременно, обидной. По устоявшимся законам, с потенциальной галактической расой вступают в контакт только если она сама найдет кого-либо из представителей Альянса. До того ксены соблюдают режим маскировки и тщательно скрывают присутствие. Человечество узнало, что соседствовало с фрритами, кордиатами, курурумцами и ярдеванами аж с XIV века.
На раскрывшихся кордиатов наложили штрафы, а на Землю потекли новые технологи и знания. Спешно организовалась Академия Внеземелья, куда брали самих одаренных ребят со всей планеты – пресловутых детей-индиго, а на самом деле – особо восприимчивых к галактическому зову людей. Появился Закрытый Факультет, современные корабли отправились покорять все планеты Солнечной системы. Картины художников, лично видевших Красное пятно Юпитера, льды Титана и серные реки Ио, продавались за сумасшедшие деньги. Королевский английский театр дал на спутнике Урана Обероне «Сон в летнюю ночь». А возле Макемаке строились «Врата рая» - пропуск землян в Альянс, суровый экзамен на зрелость.
2
Мне надо дернуть
Мне надо дернуть за мысленную веревочку – и в голове откроется клапан, боль уйдет через него и можно будет встать и оглядеться.
Милена сидит на мне, держит в руках половинки расколовшейся плиты, смотрит на них с недоумением. Странно, внутренняя обшивка не должна трескаться от удара руки. В образовавшемся проеме слабое свечение, тускло-синее, помаргивающее, преходящее в фиолетовое.
Я припомнил схему внутреннего пространства. Тут в стены уходят кабели, разводящие энергию от генераторов.
- Милена, ну-ка, дай я на секундочку..
Нашел в кармане фонарик, подсветил и чуть не сел на девушку. В проеме обнаружилась бомба.
Это совершенно точно бомба с часовым механизмом, такая, как на картинке в Академии. Не какой-нибудь распределитель или контроллер. Механические щупальца впивались в кабель, ветвились в «теле» бомбы и замыкались в «голове» на шестнадцать разноцветных контактов. Тронешь не тот – похоронят в спичечном коробке. Или цветочном горшке, если пломб в зубах много.
Полоса таймера почти догорела. У нас есть полминуты на фиолетовый такт и около минуты на ультрафиолет. Обшивка станции приглушенно ухает – пристыковался первый корабль Чужих.
Звать на помощь – некогда. Не успеют… и не услышат – помехи. Взорвавшаяся бомба отрубит питание, церемония будет сорвана и, даже если обойдется без жертв, человечество останется прозябать между Меркурием и Седной.
Бомба такой конструкции принята на вооружение Альянса, вот только… каждая раса замыкает взрыватель на разные цвета. У кого-то зеленый – цвет смерти, у кого-то белый, у кого-то – тот оттенок сиреневого, который я смутно вижу правым глазом на пятнадцатом контакте.
Милена смотрит расширенными глазами на меня, на бомбу. Фиолетовый огонек помаргивает, с каждым тактом становясь всё бледнее. Бомбу, наверное, поставили в ритуальных целях. Знать бы кто. Быть может, кордиаты, а может, и вечно недовольные фрриты. Господи, о чем я думаю в этом момент, зачем трачу драгоценные секунды?
Я провожу кончиками пальцев по «голове» взрывного устройства, эркшианские кристаллы бьются током. Смотрю на Милену, грустно улыбаюсь:
- У нас действительно оказалось очень мало времени. Девочка моя, хорошая моя, но мы успеем, обязательно успеем, верь мне.
Всем телом я ощущаю, как сквозь меня проходит нейтринный пульс Вселенной. Девушка размазывает по щекам слезы. Милена, глупышка моя, умничка моя, успокойся, сейчас как никогда нужен твой светлый ум. Возьми меня за руку и держи так, держи, я хочу слушать твой пульс, не надо мне потока нейтрино, я хочу ощущать тебя. Ведь мы две половинки нового человека, два недогалакта, и каждый из нас уже больше, чем человек, и каждый из нас чувствует, что потерял что-то важное, нужное, родное. Милена, девочка, давай, сосредоточься, у нас действительно мало времени, своим безумным чутьем ты поняла это, теперь помоги мне понять, где наше будущее, ведь ни когти, ни срезанные уши, ни красные глаза не в состоянии сделать это самостоятельно. Давай, вот я веду рукой, ты дрожишь, у тебя бегут слезы, но это не страшно. Я слышу глухие удары, обшивка станции вибрирует – пристыковываются корабли Чужих.
Давай, хорошая моя, укажи, какой мне контакт выдернуть и пусть человечество катится к чертям в галактический рай, мне важно, чтобы ты была рядом и я слышал твой пульс. Скажи мне, дай понять, где у нас есть будущее?
1
Какой же, черт возьми, из этих контактов мне надо дернуть?
Красный.
0
- Как думаешь, - спросила Милена, - с какой стороны от Макемаке рай?
- Рай здесь, милая, - ответил я, обнимая её. – Рай – здесь.
@темы: конкурсная работа, Радуга-1, рассказ
Командный конкурс фантастического рассказа
SMM продвижение