[Час Лебедя]

Название: Золото дураков
Тема: Слепому и в полдень солнце не светит
Автор: Lindwurm
Бета: Час Лебедя
Комментарии: разрешены
Штраф: -4 балла

*
- Я подарю тебе полмира, - обещает Вольфрам, не в силах сдержать радость предвкушения.
Рандгрид только смеется.
- На что мне половина? И какой прок в подарках? Мир я возьму и так!
Они стоят на берегу замерзшей реки, красивые, светловолосые, он выше на голову и шире в плечах, она - самое смертоносное, что он встречал в жизни.
Он ей не пара.
Пока что.
Конница на том берегу переходит в тяжелый галоп, лошади одна за другой ударяют копытами в прочный лед, снежная крошка летит во все стороны, светлые плащи вьются за спинами всадников. Вольфрам только усмехается. Бывшие сотоварищи, братья и сестры по оружию, неутомимые завоеватели новых земель... не пожелавшие отпустить его. Что же, у Вольфрама нынче новый союзник, стоящий их всех. Но даже без нее он бы...
Рандгрид щурится, выдавая внутреннее напряжение, но не шевелит и пальцем. Берег под их ногами дрожит, дрожат шерстинки меха на воротнике Вольфрама, лед впереди стонет все громче и наконец лопается с оглушительным треском. Несколько мгновений - и все смешивается, лошади и всадники барахаются в ледяной каше, на поверхности темной воды пляшут обломки льдин, шум и крики такие, что Вольфрам не услышит сам себя, если решит заговорить.
Он поворачивается к Рандгрид, и в ее усмешке не меньше торжества, чем в его.
Она жестом приглашает его уйти с берега. Он кивает.
На полпути к их лагерю, где ждут оставленные отряды - его копье и ее хирд, - Рандгрид говорит:
- Я сперва думала, ты останешься добивать.
Ее голос звучит беспечно, это просто мысль, высказанная вслух, и Вольфрам не знает, она одобряет его или разочарована.
- Между нами нет настоящей вражды, - поясняет он. - Они и так поняли, что я не вернусь. Что может быть убедительнее вскрывшейся реки...
- Талант превращать воду в лед, например, - говорит Рандгрид.
Вольфрам скалится.
- Я же их всех знаю. Таких среди них нет.
- Или другой ремесленник, - продолжает Рандгрид, будто размышляя вслух, и вот теперь Вольфрам чувствует себя задетым.
- Лучше меня нет, - коротко говорит он.
Это правда. В его бывшем ордене он был лучшим. Но все же, как бы хорош он ни стал, он никогда не сможет превратить воду в лед (или наоборот) движением руки или заставить материю раскалываться усилием воли, как Рандгрид. Никогда - без посредства созданных им же волшебных предметов, никогда - без подготовки. Такой уж у него талант.
Они возвращаются в лагерь, и Вольфрам ловит несколько взглядов, но настоящей тревоги в них нет. Никто не сомневался в том, что они с Рандгрид одержат верх. В свою очередь, Вольфрама не очень-то волнует мнение собственных мечников. Они всего лишь люди.
И он, и Рандгрид - дайу, талантливые, благословленные духами, родившиеся в счастливом месте, в волшебных пределах. Могущие то, что недоступно прочим. Стоящие выше - но не выше других дайу, если те в силах им помешать.
Сейчас Вольфрам думает, что поистине велика его удача, раз свела его с Рандгрид. И велика ее удача, раз свела ее с ним. У них обоих есть то, что нужно другому: у нее - смертоносный талант, не слишком-то пригодный для жизни в море, у него - честолюбивый план, мечта о собственных землях, не ограниченных ничьей больше властью. Собственное королевство, дальний край, свободный от всех нынешних королей.
Вольфрам знает, где стоит его искать.

*
Они продвигаются на северо-восток, не спеша, не боясь уходящего лета и не испытывая недостатка в дичи: в хирде Рандгрид двое меняющих форму, оба волки, поэтому охота легка и весела. Чем дальше от населенных мест, тем больше густеет лес, ольха и березы уступают елям и лиственницам, чтобы вернуться через несколько переходов и вновь несколько оживить окрестности.
Города они обходят стороной, насколько могут. Под сотню вооруженных человек и дайу - да при виде них любой город закроет ворота, ощетинится лучниками на стенах, забьет в набат... Припасов у них и так довольно, а если бы Вольфрам захотел себе город - взял бы какой побогаче еще на родине. Про Рандгрид и говорить нечего.
Но они идут дальше, и дороги сменяются тропами, вместо леса кругом раскидывается степь, потом луга, река, еще одна, болота, снова лес...
Рандгрид и Вольфрам едут бок о бок, рассказывают друг другу о родных местах, Рандгрид - о Химинбьёрге в далеком Радужном пределе, Вольфрам - о Стеклянном лесе. Он, правда, почти его не помнит, слишком много воевал с тех пор, слишком во многих пределах побывал в поисках сперва наставников, затем - напарников, и, наконец, ища только знания, не собеседников.
И теперь вот обнаруживает, что собеседника-то ему и не хватало. Такого, как Рандгрид. Заинтересованного, но не настолько, чтобы допытываться секретов его таланта, хотя бы потому, что Вольфрам по-прежнему недостаточно хорош по сравнению с ней. Ее, впрочем, это как будто не заботит.
- ...А золотые плоды? Какие они у вас?
- Виноград, - отвечает Вольфрам.
Золотые плоды, растущие в самом сердце любого предела, дарующие здоровье и долголетие... некоторые утверждали - даже бессмертие. Золотая, как правило, несбыточная мечта практически любого дайу. И множества людей, но никому из них точно ничего не светило. Жители пределов строго хранят свои сады.
- У нас - яблоки... Мне довелось попробовать однажды, - делится Рандгрид. Вольфрам косится на нее с изумлением. Она доверила ему свою тайну, и сделала это походя, будто не задумавшись.
Рандгрид смотрит на Вольфрама лукаво, будто приглашая задать вопрос.
Вольфрам качает головой.
- И... как? - только и спрашивает он. Что тут спросишь.
Рангдгрид кажется разочарованной, но это впечатление быстро проходит, сменяется блаженной дымкой памяти.
- Слаще всего, что ты пробовал в этой жизни, - говорит она тихо и очень уверенно.
Вольфрам не рискует продолжать разговор.
Спят они в разных палатках, каждый посреди своего отряда. Может, Рандгрид и была бы не прочь... Но Вольфрам по-прежнему ей не пара. Кто она, вкусившая от живого волшебного золота, и кто он. И он не может пока ничего с этим сделать, они слишком далеко от счастливых пределов, его сила быстро иссякнет, если расходовать ее попусту. Рандгрид, впрочем, тоже не тратит сил зря.
В конце концов лес кончается, только чахлые рощицы разнообразят холодную равнину. Вдали бесконечной стеной высится ледник - сам как горный хребет, только вот перевалить через него невозможно, слишком уж широк.
- Как думаешь, - говорит Рандгрид мечтательно, - что там? Наверху льда?
- Холод, - твердо говорит Вольфрам. - Оттуда не возвращаются.
Он все равно знает, что она думает: "Это мы еще посмотрим". Но не сейчас, когда-нибудь потом. Эта мысль и ужасает Вольфрама, и наполняет его восхищением. Ледяной покров не влечет его; его мечты по сравнению с этой куда более приземленны.
Они поворачивают на восток, вдоль ледника, держась от него на уважительном расстоянии.
Вольфрам объявляет, что большую часть пути они прошли.
Ледник уходит к северу, они продолжают идти прямо по солнцу, снова углубляются в леса - еще более глухие, более мрачные, пересеченные реками, врезанными в гранитные склоны. Невозможно идти быстро, и наступает осень, когда впереди, наконец, появляются горы - низкие, с пологими склонами, тянущиеся с севера на юг поперек их пути.
По берегам рек, текущих с этих гор, встречаются деревянные идолы: странные вытянутые тела, подобранные ноги, невозмутимые лица-маски, покоробленные многолетними непогодами. Они будто следят за проходящими пустыми глазницами.
Вольфрам запрещает их трогать. Его талант показывает ему тонкое биение странных сил под деревянной поверхностью. Идолы действительно следят - и поздно уже что-то делать, кто бы тут ни жил, уже знает, что пришли чужаки.
А еще это значит, что где-то поблизости есть счастливый предел, иначе эта сторожевая сеть давно бы истощилась.
Ровно то, что надо, чтобы возвести первые постоянные укрепления.

*
Еще пара недель - и вот уже на выбранном холме на берегу высится палисад, свежие бревна еще благоухают смолой. Огонь им не страшен: Вольфрам сам укрепил в нужных местах амулеты, не позволяющие искре превратиться в пламя. Он чувствует предел где-то неподалеку, возможно, дальше к востоку? К северу?
Им еще предстоит как следует разведать окрестности, но потраченные силы восполняются уже сейчас. Хорошее место.
Пока что Вольфрам наблюдает за строительством, и вместе со стенами растет и его сдержанная радость.
Это - начало, и начало отличное.
Они найдут местный предел; перезимуют; затем приведут под свою руку земли вверх и вниз по реке, затем...
Хозяева здешнего предела приходят к крепостице, когда их никто не ждет. Останавливаются у подножия холма, никем не замеченные сперва. Блюдут вежливость. Только сторожевой колокольчик над воротами звенит, предупреждая о незваных гостях.
Вольфрам и Рандгрид выходят им навстречу.
Их трое: женщина и мужчина, одинаково черноволосые, раскосые, в шелковых одеждах. Ее отливают зеленью, его - золотом. Третья - большая рысь, садящаяся поодаль, будто не говорить собирается, а только смотреть. По ее шерсти перебегают голубоватые искры.
Конечно, все трое тоже дайу, и Вольфрам приветствует их как подобает. Правда, не слишком-то низко он кланяется. Они тут хозяева, но и он не просителем пришел. Рандгрид только голову наклоняет, потом снова рассматривает гостей с любопытством.
Они с трудом находят общий язык, Вольфрам хмурится, пытаясь составить из полузнакомых слов что-то, напоминающее связную фразу. Под конец женщина смеется и треплет его по плечу (он позволяет, хотя и напрягается).
- Вы гости, - говорит она.
Вольфрам ухмыляется в ответ.
- Мы гости, - подтверждает он. Но не говорит - "пока что".
Когда местные уходят, Рандгрид смотрит им вслед.
- Ты заметил? - говорит она. - На них полно дорогих камней. А рядом нет торговых путей, если верить твоим картам...
Вольфрам переводит взгляд на близкие горы.
Рандгрид глядит на него со странным выражением, но он не замечает.

*
Проходит год, пять, десять лет, весны и осени сменяют друг друга, как спицы в колесе. Деревянная крепостица превращается в каменную, разрастается, обзаводится подолом из жилых дворов и мастерских. Рандгрид лишается чуть ли не трети хирда в бою с местными жителями лесов. Но нападающие - всего лишь люди, и мало кто остается в живых, чтобы принести обратно весть: с чужаками враждовать им не по силам.
Поэтому еще через пару лет они приходят торговать. А еще через несколько - остаются жить под надежной защитой укреплений. Еще сколько-то зим минует - и Вольфрам держит уже и эту реку, и все земли между ней и соседней. Он все еще присматривается к горам.
И опять хозяева местных пределов приходят раньше, чем он находит их сам.
На этот раз женщина не смеется и не прикасается к нему. Она недовольна, гладкие темные брови сведены, глаза прищурены.
Вольфрам ничего не отрицает. Ему не хочется быть только гостем. Не хочется вечно довольствоваться крошками с чужого стола, говорит он. Он уже достаточно знает язык, чтобы говорить гладко, но от этого женщина только больше хмурится.
Пока, внезапно, не усмехается.
- Что же, - говорит она, - забавляйся, пока можешь. Мы долго жили в мире, но не думай, что это не может перемениться!
- Насколько долго? - спрашивает Рандгрид, и что-то в ее голосе такое, что Вольфрам оборачивается к ней.
Ну, конечно. Этот предел достаточно велик, чтобы и в нем росли золотые плоды.
- Ты хочешь еще один? - спрашивает Вольфрам, и в этот миг он почти готов отправиться добывать что угодно, лишь бы она была довольна. Готов оставить то, что у него уже есть, лишь бы...
- А разве ты не хочешь? - говорит Рандгрид, и в этот миг Вольфрам понимает, что это-то и есть его настоящее желание. Без этого его мечта никогда не будет полна; да он и не доживет до ее воплощения.
Рандгрид улыбается, но он уже не видит. Он поворачивается к местной хозяйке.
- Я никогда не жил в мире долго, - говорит Вольфрам. - И не думаю, что это когда-нибудь переменится.

*
Это не настоящая война, скорее, короткие, но яростные сражения, следующие одно за другим. Все-таки мало чести в том, чтобы посылать на верную смерть простых людей, а любой дайу слишком ценит и себя, и сородичей, чтобы драться насмерть. Прежний враг всегда может стать если не другом, то хотя бы союзником в каком-нибудь деле. Особенно если годы мало что для тебя значат...
Вольфрам не хочет убивать, но он полон решимости утвердиться не только на этих землях, но и в этом пределе. Здесь будто сам камень под ногами сочится силой, волшебство пронизывает сами горы, и Вольфрам понимает, что истинная мощь этого места была от него до сих пор скрыта. Если ему удастся взять верх, то...
Не так уж многие родились на этих склонах, и не все они выходят к нему навстречу, но под конец Вольфрам чувствует себя невероятно уставшим. Он был готов к противостоянию, и силы тут достаточно, чтобы любой камень превращался под его пальцами в бездонный колодец, вытягивающий жизнь почти до последней капли, но могущий и вернуть ее; любая щепка - в амулет, роняющий прикоснувшегося в сон; любая нить - в чудесную сеть, не позволяющую двинуться с места. Вольфрам не хочет убивать.
Может быть, еще и потому, что знает: начни он, и хозяева гор ему этого не простят.
Пока Вольфрам все еще не теряет надежды закончить дело миром. На его условиях, конечно. Но он великодушный победитель, а про Рандгрид ее люди давно говорят - раздавательница сокровищ, дарительница колец... Она щедра, и он милосерден, разве плохо будет хоть кому-то под их рукой?
Хозяева гор встречают их у себя в покоях. Это анфилада пещер, долгие переходы из зала в зал, каждый следующий богаче и поразительнее предыдущего. В самом сердце горы Вольфрам вступает в каменный сад: стволы из змеевика, листья из малахита, трепещущие на неосязаемом ветру. Изумрудные, альмандиновые, лазурные невиданные цветы распускаются под его взглядом.
Столько диковин... столько силы.
- Этот камешек тебе не по зубам, - говорит хозяин горы. Золотистые одежды шелестят, когда он выступает вперед. - Не боишься подавиться?
- Не боюсь, - отвечает Вольфрам.
Рандгрид стоит за его плечом, готовая ко всему. Она не говорит ничего. Она все чаще молчит в последнее время.
У Вольфрама никак не получается этим обеспокоиться.
Что-то меняется в лице мужчины, миг - и золотистые одежды стекают на пол, а золотистое змеиное тело утекает в трещину пола.
Он спасается бегством. Уходит в землю, в золотые жилы - и Рандгрид преграждает ему путь трещинами, расколами, отрезает ему пути отступления. Вся гора содрогается, со сводов валятся камни, и Вольфрам уже готов просить Рандгрид перестать, как внезапно все стихает.
Хозяйка гор шагает вперед.
- Прекрати, - говорит она. - Перестань. Чего вы хотите?
- Для начала - достойного угощения, - говорит Вольфрам.
Разумеется, она понимает.
- Будь по-твоему.
Каменная рябина склоняет ветку к самому лицу Вольфрама. Гроздь будто светится изнутри, это не угловатый самородок, не полированный застывший металл, а живое золото, оранжево-теплое, будто раскаленное, но прохладное на ощупь, какой и должна быть рябиновая ягода. Вольфрам осторожно тянет, ягода отделяется от черенка, ветка вздрагивает, и он отпускает ее. Кладет ягоду на ладонь. Она сияет в полумраке пещеры.
- Давай, - подталкивает его Рандгрид. - Чего ты ждешь?
Она жадно наблюдает за ним, сам Вольфрам никак не может отвести взгляда от сокровища на ладони. Подносит наконец к губам.
Рандгрид говорила - слаще всего? И да, и нет, под сладостью скрывается горечь, стекает в горло, расходится по всему телу куда скорее, чем сок обычных ягод, и... и все.
Вольфрам не чувствует ничего особенного. Он почти разочарован.
Хозяйка горы подносит ему кубок с серебристым вином, и Вольфрам протягивает руку, чтобы взять его, такое предложение - всегда знак мира.
Она плещет из кубка ему в лицо, и Вольфрам сперва захлебывается воздухом, потом не выдерживает и кричит.
Это жидкое серебро, и как он мог не увидеть?.. не заметить?..
Он все еще не хозяин тут, вот как. И может быть, никогда и не станет. Ему дали это понять самым внятным образом.
Эхо еще блуждает в каменном саду, когда он заставляет себя вдохнуть и выдохнуть и вдохнуть еще раз, не теряя сознания.
- За все надо платить, - слышит он. И слышит еще кое-что: опасное потрескивание камня вокруг, готового распасться на смертоносные осколки.
- Нет, - хрипит он, - Рани, нет! Оставь ее.
Когда он снова может видеть - только правым глазом, - он удивлен тем, как Рандгрид спокойна. Всю левую половину лица дергает, Вольфрам смутно рад непривычному онемению, потому что оно скрывает за собой боль. Он переживет; теперь, отведав золотого плода, он может пережить куда больше, чем до того.
Странным образом спокойна и хозяйка горы.
- Теперь мы квиты, - говорит она. - Приходи... сосед. Поговорим.
В ее голосе чудится скрытая усмешка.
Вольфрам коротко кивает и тут же жалеет об этом. Боль вгрызается в глаз и щеку раскаленными иглами.
- Пойдем, - говорит Рандгрид, подставляет ему плечо, и они направляются к выходу из горы.

*
Вольфрам приходит в себя куда быстрее, чем полагал возможным. Ни лихорадки, ни заражения, даже боль отступает всего через несколько дней, оставляя неприятное тянущее ощущение. Левая половина его лица теперь - тусклая маска.
Возможно, через какое-то время металл можно будет убрать. Если найти того, кто возьмется за это непросто дело. И еще кого-то другого - для излечения шрамов после. Вольфрам уже сейчас понимает, что вряд ли найдет на это время в ближайшем будущем.
Тем более, что Рандгрид собирается уходить.
- Я думаю, мне стоит так и поступить, как ты сказал, - говорит она. - Оставить... все тут. Ты справишься и без меня. Ты отлично справляешься.
Ее тон так холоден, что Вольфрам не смеет ее удерживать. Он наконец вспоминает все те мелочи, которым не придавал значение раньше, и которые теперь так явственно складываются в одно: Рандгрид не хочет править с ним вместе. Ее влечет нечто иное.
Вольфрам не может пойти с ней и не может уговорить ее остаться.
К тому же, левым глазом он теперь видит вовсе не мир вокруг. Он видит, каким этот мир может стать, если он, Вольфрам, как следует постарается. Видит все те чудесные изделия, которые могут выйти из его рук, видит чудеса человеческого разума, пока что спящие в нерожденных, видит вещи, и схемы, и механизмы, все то, что пока не существует, но если приложить достаточно усилий...
Картины чудесного будущего не оставляют его ни днем, ни ночью.

*
Еще годы; сто лет, двести, пятьсот... Еще и еще; леса уступают место распаханным полям, потом - дымящим заводам. Железные дороги прорезают горы, растут города - ввысь и вширь.
Рандгрид приходит к нему однажды, и Вольфрам приводит ее на берег темного моря. Это северная граница его страны, дальше - только вода и льды, и пронизывающий ветер.
- Ты изменилась, - говорит он.
- Ты тоже.
Это так: они оба давно вышли из поры молодости и вступили в зрелость. У него морщины и шрамы, у нее седина и шрамы, у них обоих столько опыта и знаний, что хватило бы на полсотни обычных людей.
Оба время от времени пишут друг другу письма, невесомые и неощутимые, маленькие буквы на светящихся экранах, проскакивающие мили и мили расстояния за считанные доли секунды. Все-таки это удобнее, чем пакеты с нарочным. Или голубиная почта. Или много что еще.
Но, вообще-то, по большей части они молчат. Молчат и сейчас.
- Знаешь, я был в тебя влюблен, - говорит он в конце концов.
- Тебе стоило признаться тогда, - рассеянно отзывается она. - Тогда я еще могла задержаться. А теперь... Тот, кто вкусил золотого плода, больше не умеет останавливаться.
Вольфрам знает. Ежедневно чувствует на собственной шкуре. Золото растекается по венам, пульсирует в сердце, наполняет его неистощимой силой, и ему мало, мало обретенного царства, мало земель и подданных, мало знаний, мало чудес науки и технического прогресса.
Он, конечно, держит себя в руках. Нет никакого смысла в спешке.
Мир он возьмет и так.
Рандгрид качает головой, усмехается, и на миг будто становится моложе, становится прежней, его Рани, его неслучившейся судьбой.
- Сколько бы у нас было, лет сто? Двести? - спрашивает она. - Это были бы чудесные годы. Мы бы расстались злейшими врагами.
- Что я слышу - неужто ты жалеешь?
- Иногда.
- Иногда, - повторяет Вольфрам, но Рандгрид отворачивается. Он прослеживает ее взгляд.
Далеко, далеко, между темной водой и светлым небом, сверкает белоснежная полоска ледника.
- Почему я? - спрашивает Вольфрам, хотя сам не уверен, хочет ли слышать ответ. - Тогда, в самом начале.
- Мне было интересно, - отвечает Рандгрид так же легко и беспечно, как давным-давно сказала про золотой плод. - Интересно, что из тебя получится.
- А потом?..
- А потом я увидела.
Невозможно понять, то ли она обрадована, то ли разочарована - теперь. Тогда-то, Вольфрам точно знает, была разочарована. Но это было так давно.
- Мне до сих пор интересно, что получится из меня, - говорит Рандгрид тихо, словно бы сама себе. Она все еще смотрит вдаль, на ледник.
Вольфраму на мгновение хочется спросить, может ли она дотянуться до него талантом - отсюда. Может ли превратить ледяной покров толщиной в несколько миль в быстро тающее крошево. Конечно, это невозможно, на таком-то расстоянии. Но даже сама мысль его, пожалуй, по-настоящему пугает.
Возможно, она могла бы.
- Напомни, которую степень ты получила? - говорит он нарочито шутливым голосом. - Пятую? Шестую?
Рандгрид пожимает плечами. Ей это неважно, как неважны и все общественные признания ее научных достижений. О льде она теперь знает, пожалуй, больше, чем кто бы то ни было из живущих.
Зачем это ей - это совершенно другой вопрос. Но кто осмелится его задать?
Они еще могут стать злейшими врагами. Рандгрид идет другим путем, ей интереснее чистое знание, но Вольфрам действительно не знает, кто из них протянет руку к окончательной власти первым. Она по-прежнему самое смертоносное, что он встречал в жизни.
Они все еще самые близкие друзья. Они практически не общаются.
Между ними не могло быть ничего большего, ничего более настоящего, Вольфрам в этом уверен.
Но какими блистательными были бы эти годы!..

@темы: конкурсная работа, рассказ, Радуга-7

Comments

[LenaElansed]

спасибо за эту страшную ледяную сказку )) очень красивая

[Леверн]

красивое раскрытие темы и тоски по несбывшемуся

- Мне было интересно, - отвечает Рандгрид так же легко и беспечно, как давным-давно сказала про золотой плод. - Интересно, что из тебя получится.
- А потом?..
- А потом я увидела.

и вольфрам, и ангрид прямо герои скандинавских саг - ностальгнуло!

и с плодами, которые приносят лишь жажду без радости - понравилось.
рангрид прямо воплощенный лед. автор, а вы читали или смотри снежное чувство смиллы? там тоже очень про снег и ледники! вот немного напоминало.

у рассказа стилистика, как у сильной метели - убаюкивает, пока не замерзнешь насмерть или не застынешь, как серебро на лице героя.
очень славно!

[Китахара]

Интересный текст. Такой вроде бы лаконичный, но при этом поэтичный. Ему идет быть таким, каков он есть.

Мне в целом понравилось раскрытие темы, и стиль, и гг с его стремлениями и неутолимой жаждой (хотя я не очень понял, почему три дайу его не выпнули со своих земель сразу, не дав окрепнуть и захватить власть, разве что Рандгрид боялись.)

У меня просто осталось странное чувство, что всего как-то мало. Т.е., лакуны оставляют простор для домысливания, и вроде бы все сказано, но вот все равно хотелось бы больше))

[Меррит]

Это было интересно, красиво и неизбито.
Немного тема неутолимой жажды отдает "Медным Королем" Дьяченок, но это чисто ассоциации. Были вопросы по логике - а почему те поступили так, а почему другие - так.
Плюс несколько не хватило структурированности текста, что ли. Мне, как читателю, сложно было уловить основную идею, а когда я подумал, что уловил, судя по финалу оказалось, что нет. Или автор в конце текста передумал.
Но читалось с удовольствием, спасибо автору.

[Zhaconda Crowling]

Очень красивый текст.

4/10

[Kagami-san]

Текст было очень приятно читать. Спасибо!
Оценка: 4/9

[mda_a_a_a]

4/8

[Леверн]

5/9

[Меррит]

5/7

[Серпента]

Спасибо!

4/8

[Китахара]

4/8

[Lios Alfary]

4/9

[kazevrazhyna]

4/9

[Squalicorax]

4/10
Эпос фейри на венере. Очень красиво.

[Томаш]

3/9