[kaleidoscope-of-realities]

Название: Аш и Эвелин
Тема: Второе дыхание
Автор: Чжан
Бета: Отряд 42
Краткое содержание: рай на небольшом острове

Аш и Эвелин

1.

В осеннем саду Махатма нашел яблоко. Он принес его домой, положил на стол рядом с компьютером, разделся, выключил свет и лег в постель.
Лежал с открытыми глазами и смотрел, как свет фонаря за окном чертит на гладкой коже фрукта прямоугольные блики.
Рано утром в комнату вошла мать, стряхнула пыль с комода, поправила шторы и забрала яблоко.
- Эни, зачем? - позвал он ее, приподнимаясь.
- Мусор, - ответила она. - Полежи пока, солнце еще не встало.
Махатма опустился обратно на постель, но смотреть больше было не на что, и он закрыл глаза.

Аш
Незадолго до Изгнания мы с братьями Вудсонами и Бертой прожили четыре великолепных дня на плато Оленей.
Лето подходило к концу. Августовское солнце было жарким, но как только оно скрывалось за пушистыми громадами облаков, с гор спускался пронзительный холодный ветер.
Мы носили куртки, то и дело грели озябшие руки у раскочегаренной под открытым небом летней плиты, вечерами устраивали турниры по покеру и я почти не жалел, что согласился на эту поездку.
- Аш, я не понимаю твой страсти бродить в одиночестве, - сказала однажды Берта. - Ты должен стремиться к себе подобным.
Треснув, переломилось в костре прогоревшее полено. Тьма окутала нас во всех сторон, опасаясь пробираться в круг света, очерченный огнем.
- Мне скучно, - ответил я, пробуя на вкус новое слово.
- Скучно - это как? – не поняла меня Берта.
Они все меня не понимали.
Летом у меня всегда была уйма времени. В детстве я любил проводить его вне дома. Мы играли в «рыцарей и леди», отвоевывали неизвестные королевства и спасали похищенных принцесс. Потом была Берта - моя первая любовь. Последние ряды в местном кинотеатре, ночные прогулки, когда я ловил ее с низких веток дуба, по которому она спускалась ко мне из своей комнаты, соблазнительный изгиб ее спины и удивительное спокойствие наших родителей.
По-своему это было хорошее время, но я никогда не мог найти правильных слов, чтобы его описать. Мама говорила, мне нужно вести дневник, и потом, когда я стану взрослым, он расскажет мне больше, чем я сам смогу вспомнить.
Но у меня не получилось. Теперь я знал правильное слово - мне было скучно тратить время на описание прошедших событий, когда я мог переживать новые.
А потом я начал читать. Школьная библиотека находилась на отшибе, в ней почти никто не бывал. Последний год средней школы я приходил сюда ежедневно. Книги открывали мир за пределами острова, рассказывали о неизвестных странах и временах, мое знание о которых ограничивалось парой строк из школьного учебника. Книги называли мне новые слова и описывали незнакомые ощущения, которых я не мог найти в реальном мире.
Скучно - это отсутствие перемен и неожиданностей. Герои скучали, когда были вынуждены бездействовать.
- Я хочу увидеть пустыню, - сказал я, подбрасывая в костер хвою и рассматривая, как языки огня мгновенно пожирают ее.
Берта что-то ответила.
После первой прочтенной книги мне стало все равно, что говорят вокруг меня. Мир оказался сложнее, чем можно было себе вообразить, и лежал он где-то там далеко, куда я пока не мог добраться.
Я бродил в одиночестве, потому что не нуждался в обществе.
Тогда в горах я нашел похожие на зеленые звезды листья каннабиса. В октябре мы курили ее с Махатмой и Эвелин. Эвелин начинала дурить с первой затяжки, а Махатма мог выкурить хоть две самокрутки и не почувствовать никакого эффекта. Мы резвились как радостные щенки, я искал ответы…
Но это было потом - пока же, на плато Оленей, я был как сжатая пружина, готовая в любой момент распрямиться - немедленно сорваться с места, переплыть пролив и отправиться познавать мир.

Эвелин
- Что думаешь о сочетании зеленого с ярко-желтым? - спросила меня Ана.
- Полная безвкусица, - ответила я и мысленно пообещала записать в электронный дневничок все приемлемые для меня сочетания цветов.
- Почему же?
- Одна гамма, оба яркие, желтый мало кому идет.
- Я говорила о новых обоях в своей спальне. Но если ты считаешь…
- Я считаю.
На этом наш разговор как всегда закончился.
Ана была моей лучшей подругой, но и она никогда не говорила и слова поперек.
В последний летний день мы сидели на пустой школьной трибуне, закрыв глаза и подставив лица солнечным лучам.
- Дэйв, - шепнула Ана.
Не меняя позы, я посмотрела на другой конец поля. Лениво, без суеты. Чтобы наша звезда бейсбола не заметила моего интереса.
Дэйв действительно был там, растягивался после пробежки и как обычно сверлил меня взглядом. «Похотливым», - как я написала в своем дневнике. «Чувственным?» - неуверенно говорила Ана.
Я знала, что если захочу, он в любой момент будет моим, но не торопилась, смакуя его напряженное внимание ко мне. Неплохое развлечение.
- Мне кажется, ты ему нравишься. Не как друг, больше. Тебе пора найти себе партнера, - вдруг сказала Ана.
От неожиданности я фыркнула. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, ему хочется кое-чего больше, чем подержать меня за руку.
- Откуда такие мысли, дорогая? Может быть, это тебе нужно найти партнера?
- Мне? - От удивления глаза Аны округлились.
- Скажи, что не думала об этом? - засмеялась я. - Ну же, ну же?
- Я- я… - тянула она, спрятав лицо в ладонях.
- Не верю! Не верю! - я уже хохотала, пытаясь отвести руки Аны и посмотреть на то, как она смущена.
Это было забавно.
Дэйв, закончив разминаться, рассматривал нашу потасовку с противоположной стороны стадиона. Я была абсолютно уверена, он не подойдет.
- Мне пока не нужно, а вот тебе для нормального развития просто необходимо. Дэйв - хорошая кандидатура, - внезапно сказала Ана очень спокойно. Она отвела ладони и смотрела на меня, чуть склонив голову. Внимательно, словно через окуляр микроскопа.
На мгновение мне стало жутко.
Очень редко, но так бывает - я не могу понять причину, которая движет окружающими. Чувствую себя котенком, брошенным в озеро, не знаю, что скрывается под водной гладью, и не могу выплыть.
- Дорогая, ты слишком много на себя берешь, - резко прервала я ее.
Она отвела глаза.
- Я забочусь о тебе.
- Ты делаешь то, в чем я не нуждаюсь.
Я повернулась к Дэйву и медленно провела рукой по ноге.
Короткая джинсовая юбка поползла вверх. Дэйв с усилием сглотнул и, покраснев, быстро пошел прочь.
Так, как я это себе и представляла.
Приятно ощущать, что в этом мире все подвластно тебе.

Аш
В городе менялись только люди. Он стоял посреди острова, окруженный стеной вечнозеленого леса, пронзенный прямой асфальтированной дорогой, ведущей от ветряной электростанции на восточном берегу к порту на западе.
Раз в неделю на материк отплывал паром.
Город был не настолько большой, чтобы расти вверх, но и не маленький - я знал по имени своих соседей, в лицо - свою параллель в школе, но в супермаркете постоянно встречал незнакомых людей.
Исключая пару старичков из Дома у Старой Лиственницы и моих родителей, у нас никто долго не засиживался. Люди приезжали, жили пару лет, старались надышаться спокойным воздухом и отправлялись дальше.
Накануне первого дня старшей школы уехала Берта.
Мы даже толком не попрощались. Я был почти уверен, она знала о своем отъезде задолго, но не говорила мне, то ли боясь расстроить, то ли для нее это был не столь важным. Мне отчего- то казалось, что именно второе.
Еще один неприятный сюрприз ждал в школе. Наши четыре параллели расформировали, собрав три новые группы. Принцип нового объединения был для меня не ясен. Моей группе определили специальностью «Гипотетические ситуации», очередной глупый предмет, сути и практической ценности которого я не понимал. Но все вокруг считали иначе.
Тогда я и познакомился сначала с Эвелин, а потом с Махатмой.
- Поможешь мне? - она лучезарно улыбнулась мне.
- В чем проблема?
- Меня назвали дежурной, нужно вымыть доску и наполнить пенал новым мелом.
Я въезжал минуту.
- И?
- Но я очень спешу, - она бросила взгляд на компанию девушек, щебетавших около выхода из аудитории.
Одна из них подняла на Эвелин взгляд, махнула рукой, потом посмотрела на меня и засмеялась. Эвелин подмигнула ей и слегка кивнула.
- Знаешь ли, я тоже занят, - резко ответил я, одним движением закинул сумку на плечо и направился к выходу.
В спешке я забыл под партой тубу с чертежами и, когда за ней вернулся, доску мыл незнакомый бугай.
- Зачем? – спросил я его.
Он даже не повернулся.
- Мне не сложно.
- Ей тоже не сложно, - буркнул я, сверля глазами коротко стриженый затылок.
Он пожал плечами и промолчал.
Одна из раздражающих человеческих черт – предсказуемость. Каждое утро мои родители встают в половине седьмого. Я слышу шаги отца в коридоре, потом в кухне закипает электрический чайник, в ванной включается душ, в мою комнату проникает запах домашней выпечки, а затем, спустя десять минут, на пороге появляется мама, чтобы меня разбудить. По ним можно засекать время, между первыми звуками из спальни и приходом мамы проходит ровно 25 минут.
Это также точно, как то, что отец всегда читает за завтраком «Таймс».
В субботу после завтрака мама устраивает уборку. Я неоднократно предлагал ей помощь, раньше она соглашалась, но теперь я все чаще слышу - «Мне не сложно» и «Тебе надо учиться».
Однажды я спросил Берту, не раздражает ли ее четкий график взрослой жизни. Она удивилась вопросу, а, услышав объяснения, начала опаздывать на свидания. Ровно на семь минут.
Когда новизна прошла, и мои чувства стали спокойнее, я мысленно отсчитывал это время и приходил позже.
В конце концов, с ней стало так же скучно, как и с моими родителями и старыми друзьями.
Не знаю, почему я прицепился к этому бугаю. Наверное, меня вывело из себя это овечье «Мне не сложно».
- То есть, если она попросит тебя прийти к ней домой, фигурно выстричь лужайку, помыть машину, прочистить водопровод и сделать домашнее задание, тебе тоже будет не сложно? – спросил я.
- Домашнее делать не буду, - ответил он и сосредоточенно кивнул сам себе.
Меня передернуло.
- Отстань от него, - услышал я голос Эвелин. Видимо, в ней проснулась совесть и она вернулась.
- У меня нет совести, - сказала она, когда я озвучил предположение. – Но возможно тебе захочется исправить несправедливость и помочь… кстати, как тебя зовут?
- Махатма, - ответил бугай и, наконец, повернулся к нам.
- Махатме, - закончила она. - Ну как? Поможешь?
- Дешевый развод, - констатировал я. – Брось это дело, друг, и пойдем. У тебя и без ее поручений наверняка есть чем заняться.
Эвелин скептично подняла взгляд к потолку, изображая, насколько ее тронули мои слова.
В этот момент у меня сложилось впечатление, что она, как и я, точно знала, что Махатма не бросит дело, за которое взялся. Она, как я, знает о человеческой предсказуемости и использует ее для своего удобства. Последняя мысль неожиданно разозлила меня.
Махатма, конечно же, не бросил.
- Ты новенький? - спросила у него Эвелин. – Недавно приехал?
- Да, - коротко ответил тот.
- Ты знаешь, что в нашей школе есть обряд посвящения?
- Не слушай ее, нет никакого обряда, - прервал я.
- Есть. Не мешай.
Махатма посмотрел на меня, потом на нее, решая, кому из нас верить. И тогда Эвелин произнесла фразу, после которой он просто не мог отказать.
- Ты должен обязательно его пройти, иначе никогда не станешь мне интересен.
И Махатма, как послушный китайский болванчик, кивнул.

Эвелин
Я думала об этом как о самообороне. Мне никогда не отказывали.
Есть некоторый набор фраз и жестов, с помощью которых очень просто добиться от людей необходимых действий.
Один из них - просьба о помощи. С Ашем он впервые не сработал.
На его или мою беду он замешкался, что- то собирая на столе. На первый взгляд он ничем не отличался от остальных. Может, был чуть менее мускулистым и высоким, чуть больше горбился и носил волосы чуть длиннее, чем было принято. Это все.
Я спросила, он поднял рассеянный взгляд, выслушал, а потом что-то произошло.
Сначала брови поползли вверх, потом в глазах зажегся злой огонек, его передернуло, будто на язык попало что-то кислое, и он просто мне отказал.
Он был слишком нервный и стремительный.
На какой-то момент я испугалась, что теряю хватку, и мое очарование больше не работает. Поймала первого встречного и повторила свой излюбленный прием.
Сработало без осечки. Громила кивнул и отправился выполнять поручение.
Когда Аш начал втолковывать ему основы любви к себе, я насторожено прислушивалась, пока не поняла, чем же можно зацепить самого защитника.
Аш разгадал меня, легко разобрался в моих приемах, но сам, видимо, никогда не применял их. Кроме собственного удобства его интересовали странные категории, о которых можно прочесть в старых книгах, но которых я никогда не встречала.
Он заговорил о совести. Он хотел, чтобы мне было стыдно.
Перед кем? Меня никто не осуждал.
Но я могла сделать так, чтобы стыдно стало ему. Хотя бы за свою беспомощность.
Хотелось мести, и ни о чем другом я думать не желала.
Поэтому в машине кроме Аны, Дэйва и Махатмы оказался Аш.
- Ну и куда? - настороженно спросил он.
- В порт! - скомандовала я.
Машина не двинулась с места. Вместо этого Дэйв повернулся ко мне и спросил:
- Солнышко, ты уверена?
- Да, почему порт? - поддержала его Ана.
- Потому что я так хочу.
Обычно этого было достаточно. Хотя нет - обычно до прямого возражения не доходило.
Дэйв все медлил, пока я не перегнулась через его колено и не повернула ключ зажигания сама.
Машина рывком двинулась с места. За окном мелькали подсвеченные фонарями аккуратные газоны.
- Не передумал? – спросила я.
Махатма и Аш ответили одновременно.
- Нет.
- Если только не передумала ты.
- Если я решила, то уже не передумаю, - довольно ответила я.
- В чем смысл? Это же издевательство.
Я посмотрела на Аша в зеркало заднего вида. Он поймал мой взгляд и ждал ответа.
- Махатма, ты против?
- Нет, - не меняя невозмутимого выражения лица, сказал тот.
Ана завозилась на своем месте.
- Да что же это такое! - воскликнул Аш и начал трясти бугая за рукав куртки.
Махатма поймал его ладонь и аккуратно отвел ее в сторону.
- Видишь, никто не против, - старясь оставаться спокойной, сказала я. - А если никто не против, в чем же проблема?
Дэйв сосредоточено вел машину, Ана затихла в своем углу, Аш отвернулся к окну и рассматривал темные обочины, сменившие городские улицы. Только Махатма, не меняя позы, сидел прямо и смотрел поверх сидений вперед на скользящий по асфальту свет фар.
Слишком откровенно. Я могла позволить себе думать, что этот мир - моя собственность, но никогда не позволяла говорить об этом вслух. Удивительно, это прошло незамеченным, единственным, кто понял смысл моих слов, был Аш.
- Эгоистичная… - машину тряхнуло, я не расслышала окончание фразы. Но это было и не нужно, смысл был понятен.

Аш
Я не буду отрицать, Эвелин была красивой. Блондинка, чистая загорелая кожа, яркий живой взгляд голубых чуть навыкате глаз, длинные ноги, едва скрытые короткой юбкой. До нее хотелось дотрагиваться. Небольшие изъяны делали ее только более живой и желанной. Я понимал, что привлекает к ней таких парней, как Дэйв.
Ана, да и многие девчонки нашего возраста, были красивее, но ни одна из них не была такой близкой и теплой.
Образ разрушался, когда Эвелин начинала говорить. Каждая ее фраза задевала меня, раздражала, и в какой- то момент я понял, что в ее присутствии чувствую себя более живым, чем за все годы, проведенные без нее.
Последним из машины вылез Махатма.
- Все просто, - сказала Эвелин и махнула рукой в сторону металлической сетки забора. - Тебе нужно перелезть на ту сторону, дойти до вышки и спрыгнуть в отводной канал. Страшно?
Махатма отрицательно покачал головой.
- Чтобы тебе было не страшно, с тобой пойдет Дэйв, - продолжала она, не замечая его жеста. - Прыгнете вместе.
- А может, сначала прогуляемся по берегу? - предложила Ана, рассматривая дорогу, по которой мы приехали.
- До утра я хотела бы оказаться дома, - усмехнулась Эвелин.
- Это не займет много времени…
- Я пошутила. Я просто хочу побыстрее все закончить.
Ана замолчала и отошла в сторону.
- Аш, не хочешь присоединиться?
Эвелин впервые назвала меня по имени.
- В этом нет никакого смысла…
- Не стоит ему идти за ограду, - неожиданно поддержал меня Дэйв и скинул куртку на капот.
- Считаешь, у него кишка тонка?
- Просто не стоит. Махатма, идем.
Они перелезли через решетку. Дэйв стремительно и ловко, Махатма завис наверху, потом, как куль, свалился на землю по другую сторону. Он был похож на потрепанный тяжелый бронированный механизм, передвигающийся на последних запасах энергии. Скоро она закончится, и он упадет на землю грудой бесполезного железа.
Увлекшись Эвелин, я совсем забыл про него.
До вышки было метров двадцать. Дэйв дошел первым, сел на перекладину и стянул армейские ботинки. Махатма безвольной куклой стоял рядом.
Он ничего не соображает, подумал я и крикнул:
- Сними куртку, она намокнет и станет тяжелой.
Махатма оглянулся, словно определял, от кого исходит совет.
- Я приказываю! - заорал я.
Он потянулся к куртке и медленно снял ее, аккуратно сложил и оставил на бетонном парапете, словно это была прикроватная тумбочка.
Они полезли вверх.
- Довольна? – спросил я, не в силах спокойно смотреть на это зрелище. – Он разобьется.
- Не верещи, там невысоко, - без прежней уверенности ответила Эвелин. И громко крикнула: - Быстрее, быстрее, ребята, здесь прохладно!
Дэйв очутился на площадке первым. Она действительно располагалась не высоко, метров десять над водой.
- Там достаточно глубины?
- Достаточно. Осадка у парома не меньше шести метров.
Дэйв улыбнулся ей и послал воздушный поцелуй. Махатма тяжело выпрямился и встал рядом. Он был выше Дэйва на полголовы и сейчас на фоне звездного неба казался еще внушительнее, чем обычно.
- Ну что, ребят, - крикнула Эвелин, - на счет три?
- Считай, солнышко.
- Раз. Два, - она задержала дыхание. – Три.
Дэйв взмахнул руками. И остался стоять на месте.
Раздался громкий всплеск воды. Махатма прыгнул.
Эвелин довольно захохотала. Мне захотелось ее ударить. А еще больше - выбить из Дэйва бесхребетность.
Выбить из всех вокруг покорную предсказуемость. Какого черта.
По воде пошли пузыри воздуха. Я насторожился.
- Его нет слишком долго.
Эвелин посмотрела на меня тревожными глазами. Она перестала смеяться.
Казалось, кто-то засунул в мою голову секундомер. Отмеряя конечное время, по кругу двигались стрелки. Сухим щелчком они соединились вверху, на двенадцати.
Я не выдержал. Взлетел на ограду; не замечая, как оставляю на арматуре лоскуты джинсы, спрыгнул по другую сторону и побежал к воде, краем глаза отмечая рядом собой какое-то движение. Эвелин тоже не стала думать, она побежала следом.
- Не надо! - кричала сзади Ана. - Вам туда нельзя!
Я подбежал к бетонному парапету, стащил свитер и нырнул в расплывающуюся радужными пятнами бензина темную жидкость.
Стоячая вода была холодной и тяжелой. Я попытался найти Махатму наощупь, но сделал слишком резкое движение и перестал понимать где верх, где низ. Открыл глаза и не увидел ничего кроме черноты. В легких кончался воздух, я задергался, пытаясь плыть хоть куда-то, когда увидел тусклый шар света.
Слабые лучи проникали через толщу коричневатой воды, достигали искореженного дна, состоящего из слоя ила, серых плит и потерявших форму кусков ржавого железа.
Махатму я не увидел, просто понял, что темная мутная тень может принадлежать только ему.
В воде предметы теряют часть своего веса, я не могу сказать это, основываясь на своем опыте. Я плохо помню, как вытянул его. Помню, что сначала схватился за рубаху и где- то на середине пути на поверхность понял, что пуговицы не выдержали, и он снова идет на дно, тогда я перехватил его под руки.
Эвелин стояла у кромки воды и сжимала в руках спортивный фонарик. Она вцепилась в Махатму, словно он был ее добычей. Страх придал ей сил, мы быстро вытащили холодное тело из воды.
Дрожащей рукой Эвелин провела по шее Махатмы, бросила испуганный взгляд на меня, увидела, что я испуган не меньше, и словно переключилась - отбросила страх, ее движения стали точными и решительными. Нащупав мой свитер, она запихнула его Махатме под шею, ребром ладони раздвинула губы, зажала нос и опустилась к его лицу.
Я без сил упал рядом.
Дэйв растерянно смотрел на нас с вышки. С дороги послышался звук мигалок. Кто-то вызвал шерифа.
- Они там, - услышал я голос Аны.

2.

Первым, что почувствовал Махатма, была боль.
Жгучий огонь, поднимающийся вверх по гортани. Воздух проник внутрь, вытеснил скопившуюся жидкость, расправил легкие.
Он хотел закричать, но захлебнулся водой, которая, казалось, была всюду. Махатма тяжело перекатился на бок и закашлялся, чувствуя невыносимое жжение между лопатками. Он сделал глубокий вдох, осознавая, что темнота вокруг него расступается, наполняется звуками голосов и запахами.
Следом пришло нечто странное, чего он никогда не испытывал и поэтому не знал как назвать.
- Я не хочу боли, - попытался он подобрать слова.
Голоса смолкли.
- От нее плохо, не хочу.
«Плохо» ассоциировалось с темнотой, в которой, как ни всматривайся, ничего не увидишь, потому что в ней ничего нет.
Кто- то схватил его за плечо и повернул к свету.
Эвелин держала в руках фонарик. Ее лицо было белым и спокойным, навевающим мысли об античных мраморных статуях, но желтое пятно света плясало по толстому ворсу ковра и краю обитого мягким плюшем кресла.
Она тоже не хотела темноты и боли. Это делало их похожими.
- Ты как я, - сказал Махатма и потянулся к ней.
Она изумленно смотрела на то, как он медленно гладит ее руку, потом закрыла глаза, села на пол и уткнулась лицом в колени.
Махатма понимал, что ей нужно, он сам хотел, чтобы рядом кто- то был. Вдвоем темнота не казалась такой неминуемой.
Он поднялся с пола, встал на колени и обнял хрупкие подрагивающие плечи.
- Не надо ее жалеть, она сама виновата, - услышал он голос.
В тусклом свете он рассмотрел узкое лицо Аша. Тот весь мокрый сидел в углу рядом с какими-то приборами и кутался в свитер.
- Я виновата, - эхом отозвалась Эвелин, утыкаясь носом в шею Махатмы. - Но кто же знал, что получится так…
Аш напрягся.
- Очнись! – он щелкнул пальцами у ее носа. - Ты не знала, что злые шутки заканчиваются несмешно? Что если ты хочешь заставить человека страдать, он будет страдать? Что… Чего ты еще не знала?!
- Кто мне рассказал об этом?! - взвилась Эвелин, вырываясь из объятий Махатмы. - Как я могу понять, что человеку неприятно, если все согласно кивают головами и повторяют как заведенные - все в порядке, все в порядке, все в порядке! Махатма, у тебя все в порядке?
- Нет, мне больно. Я страдаю?
Эвелин изумленно замолкла.
- В чьей-то голове наступает утро? - фыркнул Аш.
- Не понимаю, - переспросил Махатма.
- Словесный оборот. Означает - до Эвелин что- то доходит.
- Аш, ты часто слышишь подобные ответы? - настороженно спросила девушка.
Аш задумался
- Мне кажется, я слышал что- то подобное от тебя. И много читал об этом… - тихо произнес он, наконец. - Возможно, ты права. Но если ты… умнее, разве не могла додуматься сама.
- Как? - недовольно сжала губы Эвелин.
Ответ пришел в голову Махатмы моментально.
- Все логично. Если ты приносишь боль, значит, боль можно причинить тебе. Не стоит делать больно. Это самосохранение.
Эвелин отодвинулась от Махатмы.
- Что с тобой? - обеспокоенно спросил Аш.
- Я не могу понять, что происходит, - прошептала она, обводя их настороженным взглядом. - Знаю, не время и не место говорить о таких вещах, но раз мы уже говорим… Мне никогда не читали нотаций, никогда не отказывали, никогда не говорили, что я причиняю боль…
- Все бывает в первый раз, - не выдержал и ухмыльнулся Аш. - О сколько нам открытий чудных…
- Я серьезно.
- Я тоже серьезно. Вот я, например, никогда не сидел в паромной рубке, прячась от шерифа. Кстати, мне нравится. Хоть какое-то разнообразие.
- Купи кулинарную книгу, - попыталась съязвить Эвелин. - Или заведи подружку.
- Повторяю, я серьезно, - смутился Аш.
Девушка расслабилась, притворно тяжело вздохнула и через силу улыбнулась.
- Так я не поняла, - сказала она. - Мы будем отсюда выбираться или продолжим рассуждать о моем несовершенстве?
Аш огляделся по сторонам.
- А тебе никогда не было любопытно, как устроен паром изнутри?
- Честно? Нет.
Аш поднялся с пола и, мягко ступая по ковру, пошел в сторону двери во внутренние отсеки.
- Может, проголосуем? - бросила ему вслед Эвелин. - Я против. Мне нужно домой, и не забывай, у нас теперь нет машины. Махатма?
Махатма знал точно, идти внутрь не нужно. То, что они уже находятся на пароме, само по себе нарушение. Он по привычке попытался запросить необходимую информацию, но там где она была раньше, оказалось пусто.
Дверь скрипнула.
- Посвети мне, - услышал он голос Аша, сопровождаемый гулким металлическим эхом.
Девушка пошла на голос, унося с собой свет. Махатма не хотел оставаться один в темноте.
- Ты видишь тоже, что и я? - спросил рядом Аш.
- Да, - ответила Эвелин.
Она водила фонариком по стенам. Тускло блестела сталь, переливались ряды круглых заклепок, вниз уходили ребристые ступени. Помещение было огромным, похожим на ангар. Свет не достигал противоположной стены.
- Я ожидала увидеть пару роскошных кают.
- Я ожидал чего-то подобного.
Махатма повторил попытку найти ответ, но пустота осталась пустотой. Тогда он начал с самого простого и очевидного вопроса - что он такое?
И когда не нашел на него ответа, почувствовал, что воздух застревает в его горле, а сердце бьется как сумасшедшее. С полной уверенностью он знал лишь одно - между ним и Эвелин с Ашем не было ничего общего.

Аш
Начало светать, когда мы вернулись в город.
Аны с Дэйвом, как и ожидалось, у терминала не оказалось. Мы шли пешком. Под конец я почти умирал от усталости, Эвелин тоже, только Махатма держался молодцом до самого конца.
За завтраком мама сказала, что ночью кто- то из школьников залез на территорию порта.
- Очень опасно, - добавила она. – Не нужно так делать.
Отчаянно борясь со сном, я поднял на нее глаза. На какой-то момент мне показалось, она все знает и эти брошенные вскользь слова на самом деле первое предупреждение.
Но потом мама потянулась к молочнику.
- Чаю, дорогой? - спросила она, и мирная домашняя атмосфера снова окутала меня.
- Не нужно, я пойду.
- Возвращайся пораньше, ты мало времени уделяешь домашнему заданию, - сказал отец из- за газеты.
Я кивнул и, уже сделав несколько шагов к двери в сад, оглянулся.
Отец читал «Сан».
- Папа?.. - начал было я, но вовремя опомнился.
- Что? - спросил он, выглядывая из-за газетного листа.
- Все в порядке. Я очень вас люблю.
- И мы тебя, дорогой, - ответила мама с улыбкой. - И мы тебя.
Эвелин ждала меня у школьного шкафчика.
- Меня посадили под домашний арест, - сказала она, сонно хлопая покрасневшими то ли от слез, то ли от недосыпа глазами. - Не работает, ты понимаешь, больше не работает… Что ты такое сделал?
- Ампутировал часть твоей самовлюбленности? Не помогло? - охотно ответил я. – Слушай, а эти цветы на подоконнике здесь всегда стояли?
- Что? - не поняла она и непонимающе посмотрела на распускающиеся бутоны герани. - Оставь свои дурацкие шуточки! Я же тебе говорю, не работает!
Я не выдержал, уронил на пол сумку и с грохотом прислонился к металлической дверце.
- Да объясни ты толком, что не работает!
Она моргнула и заговорила:
- Я с семи лет веду электронный дневник. Пишу о том, что происходит каждый день, о чем думаю, что чувствую, чего хочу. И… это прозвучит самонадеянно… вообще, ты можешь думать, что угодно!
- Эвелин! - строго одернул я ее.
- Мне казалось, что если напишу свое желание в дневник, оно сразу же исполняется, - она посмотрела на меня исподлобья и поправилась: - Нет, мне это не казалось, я уверена, так оно и было. Слишком много совпадений. Однажды я попросила на день рождение велосипед с задним переключателем скоростей, описала его очень точно, и мне его подарили.
- Ты не думаешь, что твой дневник читают родители?
Она посмотрела на меня так, словно сомневалась в моих умственных способностях.
- Тогда мой дневник читают слишком много людей. Учителя, которые ставят занятия в удобном для меня порядке, Ана, которая звонит только в те дни, когда я хочу ее видеть, Дэйв, который… - она замялась. - Не многовато ли?
- Отлично, рад за тебя. Но я не понимаю, чего ты тогда хочешь от меня?
- Он не работает. Утром отец запретил мне выходить из дома после девяти, сказал, что дал мне слишком много воли. Я побежала наверх и написала - люблю гулять по вечерам, жить без этого не могу. Но он не изменил решения! Понимаешь?!
- Я-то тут причем?
- Все из-за тебя! - ее голос сорвался на крик.
Эвелин колотило. Истерика.
На нас начали коситься.
Она открыла рот, чтобы продолжить обвинения.
- Тише! - приказал я.
Она досадливо мотнула головой, закусила верхнюю губу и внезапно успокоилась.
- Все началось с того момента, как я встретила тебя.
- Любому действию всегда есть равное и противоположное противодействие, – ухмыльнулся я и, оставив ее, пошел к аудитории.
Эвелин была взволнована не на шутку. Но увидев ее растерянное лицо, я был удовлетворен. Ее надо было проучить, я не смог отказать себе в таком удовольствии.
Прошло около получаса, я пытался решить очередную гипотетическую задачу для контрольной. В задании говорилось о двух гражданах, случайно попавших в чужой враждебной стране в неприятное положение. Вопрос состоял в том, должно ли государство, рискуя своими с трудом налаженными отношениями, помочь им или оно должно пожертвовать ими ради высшей цели?
Расписывая ответ, я подумал об Эвелин, так словно она была этими самыми гражданами, а я нерешительным государством, которое пожертвовало ее спокойствием ради доказательства существования непонятной высшей справедливости.
Мне стало стыдно.
Поэтому, когда я узнал, что Махатму перевели из нашей группы в параллельную, более слабую, то был готов свернуть горы, чтобы это изменить.

Эвелин
Махатму я увидела в окно. Он стоял в школьном саду. Пальто нараспашку, развязанный шарф.
Можно было рассказать все Ане. Ей повезло и она легко отделалась. Но во- первых, и это самое главное, я не могла ей больше верить. Когда я спросила, зачем она позвонила в полицию, она без заминки ответила, что порт - опасная зона и нам не нужно было туда ехать. Дэйву повезло меньше, он застрял у шерифа.
Во- вторых, что тоже немаловажно, она бы просто меня не поняла.
Я буквально слетела по лестнице вниз, выбежала на улицу.
- Махатма! – крикнула я.
Он оглянулся, посмотрел на меня своим спокойным взглядом.
Я подошла к нему, уже зная, что мне нужно, и прижалась лбом к его плечу.
Он обнял меня так же, как вчера на пароме.
- Замерзнешь, - сказал он, заслоняя меня от ветра полами своего пальто. - Будешь лежать и болеть. Нехорошо.
Я улыбнулась и успокоилась.
В этом было что-то магическое. Когда- то я читала книгу, ее герои сидели в кафе на площади и пили вино, старый напиток, который уже давно не производят. У него, судя по описанию, был какой-то расслабляющий эффект - женщине казалось, что все окружающие ее предметы удаляются, она остается одна в легкой дымке, ее качает на теплых морских волнах, и она может сосредоточиться только на чем- то одном, от этого ей становилось очень спокойно.
Нечто подобное я почувствовала вчера, когда сидела на полу в капитанской рубке, а Махатма гладил мое плечо. Мне отчаянно хотелось повторения этого ощущения, и я его получила.
Я снова была безмятежна.
- Что случилось? Тебе было больно? – спросил Махатма.
- Нет… Точнее да. Точнее… я запуталась.
- Что у тебя болело?
- Как это объяснить… боль была не физической, она была у меня внутри, в голове.
Махатма дотронулся до моего подбородка и заставил поднять голову.
- Со мной так бывает, - продолжала я, смотря ему в глаза, - Когда то, что происходит вокруг, не совпадает с тем, как я это себе представляла. Для меня это новое чувство.
- Почему? - спросил он. И я ему все рассказала.
- Аш неправ.
- Но что он со мной сделал?
- Я думаю, он ничего с тобой не делал. Он такой какой есть.
- Но тогда почему же не работает?
- Может быть, изменилась не ты, а что- то вокруг тебя.
Он говорил очень медленно через силу, словно подыскивал правильные слова для своей мысли.
- Но ведь все может измениться обратно?
- Конечно, может.
Именно это я и хотела услышать.
- Прости меня за вчерашнее, - тихо сказала я.
- Я сам согласился.
- Да, но Аш говорит…
- Я был неправ, что согласился. Ты была неправа, что предложила мне. Мы оба неправы.
- А Аш, значит, прав?
- Иногда бывает, но сегодня не его день. Он не должен был обижать тебя. Он сам нарушил свое же правило. Уверен, он раскаивается.
Я услышала шорох листьев за спиной.
- Да, я раскаиваюсь, - сказал Аш, подходя. - Не стоит обниматься при всей школе. Порождает нездоровый ажиотаж, - недовольно добавил он.
- Ты так просишь прощение? - спросила я.
Он старательно отводил взгляд, смотрел куда угодно только не на меня.
- Да. Получается не очень, знаю. Но я тоже делаю это в первый раз.
Я кивнула, этого было вполне достаточно.
- Почему тебя переводят в другую группу? – неожиданно спросил Аш.
Я недоуменно посмотрела на Махатму.
- Мне нужно будет уехать, - спокойно ответил тот.
- Когда?
- Зачем?
Спросили мы с Ашем одновременно.
Махатма растерялся.
- Мой вопрос - первый, - уточнила я.
- Через пару дней.
- Но ты же вернешься?
- Нет.
Легкая дымка мгновенно разлетелась. Я снова была здесь, точнее не здесь, а в темной коробке лифта, быстро падающего вниз, в то время как я безуспешно стараюсь сохранить равновесие. Я получила свой бокал вина, мне хотелось еще.
- Мой вопрос - второй, - встрял Аш. Голос у него был по- прежнему недовольным.
Махатма задумался.
- Зачем? - повторил он вопрос и удивлено закончил: - Я не знаю.
- Хорошо, - не унимался Аш. - Откуда ты знаешь, что тебе нужно ехать?
- Мне сказала мать.
- Как она это объяснила?
- Никак. Она никогда ничего мне не объясняет. Но ведь должна? Как она может распоряжаться моей жизнью, не спрашивая моего разрешения? Логично. Моя главная задача - сохранение своей жизни, но я не могу этого делать, если кто-то без спросу может вмешаться в мое существование.
- Ты хочешь ехать? – с надеждой спросила я.
- Нет, - просто ответил он.
- Тогда у нас есть один прием, который мы можем применить, а заодно кое-что проверить. И да, Эвелин, попытаться решить твою проблему.
- Как? - жадно спросила я. Аш предлагал слишком много.
- Возвращайся домой, не забывай тебе нужно быть там до девяти вечера и запиши в своем дневнике, что ты жить не можешь без Махатмы, что ты готова… выполнять за него двойное домашнее задание. Импровизируй, короче.
Аш помолчал, смерил нас двоих скептическим взглядом.
- А для начала отцепись от него. Вчера ты его на дух не переносила, - закончил он и пошел к зданию школы.

Аш
Мир продолжал обрастать новыми деталями. Очень аккуратно и постепенно.
Основные моменты не менялись, кроме того, что Махатма все-таки остался с нами. Смог ли он убедить своих родителей, или сработал дневник Эвелин - я не знал, но собирался выяснить.
Детали были до того незаметные и уютные, что с ними хотелось смириться и не искать подвоха в их существовании.
Сначала у старичков из Дома у Старой Лиственницы появилась кошка. Полосатая и жилистая, она вытягивалась на крыльце, жмурила ленивые зеленые глазищи и с мяуканьем убегала в дом, когда оттуда раздавался звон посуды. Однажды она даже поймала мышь. Мышей я никогда не видел, поэтому изучал находку с огромным любопытством.
Затем в доме мэра стали устраивать сводные концерты. Мама прожужжала все уши о том, что у меня хороший голос, и она мечтает услышать меня солистом в хоре. Я отказался.
Наш учитель физики, наконец-то, начал менять галстуки, в преподавательской обнаружился разлапистый фикус, а в раздевалках появились зеркала.
Последней каплей стала обязательная экскурсия на паром, которая была организована нашей новой кафедрой воспитания. Мы бродили по красному ковру, устилавшему корабельный коридор, поднимались по металлическим лестницам все выше и выше, разглядывали роскошно убранные двухкомнатные каюты люкс-класса и время от времени переглядывались с Эвелин настороженными взглядами.
Вопрос озвучил Махатма:
- В прошлый раз все было совсем не так. Почему оно изменилось?
- Кажется, нас пытаются убедить, – ответил я, когда мы стояли на верхней палубе, и порывистый ветер с пролива заглушал наши слова.
- Ты можешь сказать что-то более определенное? - недовольно буркнула Эвелин.
- Пока нет. Но это дело времени.
С Махатмой тоже было не все просто. В его присутствии я становился раздражительным. Когда я попытался установить природу своего поведения, то понял, что увяз по уши.
Махатма был единственным доступным слушателем, который понимал меня и одновременно не искал любой мелочи, чтобы нарушить цепочку моих рассуждений. Тем более я считал его хорошим парнем, который не заслужил такой пары как Эвелин.
Сначала Махатма слушал нас, потом постепенно начал вливаться в разговоры, вникать в наши споры и усваивать логику наших размышлений вслух. Потом он начал нас судить.
- Ты слишком часто говоришь, что Эвелин глупая.
- Разве я не прав?
- Не прав, потому что на самом деле так не считаешь.
- Странное предположение.
- Все логично, - ответил он своей излюбленной фразой. - Ты не стал бы проводить столько времени с ней, если бы считал, что она глупа.
- А если - на самом деле - я провожу время с тобой, а она лишь помеха?
- Поэтому вы так много спорите? – улыбнулся он.
Я не сразу нашелся.
- Хорошо, я не считаю ее глупой, но что мешает мне все равно называть ее такой?
- Ей неприятно, больно от твоих слов, она злится. А я знаю только одно: боль не то ощущение, которое мне бы хотелось пережить снова.
После этого разговора я начал следить за своими выражениями и наши отношения с Эвелин пошли на лад. Махатма оказался прав - наша неприязнь давно превратилась в привычку, и уйти от нее оказалось намного легче, чем создать самодельный компас из пластмассовой банки, картона и стащенного из школьной лаборатории магнита.
А именно на него я потратил две недели в конце сентября. У меня были книги, по большей части художественные, несколько физических законов, картинка с древнего атласа и море любопытства.
Когда я поместил стрелку на ось, она без малейшего сомнения указала на восток, в сторону противоположную паромному терминалу, туда, где находилась ветряная электростанция.
На выходных мы запаслись бутербродами и горячим чаем и совершили вылазку в том направлении, чем ближе мы подходили к побережью, тем больше дергалась стрелка. У изгороди электростанции она сошла с ума и начала поворачиваться вокруг своей оси.
Еще неделю мы вечерами собирались друг у друга и экспериментировали с нашими дневниками. Эвелин заказала новые серьги, Махатма - яблок, а я - первый снег.
Следующим утром мы встретились посреди заснеженного школьного двора.
- Рано, мне еще не надоели листья, - сказала Эвелин. В ее ушах ярко блестели прозрачные бриллианты.
Яблок мы так и не дождались.
Забыв о чувстве меры, мы писали в дневниках всякие глупости, получая все новые подарки. Особенно хорошо получалось, когда наши с Эвелин желания совпадали.
В конце октября мне исполнилось восемнадцать, и я попросил свободный вечер для нас всех. Родители Эвелин отпустили ее из дома, и мы устроили небольшую вечеринку, гвоздем которой стал собранный на плато Оленей каннабис. Мы планомерно занимались расширением сознания, и я понял, что могу беспрерывно смеяться больше двух часов, а также, что мир вокруг реален и не распадается на куски, как только я закрываю глаза.
На следующий день я вышел из дома с четким намерением попасть в порт. Хотел взять отцовскую машину, но она как назло не завелась, поэтому пришлось идти пешком. Я уже был на окраине города, когда небо заволокло тучами, и пошел сильный дождь со снегом.
В кассе терминала я продемонстрировал свое новенькое удостоверение личности и попросил три билета на материк.
Женщина за большим стеклом посмотрела на меня с укоризной и переспросила:
- Вы уверены?
Я кивнул.
За окном начинался ноябрь, наш последний месяц в раю, месяц осенних бурь, грязи и почерневших листьев.
Этот мир был создан для нас, согрет огромным реактором, скрытым под ветряной электростанцией, наполнен милыми мелочами - полосатыми котами, бутонами герани и треском прогоревшего костра. Он хотел, чтобы нам было в нем хорошо. Но рай, как и любое место, имел свой край, а любое ограничение свободы вызывало непреодолимое желание за нее бороться.

3.

- Это наш последний месяц, - сказал однажды Аш.
В их «последний месяц» Махатма научился испытывать стыд. У него было много времени, чтобы познать это чувство.
Он не умел спать, не умел развлекать себя сам и не считал это необходимым, до происшествия в порту он чувствовал, что в одиночестве исчезает.
Вспышка боли, прорвавшаяся через заблокированные рецепторы, отрезвила и дала первый толчок для логических построений. Остальное, как мясо вокруг кости, нарастало в разговорах с Ашем и Эвелин.
Первое, что он понял почти сразу - он конечен и в любой момент может сломаться, исчезнуть окончательно. Это называлось «страх».
За страхом цепочка рассуждений довела его до желания оставить после себя память. В этот момент ему очень хотелось говорить. Он попытался говорить с Эни, которую называл своей матерью и которая на самом деле ей не являлась. Ни у кого из них не было матери.
Эни не видела смысла в разговорах с ним. Безжизненная, она сидела на диване в гостиной и смотрела, как Махатма расхаживает из угла в угол и описывает свои новые ощущения.
Его сочли сломанным и хотели отправить на материк. Привыкший следовать за потоком команд в своей голове, он смирился. Но Аш и Эвелин снова вмешались и зародили в нем чувство, которое потом сами же назвали «сомнением».
Оказавшись втянутым в их словесные перепалки, первоначально лишенные для него всякого смысла, он понял, что важно не просто сказать о себе, необходимо, чтобы тебя услышали.
Аш и Эвелин одновременно умели и не умели слушать. Это зависело от их настроения.
Но именно эта особенность - уметь встать на место собеседника, посмотреть на проблему с разных сторон - делало их уникальными и таким необходимыми. Не только для Махатмы, но и для всех остальных жителей Земли.
Следующей ступенью стала «справедливость». Махатма знал, что привлекает обоих. Эвелин любила чувствовать его руки на своем теле, это приносило ей удовольствие и покой. Ашу нравилось защищать его, покровительствовать. Каждый из них боролся за внимание Махатмы. Ему пришлось выбирать, вникать в их слова, вылавливать погрешности их логики. Это было очень сложно, пока он не понял, что на самом деле они равны, и правильным будет не исправлять их ошибки, а объяснить самое главное - им ни с кем не будет так хорошо, как друг с другом.
В последний месяц Махатма свел все полученные куски знания в единое целое. И снова испытал боль. Не физическую, а ту, о которой однажды пыталась рассказать ему Эвелин.
Он почувствовал, что существование его и воссозданного мира вокруг есть неприемлемый для Аша и Эвелин поступок.
Мир был ненастоящим, созданным по обрывкам информации о цивилизации людей, когда- то создавших его расу и уничтоживших себя своими же руками.
Огромная ложь. Ее люди прощали с трудом.
Махатма попал в замкнутый круг. Боль, страх разоблачения, сомнения, желание быть справедливым проносились друг за другом. Он не хотел, чтобы его ненавидели, но и не желал, чтобы Аш и Эвелин жили в неведении об истинном положении дел.
Месяц подходил к концу. Махатма все больше замыкался в себе и почти не выходил из дома.
Это могло продолжаться бесконечно, если бы в один из последних дней осени Аш и Эвелин не заявились бы к нему сами.
- Хватит сидеть дома, - сказала девушка, радостно повисая на его шее. - Погода – блеск! И Аш говорит, что нас ждет большое приключение.
- Огромное, огромное путешествие, - поправил ее Аш. – Махатма, какой у тебя балл по «Гипотетическим ситуациям»?
- 9,4.
- Не очень высокий, но все же лучше, чем у всех остальных. Давай я загадаю тебе проблему, а ты попытаешься ее решить?
Махатма пожал плечами.
- Ты не можешь решить ее сам? У вас с Эвелин «десятки».
- Хочу, чтобы ее решил ты. Попробуешь?
- Да.
- Тогда слушай.
Аш сел в кресло и положил на журнальный стол три голубых картонки.
Билеты на паром с датой отплытия 1 декабря.
- На некоторой планете существует цивилизация андроидов… Нормальный термин? Никого не оскорбил? Живет она, живет - и вот приходит время, когда она осознает, что все способности, когда-то заложенные создателями, реализованы и дальше развиваться некуда. Нет творческого начала, нет возможностей для совершения выбора… Все еще в порядке? Обиженных в комнате нет? Если нет, продолжаю - для дальнейшего развития им необходим создатель, который будет решать за них все важные проблемы - назовем их, допустим, «гипотетическим ситуациями» - но в то же время будет им подконтролен…
- Хватит, - прервал его Махатма.
- Согласен, друг, хватит. Ты поедешь с нами? Я готов служить кому и чему угодно, но только не сидеть в этой уютной консервной банке… Эвелин?
Девушка присела на подлокотник кресла рядом с Ашем.
- Вы можете представить мою жизнь без вас? - ответила она вопросом на вопрос. - Я выбираю Изгнание.
- Второе, но Добровольное Изгнание, - поправил ее Аш.