[kaleidoscope-of-realities]

Название: Стены станции «Азило»
Тема: Мир (внеконкурс)
Автор: edik_lyudoedik (aka Мадоши)
Бета: Синяя_звезда, Sabira и, некоторым образом, Squalicorax, которая толкала под руку справедливо от всего отпирается — но именно она очаровала меня небоскребами, "в которых уже снова живут люди".
Краткое содержание: здесь нет прошлого, а будущее нарисовано на стенах.
* «Азило» - убежище (эсперанто).

В небесах над темным и маслянисто-плотным океаном творилась феерия. Клубились холодные и теплые атмосферные фронты; с яростным треском сшибались плотные, как желе, черные грозовые тучи, перетекали один в другой белые туманы стратосферы. Стеклянные нити дождя ниспадали струями бисера, исчеркивая кругами поверхность первобытного моря...
Стефан задохнулся, когда тяжелые, обжигающие водные плети ударили его обнаженное, запрокинутое к небу лицо.
И проснулся.
В его крохотной клетушке было тихо до звона в ушах. Домашняя крыса Перки в углу шелестела оберткой. Рыжая в черную полоску, генмод. Ее разморозили из эмбриона несколько вахт назад, Стефану она досталась «по наследству». А следующим по расписанию должен быть главный механик, он страшно не любит животных.
— Буду ложиться в анабиоз — тебя придется усыпить, — сказал Стефан вслух.
Крыса не обратила внимания.

12 января 2155 г.
Вчера разговаривали с капитаном Гейлом и Тедом. Они оба волнуются за жен и склонны потому делать глупости. В такие моменты я просто сам не свой от счастья, что у меня нет жены. Гейл говорил, МакГи нужно пристрелить, Тед его оправдывал. У Теда вообще склонность оправдывать ученых — странно для сотрудника госбезопасности.
Кэп допытывался у меня, насколько достоверны сведения о наружке. Если зонды отказывают, а люди добираются сюда не в своем уме, как мы можем быть уверены, что этот чертов лошадиный квартет действительно все просрал? Я ему: «Вас цифры устроят?» Он мне: «Я твое мнение хочу, парень». Я его чуть матом не послал.
Тед сомневается в нашем решении, а Гейл запретил себе сомневаться. Железный человек.
Пятый транслятор барахлит. Если ввести значение шлюза от минус трех тысяч и поиграть с пятым диапазоном, слышно странную музыку. Никак не пойму, что это: скрипка или флейта?

Все истории о заброшенных космических станциях похожи одна на другую.
Один за другим отключаются конвертеры. Одна за другой иссякают батареи и с жалобным писком отваливаются от системы жизнеобеспечения. Гаснут огни. Периметр света и тепла все сужается; в заброшенных коридорах станции поселяются крысы и инопланетные твари.
Про базу «Азило-321» можно было сказать ровно то же самое. Разве что ни крыс, ни тварей тут не было.
Стефан шел по затхлым коридорам внешнего периода, шаря лучом фонаря по темным углам. Никого и ничего.
Воздух в этих коридорах еще держали только ради связи с анабиозными камерами в другом крыле. Двести тридцать две «ванны», среди них одна пустая. Весь персонал «Азило», минус пятнадцать погибших в первый год, плюс двое родившихся здесь.
Стефан и Агата.
«Я очень хочу увидеть тебя, — подумал Стефан, когда луч фонаря выхватил рисунок на стене: кипящая воронка и ангел в небе над ней. — Мы медленно умираем. Нужно что-то делать».

Агата плавала в океане, прозрачном, глубоком и лазурном. Под нею в синей ночной полутьме вздымались затопленные древние города. Рыбы вплывали в разбитые глаза небоскребов и выплывали прочь, крабы обрывали съедобный мох с фонарных столбов. Над нею солнце просвечивало верхний слой моря, рассыпая самородное золото по его поверхности. Там — Агата знала это — спокойные и безлюдные острова, где она непременно окажется. Но время еще не пришло.
И тут ей стало не хватать воздуха. Она отчаянно устремилась наверх, протянула руки — а вода, вдруг ставшая густой, точно нефть, затягивала ее скользкими щупальцами, лезла в рот, не давала дышать.
Отчаянно отплевываясь и всхлипывая, Агата открыла глаза.
К ней склонились два лица: встревоженное Гаррета и упрямое, с мрачно поджатыми губами — Стефана. Стефан протянул ей салфетку, вытереть рот.
«Как?! — хотела в испуге сказать Агата. — Что случилось?!»
Она знала, что кислорода мало, энергии не хватает и нельзя дежурить на станции больше чем по одному. Если вахтенный задерживался, чтобы поболтать со сменщиком, на это смотрели сквозь пальцы: люди не терпят одиночества. Но ведь она должна была дежурить после Инги Кристоф, а не Стефана. И зачем тут Гаррет?.. Хотя она рада его видеть...
— Я считаю, что ты поступил неправильно, — сказал Гаррет серьезно и строго, словно продолжая начатый разговор. — В корне неправильно. Девочка моя, ты как?
— Хорошо, — Гаррет помог ей, и она села. — А что случилось?
— Он отключил реанимационное оборудование и законсервировал анабиозные камеры, вот что случилось! — сердито произнес Гаррет. — И перевел всю энергию на главный купол!
— То есть... — Агата застыла, неверяще глядя на Стефана. — Все мертвы?!
Гаррет и Стефан не смотрели друг на друга.
— Нет, — наконец сказал Гаррет. — Энергии автономного блока хватит еще лет на сто. Так что технически — нет. Но поднять никого из них мы не сможем.
— И не надо, — возразил Стефан. — Нас троих вполне хватит, чтобы улететь отсюда.
— Улететь! — застонал Гаррет, схватившись за голову. — Мальчишка! Ты хоть понимаешь, о чем говоришь! Лучшие умы станции пробовали убраться отсюда двенадцать лет! А у тебя даже образования нет!
— Как это нет? — хмуро возразил Стефан. — Эти же «лучшие умы станции» меня и учили. И вы, дядя Гаррет. И вообще, я решил. Пути назад нет.
Агата сидела на лазаретской койке, зажав руки между коленями, и пыталась справиться с внезапной радостью. Как бы там ни было, а Стефан сдержал обещание.

Стефан и Агата стояли перед стеной в заброшенной части станции — раньше за ней находился бассейн. На ней хорошими, яркими красками, прекрасно видимыми в свете нашлемных фонарей, кто-то изобразил бурный океан, вздымающий волны.
Волны поднимались неправдоподобно высоко, белопенные короны сияли. Над ними, легкая и прекрасная, парила огненная дева в старинной колеснице, запряженной крокодилами. Дева играючи сдерживала бег своих странных скакунов одной рукой, даже не глядя на них. Смотрела она на зрителя, ее синие глаза почти гипнотизировали.
— Помнишь, Гаррет рассказывал? — спросил Стефан. — Это рисовал радист, когда связь с Землей прервалась. Ему стало нечего делать.
— Угу, — кивнула Агата. — Талант прорезался.
— Дурак, — пожал плечами Стефан.
— Ты же тоже хочешь вернуться.
— Не-а, я не возвращаюсь. Я ж там никогда не был. Я иду вперед. Поэтому у меня все получится.


Агата сидела у себя в каюте и слушала курс китайского языка в наушниках. Параллельно она читала сделанную Гарретом распечатку технических характеристик и иногда что-то отмечала карандашом на полях.
Дверной замок пискнул, и на автомате Агата ответила:
— Войдите.
Вошел Стефан. Присел к ней на кровать, обнял за плечи.
— Тебе нужно было разбудить Клару, — сказала Агата, глядя в распечатку. — Или мистера Динби. Я не справляюсь!
— Библиотека работает, — сказал Стефан ей на ухо. — Все там.
— Я не знаю основ!
— Если нужно, начни прямо с Ньютона. Или с Эйнштейна. Время у нас есть.
— Какое время?! При такой эксплуатации — года три, не больше!
— Время будет, — твердо сказал Стефан. — Верь мне. Ты хороший хроноинженер, Косички.
— И все-таки тебе нужно было разбудить кого-то другого... — прошептала она, когда он осторожно опрокинул ее на кровать и пощекотал дыханием шею.
— Я не хотел бы, чтобы на твоем месте сейчас был мистер Динби, — серьезно заметил Стефан.

Капсулу собирали в бывшем конференц-зале.
— Это ничего, — сказал Гаррет, — что в замкнутом помещении. Первое смещение все равно должно быть во времени, тогда станции еще не было. При условии, что этот безумный план вообще удастся.
— Удастся, — Стефан вошел в комнату с подносом. — Я не проигрываю.
— То есть первое смещение — туда, потом... вот так, значит, — пробормотала Агата, дергая себя за волосы.
— Еда? — Стефан поставил пластиковую чашку перед ней на стол.
Она подняла на него отсутствующий взгляд.
— Лучше звездные координаты дай.
— Будут и координаты. Но сначала еда.
Агата выпила.
— Концентрат у тебя сегодня особенно вкусен, — Гаррет отсалютовал бывшему воспитаннику чашкой. — Как ты это делаешь?
— Врожденный талант и фамильные секреты, — Стефан опустился на один из стульев, раскрыл сенсорную карту-схему и всмотрелся. — Эй, а у тебя темпо-резисторов хватит?
— Молодняк, — проворчал Гаррет. — Зелень гороховая. Учит он меня...
Еще две или три вахты назад кто-то из механиков потратил всю свою смену на вывод дисплеев управления в конференц-зал. Скука — бич одиночных дежурств, поэтому капитан составил расписание, что кому надлежало делать во время своей вахты. Кто-то выполнял, кто-то нарушал — о чем оставляли соответствующие записи в старомодном бортовом журнале. Записи там были — сказка. Иногда даже стихи.
Так вот, на одном из дисплеев появился алый сигнал. Над пультом немедленно развернулась голограмма.
Коридор внешнего, отключенного периметра станции — вот что они увидели. Большой полупрозрачный жук, прекрасно видимый в свете автоматически включившегося фонаря, поднялся на задние лапы и упорно карябал металлическую дверь одной из передних.
— Как он туда попал? — спросил Гаррет. — Стефан, Агата, вы открывали наружную дверь?
— Ты за кого нас принимаешь? — спросил Стефан.
— Или так, или ты подмешал в концентрат галлюциноген.
— Я знаю этого жука, — неожиданно сказала Агата. — Это с той картинки, что на барной стойке.
После короткого молчания Гаррет заметил:
— Тогда не открывай ему. А то войдет.
Стефан зло процедил сквозь зубы:
— Я же говорил, что нужно отсюда быстрее...
— Тогда нужны координаты, — быстро перебила его Агата. — Звездные. И не говори мне, что приборы дают ошибку, сама знаю!

Вечером они включили музыку и танцевали возле капсулы фокстрот. Агата совсем устала: Гаррет со Стефаном менялись, а ей приходилось отплясывать все время. Потом смотрели старое черно-белое кино.
— Ретро-отдых — это круто, — зевнула Агата, пожелав всем спокойной ночи.
— Не понимаю, как вам нравится это старье, — хмыкнул Гаррет. — Чур завтра смотрим боевик.
— Вся история человечества к нашим услугам, — пожал плечами Стефан.
У них имелись богатейшие базы данных.
В конце концов, база «Азило» когда-то была самым амбициозным проектом человечества по изучению темпоральных проблем в других мирах.

28 января 2155 г.
Подобрали еще двоих: двое взрослых и ребенок. Ребенок не с ними, просто так. Эти несут чушь какую-то: дескать, они прилетели на космическом челноке, другая планета, исследовательская станция... Прочие как будто не удивляются.
Сон разума рождает чудовищ... Нет, не так. Когда люди в критической ситуации, они склонны защищаться от нее самыми разными способами. Плюс я не уверен, что это не объективный процесс: разрушенное время начинает просачиваться на станцию, и черт знает, как оно влияет на мозги. Например, системное время.
Примечание: чтобы выставить системное время, нужно зайти в настройки с капитанского пульта. Модуль Общее - Управление внутренними настройками Системное время - Хронометраж, выбрать вкладку «По умолчанию»... Если не выйдет, то вызвать командную строку (Ctrl+F32-A) и ввести root: shelter sys -config datetime_format и нужную дату. Должно сработать, но калибровка займет некоторое время: от суток до минус бесконечности.

Теду Гаррету снился лес. Дубы мели верхушками серое небо — разгоняли тучи, открывая заводи бледно-желтого света. Желуди прятались в мокрой пожухлой траве; рыжий гриб высунул бок из-под темно-коричневого пятнистого листа. Серые обелиски росли прямо из земли. Кому пришла эта фантазия — поместить кладбище в дубовом лесу — он не знал, но в их городке так давно повелось. Они с женой пришли сюда накануне отлета, «навестить маму».
Гаррет смотрел на могилу никогда не виденной им тещи и пытался прогнать странное, смутное чувство, будто он не стоит сейчас здесь, рядом с любимой, знакомой до каждой родинки женщиной, а находится где-то там, под черным плащом океана безвременья.
Тогда он долго пытался прогнать предчувствие; не получилось. Рассказал жене.
— Да, — кивнула она, — я тебя понимаю. Меня тоже здесь посещают странные чувства. Кладбище все-таки.
Но дело было не в прошлом. Дело было в будущем.
Проснувшись, Гаррет понял: сегодня он видел во сне свой тогдашний затылок, и поэтому тогда ему было так плохо.
Или его воспоминания смешались со сном.
Зато в этом сне Таня явилась ему еще раз, почти вживую.

В командной рубке Стефан, глубоко задумавшись, стоял перед мониторами. Экран с заставкой — «сквозь вселенную» — отражал худое темнокожее лицо с заострившимися чертами и шрамом на левой щеке. На прочих экранах творилось одно и то же: бесновались черные ветры, схожие с океанскими течениями. В старых файлах можно было отыскать дискуссии вокруг природы этих ветров. Это не газ атмосферы, спорили те, ныне замороженные ученые. У них выше плотность, их составляет некая материя — или энергия?.. Тут эти ученые расходились.
«Это воплощенное время, — рассказывал детям сказки Гаррет. — Мы живем на дне океана сконденсированного времени».
Когда у них еще были зонды и их удавалось поднять повыше, они показывали одно и то же: серебряный пар верхних слоев атмосферы, черная нефть океана внизу. Океан возник двенадцать лет назад, когда МакГи и Ханарян запустили свой темпоральный коннектор, ради испытания которого и строилась станция. Тогда же связь с Землей прервалась.
До этого станцию окружали голые скалы, а атмосферы и в помине не было.
В детстве Стефану казалось: пусть их, что нельзя вернуться на Землю. Жить на дне океана овеществленного времени куда интереснее. Завидная судьба. Что ему до прочих, когда раньше такое никому не выпадало и не выпадет впредь?..
Агата ему рассказала: она подслушала разговор матери с капитаном. Те рассчитывали максимально количество вахт в режиме строжайшей экономии. То есть если все члены экипажа спят, кто-то один дежурит, потом меняются... Последнему предстояло бы лечь в анабиоз на автоматике — ну или как-то иначе решить вопрос.
«Я бы вышел наружу, — сказал Стефан. — Посмотреть, что там».
«Там ничего нет, — Агата зябко обхватила плечи руками. — Зонды ничего не показали».
«Одно дело зонды, а другое — человеческие глаза. Сознание преображает реальность».
В очередной раз сработал зуммер — система расчетов выдала ошибку. Стефан стиснул зубы и полез в файлы, перепроверять. Работа была нудная и тяжелая, глаза болели. Чтобы отвлечься, он принялся по одному активировать мониторы внутреннего видеонаблюдения — энергии они почти не потребляли. Включив фонарь возле одной из камер, Стефан с удивлением увидел стену коридора в Блоке А-3: кажется, этого рисунка раньше не было.
Там в волнах морских тонули шпили небоскребов, а над ними в небесах бесновались драконы, сплетенные в клубок. Лазурь и золото, киноварь, сочащаяся из окон домов, оскаленные пасти и серебро облаков...
Стефан откинулся на спинку кресла, сложил пальцы в замок.
Все-таки в безумии радиста, определенно, была некая система.
Гаррет говорил, безумцам доступно многое...
Стефан тряхнул головой. Нет, не Гаррет. Это он читал у кого-то — у Шиллера?.. Тут главное, самому не сойти с ума. При малом количестве внешних раздражителей погрузиться в себя легче легкого.
«Надо устроить сегодня вечер польских мультфильмов, — решил Стефан. — Агате будет приятно».

Тем временем у себя в комнате Агата в наушниках задумчиво глядела в стену. Немного подумав, она поднялась, вытащила из стола коробку с мелками и принялась рисовать на тонкой замше обшивки пороги и водовороты. Мелки жирно пятнали руки.
Хотелось изобразить реку, которая течет от истока к устью, как время. Получалось море — непонятное, безбрежное, и над ним облака.
Подумав еще немного, Агата нарисовала выше человека с соколиной головой и женщину в рогатой короне. Они стояли, протянув друг к другу руки.

3 мая 2156 г.
Сегодня обсуждали возможность лечь в анабиоз и дождаться спасения. Когда спросили мое мнение, я честно ответил, что думаю по этому поводу. Поднялся шум. Больше всех переживала Инга Кристоф: считает мальчика своим сыном и любые обсуждения к этому сводит. Даже подралась с Мельтой Мюллер. А они говорят, это я сумасшедший!
Девиации сознания — страшная штука.
Порой я думаю: неслучайно их разум выбрал именно такую иллюзию. Все-таки преступление, что станцию построили на Земле. В сороковые об этом много говорили. Даже Луна слишком близко. Расходы? Черт с ним, с расходами! Пояс астероидов, Марс — вот где ей самое место.
Прим.: Статья М. Айчара (ссылка) за 2114 г. прекрасно объясняет нашу ситуацию. Я думаю, что помогли бы бумажные самолеты. Или журавлики. Что нам еще осталось, кроме веры?

— Это чушь, чушь и чушь, — Стефан расхаживал взад и вперед по скромной полоске свободного пола между столом, над которым парили, частично перекрываясь, голограммы, и дополнительной управляющей панелью. — Я перепробовал все. Помнишь, Агата, я тебе советовал начать с Эйнштейна? Я с тем же успехом мог бы начать с Коперника!
— Угу, — проговорила Агата. Она кормила сидящую на столе крысу Перки кусочками консервированной моркови. Длинный крысиный хвост свешивался через край.
— О чем я тебе и говорил, — устало проговорил Гаррет. — Приборы сошли с ума. Зонды пропадают, стоит их выпустить.
— Может, это мы сошли с ума, а не приборы? — спросила Агата.
— Да, мы сходим с ума, — согласился Стефан. — Но мы все равно отсюда выберемся. Как там с ходовой частью?
— В общем, почти готово, — пожал плечами Гаррет. — Нужно только сходить за микротрансляторами. Кажется, у радиста в подсобке были.
Подсобка осталась за периметром.
— У радиста? — Стефан поморщился. — Апофигей хаоса.
— Там, наверное, еще и навозные жуки бродят, — поддержала Агата. — С солнцем на голове.
Гаррет вздохнул.
— Монастырь, — сказал он.
— Какой монастырь?
— Место, где за забором жили люди, поклоняясь богам или богу... Был один такой христианский монастырь веке в пятнадцатом, в Альпах. Однажды их сильно завалило снегом, до лета никто не мог спуститься в долину. Потом спустились, а там как раз был налет на деревню. Выжженная земля, женщина на кресте распята головой вниз, кишки высохшие свисают... — Гаррет говорил скучно, пресно, как будто сам все видел.
— И что? — заинтересовался Стефан.
— Они решили, что конец света уже был, — сказал Гаррет. — Знаки у них совпали. Пошли к себе в монастырь, и стали молиться. Ну и жить понемногу. Запасы были, скот какой-то... Огород. Так лет восемь прошло.
Агата попыталась представить себе это. Вот горы — острые, голые, высокие, уходящие под небеса. Вот старый монастырь с серыми выщербленными стенами. Никого, ничего; ночами темнота обступает каменный лабиринт. Идешь по коридору — а впереди, из-за поворота, трепетно светит огонь — как у люминофора, только оранжевый. И колокол звонит.
«Попрошу Стефана сегодня почитать вслух стихи», — решила Агата. Она любила это больше всего: Стефан выглядел таким красивым, когда читал.
— А потом? — спросила Агата, и даже Перки подняла мордочку с глазами-бусинками.
— А что потом? Крестьяне пришли на старые места, кто-то слышал, что в горах монастырь был, поднялись, хотели разжиться чем-нибудь... Монахи их сначала с оружием встретили. Думали — черти.
— Это ты к чему? — спросил Стефан.
— К тому, что не нужно бояться миражей.
Агата снова вызвала на экран схему временных ориентиров на самую актуальную дату (двенадцать лет и три месяца назад) и начала их просматривать.

На следующий день Гаррет и Стефан пошли за микротрансляторами.
В коридорах базы творилось что-то невероятное. Крокодилы лежали в углах, помахивая хвостами. Скорпионы разбегались от луча фонарика. При звуке шагов облетал пух с диковинных соцветий, взмахивали крыльями диковинные летательные аппараты, похожие на голубей. Стефану показалось даже, будто он услышал чей-то смешок — глупо, потому что за пределами их жилого модуля воздуха не было, да и шлем... Когда он навел фонарик на звук, там будто мелькнула смутно знакомая женская фигура — и пропала.
— Р-развелось зверья, — пробормотал Стефан злобно.
— А знаешь, почему?
— Потому что здесь в одной точке варится будущее и прошлое.
— Ты псих, — убежденно сказал Гаррет.
— Не больше чем ты.
— Я, по крайней мере, не отключал анабиозные камеры.
— Но ты же продолжаешь со мной разговаривать?
Гаррет издал короткий смешок, особенно странно прозвучавший по рации.
— Ни ты, ни я не годимся в творцы нового мира, мальчик.
У Стефана появилась неприятная мысль, что Гаррет знает больше, чем говорит. Он отогнал ее. Гаррет — это Гаррет.
— Тогда почему ты соврал Агате?
— Там была ее мать.
— Агата ее не любила, — дернул плечом Стефан. — Неужели ты думаешь, что она не раскусила твою ложь?.. А ведь ничего не сказала. У тебя есть код?
— Попробуй двенадцатое октября 1492 года, — устало сказал Гаррет.
Дверь отъехала в сторону, и Стефан почему-то прикрылся рукой — он ожидал, что из-за дверей хлынет яркий солнечный свет.
Ничего подобного. Внутри оказалась просто комната, заставленная аккуратными стеллажами с оборудованием. Никаких рисунков. Только корявый текст на стенах.
— «Кто из нас настоящий...» — прочитал вслух Стефан. — Ничего не понимаю. А это что? Пароль и логин?
— Микротрансляторы, — напомнил Гаррет. — Берем их и пошли.
— Погоди, это интересно.

Агате снился сон, будто она идет по узкому проходу между вертикально поставленными анабиозными камерами и пытается разобрать, кто там, за покрытыми инеем стеклами... Ничего не видно.
Проснулась она в слезах.
На ее встроенном компьютере мигало зеленое изображение запечатанного конверта — получено сообщение.
Агата села на кровати и, вытерев глаза, касанием активировала письмо.
Его, конечно, написал Гаррет — он так раньше отправлял им домашние задания. Говорил, что отсутствие контакта дисциплинирует.
Но письмо отправил Стефан. «Косички! Это был самый счастливый год в моей жизни. Мы с Гарретом посчитали и выяснили, что энергии все-таки не хватит — я не учел, что расход идет по экспоненте. Если бы нашли координаты — другое дело. Отключи обеспечение жилого модуля, оставь только конференц-зал и рубку, и у тебя будет еще года три. Вот ссылка на формулу и файл с дневником радиста, он тебе пригодится. Я понял, что мы ошибались». Дальше шли ссылки и постскриптум: «Пожалуйста, не усыпляй Перки. Ей много не надо».
— Вызываю Стефана Миллера! — быстро сказала Агата в темноту.
Система ответила надписью на экране — они давно решили не тратить ресурс на голосовой вывод: «Абонент вне зоны действия сети».
— Вызываю Теда Гаррета!
«Абонент вне зоны действия сети».
Агата вытерла слезы и встала с кровати. Предстояло многое сделать.

Но сначала она вырвала все листы из бортового журнала и сложила из них самолетики.

16 сентября 2157 г.
Мне кажется, Тед что-то задумал против меня. У него теперь есть все права, Гейл ему передал пароли. Бедный трус Гейл.
Прошлое и будущее сосредоточены тут в одной точке. Это бывшее бомбоубежище — котел, в котором варится история. Все, что еще будет, нарисовано на стенах в коридоре. Все, что уже было... его просто нет, осталось только в исковерканных биографиях персонала станции. Наша память — расходная монета. Наши жизни — драгоценный ресурс для воссоздания мира.
Не знаю, кто возьмется за эту работу. Посволочнее, чем у Колумба.
Вот тут мануал ( ссылка).
Примечание: я думаю, теперь те, кто покинет станцию или умрет здесь, должны как-то прожить свои прошлые жизни (описание процесса см. по ссылке). Зря я, что ли, старался. Армагеддону все равно, когда случаться для каждого конкретного человека.
Не то чтобы это что-то давало мне самому.

Агата отключила от жизнеобеспечения почти весь жилой модуль, оставила только комнату отдыха, рубку и конференц-зал. В рубке лежал ее спальный мешок, стояла клетка Перки и висели подвешенные на разноцветных проводах бумажные самолетики. В комнате отдыха осталась недостроенная капсула. После прочтения дневника Этьена Тьюрина Агата решила, что она больше не нужна, но отключить и эту комнату не хватило духа. Ведь именно там они смотрели кино и слушали музыку, танцевали, а иногда даже пели. Порой Агата приходила туда — просто сидела и слушала. Она слышала голос Стефана — то страстный, то жесткий, то зовущий; почти всегда надменный. Она слышала глухое покашливание Гаррета, его тяжелые шаги — он сперва опирался на пятку, потом на носок, военная привычка. Ей казалось, что океан, ласковый и теплый, вплывает в комнату, затопляет станцию, поднимается выше, до самого неба. Нет ничего, кроме океана.
Потом она возвращалась в рубку и принималась за работу.
Ей нужно было восстановить историю полностью. Дневники, разумеется, помогали, но не до конца.

Она взломала все пароли и коды; поняла, как Стефан сумел отключить систему жизнеобеспечения от анабиозных ванн, несмотря на супернадежную защиту. Разыскала досье капитана Гейла, родителей, главного механика, повара, врачей — словом, всех, чьи имена твердо помнила. Списки тут ничем не могли помочь: в тех, которые она раскопала в файлах, было только две знакомые фамилии, ее собственная и Этьена Тьюрина. Даже Стефана и Гаррета там не было.

Абрахам Роджер Гейл, 2115-2185. Капитан ВВС Объединенных Наций (отставка — 2155 г.). Семейный партнер — Лидия Денвер. Дети: Калеб Гейл, Дорис Денвер и Майкл Гейл. Зарегистрированы патенты №890СТ-«Гироскопическая оболочка для шасси межпланетных челноков» и №6786-1«Охлаждение коромысел несущих валов электроторсионной тормозной системы». В сферу внимания службы ГИС не попадал.
...
Стефан Мюллер-Кристоф, 2145-2170. Инженер космической радиолокационной службы Объединенных наций. Семейный партнер: --. Дети: --. Служба в ГИС по контракту (№129808-С) (см. полную анкету). Погиб при ликвидации аварии на Объекте 43. Компенсации выплачены семье (Родители — Мельта Мюллер).
...
Теодор Гаррет, 2118-? (не ранее 2174 г.) Полковник ГИС (посмертно). Хронопатрульное подразделение. Семейный партнер: (см. полную анкету). Дети: (см. полную анкету). Пропал без вести в 2174 г. Коменсации выплачены семье (2183 г, см. полную анкету).

Полных анкет данные системы не содержали. Агату удивило то, что, согласно досье, ее родители не были женаты — и, скорее всего, даже знакомы между собой.
Системное время станции по-прежнему показывало цифру 2255 г.
Вместо данных на Этьена, Агату и тех незнакомых людей из списка персонала в сборнике досье стояли ссылки на анкеты. Ссылки никуда не вели.

18 сентября 2157 г.
Отказали последние зонды. Жалко детей: они теперь и солнца не увидят. Девочка уж очень бледная. Люди они или нет, а свежий воздух пошел бы им на пользу.
Забавно. Если верна теория Теда, то все, кто добрался на станцию после испытания МакГи — не более чем иллюзия. Если моя — тогда иллюзия мы сами. Последний коготь, которым мир цепляется за край пропасти; мост из конского волоса.
Спорили до хрипоты. Не следует ли мне покончить с собой, поняв, что я представляю для станции угрозу?
Тед говорит только одно: даже если ты прав, друг, не нам с тобой создавать новый мир на обломках старого. Не нам.
Примечание: тому, кто это прочтет. Помните, что энергия, высвобожденная МакГи, никуда не делась. Она все еще здесь. Черный океан, наши сны... Главное — ее направить.

Однажды, перечитывая дневник, Агата обратила внимание на интересный факт: Этьен присутствовал при всех событиях на станции, но с ним самим, кажется, общались только Гаррет и капитан Гейл. Напрягая память изо всех сил, Агата так и не вспомнила, как выглядел радист Тьюрин.
Поразмышляв пару дней, она влезла в скафандр и пошла в очередной обход отключенных зон.
За то время, пока она не выходила, в коридорах вырос лес. Махали перьями огромные папоротники. Величественные стволы секвой вздымались из красновато-коричневой рыхлой почвы, раскрываясь шатрами в невидимом черном небе. Ползли по стенам толстые лианы с широкими узорчатыми листьями, распускались и манили светящимися лепестками огромные тропические цветы. Где-то далеко между стволов гудели барабаны — а еще казалось, что даже сквозь шлем приходят запахи терпкой пыльцы, влажной коры, земли, прели... Борясь с дурнотой и желанием поднять забрало шлема, Агата все-таки развела широкие ветви деревьев руками и долго, до рези в глазах, вглядывалась в нарисованный город, видный с высоты птичьего полета.
Высокие водоросли вставали между стрелами небоскребов. Крабы ползали по фонарным столбам, объедая мох.
Агата прикрыла глаза, и в голове ее зазвучал суховатый, приглушенный голос Гаррета: «Радист — это прозвище искусственного интеллекта темпорального бомбоубежища, дети... Биографию ему придумывали мы с Гейлом и Ханаряном как-то вечером, за пивом и сэндвичами — развлеклись неслабо. К сожалению, когда время совсем пошло в разнос, бедняга сошел с ума. Пришлось отключить».
«Я вовсе не родилась на станции, — поняла Агата. — Я откуда-то сюда пришла... Нет, Стефан пришел. А откуда взялась я?»
Вернувшись, она первым делом проверила статистику потребления кислорода.
Последние восемь месяцев — а столько уже прошло с момента ухода Стефана и Гаррета — станция исправно прогоняла кислород по замкнутому циклу. Потребление было минимальным, можно даже списать на утечку.
Агата покосилась на крысу Перки, возившуюся в клетке: она как раз закапывала консервированную морковь в подстилку.

При первой встрече Стефан сказал Агате: «Там все совсем ужасно. Земля как будто рассыпалась на кусочки. И ничего не понять. Мне очень повезло, что я нашел дорогу сюда... Только почему они все решили, что эта станция не на Земле?»
«Не знаю, — ответила ему Агата. — Взрослые вообще странные. Давай и мы тоже так решим?»
Когда она про это вспомнила, с ней чуть не случилась истерика.
Может быть, именно Стефан и придумал Агату.
Ей стало ясно: за стенами станции ничего нет. Черный океан — иллюзия. Персонал лег в анабиоз, когда осыпалась последняя скала в океане времени, и станция улетела в пустоту. Все, что есть — все здесь, в отключенных от жизнеобеспечения коридорах. Прошлое и будущее. Здравие и сумасшествие. Хаос и гармония.
И немного надежды.
Агата наконец поняла, чего не хватало в инструкциях Тьюрина.

Еще несколько месяцев ушло на подготовку.
Агата тщательно приводила все системы станции в нужное состояние. Рушила базы данных. Вписывала недостающее, убирала лишнее. Не так-то просто решить, из чего выстроить новую историю человечества. И не так-то просто осознать, какое именно информационное поле следует создать на станции, чтобы страхи, надежды и мечты тех, кто остался, воплотились в реальность.
Иногда она работала бодро и легко. Иногда несколько часов сидела над пультом, раздумывая, какую кнопку нажать. Иногда ее вдруг прихватывали слезы, и она раскачивалась в кресле, пытаясь справиться с кипящим металлом в горле или унять тошноту.
Порою же ей удавалось найти тонкую грань сосредоточенности, единственно верное состояние духа. Тогда ей становилось все равно, что она делает — воссоздает ли мир заново по старым материалам, как надеялся Тьюрин, или медленно выводит станцию из ее собственного кармана вероятностей, как рассчитывал Гаррет. Какая разница? Агате снился океан.
Однажды дела закончились.
Она прибралась в трех оставшихся помещениях, почистила клетку Перки — и на всякий случай открыла дверцу.
Агата нашла в памяти системы свою собственную директорию — «Агата Вайсс». Выделила ее. Посидела немного, перебирая в голове то, что сделала или не сделала. Все было верно.
Личностный фактор — вот то, о чем не говорил Тьюрин. Да и где ему, машине, понять. А Агата все-таки была человеком. Стефан пожертвовал столькими жизнями, чтобы добиться этого.
Она ввела команду syr- config -del.
Окончательное удаление — так, чтобы ни в кэше следов не осталось, нигде.
Ввод.

Сначала Агате показалось, что ничего не произошло. Просто погас красный огонек ошибки на пульте. А потом один за другим загорелись экраны, самовольно выключившиеся после ухода Стефана.
И на этих экранах...
Шевелящаяся узорчатая масса; розовые отблески, желтоватые пятна, прозрачный зеленый свет. Какие-то черные комья, белая паутина трещин.
В панике, не соображая, что ее всю трясет, Агата достала из аварийного шкафа скафандр. Руки не сразу попали в рукава, пальцы — в перчатки. Застегивалась она, кажется, целую вечность, и внутрь скафандра по ноге залезла Перки. Агата не стала ее выгонять: во время обходов станции в последние месяцы Перки часто сопровождала ее, приспособившись тихо сидеть в кармашке для счетчика пси-излучения.
Пока Агата ждала, когда выровняется давление во временном шлюзе, она ни о чем не думала. О чем тут думать?.. Агата была уверена, что ее жизнь закончится, стоит удалить папку. Разве она — не оживший сгусток информации, порожденный остаточным полем Земли? Разве не нужно ей было умереть, чтобы мир возродился?
«Либо у меня не вышло, — подумала Агата, — либо я окончательно свихнулась и слишком много на себя взяла».
На станции было пусто и тихо. Обвисшие провода. Деформированные стены в пробоинах и трещинах. Под ногами хлюпала коричневатая в свете нашлемного фонаря вода, но никаких других галлюцинаций не было. Даже рисунки со стен куда-то подевались.
По приставной лестнице Агата вылезла к аварийному люку — до основного идти слишком далеко — и вскарабкалась в шлюз.
Автоматика аварийного шлюза почему-то не сработала — наверное, сдохла от времени. Чертыхаясь, Агата вручную отворачивала тяжелые затворы. Перки, которой передалось волнение хозяйки, возбужденно попискивала, щекотала хвостом разом вспотевшую шею и цеплялась когтями за плечо. В шлеме стало очень жарко, но Агата не могла отвлечься и выровнять температуру.
Наконец, она потянула люк на себя — в шлюз посыпалась земля.
Агата выглянула наружу.
Аварийный выход открылся в земляном откосе, внизу горбатились наваленные друг на друга в беспорядке разноцветные глыбы. Еще ниже каменная россыпь переходила в пляж — вероятно, белый, но сейчас, в закатном свете, совершенно розовый. Берег загибался вправо, образуя бухту; на скалах росли густые папоротники; из их пены вставали прямые, как стрелы, сосны. Прямо впереди раскинулась фиолетово-синяя, спокойная, как зеркало, водная гладь — на вид озеро или пруд, а не океан.
Но все же Агата решила, что это именно океан: выход из бухты отмечали две огромные полуразрушенные башни, торчащие над водой. И пока она смотрела на них, в верхних этажах один за другим стали загораться слабые оранжевые огни — не электрические, другие. Неужели свечи?
Агата трижды нажала подбородком нужную клавишу. Забрало ушло в шлем, и к ней хлынули шум прибоя, запах йода, хвои и нагретых скал, вечерняя прохлада. Прожив всю жизнь на станции, она все равно точно знала, как назвать свои ощущения. Всему миру вокруг Агата легко давала имена, словно новорожденный творец.
Перки пискнула, попытавшись забиться между плечом Агаты и воротником скафандра.
— Не бойся, дура, — сказала Агата и сама испугалась — голос показался ей каркающим, слова — нечленораздельными.
Вот уже год она не говорила.
Агата справилась с собой.
— Сейчас мы пойдем к людям.