Тема: Буря в стакане
Авторы: jotting, Rank VIII
Бета: Rank VIII
Краткое содержание: очередной сценарий нападения инопланетян на Землю.
Примечание: ~2100 слов
Комментарии: разрешены
"В один прекрасный летний день минуты за две до полудня большие города вместе со всем своим населением обратились в прах. А потом, через пару часов, как ни в чем не бывало вернулись обратно, тоже вместе со всем населением и прочей ерундой — за исключением, может быть, психического здоровья в ряде случаев. Записи со спутников и очевидцы, не сговариваясь, хором утверждали, что за мгновения до инцидента видели в небе неустановленный объект гигантских размеров. После чего во всех странах по всем каналам официальные дяденьки в костюмах и не менее официальные дяденьки в форме долго оправдывались, что понятия не имеют, что это такое было, и советовали не поддаваться панике, потому что, ну, в самом же деле, ничего по факту не произошло: потерь нет, инфраструктура вся на месте, и абсолютно незачем поднимать бурю в стакане воды. Такие дела. Стакан надлежит долить спиртом и употребить полученный коктейль внутрь в качестве профилактической меры. По крайней мере, я именно так и сделал, и ведь полегчало же. Ровно до того момента, как официальное расследование всего этого добра не выпустило на людей шибко умного товарища в задротских очочках, который, поминутно эти очочки поправляя, мерзким писклявым голоском около часа вещал, что-де они пять лет строили-строили... ах нет, ковырялись-ковырялись, и пришли к выводу, что нападение было ненастоящим, сиречь, виртуальным, и что, цитирую, есть основания полагать, что наш мир — это такая виртуальная реальность, симулятор ведения боевых действий, компьютерная игра, если хотите. Лично я — не хотел, но знаете, если долго ломиться в постройку мечом, рано или поздно она загорится. Так вот и я, когда попал под второе нападение, загорелся — в буквальном смысле — сначала горел, потом перестал, лежал и смотрел в небо, а там облака плыли, повторяясь через каждые сто двадцать восемь. А через два часа мой город нарисовался обратно, быстро так, весело, снизу вверх. Эх! А я подумал, что если превентивно застрелиться, то в другой раз под такую штуку не попадешь. И других тоже можно перестрелять. Из жалости. Не знаю, как вы, а я себе пистолет куплю. До следующего раза."
Дневниковая запись очевидца
Телевизор после третьего нападения просто невозможно было слушать: такого количества безумцев на центральных каналах Захар в жизни не видывал.
Но тему на этот раз, как после первых двух, никак не хотели оставлять.
Оставишь тут.
Выступали и военные, и политики, и учёные, и религиозные деятели — и красной нитью у всех мелькало: слом развития, переломный момент для цивилизации.
Захару неинтересно было слушать про слом: в его деревню по-прежнему с вертолётом привозили продукты и технику с материка, по-прежнему нужно было поддерживать в функционирующем состоянии станцию.
Слом не слом, а в их кругу это скорее стало источником шуток:
— И кольцо у тебя, Ванька, виртуальное, — смеялись земляки над молодожёном. — Запросто можешь изменить Зойке, скажешь потом: измена-то, мол, симуляция!
— Ох и тяжеленная у Зоеньки сковорода, — отшучивался Иван. — Даром что виртуальная!
Тем не менее, там, в большом мире, просвечивающем через телевизор, слова «виртуальность» пока боялись. Всё больше про слом да перелом говорили, да всё больше растерянно.
Это и понятно, кто б не растерялся, обнаружив, что и он, и вся жизнь его, и вся жизнь его предков — симуляция.
Часто повторяли ту, первую передачу, когда впервые было озвучено доказанное вскоре предположение.
Вот и сейчас Захар задержался у телевизора.
— Это настолько избито, что даже не смешно, — промямлили с экрана; Захар помнил, как согласно закивал тогда, в первый раз.
— И тем не менее: результаты анализа фото- и видеозаписей, а также показаний приборов говорят именно об этом, — Захар почему-то подумал, что выступающий, должно быть, ужасно волновался. Может, поэтому голос у него такой до неприятного резкий? — Что делать, если инопланетная фантазия не сильно отличается от земной.
— Сделать вывод, что она не инопланетная? — подсказал кто-то остроумный из зала.
— Инопланетная, — отрезал гость программы.
— Но зачем инопланетянам... «инопланетянам» так поступать с нами? — озадаченный ведущий явно старался сгладить категоричность выступающего: он-то рассчитывал на развлекательное шоу, а не на интервью с сумасшедшим учёным.
Эх, знал бы он тогда.
— Это вопрос не ко мне, — пожал плечами «сумасшедший учёный». — Нашей задачей было выяснить, какая технология стоит за нападениями. Мы выяснили.
Не та передача, на которую подумал Захар, но тоже эпохальная. Не та, в которой впервые прозвучала эта «виртуальность».
Лично для Захара понятие «инопланетный» было более значимым: с ним он уже разобрался и знал, что делать. Понятие «виртуальности» Захар решил отложить на потом.
Он вышел из дома, оставив телевизор включённым — так веселей возвращаться вечером: слышишь из-за двери голоса, и кажется, будто дома кто-то есть. Кто-то ждёт.
Июль угасал, вода в реке снова щипалась за икры, вечерами с равнины тянуло холодом.
Поутру ещё ничего, а к ночи начинало ломить ноги и сорванную спину.
— Полежал бы хоть денёк, — сокрушалась соседка, глядя, как Захар, кряхтя, нагибается натянуть сапог.
Захар усмехался, отвечал в духе: «после смерти належимся», «полежал бы, да не с кем», брал корзину с обедом и на рассвете стабильно уходил из дома.
На станции он, однако, проводил совсем не весь день, как думали. Проверял, всё ли в порядке, чинил, если находил что-то не в порядке, и уходил. Дела до него, одинокого старика, никому не было, так что никто и не интересовался, где это Захар пропадает полдня.
Да если бы и поинтересовался — покрутил бы пальцем у виска и решил, что дед в детство впал.
Хотя, может, и это бы никого не удивило: многие вели себя в последнее время странно.
— Ладно бы что путное в голову пришло, а, — усмехался Захар, уходя со станции.
В памяти копошились, переплетаясь, строки из выученных в школе классиков — и ни одной подходящей. Поэтому выбирать приходилось из более современных и ёмких выражений.
Захар и выбирал, уже три варианта выбрал и воплотил, а сейчас шёл воплощать четвёртый.
Дорога из деревни была широкой ровно до поворота в лес. Там она практически терялась, а выходила с другой стороны тонкой тропкой. Путь занимал всего пару часов, но этого времени вполне хватало, чтобы настроиться на рабочий лад и прочистить мозги для лучшей формулировки мысли.
Виртуальные мозги. Для виртуальных мыслей.
Виртуальные, думал Захар. Ненастоящие. Ненастоящий я, думал Захар, и деревня ненастоящая, и станция, и лес, и равнина — всё одинаково ненастоящее.
И Захар упорно думал свои ненастоящие мысли — хотя нет, слишком они были осязаемыми и решительными для ненастоящих, — и делал своё ненастоящее дело.
Каков шанс, что в следующий раз инопланетяне нападут именно здесь, думал Захар. Каков шанс, что следующую свою репетицию ненастоящей битвы они перенесут в наш район. Мал шанс — тем больше нужно охватывать территории, тем крупнее писать.
Захар спустился в долину. Реку можно было перейти по мосту, а можно — вброд выше по течению. Кто ж ходит вброд, когда есть мост? Оттого возле брода Захар и выложил когда-то из белых ракушек — сколько он собирал их, обязательно белые, да покрупней! — нецензурные три буквы. Почему ракушки, почему первыми в голову пришли ракушки, ведь камушки, понял он позднее, надёжней и долговечней. Но первый его вариант был из ракушек, что уж теперь.
Может, и к лучшему, что ракушки недолговечны — всё-таки слово из трёх букв не самое лучшее послание, вернее, не самое однозначное.
И если уж захочется — сложить три буквы всегда можно заново.
Натягивая сапоги после брода, Захар вспомнил своего друга по переписке Тимоти, живущего на красивейшем острове у берегов Великобритании.
Фотографии, по крайней мере, были очень впечатляющие, ослепляющие своей идилличностью, да и на гугл-картах остров выглядел симпатично.
Захар бы не хотел, чтобы такой зелёный и красивый остров был разрушен. Даже по-ненастоящему.
Вот и Тимоти не хотел.
И много кто не хотел и как мог воплощал свои нехотелки на своих островах и своих равнинах, в своих горах и городах.
Камушки Захар выбирал тщательно: гладкие, плоские, треугольные или многоугольные — их легче укладывать впритирку, — на худой конец круглые.
Круглые можно пустить на окантовочку.
До окантовочки докатился Цзин, подхвативший мысль общаться с инопланетянами одним из первых: он уже выложил всё, что хотел и мог, везде, где мог, и теперь занимался углублением, упрочением и украшением.
Так что теперь гигантские иероглифы, выложенные в азиатских степях, были с окантовочкой.
Захар работал не так: он сразу представлял себе, что и как сделает, и не возвращался уже к законченному — разве что восстановить разрушенное, но такого, в отличие от индуса Пранаба, которого будто преследовали дети, одержимые манией ломать, ему ещё не приходилось делать.
Знать бы, интересуются ли наши — э-э-э, кто? Власти? Военные? — тем, кто тут слова непристойные выкладывает, подумал Захар, взвешивая корзину с камнями в руке. Маловато, обычно он собирает больше. Нужно идти выше по реке. Да и пусть, коли интересуются. Вреда не приношу, на частную территорию не захожу, перечислил про себя Захар аргументы. А главное: всё равно всё ненастоящее.
С мыслью, что ты ненастоящий, жить было можно и даже иногда полезно.
Захар дошёл до места, где уже снял дёрн под следующее послание, вывалил камни из корзины в груду таких же, и пошёл назад.
А вот с мыслью, что виртуальный равно запрограммированный, посетившей Захара той ночью — оказалось сложней.
Захар долго думал на следующий день.
Вдруг и все его действия тоже являются запрограммированными? Вдруг все их действия — логическое следствие изначальной команды, заданное и ожидаемое? Вдруг все эти выложенные в разных частях света разным цветом из разного материала надписи с общим посылом — предсказуемые и неизбежные?
Захар вспомнил, как в молодости радовался найденным в «Фоллауте» пасхалкам. Как смеялся, поражаясь фантазии авторов игры.
Сейчас его это воспоминание совсем не смешило.
Не прекращая, тем не менее, собирать камни — много нужно времени, чтобы остановить инерцию деда Захара! — он несколько дней крутил эту мысль в мозгу и так, и эдак.
Только потом решился написать о ней в форум, боясь и надеясь, что неоригинален в своём вопросе, что его уже задавали и обнадёживающий ответ уже получали.
«Примерно как в нашей религии: есть ли смысл бунтовать против предопределённости, когда твой бунт тоже предопределён» — стало первым ответом через несколько минут.
Не особенно обнадёживающим.
«Может, написать им, что мы знаем?» — спросил форумчанин из Индонезии.
«А что мы знаем?» — спросил другой, из Австралии.
«То ли мы знаем? — спросила Гайане. — Угадаем ли мы со знанием?»
Гайане нравилась Захару: она часто озвучивала его ещё несформировавшиеся, и, возможно, без нее и никогда бы не сформировавшиеся, мысли.
— «Вон с нашей планеты»? — предложил любящий брейнсторминг Ицхак. — «Вон из нашей реальности»?
«Вон из нашей виртуальности» тогда уж, подумал Захар. Следить за дискуссией было неприятно: форумчане пошли мыслью не туда, неправильные слова предлагали. Они не отзывались в сердце и мозгу Захара, не несли того, что он бы хотел вложить в них.
А что вложить — он сказать не мог.
«Что, переписывать всё написанное?»
«Такой труд насмарку?»
Собеседники явно чувствовали то же, судя по тому, как начали ругаться, не находя истины.
Захар ушёл думать.
Присев у ракушек снять сапоги на следующий день, Захар не удержался и погладил их: гладкие, ребристые, плотно вдавленные в тёмный песок.
Почему-то ракушки казались правильными, подходящими для послания. К тому моменту, как выложить их, Захар уже определился с размерами и местом для надписи. А материал взял первый попавшийся, и ничего не ёкнуло, не отозвалось где-то: неправильный ты, Захар, материал берёшь, неподходящий. Недолговечный.
Захар привык доверять внутреннему голосу, и голос тогда не сказал ни слова против.
Значит ли это, что и не нужно для этих надписей долговечного материала? — вопрошал Захар.
Значит ли это, что мы вообще не в том направлении двигаемся? — обращался Захар к внутреннему голосу.
Да что с тебя взять, ненастоящий ты, — злился Захар, не получая ответа.
Виртуальный.
Запрограммированный.
С тоской в сердце смотрел Захар на камушки в корзине, перебирал их. С пустотой в душе и неудовлетворением оглаживал перекрестье первой буквы из ракушек, без былых нежности и удовольствия водил ладонью по «птичке» над последней буквой.
— Эх, бабу бы тебе, Захарка, — встав, громко сам себе сказал он, усмехнувшись чувству, с которым касался гладкой белой, нагретой на солнце поверхности, и шагнул в воду. Та радостно забурлила, закручиваясь водоворотами вокруг ног, давая чувство реальности и — настоящести.
Вечером Захар написал в форум:
«Не надо ничего переписывать. Давайте допишем».
Мысль ускользала и грозила затеряться вообще, поэтому Захар постарался зафиксировать хотя бы обрывки её:
«Что-нибудь про то, что мы ощущаем себя реальными».
Не так.
«Что-нибудь про то, что виртуальные мы списаны с реальных нас».
Не то.
«Что-нибудь про то, что...»
— Что где-то есть реальная Земля, с которой инопланетяне списали нашу Землю? — спросила Гайане, и Захар будто услышал её голос в ушах: мелодичный, напористый — наверняка он такой, ведь Гайане молода и сильна.
«Я знаю», — написал Ицхак.
И к тому моменту, как Захар увидел его предложение, он тоже уже знал.
Надпись с ракушками Захар, конечно же, решил не трогать — не вписывающаяся в новый подход, она, тем не менее, была дорога ему, своей нахальностью и грубостью напоминая о юношеском бунтарстве.
Пусть кто хочет, тот и воспринимает её на свой счёт, великодушно разрешил Захар.
А вот камушков теперь требовалось гораздо больше, но Захар и с большим воодушевлением собирал их — даже про боль в пояснице и ногах забыл, удивляя соседей бодростью и прытью.
Грела его мысль, что теперь по всему миру на разных языках, разными цветами и из разных материалов, с любой точки, что в небе, что на земле, что в городе, что в пустыне, можно будет увидеть надпись:
«Вон с настоящей Земли».
Захар изо всех сил надеялся, что это уже как пасхалка воспринято не будет.