Название: Кое-что о гуманизме
Тема: Самая темная ночь перед рассветом
Автор: Меррит
Бета: Китахара
Комментарии: разрешены
– Они их едят! – всхлипнула Станка.
– Так и мы едим, – немного растерялся Больдо.
– Но раньше я не видела, что это именно сви-и-и-и-инки-и!
– Ну так а кто ж еще? – сказал Больдо, уже понимая, что это он зря.
Станка расплакалась еще горше.
– Они милые, пушистые, у них носики-и-и-и!
– У меня дома две живет.
Вид плачущей девушки разрывал сердце Больдо даже больше, чем мысль о том, что к убиенным свинкам, которые ее так расстроили, он сам в каком-то смысле прикладывает руку.
Сначала его немного обескураживало то, как шокировали Станку вроде бы общеизвестные вещи. Все они ели морских свинок, это был их основной, если не сказать единственный, источник пищи. Но потом картина стала проясняться: оказалось, что Станка каким-то образом умудрилась пробиться на ферму, чтобы собрать материалы для статьи. И вот вернулась оттуда, полная впечатлений. Только статью она теперь писать не хотела, а хотела плакать.
Тут уж и Больдо в очередной раз задумался: почему нельзя есть кого-нибудь несимпатичного, может, даже неприятного? Раньше примерно так и поступали.
***
...День его был расписан по минутам. В восемь он уже должен был быть в лаборатории – и каждый раз, когда торопливо выбегал из дома, ему казалось, что Винни и Кинни провожают его осуждающими взглядами.
Винни и Кинни он забрал из лаборатории полтора года назад, когда только пришел работать. Потом понял, что всех унести не сможет.
В лаборатории, к спокойствию Больдо, никого особо не мучили. Были свинки-пловцы, толстые и неповоротливые в клетках, но очень уверенно державшиеся в резервуарах, были те, которым ставили препараты – все, к счастью, хоть и экспериментальные, но потенциально не опасные для здоровья: для усиления роста, повышения плодовитости и прочее. Всех свинок содержали в чистоте, в просторных вольерах, и отменно кормили. За это Больдо был благодарен.
Конечно, были и не такие невинные исследования, но их проводили другие лаборатории.
И все равно после биофака Больдо ожидал другой деятельности. Однако ближайшие три года, пока он пишет диссертацию, нужно платить по счетам.
Диссертация его была на тему “Особенности внутренних цепей питания зеленоядных мышевидных грызунов и воздействия на них РНК-стимулирующих препаратов”. Конечно, изначально Больдо хотел взять что-то более масштабное, но научный руководитель убедил его, что нужно пользоваться возможностями, которые предоставляет работа. Поэтому как-то получалось, что он не ради диссертации работает, а скорее наоборот – все это его тоже несколько угнетало.
Не об этом он думал, когда поступал на биофак.
В течение дня Больдо записывал показания, потом заносил их в компьютер, потом сопоставлял и анализировал статистику. С четырех до шести у него был перерыв – как раз хватало перекусить и добраться до щитовой, где три раза в неделю у Больдо значилась шестичасовая смена.
Работа была очень простой, но ответственной, и кого попало туда не брали – хотя дураков шутить со щитами не было даже среди радикалов.
По сути, он должен был просто поскучать за камерами, наблюдая, чтобы на всех этажах вышки все было в норме. Щиты были устроены таким образом, что находились на полном самообеспечении, однако, если бы что-то пошло не так, он бы нажал тревожную кнопку. Здесь Больдо работал уже четыре года, со старших курсов универа, и ни разу ничего не так не шло. Оно и понятно: все-таки щиты – их общая и единственная защита от безжалостной солнечной радиации, бушующей за их пределами. В обеспечение вкладывалось немало, и левые периодически говорили о том, что так и разворовываются налоги честных граждан – кто на самом деле знает, сколько ресурсов туда уходит?
Больдо, хоть и работал в этой структуре, тоже бы не сказал, сколько. Однако точно знал: на зарплаты рядовых сотрудников тут не очень-то расщедриваются.
Еще три дня в неделю он подрабатывал вечером в баре: образование было очень дорогим, и Больдо старался не упускать ни одного шанса выплатить кредит за него поскорее.
...Когда Больдо сказал отцу, что хочет стать биологом, тот только ухмыльнулся – мол, все через это проходят, – но со временем понял, что сын не шутит. Тогда он начал сердиться: нечего тратить семейные деньги на придурь, иди учись на нормальную специальность. Но Больдо так и не передумал, вот теперь и отдувался.
В баре он и встретил Станку.
***
Станку он знал еще со школы. Ну, как сказать, “знал”. Все говорили, что у нее очень непростые родители, но мнения разделились: кто-то болтал, что она дочка какого-то министра, кто-то – что просто удачливого бизнесмена. Однако, кроме того, что Станку на машине забирали и привозили в школу, она ничем свою особенность не показывала, никогда не задиралась, правда, и особо дружить ни с кем не спешила.
Больдо она нравилась, но так, издалека: казалась не его уровня – не из-за материального положения, а из-за того, что всегда была среди активистов, а он предпочитал держаться немного в тени.
Поэтому, когда Больдо заметил худенькую девушку, чьи темные косички норовили торчать в разные стороны – острые ключицы, острые локти, острые плечи, все острое, – над стаканом в глубине зала, за угловым столиком, украдкой вытирающую потеки туши под глазами, он ее не сразу узнал. В школе Станка была очень уверенной, спокойной, иногда резкой. Представить ее плачущей было сложно.
А потом она подняла на него глаза – и Больдо узнал.
– Как ты можешь, – всхлипывала она после третьей, – как ты можешь там работать?
Перестав плакать, Станка успела уже немного порасспрашивать Больдо о его нынешней жизни, но это ее, понятное дело, не особо успокоило – скорее вывело на новый уровень отчаянья.
– Ну кто-то же должен! – сказал он, и в глазах Станки ему почудился упрек Винии и Кинни, помноженный на сотню, не меньше. – Я же не на бойне работаю!
Ему стало немного обидно: мало того, что он сам не очень-то доволен тем, чем приходится заниматься, так еще и Станка его обвиняет. И в самом деле, Больдо же работает в одной из самых гуманных областей!..
Из-за щитов на планете было только искусственное освещение, и рацион обитателей сводился к признанному Ассамблеей наиболее гуманному варианту – морские свинки. Они были достаточно крупны, быстро размножались, комбикорм для них синтезировался просто, небольшое нужное количество сочного корма спокойно выращивалось под искусственным освещением.
Остальные необходимые микроэлементы синтезировались еще до переселения. Однако это все равно устраивало не всех.
– Что ты здесь вообще делаешь, Станка? – поинтересовался Больдо, когда она попросила налить ему снова, засветив свою платиновую карту. – Это ведь совсем не твой район.
Она задумчиво разгладила складку на подоле светло-желтого платья из очень модной – и очень дорогой – в этом сезоне легкой ткани.
– Я просто устала от мажоров, которые меня окружают. Они пустышки, никогда не думают о важном.
Больдо пожал плечами, но теплое чувство причастности заставило его улыбнуться – и принести пятую порцию за счет заведения, хоть он прекрасно понимал, что Станке уже хватит.
В тот вечер он заказал для нее такси и усадил в него. Свой номер она дала ему сама. И уже на следующий же день написала – извинилась за вчерашнее, говорила, что была слишком взволнована, ей неловко. И приглашала Больдо на прогулку.
У него как раз выпадал единственный за неделю выходной.
***
– Я тогда очень уж распереживалась, – сказала Станка, когда они вышли почти в самый центр парка Шофранки. До этого она почти все время молчала, только односложно отвечала на вопросы Больдо, – но это оказалось слишком тяжело, даже не ожидала.
Больдо промолчал – не стал спрашивать, чего она, собственно, ожидала от поездки на ферму.
– Мне тоже тяжело, – признался он.
Станка посмотрела на Больдо с сочувствием и взяла его за руку, но тут же отстранилась, стоило ему чуть к ней податься.
– Знаешь, я провожу исследование, – поделилась Станка, усаживаясь на скамейку под винтажным фонарем, – пишу про наш социальный уклад. Про то, что безнадежно устарело в нашем обществе. Хочу, чтобы люди задумались, от чего мы можем отказаться, к чему прийти.
Больдо сел рядом. Звучало интересно, но несколько абстрактно.
– Ты не думал, что нам это все навязывают? – спросила Станка.
Он оторвался от разглядывания линии ее скулы и будто очнулся.
Видимо, взгляд у него был достаточно обескураженный – Станка обвела рукой с аккуратным маникюром окружавший их парк.
Понятнее от этого не сделалось. Привычный, мягкий, успокаивающий полусумрак. Один из лучших парков… Да, может, это и не было парком в полном понимании слова – рукотворное озеро и синтетические лужайки. Зато здесь дул искусственный, но вполне естественно ощущавшийся бриз. Да, по глади озера не курсировали лебеди, а в траве не найти было ни букашки, ни жучка – но разве это не то, о чем мечтали поколениями?..
– Что – навязывают? – не понял Больдо.
Станка скрестила руки на груди, глядя на него так, будто он сказал какую-то глупость.
– Почему мы проводим без солнца всю жизнь?.. – спросила она довольно резко.
Больдо честно попытался найти в словах Станки рациональное зерно, но не преуспел и выдал единственную пришедшую в голову банальность:
– Потому что радиация нас убьет? – Больдо не понимал, к чему она клонит. – Щиты же не просто так поставили.
– Радиация – вещь непостоянная, – веско произнесла Станка.
– Вообще-то достаточно постоянная. Только щиты способны…
Она улыбнулась так, словно он был маленьким несмышленым ребенком. Как будто знала что-то, чего не знал он.
– А откуда такая уверенность? Это тебе кто сказал?..
***
Дома Больдо насыпал Винни и Кинни, встретившим его восторженным “уи-уи-уи”, нарезанной морковки, которой захватил для них из лаборатории.
– Обжоры, – сказал он с нежностью и погладил сначала одного, а потом другого зверька, пока они были заняты пищей. На руках они сидеть не любили.
Может, Станка и права, может, щиты давно пора поднять. Хотя бы частично. Три года – большой срок, да и кто им, и правда, сказал, что эта планета не способна приспособиться к такому графику? Три года – вполне адекватный срок для работы циклической экосистемы. Вполне вероятно, что все здесь давно адаптировалось к такому положению вещей в ходе эволюции. А где развита флора, там и фауна. Может, они и впрямь могут перейти с этого довольно гнусного конвейерного производства на охоту, как в древние времена. Это как-то честнее и не так бездушно…
***
Теперь в его напряженное расписание добавились и встречи со Станкой. И чем дальше, тем больше Больдо задумывался, только ли в ее усталости от мажоров дело.
За следующие пару недель Станка представила его некоторым своим друзьям, и Больдо поражался тому, какие странные знакомства она заводит. Бар стал своеобразным штабом, куда она и приводила своих товарищей.
Рэду – средних лет, но уже переваливший к старости, полноватый, седой, в затасканных вещах будто с чужого плеча и вечно недовольный – имени своего явно не оправдывал. Манера говорить у него тоже была скорее старческая – как и манера жаловаться на все: на не так поднесенный стакан, на не такое его содержимое. Он предпочитал разглагольствовать на темы социальные:
– Нашу нацию, можно сказать, выставили с Земли. Выселили на эту планетку, – эту тему он любил больше остальных и посвящал ей изрядное количество времени – неважно, во вторник, четверг или пятницу. – Будто бы не знали, что здесь день и ночь по три года длятся!
– Вообще-то как раз знали, – Больдо не всегда успевал поправлять, а Станка периодически еще и пинала его под столом. Он никак не мог понять, что она находит в разглагольствованиях этого демагога.
– ...только успели провести терраформирование, отстроить город и поставить щиты, как началась эта бесконечная печка!..
– Вообще-то очень даже конечная, – вставлял Больдо и удостаивался от Станки недоброго взгляда. Может, ее пиетет перед Рэду подпитывало то, что он был инженером, как сам как-то обронил, только вот Больдо не видел в нем никаких других плюсов. Инженер-маразматик. Подумаешь.
– Три года день, три года ночь, – Станка будто декламировала поэму. – Почему нам досталась эта бесконечная ночь?..
– Сама знаешь, день здесь нас убивает, – сказала Лика.
– Да, убивает! – вмешался Рэду. – Солнечная радиация убивает все на этой планете! А нас сюда выслали! И что в итоге?..
– Три года день, три года ночь… – повторила Станка. – А нам даже не увидеть утро.
– Люди раньше жили, как гласит Библия, по тысяче лет! – бухтел Рэду. – Мы когда-то жили по тысяче! Может, больше! А теперь, на этих свинках, – да мы вырождаемся! Монодиета – зло!
– Но у нас есть все необходимые микроэлементы! – возражал Больдо. – Наши ученые это разрешили еще сотни лет назад!
– А к ученым нашим у меня тоже масса вопросов, – сказал Флорин, еще один любимчик Станки – высокий узколицый брюнет со слегка сросшимися бровями. Он со значением посмотрел на Больдо. – Если они смогли так легко синтезировать вот это, – он постучал длинным ногтем по бокалу, – то почему до сих пор не могут сделать какие-нибудь таблетки, утоляющие голод?..
Насколько Больдо знал из разговоров, Флорин перебивался случайными заработками фотографа и оператора. Начинать ему объяснять разницу между легкими психотропными веществами и глобальной продовольственной проблемой было довольно сложно и вряд ли эффективно.
Хотя даже в популярном стиле Больдо ответить ему не мог – немного терялся. Насколько он знал, подобные разработки проваливались одна за другой. Если честно, сам он тоже хотел внести вклад, но для этого думал поменять что-то в их собственных организмах.
Для того и пошел на биофак.
То, что говорили в этой компании ребята помоложе, не такие реликты, как Рэду, Больдо тоже волновало. Они просто хотели знать правду и изменить, по возможности, мир к лучшему – это ему было близко.
Только Лика, которая нравилась ему трезвым взглядом на вещи (ну, и, что уж там, длинными ногами), как только узнала, что он работает в лаборатории со свинками, скривилась, а потом стала говорить с ним с затаенным презрением. И вот этого Больдо уже понять не мог – ведь она и сама ела свинок. Конечно, ела. Смысла презирать тех, кто является частью той же системы, что и ты, Больдо не видел. Поэтому Лика ему быстро разонравилась.
Флорин на проверку оказался художником в худшем смысле этого слова. По мнению Больдо, он хотел творить что-то, не сходя с места, и красиво восторгаться несовершенством мира.
Под конец таких диспутов у Больдо кружилась голова и он переставал соображать, о чем вообще речь. О том, что нужно прижучить тех, кто их сюда прислал – сколько уже лет назад?.. О том, что это так несправедливо, что им нужно прятаться от солнца, или о том, что морские свинки страдают зря? О том, что их ждет вырождение на этой диете?..
Однако Станка была очень довольна всеми этими встречами, и у Больдо зарождались мысли, что он просто не до конца понимает ее идеи.
Однажды, когда они выходили из бара, Станка уронила свою дизайнерскую сумочку – и Больдо увидел выпавший из нее шокер, но не особо удивился, потому как район этот и правда был неподходящий для приличной девушки.
Что действительно иногда озадачивало Больдо, так это то, что про носики морских свинок речь почему-то никогда больше не заходила – да и теперь ему сложно было представить Станку, над ними причитающую.
****
Возвращаясь домой и добираясь до кровати, Больдо, стоило опустить голову на подушку, видел всю эту сумятицу образов во сне: щиты, солнце, свинки – все смешивалось и плясало перед глазами.
– Я слышала, что один специалист из Внешнего Контроля делал доклад, – в тот вечер Станка пришла в бар одна. Крутила в руках единственный бокал уже часа полтора и не говорила почти ни о чем. – И никто его потом не видел.
“Где, интересно, ты могла это слышать”, – хотел спросить Больдо, но не стал.
– Доклад? – переспросил он, отставляя только что протертый стакан: Станка пришла рано, смена только началась.
– Исследователя, – Станка раздраженно отставила пустой бокал, – и доклад, кстати, тоже. Но только вот потом Внешний Контроль прикрыли секретностью совсем.
Больдо таких подробностей знать было неоткуда: Внешний Контроль – это было что-то очень далекое от простой жизни, даже для него, кто напрямую работал со щитами. Что-то вроде космоса в первую эпоху. Бесконечно далекое.
– Ну и что там такое могло быть? – попытался он остудить ее пыл. Такие темы на их сборищах еще не поднимались. Какие-то догадки, домыслы – да. Но вот конкретные заявления – такого еще не было. – Щиты разрушаются? Так мы бы это сразу почувствовали.
Станка только покачала головой с этим ее всезнающим видом.
– А ты не думал, почему щиты не опускают даже ночью? Ведь три года мы бы могли любоваться звездным небом не только в планетариях.
Больдо пожал плечами.
– Ну ты сама подумай: опустить щиты, поднять щиты – это же целое дело. Пусть себе стоят. Что тебе не нравится?
– Что нам врут! – резко сказала Станка. – Я уверена. Там уже вовсю жизнь, за щитами, нас просто обманывают, не хотят, чтобы поток денег на щиты прекратился.
– Станка, – попробовал образумить ее Больдо, – даже если так... Ты же знаешь, что нас солнечная радиация убивает. Может, там какие-то приспособленные организмы и выживают. Но мы…
– О, да ты все-таки из э-э-этих, – протянула Станка, – тоже веришь в эту чушь! Но ты же ученый! Неужели действительно думаешь, что это правда!
Разговор в таком тоне у них тоже, наверное, был в первый раз.
– У меня, знаешь, не было ни единого повода в этом усомниться, - сказал Больдо.
– А знаешь, почему? – все больше распаляясь, сказала Станка. – Потому что ни одной попытки исследования на эту тему не было! За последние триста лет!
– Может, с этого и начать?.. – предложил Больдо. – Да и откуда тебе знать, наверняка исследования идут! Не даром же Внешний Контроль существует!
– А вот у меня такое чувство, что даром.
В молчании Больдо сделал вид, что увлеченно натирает стакан.
– Больдо, – сказала она и посмотрела ему прямо в глаза, – ты со мной? Или нет?
– Конечно, – ответил он, глядя только на три маленькие родинки у нее на щеке под глазом, немного похожие на веснушки. – Конечно, с тобой.
Взгляд Станки сделался мягче.
– Тогда встретимся завтра и все обсудим.
Больдо было немного страшно от этого ее заговорщического “все”. И от того, как сияли ее глаза – немного тоже.
***
Когда он вернулся домой, свинки не встретили его привычными приветственным “уиу”.
– Мне тоже это совсем не нравится, – сказал Больдо, обращаясь к Винни. Кинни не соизволила даже проснуться. А вот Винни захрустела комбикормом – и даже в этом Больдо почудился упрек.
Сам он не так уж и грезил о солнце – ему вполне хватало того, что он видел в кино и образовательных фильмах. Искусственное освещение его не напрягало. Станка же солнцем просто бредила. Однако ее энтузиазм был заразительным, а часть вопросов, которые она задавала, действительно казались вполне обоснованными.
***
– Так что мы собираемся сделать? – спросил Больдо, когда они встретились со Станкой в том самом парке, где они гуляли в первый раз. У той самой скамейки.
– Ты ведь работаешь на щитах? – без предисловий спросила Станка. На ней был комбинезончик, который с аксессуарами казался модным нарядом, а без них – робой.
Больдо обмер – он об этом Станке никогда не говорил. Как-то речь не заходила.
– Работаю, – медленно сказал он, – но я там так… порядок поддерживаю.
– Хочу с тобой сходить на следующую смену, – заявила Станка.
– Да тебя туда никто не пустит, – примиряюще улыбнулся Больдо, уже предчувствуя неприятности.
– Не волнуйся, пустят, – Станка решительно тряхнула косичками.
– Да зачем же…
– Я хочу знать, как там все устроено, – и поделилась после паузы: – Однажды мы поднимем щит.
– Это же самоубийство, – сказал Больдо. – Станка, ты что?!
– Я уверена, что это все чушь, – сказала она. – Если ты со мной, то давай. Если нет, я найду другой способ!
Больдо понял: она – точно найдет.
***
День рассвета и правда выпадал на его вахту. Романа жила по своим ритмам.
Больдо трясло: он думал, нет, был уверен (и только немного надеялся), что все пойдет не так. Ну откуда у Станки пропуск? Однако автоматизированный контрольно-пропускной пункт беспрепятственно пропустил сначала его, а потом ее. Сменщик Больдо всегда уходил на пять-десять минут раньше, что выливалось в постоянные штрафы и выговоры, но его не так уж и беспокоило – как и Больдо, он работал на будущее, а основной его работой была физика металлов, и все эксперименты в его институте велись по какой-то причине в вечернее время, так что выговоры страшили его меньше, чем вероятность пропустить начало очередного опыта. На это скоро начали закрывать глаза, особенно учитывая то, что Больдо никогда не опаздывал.
Пока они ехали в лифте, Больдо смотрел на молчаливую, сосредоточенную Станку, и, во-первых, не мог ею налюбоваться, а во-вторых, чувствовал, что совершает большую ошибку. Это было сродни ощущению, когда в детстве слишком долго гулял с друзьями, совершенно наплевав на клятвенное обещание быть через час, потому что было слишком весело, чтобы уходить. А потом возвращаешься домой и чувствуешь, что на самом деле был очень-очень не прав, и кажется, сейчас огребешь по полной программе.
Номера этажей на табло сменяли друг друга будто с нарочитой неторопливостью. Больдо сделалось немного тошно от неотвратимости происходящего, но Станка вдруг улыбнулась – легко и солнечно, качнулась вперед и, приподнявшись на цыпочки, чмокнула его в щеку. Дурные предчувствия отступили, и Больдо почувствовал, как глупая, но совершенно счастливая улыбка завладевает его лицом.
– Вот, – сказал Больдо, когда они зашли в кабинет, – мое рабочее место. Ничего особенного.
Он, как и много раз подряд, опустился в кресло и крутанулся на нем, дурачась.
Тут и вправду не было ничего особенного, если привыкнуть: пара кресел – когда-то здесь дежурили сразу двое, – большое панорамное окно с видом непосредственно на щит, пульт управления.
В сущности, пульт управления, доступный Больдо, состоял из кнопок пожарной и общей тревоги. Отчасти это и примирило его с затеей Станки. Наверняка тут были и скрытые консоли, но у Больдо допуска к ним не было.
– Чудесно! – сказала Станка. – Ты хоть представляешь, какой отсюда будет вид?!
– Понятия не имею, – честно признался Больдо. Их кабинет находился на 35 этаже, но экран обращался полностью на щит. Что там могло быть за ним – выжженная радиацией пустыня или, как мечтала Станка, зеленые джунгли, – он, как и никто на планете, не имел ни малейшего представления. – Не хочу тебя расстраивать, но…
Он успел только начать, когда Станка очень уверенно подошла к консоли и вытащила все тот же электронный допуск. Окинула взглядом панель, сощурившись, будто что-то припоминает, провела пальцами по боковой поверхности консоли, что-то нащупывая.
– Станка, ты что творишь? – спросил Больдо. Он одновременно вдруг осознал, что Станка вряд ли договаривала ему все и что сам никогда не доспрашивал сам.
– Будущее, – выдохнула Станка и что-то вставила в невидимую Больдо прорезь.
Ожил сенсорный экран, который большую часть времени был неактивным.
Пока Больдо в замешательстве рассматривал предлагающиеся поля, Станка уже что-то набирала на клавиатуре.
“Откуда, – поразился Больдо, – откуда она все это знает?” А потом вспомнил про Рэду и всех остальных. А еще подумал о том, так ли случайно она тогда пришла в его бар.
– Я хочу его только приоткрыть, Больдо, ну как ты не понимаешь, мы просто убедимся, что все в порядке! Ты увидишь, там, за пределами – уже большой живой мир! – Станка говорила очень быстро, поглядывая на Больдо из-за плеча. – Чтобы тебе было спокойнее, мы поднимем щит на 15 процентов. И ты же сам знаешь, эта вышка оборудована антирадиционными щитами, кроме основного купола, нам ничего не грозит…
Больдо не стал спрашивать, откуда она так хорошо знает принципы работы щита.
– Не волнуйся ни о чем! Когда все откроется, мы станем героями. Флорин все снимает…
– Его ты что, тоже сюда притащила?.. – спросил Больдо, осторожно подходя поближе.
– Нет, дурачок, он просто выберет точку в городе, где точно будет видно, когда поднимется щит. И тогда на руках у нас будут неопровержимые доказательства…
Больдо слушал ее и думал только о том, что, если он ей не поможет, она найдет другого доверчивого дурака.
Она – сможет.
А еще о том, что не покормил вечером Винни и Кинни.
– Щит будет поднят через шестьдесят… – начал отсчет механический голос, – пятьдесят девять…
***
Щит медленно поднимался. За ним показывало брюшко чарующее нежно-розовое марево. Больдо заворожено уставился на это небывалое зрелище. Но, когда щит поднялся на обещанные 15 процентов и Больдо нажал на стоп, Станка неожиданно сильно оттолкнула его в сторону и надавила на кнопку снова.
– Станка! – воскликнул он. – Какого?.. Мы же договаривались!
Станка повернулась к нему, бледная и одухотворенная, и достала из кармана шокер.
– Не мешай мне, пожалуйста, – сказала она, – ты сейчас сам поймешь. Все поймут.
“Она совсем сумасшедшая”, – с ужасом подумал Больдо. И ведь это он сюда ее привел – он и должен ее остановить. Больдо попытался оттащить ее от пульта, но получил разряд.
Когда он очнулся, то увидел, как Станка протягивает руки навстречу невероятному, оранжево-красному, с фиолетовыми потеками, затесавшимися по краям облаков, розово-зефирному рассвету.
Над всем этим великолепием поднималось алое солнце.
Станка развернулась к Больдо, победно улыбаясь, и он успел подумать, как картинно, вычурно выглядит ее поза на фоне разгорающегося рассвета.
А потом первые лучи коснулись ее через стекло, и лицо Станки исказилось ужасом.
Больдо в оцепенении смотрел, как пеплом начала осыпаться ее фигура на фоне поднимающегося солнца.
А потом лучи добрались и до него.
***
Глава министерства безопасности был в ярости.
Остальные участники срочного совета Ассамблеи могли понять его чувства: мало того, что он потерял дочь – происшествие было огромным ударом по его репутации.
– Может, мне кто-нибудь все же объяснит, каким образом два малолетних идиота запросто зашли на станцию контроля и отключили малый щит?..
Вопрос этот звучал в разных вариациях уже третий раз. Никто не хотел намекать министру, что, согласно расследованию, его дочь воспользовалась электронным допуском, который утащила у него самого.
Хорошо, что сработали резервные средства безопасности.
Однако то, что осталось от нарушителей, выносили в одном небольшом контейнере.
– А вы, господин советник по образованию и просвещению, вообще молчали бы.
Он и так молчал.
– “Вампиризм – не приговор” – эта книжонка ваших рук дело?..