Название: Семь бед
Тема: Именно то, что наиболее естественно, менее всего подобает человеку
Автор: Меррит
Бета: Китахара
Краткое содержание: Бесплатный сыр – только в мышеловке.
читать дальше
Стоило ненадолго заснуть, а потом проснуться, как они тут же обнаружились рядом. Моя любимая парочка. Удивительно, как их пропустили в палату, да еще вдвоем. Впрочем, Эйви кого угодно уговорит.
– Смотри, он очнулся, – сказала она, – наш бедняжка, наша жертва обстоятельств.
Пай поддернул брюки, присел на край стула и заглянул мне в лицо.
– Действительно. Выглядишь крайне неважно.
– Спасибо на добром слове, – хрипло ответил я, приподнялся на подушках и сощурился. Очков у меня не было, разбились при «инциденте», и перед глазами все расплывалось.
– Нельзя так наплевательски к себе относиться. Что это у тебя, фрукты? – Эйви подцепила с подноса яблоко и с аппетитом в него вгрызлась.
– Эти психи точно тебя прикончат, попомни мое слово, – Пай говорил, будто мысленно уже составлял для меня эпитафию.
– Опять вы за свое? Я просто переходил дорогу, задумался и не заметил машину. Случайность!
Они препротивно заржали: Эйви чуть не подавилась яблоком, Пай лупил себя по колену с риском смять идеальные стрелки.
– Ох, милое дитя, – сказала Эйви, откашлявшись.
– Само собой, совершенно случайно этот грузовик гонял тебя по пустой дороге минут пять, прежде чем сбить, – покивал Пай.
– Вас там не было, – я, ни на кого не глядя, разглаживал складку на одеяле.
– Милый, мы всегда с тобой! – заверила меня Эйви. – Смирись.
Она положила яблоко на поднос и сочувственно улыбнулась:
– Болит что-нибудь?..
Этот поток трогательной заботы прервала медсестра, сообщив, что со мной хочет побеседовать офицер полиции.
Я внимательно посмотрел на Пая.
– Мы никому ничего не говорили, – заверил он, поправляя мне подушку. – Но, с другой стороны, сколько это может продолжаться?..
Он меня не убедил, однако возмущаться в любом случае было поздно.
– Только этого мне не хватало.
Очень серьезный офицер, по которому сразу было видно, что он никогда не задумывается о чем-то постороннем, переходя дорогу, с некоторым удивлением покосился на моих дорогих приятелей и, невнятно представившись, изъявил желание побеседовать со мной наедине.
Я уединяться не захотел, и он покладисто согласился.
– У меня есть основания полагать, что произошедшее с вами не было несчастным случаем, – сказал офицер, спровоцировав очередной приступ смеха у моих весельчаков.
– Я даже могу поименно назвать тех, кто за этим стоит, – сообщила Эйви.
– Да кто угодно может. Когда наследство достается какому-то внучатому племяннику, а ближайшие родственники остаются ни с чем, тут не нужно быть великим детективом, чтобы догадаться, у кого есть мотив, – Пай пожал плечами.
– Прекратите, – поморщился я. Офицер переводил внимательный взгляд с Эйви на Пая и явно принимал все к сведению.
– Что – прекратите? Кто о тебе еще побеспокоится, если не мы?.. – Эйви, очевидно, понравилась роль заботливой подруги. – Офицер, вы знаете, что в прошлом месяце нашего дорогого Джерри отделали рядом с его собственным домом? Якобы с целью ограбления, только ничего не забрали. Не проходи мимо Рой, ему бы точно крышка. А Джерри не только не стал заявлять в полицию, но даже к врачу не обратился.
– Это правда?
Я смотрел на надкусанное яблоко со следами красной помады: на нем мне удавалось сфокусировать взгляд.
– Нет, – сказал я, – господа изволят шутить.
– Да, – поспешно подтвердил Пай. – Мы шутим.
– Мы вообще известные шутники, – Эйви подмигнула офицеру.
– Намеренно вводить в заблуждение представителя власти – не шутки, – офицер сказал это так серьезно, что я почувствовал, какого труда стоило Эйви не рассмеяться снова.
Полицейский задал еще парочку вопросов, но особо не усердствовал и не упорствовал, и ушел, заявив, что, если обстоятельства дела прояснятся, он обязательно поставит меня в известность.
Никаких серьезных повреждений, к счастью, у меня не было – ерунда, легкое сотрясение мозга и ушибы. Через пару дней, к великой радости персонала, я получил выписку – даже раньше, чем ожидал. Похоже, я был невыносим. В оправдание могу сказать, что время, проведенное в больнице, было испытанием и для меня.
Дома меня встретили обычным теплом и уютом.
Рой мутузил в холле подушку, выбивая пыль из китайского шелка.
– Привет, зануда! – бросил он через плечо. – Живучий же ты гад.
– И тебе хорошего вечера, – у меня полностью отсутствовало настроение участвовать в традиционных перепалках. На душе отчего-то было особенно скверно.
– Ну вот, я же говорю: зануда. Даже со старым пердуном было повеселее, – заявил Рой. – Он хоть иногда поколачивал прислугу. Каялся потом… Плакал… Но все равно поколачивал!
Я прошел в гостиную; там было почти темно, только работал недавно заказанный большой телевизор. Я включил свет. На диване в розовом махровом халатике валялась Глатти. Не особо обратив на меня внимания, она продолжила уплетать острые крылышки из картонного ведерка и смотреть какое-то реалити-шоу о похудении.
– Мне приходилось очень нелегко, и только мысли о результате не давали сорваться, – вещала с экрана полупрозрачная синюшная блондинка.
Мелкие косточки валялись рядом с диваном и на подлокотнике. На подушке перед Глатти стояла банка с мороженым.
Глатти подперла пухлой ладошкой упругую щечку, испачкав ее соусом барбекю, и вздохнула. Потом покосилась на меня:
– Хочешь кусочек?
– Нет. Я вегетарианец.
– Ну надо же, – удивилась она, – и давно?
– Минуты две.
Глатти фыркнула, макнула очередное крылышко в мороженое и полностью сосредоточилась на еде, потеряв ко мне всяческий интерес.
Я поднялся в кабинет, но и тут мне не дали побыть одному. Прибежала Рита, и, размахивая пачкой счетов, стала кричать, что я рехнулся, сошел с ума, растерял последние мозги, если позволяю себе бездумно тратить деньги, будто у меня в подвале печатный станок. Завести который, в принципе, не такая уж дурная идея.
Мне ужасно хотелось хотя бы один вечер провести в одиночестве, но, к сожалению, это было невозможно. За четыре месяца владения этим домом я уже успел перепробовать массу вариантов, от посещения психотерапевта до попытки вызова службы спасения – хорошо, что офицер не мог припомнить мне этот эпизод, как и парочку ложных вызовов.
Ужинали мы все вместе, даже Лекси не сбежала в город, к огням и витринам – очевидно, из-за паршивой погоды.
Глатти ела много, но без обычного азарта, уткнувшись в роман с уже изрядно замусоленной обложкой. Сло едва ковырялась в мясном пироге, Рита выговаривала ей, что издеваться над едой неприемлемо. Лекси, как обычно, превращала процесс поглощения пищи в эротическое шоу, но на нее никто не обращал внимания, разве что Пай бросал недовольные взгляды и Конь, вившийся у Лекси под ногами, недоумевал, где его порция. Общая беседа не ладилась.
Рой рыгнул.
Пай поморщился и швырнул вилку на стол. Рита рассмеялась и тоже рыгнула.
– Как приятно, когда вся семья собирается за столом, – сказала Эйви, глядя в потолок, – неповторимая атмосфера.
По-моему, в последний раз мы так собирались, когда я попробовал пригласить в гости священника, в чьем приходе располагался особняк, не афишируя, конечно, своих настоящих целей. Седенький отец Питер с удовольствием отужинал в нашей дружной компании, азартно поспорил с Паем из-за некоторых моментов из Экклезиаста, выразил глубокое удовлетворение от знакомства с такой просвещенной молодежью, а на следующий день очень удивился, когда я позвонил и напомнил о визите.
– Странное дело, – сказал он, – вот еще с вашим покойным дядюшкой была похожая ерунда. Он мне звонит и говорит: «Питер, вы забыли у меня зонт». Я ему: «Когда?» Вчера, отвечает. А я вспомнить не могу, что к нему заезжал…
Больше я так не экспериментировал, боясь спровоцировать у отца Питера проявление склероза.
После ужина мы еще посидели в гостиной, но разговор никак не клеился. Все постепенно разошлись, остались только я, Лекси и Сло, листающая вчерашнюю газету.
Лекси трясла Коня, словно пытаясь выжать из бедного зверя весь немаленький ужин, трепала его по ушам и ворковала со скоростью уменьшительно-ласкательное в минуту. Конь всем своим видом демонстрировал, что спокойно прожил бы без знания, что он сладкий пупсик, пушистичек, зубастый зайчонок и просто солнечный лапуля.
– Оставь в покое животное, – сонно сказала Сло, опустив газету. – А впрочем, терзай дальше, если хочешь. Все тлен. И он тоже.
Она уронила газету и, кажется, сразу заснула.
Конь вырвался, спрыгнул на пол, возмущенно мяукнул и скрылся под диваном в поисках спасения.
– Где же ты, мой пушистенький тлен? – промурлыкала Лекси и полезла следом.
В дверь позвонили, когда я решил, что достаточно налюбовался на эту компанию и собрался сам на свой страх и риск слинять куда-нибудь на вечер.
Пока я шел, позвонили еще два раза. На пороге под строгим черным зонтом в серую клетку стоял давешний офицер. Я обрадовался, что все остальные открывать поленились.
– Добрый вечер. Если позволите, я бы хотел задать вам еще несколько вопросов, – сказал он, глядя на меня глазами доброго бассет-хаунда.
– Да что вы ко мне привязались? – возмутился я.
– Правильно, врежь ему! – высунулся из кухни Рой. Я вцепился в косяк, чтобы не последовать его совету, и офицер отступил на шаг.
– Зачем так грубо, – Эйви оттерла меня от двери. Она любила встречать моих немногочисленных гостей. – Офицер, как вас зовут?
– Джереми, – прозвучало очень печально, а вот Эйви, наоборот, обрадовалась:
– Надо же, как здорово! Вы его тезка! Офицер Джереми, что вы к нему привязались?..
– А у офицера Джереми есть фамилия? – Я был не против уточнить еще и по поводу удостоверения, но Эйви нахмурилась и притопнула ногой, не дав ни ответить офицеру, ни продолжить мне.
– Так и будешь держать человека на пороге?
Так всегда – Эйви мной командует, а я даже не пытаюсь сопротивляться.
– Проходите, если не передумали, – я отошел, пропуская офицера в холл. – Вам не лень было ехать из города?
– Вы не брали трубку.
Правильно, я давно забыл, куда дел мобильный телефон.
Визит офицера вызвал у моих домочадцев небывалое оживление. Все хотели на него посмотреть, все лезли в холл под самыми нелепыми предлогами. Рой, например, делал вид, что меняет лампочку в бра, а Рита возилась с роликами, как будто собиралась пойти кататься под дождем.
Я проводил офицера в гостиную, понимая, что если отведу его в кабинет, они все равно будут подслушивать под дверью.
– Господа, это офицер Джереми, отнеситесь к нему с должным уважением, – сказал я. – Офицер, это Пай, Лекси, Рой и Сло, но Сло спит, так что можете не обращать на нее внимания.
Офицер послал мне укоризненный взгляд, в котором читался вопрос, знаю ли я в принципе, что такое конфиденциальная беседа.
Пай поджал губы, отложил толстую, скучную даже на вид книгу, извинился и вышел.
Лекси поднялась с места и, покачивая бедрами, двинулась к офицеру Джереми, улыбаясь так, что еще немного, и ее можно было бы обвинять в сексуальном домогательстве только за это. Офицер Джереми моргнул. На самом деле, я его прекрасно понимал: попадающий под пристальное внимание Лекси чувствует себя целью, к которой движется самонаводящаяся ракета. Однако сейчас я испытывал мстительное удовольствие от выражения растерянности, на секунду появившегося на его лице.
Лекси подплыла к офицеру и, чуть ли не прижавшись вплотную, провела пальцем по воротнику плаща, который он так и не снял.
– Ниточка пристала, – хрипловато сообщила она, убрала воображаемую ниточку и удалилась, закрыв за собой дверь.
К чести офицера следовало отметить, что на лице его не дрогнул ни один мускул.
– Вы все еще хотите задавать мне вопросы? – тоскливо спросил я.
– Это моя работа, – твердо сказал офицер Джереми. – Вы позволите?
Он опустился на стул, я сел в кресло напротив.
– У меня есть свидетель, утверждающий, что сбивший вас автомобиль некоторое время перед этим вас преследовал.
– Потрясающе, – я закатил глаза, почти не кривляясь, – хорошее начало для повести, но, боюсь, если я это напишу, меня обвинят во вторичности.
– Вы писатель? – уточнил офицер Джереми.
– Начинающий, – неохотно ответил я.
– Это точно, начинающий, – заржал Рой, засунув голову в приоткрытую дверь, – и не заканчивающий. Вы бы почитали эти опусы!..
Я швырнул в него пультом от телевизора и, конечно, не попал.
– Лузер, – сказал Рой, снова приоткрыв дверь.
Слегка ошалевший от нашей особой атмосферы офицер проводил его взглядом, а потом снова посмотрел на меня:
– Вы точно не хотите ничего мне рассказать о ваших родственниках?
Я не хотел. На самом деле, мне и рассказывать было особо нечего.
Когда выяснилось, что дядя Джордж (на деле – брат маминого первого мужа) завещал дом и некоторую – не астрономическую, но солидную – сумму не ближайшим родственникам, а почему-то мне, все очень удивились. Я, наверное, больше всех – даже больше тетушки Лизы, приходившейся покойному родной сестрой, и ее муженька. Тетушку я помнил очень плохо, мы с ней почти не общалась, как и с дядей Джорджем: в семье давно считалось, что дядя с причудами. В молодости он был писаным красавцем, дамским угодником, игроком и завсегдатаем лучших клубов. А потом, когда ему еще не исполнилось и пятидесяти, бросил все и поселился в этом особняке, где и прожил до конца дней, уединенно, практически ни с кем не поддерживая отношений. Ходили слухи, что дело не обошлось без трагической любви (ну, а что еще можно предположить в такой ситуации), и вроде действительно имел место скандал с участием некой прекрасной дамы, владелицы эзотерического салона, но все упиралось в настолько невнятную метафизику, что я не стал вникать. Очень зря, как выяснилось позже, когда я приехал вступать в права наследования.
Все это не представляло никакого интереса для следствия, кроме того факта, что у тетушки были все причины меня не любить.
– Знаете, я говорил с ними. Ваши друзья, мне кажется, правы в главном: ваши родственники – не очень хорошие люди.
– Предположим, мои, с позволения сказать, друзья – тоже не очень хорошие люди, – пробормотал я себе под нос.
– По крайней мере, они не пытаются вас убить, – офицер смотрел очень внимательно, будто ища подтверждения своим словам в выражении моего лица.
– Для полицейского вы оперируете очень странными категориями. Офицер, зачем вы пришли? – я почувствовал, что раздражаюсь. – Разве открыто дело?
– Я хотел убедиться, что с вами больше ничего не случилось.
– Убедились?
– Убедился, что вы крайне легкомысленно настроены.
Его нравоучения всерьез начали действовать мне на нервы. А это было очень, очень некстати.
Я уже слышал, как в коридоре тихо переговариваются Пай и вернувшийся Рой.
– Уходите, офицер. У меня срочное дело.
Я встал и указал ему на дверь. Полицейский ничего не сказал – и не говорил до самого выхода.
Кажется, он удивился.
Когда он ушел, я наконец разжал кулак и растер ладонь, в которую впивались ногти.
Я ведь хотел сразу продать дом, никакого трепета перед стариной у меня не было, а вот деньги пригодились бы. Но потом я подумал, что небольшой отпуск в таком атмосферном месте – самое то, что нужно. Возможно, я смогу начать новую повесть или закончу одну из тех, что уже начал. А продать дом успею всегда.
Особняк был в идеальном состоянии. Вопреки моим опасениям, он вовсе не выглядел мрачно – отличный дом, отделанный во вполне современном стиле. Но одному, конечно, в таком месте неуютно, факт. Я подумал, что было бы неплохо пригласить друзей, но потом перебрал в памяти всех приятелей и понял, что из затеи ничего не выйдет. Одни – слишком большие домоседы, другие привязаны к месту постоянной работой. У кого-то семья. А те, для кого не проблема сорваться и приехать, друг друга, мягко говоря, недолюбливают и даже в таком просторном особняке вряд ли смогут сосуществовать дольше одного дня. Тогда я решил, что разберусь с этим позже, а сначала просто немного отдохну в одиночестве.
И вот, в первый же вечер мне показалась забавной идея заказать пиццу. Курьер приехал довольно быстро. Когда я спустился вниз и открыл дверь, это и произошло впервые. Кучерявый парнишка протянул мне коробку, забрал деньги и замялся на месте в ожидании чаевых.
Я сунул руку в карман, и тут у меня потемнело в глазах от ярости. Я не понимал, чего хочет это ничтожество. Мне чисто физически было противно находиться рядом с ним, но в то же время гнев требовал немедленно размозжить его голову о порог. Еще я безумно хотел сожрать пиццу – прямо сейчас, целиком и, возможно, вместе с коробкой. Но прежде мне необходимо отобрать обратно деньги. А еще я увидел, какие у разносчика густые, вьющиеся волосы. У меня таких никогда не будет, и это приводило меня в отчаянье и одновременно заставляло желать ему смерти.
Некоторые другие чувства предпочитаю не вспоминать.
Я не знаю, что помогло мне сдержаться в тот момент. Может быть, у меня все-таки неплохо с самообладанием, а может, у курьера оказалась хорошая реакция. Теряюсь в догадках, как это выглядело со стороны, но парень сбежал, не только не дождавшись чаевых, но и чек не оставив.
С тех пор не могу смотреть на пиццу. В ней мне чудится все худшее, что есть в человеке.
Оставшись в одиночестве и кое-как вернув себе способность связно соображать, я с коробкой доплелся до гостиной.
Они уже были там, вся веселая компания.
Глатти жевала что-то, найденное в вазочке на журнальном столике. Сло разлеглась на диване, Рита расположилась рядом. Лекси и Рой сидели в креслах. Эйви примостилась на подоконнике, и только Пай стоял прямой, как палка, сложив руки за спиной.
Все они выглядели так, будто бы давным-давно тут живут и ничего странного не происходит.
Пай поприветствовал меня от лица собравшихся и еще долго и невнятно объяснял, что они не то чтобы рады знакомству, но никто ни их, ни меня не спрашивает. Я его речь тогда вообще не запомнил, пытаясь сообразить, как незаметно достать телефон и позвонить в полицию.
Далеко не сразу я смог поверить, что дядюшка Джордж завещал мне не только и не столько дом.
Впоследствии я пришел к выводу, что дядя здорово просчитался с наследством. Он запомнил меня тихим, скромным мальчиком и, видимо, решил, что мне проще будет справиться с искушениями. Жаль, что тем мальчиком я был очень давно.
Я просидел за ноутбуком до утра, но ничего не написал – так, добавил пару необязательных фраз в один давно начатый рассказ, между чтением новостей, «Википедии» и просмотром роликов на «Ютубе».
Утром, до завтрака, я собрался на прогулку. Пока остальные отсыпались после, надо полагать, полного трудов дня, неугомонная Рита резвилась на первом этаже.
– Ай-ай-ай-ай-ай, а я рыба, я рыба, – напевала она, пританцовывая перед зеркалом в холле.
– Жуткая щетина, – с неудовольствием заявила Рита, внимательно осмотрев мою физиономию, когда я спустился. – Я бы только порадовалась, если бы это было связано с тем, что ты экономишь пену для бритья. Но, по-моему, в последнее время у тебя в фаворе Сло. Все понимаю, но ты оскорбляешь мое эстетическое чувство. Мог бы и побриться.
– Ты тоже, – ответил я. – Чтобы вы знали, милостивый государь, в этом сезоне усы модно подкручивать.
Рита изменилась в лице, унеслась и вернулась уже с восковой полоской над верхней губой.
– Если ты за покупками, то я с тобой.
Куда уж я без нее. Про полоску я напомнил Рите уже в машине.
Когда я понял, что это не случайность, не причудливые игры разума, не запущенный психоз, то, конечно же, испугался. Гораздо больше, чем если бы выяснил, что начал сходить сума: с этим хотя бы можно бороться. Но нет ничего более отвратительного, чем ощущать себя полностью беспомощным перед собственными эмоциями.
Хуже всего, когда рядом оказывались другие люди.
Тогда они имели на меня огромное влияние – по крайней мере, те, чьего влияния я опасался больше всего.
Самое страшное, что я всерьез боялся не только сорваться и совершить что-то ужасное, но и того, что из-за вмешательства моих личных демонов меня никто не остановит.
Странности дядюшки Джорджа нашли объяснение. Очень скоро идея запереться в четырех стенах и мне показалась наиболее адекватной и разумной. Мучительным стал каждый выход в город, каждый контакт с посторонними. Ведь они не оставались в доме, следовали за мной, поэтому мысли снести особняк, сравнять его с землей я давно забросил.
Сейчас я уже научился справлялся, почти без риска сорваться, а сначала думал, что это неизбежно. Опасность представляет все: симпатичная девушка за прилавком магазинчика, инкассаторская машина перед банком, случайно толкнувший меня паренек.
От Лекси я научился отмахиваться, она не так уж настойчива – ну, почти, потому что иногда все-таки невозможно устоять хотя бы перед тем, чтобы вежливо завязать знакомство и попросить телефон.
Призывы Риты устроить лихое разбойное нападение на инкассаторов и угнать машину я тоже игнорировал, но терпеть ее занудство касательно каждого пенни в магазине гораздо сложнее.
Еще сложнее справляться с подначками Роя.
Если кто-то из них невольно и оказывал мне помощь, так это Пай, потому что исключительно из соображений вроде «Связываться с этим убожеством? Нет, спасибо!» мне удалось избежать не одной драки. Видимо, поэтому Рой не переваривал Пая.
Мы пробродили по супермаркету часа полтора, в результате почти ничего не купив.
По возвращению я с порога услышал телефонный звонок.
– Мне удалось найти водителя грузовика, – офицера Джереми я узнал сразу. – Он во всем признался.
– В чем признался?
– Ему заплатили, чтобы он вас сбил.
– Ему, должно быть, приснилось.
– Прекратите паясничать. Оказалось, что за покушением действительно стоит ваш родственник.
– Это ошибка, – сказал я и повесил трубку.
Ну вот, прекрасно, теперь еще и с этим разбираться.
– Кто звонил? – спросила Лекси с лестницы. – Погоди, дай угадаю, твой личный офицер, да? – Лекси поиграла бровями. – По-моему, ты ему нравишься!
– По-моему, он маньяк, – сказал я. – Никто не знает, можно ли подать в суд за преследование на полицейского?..
– Все выясняется эмпирическим путем, – подала голос Сло со своего любимого места на диване, – если тебе не лень.
– Если кто и маньяк, – вмешалась Рита, роясь в пакете с покупками, – так это ты! Зачем тебе зубная паста?! Я нашла отличный зубной порошок в здешних запасах!
– О да, универсальное средство, – поддержала Сло, – им еще тараканов можно морить.
– Не знаю, как насчет тараканов, но Конь один раз лизнул, его потом тошнило, – Лекси заглянула в пакет. – Для него ничего нет?
– Да на твоем Коне правда скакать можно! Порошочка он лизнул! Плохо ему стало!..
Я краем уха прислушивался к их перепалке и думал, что сейчас, когда рядом нет никого постороннего, они почти на меня не влияют. Может, мне проще дистанцироваться, расценивать их, как свою эксцентричную компанию, как странных, но вполне живых людей, со своими причудами, привычками, увлечениями. Может быть, это я их придумал – такими, какими вижу.
Мы с Эйви сидели на веранде и пили вино. Она хмурилась каким-то своим мыслям, я любовался ее профилем. Вино кислило.
Эйви периодически подкидывала мне разные поводы для размышлений, но у меня было на удивление миролюбивое настроение – все плохое отскакивало, даже не зацепив. Это потихоньку начинало выводить ее из себя: я уже знал, как это выглядит со стороны. Эйви теребила краешек косой челки и пинала ножку стула.
– Сколько можно быть начинающим писателем, а, Джерри? Браер получил свою «Полярную звезду» еще в прошлом году. Интересно, что получит в этом?
Это был удар ниже пояса. Браер был моим однокашником, и я всегда считал, что ничего путного из него не получится. Он не написал ни одного годного, на мой взгляд, эссе, зато в прошлом году выпустил книжку толщиной с каталог «Икеи» и, поди ж ты, она «выстрелила», да так, что наделала изрядного шума в литературных кругах. Я читал. За словесным кружевом – ни-че-го.
– Должно быть, у него действительно талант, – ровно сказал я, – просто я не в состоянии его оценить.
– Мне тебе напомнить? – Эйви кашлянула и патетично начала: – «Я открыл окно, но открылось ли окно для меня?»
– О, прекрати! – подозреваю, что меня здорово перекосило, потому что Эйви приободрилась.
– Могу процитировать дальше, – предложила она. – Хочешь?
– Нет, – я поднялся из-за стола.
– Куда же ты? – удивилась Эйви. – Пошел творить, я надеюсь?..
Когда я проходил через гостиную, Сло внимательно посмотрела мне в глаза и предложила выпить средства для чистки труб.
Я нашел в себе силы отказаться.
У себя в комнате я наугад взял книгу с полки. Это оказался злополучный роман Браера. Я полистал его и остановился на случайной странице.
«…И важно ли то, что окно открыл именно я – именно сейчас, или на самом деле единственно важный момент произошел давным-давно, с кем-то другим, а мой поступок – всего лишь затихающее эхо многократно повторяющегося жеста…»
Захлопнув книгу, я швырнул ее в угол. Снизу, с веранды, послышался дружный смех.
А я ведь даже не могу сказать, что наследство дядюшки испортило мне всю жизнь. Где-то в глубине души я рад происходящему – возможности сложить руки, засесть особняке и проводить день за днем в этом добровольном изгнании, оправдывая себя тем, что я Преодолеваю и Сдерживаю, а значит, нахожусь при важном и ответственном деле. И даже то, что за четыре месяца добровольного заточения я не написал ни одной стоящей строчки, меня не особо смущало.
Если сначала я еще пытался разобраться, найти какой-то выход, рылся в документах дяди, то сейчас… Что я делал сейчас?.. Добрый Дядюшка Джордж не оставил никаких записей, никаких наставлений. Может быть, он просто не собирался умирать, а может, считал, что и так все будет понятно.
Я зашел в окончательный, тухлый, беспросветный тупик, и мысль по поводу средства для чистки труб начала казаться мне вполне приемлемой.
Когда на следующий день Рита открыла двери и сказала:
– Опять вы? Ну, заходите, – я уже не удивился.
Конечно же, это был офицер Джереми, и, конечно же, он был очень возмущен.
Однако на этот раз, прежде чем пройти за мной в гостиную, он снял плащ и набросил его на вешалку, как бы намекая, что разговор будет длинным.
– Я узнал, что вы внесли залог за своего родственника, – сказал он, когда мы устроились в креслах. Обвинения в его голосе было столько, будто бы я, напротив, оставил близкого человека за решеткой.
– Да, – сказал я, снял очки и потер глаза, – так и было. Не вижу темы для обсуждения.
– Вы что, решили записаться в великомученики? – раздраженно спросил офицер Джереми.
– А почему для вас это важно?
– Если с вами в последствие что-то случится, а с вами обязательно что-нибудь случится такими темпами, я буду знать, что виноват, потому что не предотвратил этого, – он говорил искренне, но его слова прозвучали настолько наивно, что стало почти смешно.
– Не хотите брать грех на душу?
– Много вы знаете о грехах! – на скулах у офицера выступили желваки, и мне пришло в голову, что стоит завязывать с подтруниванием.
– О, достаточно, – я откинулся на спинку дивана. – Например, я точно знаю, что Похоть любит кошек, а у Зависти красивая улыбка.
Офицер Джереми смотрел несколько оторопело, явно силясь раскусить смысл метафоры.
– Вы никогда не думали, что так называемые смертные грехи – это всего лишь доведенные до крайности естественные потребности человека? – этот вопрос меня уже давно интересовал.
– Вы писатель, – сказал офицер Джереми, и теперь это прозвучало, как неутешительный диагноз.
– Послушайте, вам еще не надоело? – бесконечный разговор перешел на новый виток. – Кажется, я ясно выразился, что не намерен ни на кого заявлять.
– Я должен попытаться, – сейчас офицер был особенно похож на бассета. Мне неожиданно стало стыдно перед этим человеком, усердно старающимся хорошо делать свою работу. Помочь ему я ничем не мог.
– Вы что, не понимаете, что речь идет о вашей жизни? Эти люди ни перед чем не остановятся!
– Эти люди – довольно нелепые и здорово обиженные судьбой, богом и завещанием. Сомневаюсь, что после истории с арестом они когда-нибудь осмелятся повторить попытку.
– Почему тогда, если вы их так жалеете, не поделитесь наследством?
– Все мое наследство – дом да небольшой счет в банке. Делиться имеет смысл разве что домом, но они не хотят жить здесь, они хотят его продать.
– Так продайте.
Я нахмурился. Дальше у меня было два вполне закономерных сценария: спросить, какого черта офицер Джереми указывает мне, что делать, или рассказать ему сентиментальную историю о том, как много светлых воспоминаний у меня связано с этим домом… в котором живу несколько месяцев.
Вместо этого я вздохнул и спросил:
– Офицер, вы при исполнении?..
– Я так и не понял, почему ты не можешь продать дом, – сказал офицер Джереми спустя два часа и две бутылки. – Не понимаю и все тут.
– Да что же тут непонятного! – оскорбился я, засомневавшись в своих талантах оратора. – Я что, свинья, что ли, распоследняя, чтобы кому-то такую дрянь подсовывать? А если этот кто-то – свинья распоследняя?
…Офицер Джереми выслушал мои откровения с видом настоящего стоика. А когда я закончил, не стал задавал неловких вопросов вроде «Ты сошел с ума?» и «Ты не пробовал обратиться к врачу?», а только подлил нам портвейна. Было очень похоже, что он решил: в такой странной форме я обсуждаю с ним идею для будущей книги.
– Если честно, я уже совсем запутался в твоих аллегориях, – сказал он, подтверждая мои догадки. – Если это аллегории. Но разве проблема в самом доме? Ты же говорил…
– В том-то и дело, что я не уверен! А как это выяснить, если не эмпирическим путем?.. Но рисковать я не могу.
– Тогда не продавай дом. Просто возьми да езжай куда подальше. Хотя бы на время. Вернуться-то всегда успеешь.
Я задумался.
Я очень глубоко задумался.
– Спасибо за совет, – сказал я. – Вот правда, большое тебе спасибо.
Дальше он горячо убеждал меня уезжать. Хотя бы и прямо завтра. Советовал побывать в Исландии, долго рассказывал, как там хорошо, что на этой божьей лысине точно не будет места никаким страстям, там все просто: человек, планета, космос. Первобытная красота и высший разум. Северное сияние опаляет душу, выжигая лишнее и обнажая настоящее.
Возможно, выражался он несколько иначе, но к тому моменту мы уже открыли третью бутылку.
– У нас новый жилец? – Глатти высунулась из своей комнаты, когда я помогал офицеру спуститься по лестнице. Я махнул рукой, и Глатти скрылась за дверью.
– Помни: лучше сделать и не пожалеть, чем пожалеть и не сделать! – сказал офицер, когда я усаживал его в такси. – Я правильно говорю?..
– Абсолютно, – заверил я.
Вернувшись в комнату, на подступах к кровати я споткнулся о роман Браера и подобрал его. Название гласило: «Тинг-тинг-ветлир и все-все-все».
За следующую неделю я сделал больше, чем за последний месяц. Написал всем, кому давно собирался. Позвонил тетушке Лизе и еще раз выразил сочувствие по поводу «нелепого инцидента» с арестом.
Составил завещание, по которому в случае моей смерти особняк отходил ближайшему приюту для животных без права перепродажи.
Перечитал Браера и вынужден был признать, что он вовсе не плох. Перечитал собственные наброски, сделанные за последнее время, и безжалостно все удалил.
Заказал линзы. Когда получил, понял, что не могу ими пользоваться.
Пережив парочку Ритиных истерик, обновил гардероб.
Составил несколько планов действий и отказался ото всех.
Когда я зашел в гостиную, они все были там. Сло, как всегда, лежала на диване, Лекси сидела на полу рядом, в очередной раз вытаскивая из ненадежного укрытия Коня. Рой переключал каналы и переругивался из-за выбора программ с Ритой и Глатти. Все будто старались держаться рядом, и только Пай стоял у окна, а Эйви сидела на подоконнике.
– Ребята, у меня для вас новости, – сказал я, вкатывая за собой чемодан.
Как ни странно, первой отреагировала Сло.
– Ну, начинается, – сказала она и отвернулась к спинке дивана.
– Уезжаю в путешествие по Европе, – пояснил я.
– Ты думаешь, поможет? – спросила Глатти сочувственно.
– Я должен попытаться, – я начал серьезно, но не выдержал и ухмыльнулся: долго сохранять такой тон под силу только очень стойкому человеку, вроде офицера Джереми. – Если просижу всю жизнь здесь, с вами, у меня точно ничего не получится.
– Дерзкий какой, – Рой покачал головой и снова переключил канал.
– Не сбивай его с настроя, – сказала Рита, – и верни про обезьян.
– Что-то вы не особо удивлены, – я заподозрил неладное. Реакция была слишком уж вялой, то ли они не верили, что я действительно куда-то уеду, то ли еще не поняли, что имею в виду.
– Ну, не просто же так ты нашел нам сторожа, – заметила Лекси, оттягивая Коню уши. – Смотрите, настоящий кроличек!
– Нашел сторожа? – удивился я. – О чем ты?
– О твоем офицере, разумеется, – сказал Пай, впервые за разговор повернувшись ко мне.
…В последний раз я созванивался с офицером Джереми несколько дней назад, вернее, это он позвонил поинтересоваться, как я решил поступить со своей проблемой.
Благодаря его обтекаемым формулировкам я так и не понял, поверил мне офицер или все-таки поддерживал игру в обсуждение идеи для книги. Я рассказал, что собрался уехать, и он искренне за меня порадовался.
– А за приятелей не волнуйся. Если хочешь, я буду заглядывать время от времени, – сказал он мне напоследок. Я согласился – почему нет?..
Значит, «приятели» опять подслушивали. Но на что они намекают?..
– Если вы про обещание офицера, то он сам вызвался… иногда наведываться, – я немного обиделся. Они говорили со мной, будто бы, уезжая, я совершал какую-то подлость, а не рисковал всем.
– Ну конечно, сам предложил, – фыркнула Рита, – еще бы не предложил. Это ведь его основная функция.
– Какая еще функция? – мне стало душно, я отставил чемодан и налил себе воды из графина.
– Слушайте, по-моему, он правда не понимает, – заметила Лекси. – Да серьезно, вы посмотрите, как у него рожа вытянулась!
– Так, – сказал я, чувствуя, что начинает кружиться голова. – Так.
Я опустился в кресло, а они столпились вокруг меня, как энтомологи-любители вокруг редкого экземпляра, только Сло осталась лежать. Лекси побрызгала на меня из графина. Глатти предложила карамельку. Рой отобрал у нее конфету и разгрыз.
– Ты серьезно ничего не заметил? – спросил он невнятно.
– Что я должен был заметить?
Мне не хотелось разгадывать ребусы. Я не понимал, чего они ждут, и мечтал, чтобы меня оставили в покое. Интересно, мелькнуло в голове, это такая своеобразная месть?..
– Его зовут так же, как тебя, – в устах Риты это прозвучало, как обвинение.
– И дальше что?
– Он положительный до неприличия.
– Это теперь незаконно?
Они попереглядывались и повздыхали.
– Он нас помнит, дурашка, – почти извиняющимся тоном сказала Лекси.
– Что?.. Но… – я замолчал. До меня стало доходить. – Вы хотите сказать… Но я разговаривал с ним недавно! Он самый обычный…
– С нами ты беседуешь прямо сейчас, – перебил Пай.
– Кстати, ты сам говорил, что он ведет себя не как нормальный полицейский.
– Откуда мне знать, как должен вести себя нормальный полицейский! – теперь мне оставалось только огрызаться. Крайне обидно, когда собственная одержимость оказывается сообразительней тебя. – Из сериалов?.. И что мне теперь делать?
– Валить, раз уж собрался, – пожал плечам Рой. – Творец, чтоб тебя.
– Раз уж нашел способ, – прохладно улыбнувшись, поправил Пай.
Эйви все время молчала и смотрела только в окно.
Они разошлись, в комнате остались только мы с Эйви и посапывающая Сло.
– Значит, бросаешь нас, – сказала Эйви. – Ну, если честно, я знала, что ты что-нибудь придумаешь.
Она выглядела немного расстроенной, и это меня обнадежило.
– Не совсем.
Она чуть вздрогнула, явно заподозрив что-то по моей интонации.
...В бумажнике у меня лежала вырезка из титульного листа – Браер с «Полярной звездой» в руках. Примерно раз в час я мысленно возвращался к этой теме, и Эйви не могла этого не чувствовать.
– Ну уж нет, – заявила она, слезая с подоконника. – Даже не думай!
– Я в каждом отеле, где буду останавливаться, стану вешать на стену распечатку с его рожей, – пообещал я.
– Извращенец, – неуверенно сказала Эйви. – Даже не знаю, как назвать подобную девиацию. Ты так не поступишь.
– Ты уверена? – я подошел ближе.
– Я сделаю твою жизнь невыносимой, – Эйви отступила на пару шагов и предупреждающе подняла руки.
– У вас и всемером не очень-то получилось.
– Я буду мучить тебя каждый день…
– …и у меня будет прекрасная мотивация.
Эйви будто ждала, когда я скажу: «Шучу». Мне не хотелось ее разочаровывать. Я все решил и боялся только, что моего решения окажется недостаточно.
– И сколько ты намереваешься таскать меня с собой? – спросила она после долгой паузы, и я возликовал.
– Как минимум пока не получу свою «Звезду», – сказал я, постаравшись как можно более небрежно пожать плечами.
– А писать ты что-нибудь собираешься, или просто будешь ждать, когда «Звезда» сама на тебя свалится?
Эйви обожгла меня взглядом, широко шагая, пересекла комнату и хлопнула дверью.
Но через секунду дверь снова открылась:
– Я не буду перекрашиваться в блондинку!
Я улыбнулся. Мотивация у меня и правда будет прекрасная.
Тема: Именно то, что наиболее естественно, менее всего подобает человеку
Автор: Меррит
Бета: Китахара
Краткое содержание: Бесплатный сыр – только в мышеловке.
читать дальше
Стоило ненадолго заснуть, а потом проснуться, как они тут же обнаружились рядом. Моя любимая парочка. Удивительно, как их пропустили в палату, да еще вдвоем. Впрочем, Эйви кого угодно уговорит.
– Смотри, он очнулся, – сказала она, – наш бедняжка, наша жертва обстоятельств.
Пай поддернул брюки, присел на край стула и заглянул мне в лицо.
– Действительно. Выглядишь крайне неважно.
– Спасибо на добром слове, – хрипло ответил я, приподнялся на подушках и сощурился. Очков у меня не было, разбились при «инциденте», и перед глазами все расплывалось.
– Нельзя так наплевательски к себе относиться. Что это у тебя, фрукты? – Эйви подцепила с подноса яблоко и с аппетитом в него вгрызлась.
– Эти психи точно тебя прикончат, попомни мое слово, – Пай говорил, будто мысленно уже составлял для меня эпитафию.
– Опять вы за свое? Я просто переходил дорогу, задумался и не заметил машину. Случайность!
Они препротивно заржали: Эйви чуть не подавилась яблоком, Пай лупил себя по колену с риском смять идеальные стрелки.
– Ох, милое дитя, – сказала Эйви, откашлявшись.
– Само собой, совершенно случайно этот грузовик гонял тебя по пустой дороге минут пять, прежде чем сбить, – покивал Пай.
– Вас там не было, – я, ни на кого не глядя, разглаживал складку на одеяле.
– Милый, мы всегда с тобой! – заверила меня Эйви. – Смирись.
Она положила яблоко на поднос и сочувственно улыбнулась:
– Болит что-нибудь?..
Этот поток трогательной заботы прервала медсестра, сообщив, что со мной хочет побеседовать офицер полиции.
Я внимательно посмотрел на Пая.
– Мы никому ничего не говорили, – заверил он, поправляя мне подушку. – Но, с другой стороны, сколько это может продолжаться?..
Он меня не убедил, однако возмущаться в любом случае было поздно.
– Только этого мне не хватало.
Очень серьезный офицер, по которому сразу было видно, что он никогда не задумывается о чем-то постороннем, переходя дорогу, с некоторым удивлением покосился на моих дорогих приятелей и, невнятно представившись, изъявил желание побеседовать со мной наедине.
Я уединяться не захотел, и он покладисто согласился.
– У меня есть основания полагать, что произошедшее с вами не было несчастным случаем, – сказал офицер, спровоцировав очередной приступ смеха у моих весельчаков.
– Я даже могу поименно назвать тех, кто за этим стоит, – сообщила Эйви.
– Да кто угодно может. Когда наследство достается какому-то внучатому племяннику, а ближайшие родственники остаются ни с чем, тут не нужно быть великим детективом, чтобы догадаться, у кого есть мотив, – Пай пожал плечами.
– Прекратите, – поморщился я. Офицер переводил внимательный взгляд с Эйви на Пая и явно принимал все к сведению.
– Что – прекратите? Кто о тебе еще побеспокоится, если не мы?.. – Эйви, очевидно, понравилась роль заботливой подруги. – Офицер, вы знаете, что в прошлом месяце нашего дорогого Джерри отделали рядом с его собственным домом? Якобы с целью ограбления, только ничего не забрали. Не проходи мимо Рой, ему бы точно крышка. А Джерри не только не стал заявлять в полицию, но даже к врачу не обратился.
– Это правда?
Я смотрел на надкусанное яблоко со следами красной помады: на нем мне удавалось сфокусировать взгляд.
– Нет, – сказал я, – господа изволят шутить.
– Да, – поспешно подтвердил Пай. – Мы шутим.
– Мы вообще известные шутники, – Эйви подмигнула офицеру.
– Намеренно вводить в заблуждение представителя власти – не шутки, – офицер сказал это так серьезно, что я почувствовал, какого труда стоило Эйви не рассмеяться снова.
Полицейский задал еще парочку вопросов, но особо не усердствовал и не упорствовал, и ушел, заявив, что, если обстоятельства дела прояснятся, он обязательно поставит меня в известность.
Никаких серьезных повреждений, к счастью, у меня не было – ерунда, легкое сотрясение мозга и ушибы. Через пару дней, к великой радости персонала, я получил выписку – даже раньше, чем ожидал. Похоже, я был невыносим. В оправдание могу сказать, что время, проведенное в больнице, было испытанием и для меня.
Дома меня встретили обычным теплом и уютом.
Рой мутузил в холле подушку, выбивая пыль из китайского шелка.
– Привет, зануда! – бросил он через плечо. – Живучий же ты гад.
– И тебе хорошего вечера, – у меня полностью отсутствовало настроение участвовать в традиционных перепалках. На душе отчего-то было особенно скверно.
– Ну вот, я же говорю: зануда. Даже со старым пердуном было повеселее, – заявил Рой. – Он хоть иногда поколачивал прислугу. Каялся потом… Плакал… Но все равно поколачивал!
Я прошел в гостиную; там было почти темно, только работал недавно заказанный большой телевизор. Я включил свет. На диване в розовом махровом халатике валялась Глатти. Не особо обратив на меня внимания, она продолжила уплетать острые крылышки из картонного ведерка и смотреть какое-то реалити-шоу о похудении.
– Мне приходилось очень нелегко, и только мысли о результате не давали сорваться, – вещала с экрана полупрозрачная синюшная блондинка.
Мелкие косточки валялись рядом с диваном и на подлокотнике. На подушке перед Глатти стояла банка с мороженым.
Глатти подперла пухлой ладошкой упругую щечку, испачкав ее соусом барбекю, и вздохнула. Потом покосилась на меня:
– Хочешь кусочек?
– Нет. Я вегетарианец.
– Ну надо же, – удивилась она, – и давно?
– Минуты две.
Глатти фыркнула, макнула очередное крылышко в мороженое и полностью сосредоточилась на еде, потеряв ко мне всяческий интерес.
Я поднялся в кабинет, но и тут мне не дали побыть одному. Прибежала Рита, и, размахивая пачкой счетов, стала кричать, что я рехнулся, сошел с ума, растерял последние мозги, если позволяю себе бездумно тратить деньги, будто у меня в подвале печатный станок. Завести который, в принципе, не такая уж дурная идея.
Мне ужасно хотелось хотя бы один вечер провести в одиночестве, но, к сожалению, это было невозможно. За четыре месяца владения этим домом я уже успел перепробовать массу вариантов, от посещения психотерапевта до попытки вызова службы спасения – хорошо, что офицер не мог припомнить мне этот эпизод, как и парочку ложных вызовов.
Ужинали мы все вместе, даже Лекси не сбежала в город, к огням и витринам – очевидно, из-за паршивой погоды.
Глатти ела много, но без обычного азарта, уткнувшись в роман с уже изрядно замусоленной обложкой. Сло едва ковырялась в мясном пироге, Рита выговаривала ей, что издеваться над едой неприемлемо. Лекси, как обычно, превращала процесс поглощения пищи в эротическое шоу, но на нее никто не обращал внимания, разве что Пай бросал недовольные взгляды и Конь, вившийся у Лекси под ногами, недоумевал, где его порция. Общая беседа не ладилась.
Рой рыгнул.
Пай поморщился и швырнул вилку на стол. Рита рассмеялась и тоже рыгнула.
– Как приятно, когда вся семья собирается за столом, – сказала Эйви, глядя в потолок, – неповторимая атмосфера.
По-моему, в последний раз мы так собирались, когда я попробовал пригласить в гости священника, в чьем приходе располагался особняк, не афишируя, конечно, своих настоящих целей. Седенький отец Питер с удовольствием отужинал в нашей дружной компании, азартно поспорил с Паем из-за некоторых моментов из Экклезиаста, выразил глубокое удовлетворение от знакомства с такой просвещенной молодежью, а на следующий день очень удивился, когда я позвонил и напомнил о визите.
– Странное дело, – сказал он, – вот еще с вашим покойным дядюшкой была похожая ерунда. Он мне звонит и говорит: «Питер, вы забыли у меня зонт». Я ему: «Когда?» Вчера, отвечает. А я вспомнить не могу, что к нему заезжал…
Больше я так не экспериментировал, боясь спровоцировать у отца Питера проявление склероза.
После ужина мы еще посидели в гостиной, но разговор никак не клеился. Все постепенно разошлись, остались только я, Лекси и Сло, листающая вчерашнюю газету.
Лекси трясла Коня, словно пытаясь выжать из бедного зверя весь немаленький ужин, трепала его по ушам и ворковала со скоростью уменьшительно-ласкательное в минуту. Конь всем своим видом демонстрировал, что спокойно прожил бы без знания, что он сладкий пупсик, пушистичек, зубастый зайчонок и просто солнечный лапуля.
– Оставь в покое животное, – сонно сказала Сло, опустив газету. – А впрочем, терзай дальше, если хочешь. Все тлен. И он тоже.
Она уронила газету и, кажется, сразу заснула.
Конь вырвался, спрыгнул на пол, возмущенно мяукнул и скрылся под диваном в поисках спасения.
– Где же ты, мой пушистенький тлен? – промурлыкала Лекси и полезла следом.
В дверь позвонили, когда я решил, что достаточно налюбовался на эту компанию и собрался сам на свой страх и риск слинять куда-нибудь на вечер.
Пока я шел, позвонили еще два раза. На пороге под строгим черным зонтом в серую клетку стоял давешний офицер. Я обрадовался, что все остальные открывать поленились.
– Добрый вечер. Если позволите, я бы хотел задать вам еще несколько вопросов, – сказал он, глядя на меня глазами доброго бассет-хаунда.
– Да что вы ко мне привязались? – возмутился я.
– Правильно, врежь ему! – высунулся из кухни Рой. Я вцепился в косяк, чтобы не последовать его совету, и офицер отступил на шаг.
– Зачем так грубо, – Эйви оттерла меня от двери. Она любила встречать моих немногочисленных гостей. – Офицер, как вас зовут?
– Джереми, – прозвучало очень печально, а вот Эйви, наоборот, обрадовалась:
– Надо же, как здорово! Вы его тезка! Офицер Джереми, что вы к нему привязались?..
– А у офицера Джереми есть фамилия? – Я был не против уточнить еще и по поводу удостоверения, но Эйви нахмурилась и притопнула ногой, не дав ни ответить офицеру, ни продолжить мне.
– Так и будешь держать человека на пороге?
Так всегда – Эйви мной командует, а я даже не пытаюсь сопротивляться.
– Проходите, если не передумали, – я отошел, пропуская офицера в холл. – Вам не лень было ехать из города?
– Вы не брали трубку.
Правильно, я давно забыл, куда дел мобильный телефон.
Визит офицера вызвал у моих домочадцев небывалое оживление. Все хотели на него посмотреть, все лезли в холл под самыми нелепыми предлогами. Рой, например, делал вид, что меняет лампочку в бра, а Рита возилась с роликами, как будто собиралась пойти кататься под дождем.
Я проводил офицера в гостиную, понимая, что если отведу его в кабинет, они все равно будут подслушивать под дверью.
– Господа, это офицер Джереми, отнеситесь к нему с должным уважением, – сказал я. – Офицер, это Пай, Лекси, Рой и Сло, но Сло спит, так что можете не обращать на нее внимания.
Офицер послал мне укоризненный взгляд, в котором читался вопрос, знаю ли я в принципе, что такое конфиденциальная беседа.
Пай поджал губы, отложил толстую, скучную даже на вид книгу, извинился и вышел.
Лекси поднялась с места и, покачивая бедрами, двинулась к офицеру Джереми, улыбаясь так, что еще немного, и ее можно было бы обвинять в сексуальном домогательстве только за это. Офицер Джереми моргнул. На самом деле, я его прекрасно понимал: попадающий под пристальное внимание Лекси чувствует себя целью, к которой движется самонаводящаяся ракета. Однако сейчас я испытывал мстительное удовольствие от выражения растерянности, на секунду появившегося на его лице.
Лекси подплыла к офицеру и, чуть ли не прижавшись вплотную, провела пальцем по воротнику плаща, который он так и не снял.
– Ниточка пристала, – хрипловато сообщила она, убрала воображаемую ниточку и удалилась, закрыв за собой дверь.
К чести офицера следовало отметить, что на лице его не дрогнул ни один мускул.
– Вы все еще хотите задавать мне вопросы? – тоскливо спросил я.
– Это моя работа, – твердо сказал офицер Джереми. – Вы позволите?
Он опустился на стул, я сел в кресло напротив.
– У меня есть свидетель, утверждающий, что сбивший вас автомобиль некоторое время перед этим вас преследовал.
– Потрясающе, – я закатил глаза, почти не кривляясь, – хорошее начало для повести, но, боюсь, если я это напишу, меня обвинят во вторичности.
– Вы писатель? – уточнил офицер Джереми.
– Начинающий, – неохотно ответил я.
– Это точно, начинающий, – заржал Рой, засунув голову в приоткрытую дверь, – и не заканчивающий. Вы бы почитали эти опусы!..
Я швырнул в него пультом от телевизора и, конечно, не попал.
– Лузер, – сказал Рой, снова приоткрыв дверь.
Слегка ошалевший от нашей особой атмосферы офицер проводил его взглядом, а потом снова посмотрел на меня:
– Вы точно не хотите ничего мне рассказать о ваших родственниках?
Я не хотел. На самом деле, мне и рассказывать было особо нечего.
Когда выяснилось, что дядя Джордж (на деле – брат маминого первого мужа) завещал дом и некоторую – не астрономическую, но солидную – сумму не ближайшим родственникам, а почему-то мне, все очень удивились. Я, наверное, больше всех – даже больше тетушки Лизы, приходившейся покойному родной сестрой, и ее муженька. Тетушку я помнил очень плохо, мы с ней почти не общалась, как и с дядей Джорджем: в семье давно считалось, что дядя с причудами. В молодости он был писаным красавцем, дамским угодником, игроком и завсегдатаем лучших клубов. А потом, когда ему еще не исполнилось и пятидесяти, бросил все и поселился в этом особняке, где и прожил до конца дней, уединенно, практически ни с кем не поддерживая отношений. Ходили слухи, что дело не обошлось без трагической любви (ну, а что еще можно предположить в такой ситуации), и вроде действительно имел место скандал с участием некой прекрасной дамы, владелицы эзотерического салона, но все упиралось в настолько невнятную метафизику, что я не стал вникать. Очень зря, как выяснилось позже, когда я приехал вступать в права наследования.
Все это не представляло никакого интереса для следствия, кроме того факта, что у тетушки были все причины меня не любить.
– Знаете, я говорил с ними. Ваши друзья, мне кажется, правы в главном: ваши родственники – не очень хорошие люди.
– Предположим, мои, с позволения сказать, друзья – тоже не очень хорошие люди, – пробормотал я себе под нос.
– По крайней мере, они не пытаются вас убить, – офицер смотрел очень внимательно, будто ища подтверждения своим словам в выражении моего лица.
– Для полицейского вы оперируете очень странными категориями. Офицер, зачем вы пришли? – я почувствовал, что раздражаюсь. – Разве открыто дело?
– Я хотел убедиться, что с вами больше ничего не случилось.
– Убедились?
– Убедился, что вы крайне легкомысленно настроены.
Его нравоучения всерьез начали действовать мне на нервы. А это было очень, очень некстати.
Я уже слышал, как в коридоре тихо переговариваются Пай и вернувшийся Рой.
– Уходите, офицер. У меня срочное дело.
Я встал и указал ему на дверь. Полицейский ничего не сказал – и не говорил до самого выхода.
Кажется, он удивился.
Когда он ушел, я наконец разжал кулак и растер ладонь, в которую впивались ногти.
Я ведь хотел сразу продать дом, никакого трепета перед стариной у меня не было, а вот деньги пригодились бы. Но потом я подумал, что небольшой отпуск в таком атмосферном месте – самое то, что нужно. Возможно, я смогу начать новую повесть или закончу одну из тех, что уже начал. А продать дом успею всегда.
Особняк был в идеальном состоянии. Вопреки моим опасениям, он вовсе не выглядел мрачно – отличный дом, отделанный во вполне современном стиле. Но одному, конечно, в таком месте неуютно, факт. Я подумал, что было бы неплохо пригласить друзей, но потом перебрал в памяти всех приятелей и понял, что из затеи ничего не выйдет. Одни – слишком большие домоседы, другие привязаны к месту постоянной работой. У кого-то семья. А те, для кого не проблема сорваться и приехать, друг друга, мягко говоря, недолюбливают и даже в таком просторном особняке вряд ли смогут сосуществовать дольше одного дня. Тогда я решил, что разберусь с этим позже, а сначала просто немного отдохну в одиночестве.
И вот, в первый же вечер мне показалась забавной идея заказать пиццу. Курьер приехал довольно быстро. Когда я спустился вниз и открыл дверь, это и произошло впервые. Кучерявый парнишка протянул мне коробку, забрал деньги и замялся на месте в ожидании чаевых.
Я сунул руку в карман, и тут у меня потемнело в глазах от ярости. Я не понимал, чего хочет это ничтожество. Мне чисто физически было противно находиться рядом с ним, но в то же время гнев требовал немедленно размозжить его голову о порог. Еще я безумно хотел сожрать пиццу – прямо сейчас, целиком и, возможно, вместе с коробкой. Но прежде мне необходимо отобрать обратно деньги. А еще я увидел, какие у разносчика густые, вьющиеся волосы. У меня таких никогда не будет, и это приводило меня в отчаянье и одновременно заставляло желать ему смерти.
Некоторые другие чувства предпочитаю не вспоминать.
Я не знаю, что помогло мне сдержаться в тот момент. Может быть, у меня все-таки неплохо с самообладанием, а может, у курьера оказалась хорошая реакция. Теряюсь в догадках, как это выглядело со стороны, но парень сбежал, не только не дождавшись чаевых, но и чек не оставив.
С тех пор не могу смотреть на пиццу. В ней мне чудится все худшее, что есть в человеке.
Оставшись в одиночестве и кое-как вернув себе способность связно соображать, я с коробкой доплелся до гостиной.
Они уже были там, вся веселая компания.
Глатти жевала что-то, найденное в вазочке на журнальном столике. Сло разлеглась на диване, Рита расположилась рядом. Лекси и Рой сидели в креслах. Эйви примостилась на подоконнике, и только Пай стоял прямой, как палка, сложив руки за спиной.
Все они выглядели так, будто бы давным-давно тут живут и ничего странного не происходит.
Пай поприветствовал меня от лица собравшихся и еще долго и невнятно объяснял, что они не то чтобы рады знакомству, но никто ни их, ни меня не спрашивает. Я его речь тогда вообще не запомнил, пытаясь сообразить, как незаметно достать телефон и позвонить в полицию.
Далеко не сразу я смог поверить, что дядюшка Джордж завещал мне не только и не столько дом.
Впоследствии я пришел к выводу, что дядя здорово просчитался с наследством. Он запомнил меня тихим, скромным мальчиком и, видимо, решил, что мне проще будет справиться с искушениями. Жаль, что тем мальчиком я был очень давно.
Я просидел за ноутбуком до утра, но ничего не написал – так, добавил пару необязательных фраз в один давно начатый рассказ, между чтением новостей, «Википедии» и просмотром роликов на «Ютубе».
Утром, до завтрака, я собрался на прогулку. Пока остальные отсыпались после, надо полагать, полного трудов дня, неугомонная Рита резвилась на первом этаже.
– Ай-ай-ай-ай-ай, а я рыба, я рыба, – напевала она, пританцовывая перед зеркалом в холле.
– Жуткая щетина, – с неудовольствием заявила Рита, внимательно осмотрев мою физиономию, когда я спустился. – Я бы только порадовалась, если бы это было связано с тем, что ты экономишь пену для бритья. Но, по-моему, в последнее время у тебя в фаворе Сло. Все понимаю, но ты оскорбляешь мое эстетическое чувство. Мог бы и побриться.
– Ты тоже, – ответил я. – Чтобы вы знали, милостивый государь, в этом сезоне усы модно подкручивать.
Рита изменилась в лице, унеслась и вернулась уже с восковой полоской над верхней губой.
– Если ты за покупками, то я с тобой.
Куда уж я без нее. Про полоску я напомнил Рите уже в машине.
Когда я понял, что это не случайность, не причудливые игры разума, не запущенный психоз, то, конечно же, испугался. Гораздо больше, чем если бы выяснил, что начал сходить сума: с этим хотя бы можно бороться. Но нет ничего более отвратительного, чем ощущать себя полностью беспомощным перед собственными эмоциями.
Хуже всего, когда рядом оказывались другие люди.
Тогда они имели на меня огромное влияние – по крайней мере, те, чьего влияния я опасался больше всего.
Самое страшное, что я всерьез боялся не только сорваться и совершить что-то ужасное, но и того, что из-за вмешательства моих личных демонов меня никто не остановит.
Странности дядюшки Джорджа нашли объяснение. Очень скоро идея запереться в четырех стенах и мне показалась наиболее адекватной и разумной. Мучительным стал каждый выход в город, каждый контакт с посторонними. Ведь они не оставались в доме, следовали за мной, поэтому мысли снести особняк, сравнять его с землей я давно забросил.
Сейчас я уже научился справлялся, почти без риска сорваться, а сначала думал, что это неизбежно. Опасность представляет все: симпатичная девушка за прилавком магазинчика, инкассаторская машина перед банком, случайно толкнувший меня паренек.
От Лекси я научился отмахиваться, она не так уж настойчива – ну, почти, потому что иногда все-таки невозможно устоять хотя бы перед тем, чтобы вежливо завязать знакомство и попросить телефон.
Призывы Риты устроить лихое разбойное нападение на инкассаторов и угнать машину я тоже игнорировал, но терпеть ее занудство касательно каждого пенни в магазине гораздо сложнее.
Еще сложнее справляться с подначками Роя.
Если кто-то из них невольно и оказывал мне помощь, так это Пай, потому что исключительно из соображений вроде «Связываться с этим убожеством? Нет, спасибо!» мне удалось избежать не одной драки. Видимо, поэтому Рой не переваривал Пая.
Мы пробродили по супермаркету часа полтора, в результате почти ничего не купив.
По возвращению я с порога услышал телефонный звонок.
– Мне удалось найти водителя грузовика, – офицера Джереми я узнал сразу. – Он во всем признался.
– В чем признался?
– Ему заплатили, чтобы он вас сбил.
– Ему, должно быть, приснилось.
– Прекратите паясничать. Оказалось, что за покушением действительно стоит ваш родственник.
– Это ошибка, – сказал я и повесил трубку.
Ну вот, прекрасно, теперь еще и с этим разбираться.
– Кто звонил? – спросила Лекси с лестницы. – Погоди, дай угадаю, твой личный офицер, да? – Лекси поиграла бровями. – По-моему, ты ему нравишься!
– По-моему, он маньяк, – сказал я. – Никто не знает, можно ли подать в суд за преследование на полицейского?..
– Все выясняется эмпирическим путем, – подала голос Сло со своего любимого места на диване, – если тебе не лень.
– Если кто и маньяк, – вмешалась Рита, роясь в пакете с покупками, – так это ты! Зачем тебе зубная паста?! Я нашла отличный зубной порошок в здешних запасах!
– О да, универсальное средство, – поддержала Сло, – им еще тараканов можно морить.
– Не знаю, как насчет тараканов, но Конь один раз лизнул, его потом тошнило, – Лекси заглянула в пакет. – Для него ничего нет?
– Да на твоем Коне правда скакать можно! Порошочка он лизнул! Плохо ему стало!..
Я краем уха прислушивался к их перепалке и думал, что сейчас, когда рядом нет никого постороннего, они почти на меня не влияют. Может, мне проще дистанцироваться, расценивать их, как свою эксцентричную компанию, как странных, но вполне живых людей, со своими причудами, привычками, увлечениями. Может быть, это я их придумал – такими, какими вижу.
Мы с Эйви сидели на веранде и пили вино. Она хмурилась каким-то своим мыслям, я любовался ее профилем. Вино кислило.
Эйви периодически подкидывала мне разные поводы для размышлений, но у меня было на удивление миролюбивое настроение – все плохое отскакивало, даже не зацепив. Это потихоньку начинало выводить ее из себя: я уже знал, как это выглядит со стороны. Эйви теребила краешек косой челки и пинала ножку стула.
– Сколько можно быть начинающим писателем, а, Джерри? Браер получил свою «Полярную звезду» еще в прошлом году. Интересно, что получит в этом?
Это был удар ниже пояса. Браер был моим однокашником, и я всегда считал, что ничего путного из него не получится. Он не написал ни одного годного, на мой взгляд, эссе, зато в прошлом году выпустил книжку толщиной с каталог «Икеи» и, поди ж ты, она «выстрелила», да так, что наделала изрядного шума в литературных кругах. Я читал. За словесным кружевом – ни-че-го.
– Должно быть, у него действительно талант, – ровно сказал я, – просто я не в состоянии его оценить.
– Мне тебе напомнить? – Эйви кашлянула и патетично начала: – «Я открыл окно, но открылось ли окно для меня?»
– О, прекрати! – подозреваю, что меня здорово перекосило, потому что Эйви приободрилась.
– Могу процитировать дальше, – предложила она. – Хочешь?
– Нет, – я поднялся из-за стола.
– Куда же ты? – удивилась Эйви. – Пошел творить, я надеюсь?..
Когда я проходил через гостиную, Сло внимательно посмотрела мне в глаза и предложила выпить средства для чистки труб.
Я нашел в себе силы отказаться.
У себя в комнате я наугад взял книгу с полки. Это оказался злополучный роман Браера. Я полистал его и остановился на случайной странице.
«…И важно ли то, что окно открыл именно я – именно сейчас, или на самом деле единственно важный момент произошел давным-давно, с кем-то другим, а мой поступок – всего лишь затихающее эхо многократно повторяющегося жеста…»
Захлопнув книгу, я швырнул ее в угол. Снизу, с веранды, послышался дружный смех.
А я ведь даже не могу сказать, что наследство дядюшки испортило мне всю жизнь. Где-то в глубине души я рад происходящему – возможности сложить руки, засесть особняке и проводить день за днем в этом добровольном изгнании, оправдывая себя тем, что я Преодолеваю и Сдерживаю, а значит, нахожусь при важном и ответственном деле. И даже то, что за четыре месяца добровольного заточения я не написал ни одной стоящей строчки, меня не особо смущало.
Если сначала я еще пытался разобраться, найти какой-то выход, рылся в документах дяди, то сейчас… Что я делал сейчас?.. Добрый Дядюшка Джордж не оставил никаких записей, никаких наставлений. Может быть, он просто не собирался умирать, а может, считал, что и так все будет понятно.
Я зашел в окончательный, тухлый, беспросветный тупик, и мысль по поводу средства для чистки труб начала казаться мне вполне приемлемой.
Когда на следующий день Рита открыла двери и сказала:
– Опять вы? Ну, заходите, – я уже не удивился.
Конечно же, это был офицер Джереми, и, конечно же, он был очень возмущен.
Однако на этот раз, прежде чем пройти за мной в гостиную, он снял плащ и набросил его на вешалку, как бы намекая, что разговор будет длинным.
– Я узнал, что вы внесли залог за своего родственника, – сказал он, когда мы устроились в креслах. Обвинения в его голосе было столько, будто бы я, напротив, оставил близкого человека за решеткой.
– Да, – сказал я, снял очки и потер глаза, – так и было. Не вижу темы для обсуждения.
– Вы что, решили записаться в великомученики? – раздраженно спросил офицер Джереми.
– А почему для вас это важно?
– Если с вами в последствие что-то случится, а с вами обязательно что-нибудь случится такими темпами, я буду знать, что виноват, потому что не предотвратил этого, – он говорил искренне, но его слова прозвучали настолько наивно, что стало почти смешно.
– Не хотите брать грех на душу?
– Много вы знаете о грехах! – на скулах у офицера выступили желваки, и мне пришло в голову, что стоит завязывать с подтруниванием.
– О, достаточно, – я откинулся на спинку дивана. – Например, я точно знаю, что Похоть любит кошек, а у Зависти красивая улыбка.
Офицер Джереми смотрел несколько оторопело, явно силясь раскусить смысл метафоры.
– Вы никогда не думали, что так называемые смертные грехи – это всего лишь доведенные до крайности естественные потребности человека? – этот вопрос меня уже давно интересовал.
– Вы писатель, – сказал офицер Джереми, и теперь это прозвучало, как неутешительный диагноз.
– Послушайте, вам еще не надоело? – бесконечный разговор перешел на новый виток. – Кажется, я ясно выразился, что не намерен ни на кого заявлять.
– Я должен попытаться, – сейчас офицер был особенно похож на бассета. Мне неожиданно стало стыдно перед этим человеком, усердно старающимся хорошо делать свою работу. Помочь ему я ничем не мог.
– Вы что, не понимаете, что речь идет о вашей жизни? Эти люди ни перед чем не остановятся!
– Эти люди – довольно нелепые и здорово обиженные судьбой, богом и завещанием. Сомневаюсь, что после истории с арестом они когда-нибудь осмелятся повторить попытку.
– Почему тогда, если вы их так жалеете, не поделитесь наследством?
– Все мое наследство – дом да небольшой счет в банке. Делиться имеет смысл разве что домом, но они не хотят жить здесь, они хотят его продать.
– Так продайте.
Я нахмурился. Дальше у меня было два вполне закономерных сценария: спросить, какого черта офицер Джереми указывает мне, что делать, или рассказать ему сентиментальную историю о том, как много светлых воспоминаний у меня связано с этим домом… в котором живу несколько месяцев.
Вместо этого я вздохнул и спросил:
– Офицер, вы при исполнении?..
– Я так и не понял, почему ты не можешь продать дом, – сказал офицер Джереми спустя два часа и две бутылки. – Не понимаю и все тут.
– Да что же тут непонятного! – оскорбился я, засомневавшись в своих талантах оратора. – Я что, свинья, что ли, распоследняя, чтобы кому-то такую дрянь подсовывать? А если этот кто-то – свинья распоследняя?
…Офицер Джереми выслушал мои откровения с видом настоящего стоика. А когда я закончил, не стал задавал неловких вопросов вроде «Ты сошел с ума?» и «Ты не пробовал обратиться к врачу?», а только подлил нам портвейна. Было очень похоже, что он решил: в такой странной форме я обсуждаю с ним идею для будущей книги.
– Если честно, я уже совсем запутался в твоих аллегориях, – сказал он, подтверждая мои догадки. – Если это аллегории. Но разве проблема в самом доме? Ты же говорил…
– В том-то и дело, что я не уверен! А как это выяснить, если не эмпирическим путем?.. Но рисковать я не могу.
– Тогда не продавай дом. Просто возьми да езжай куда подальше. Хотя бы на время. Вернуться-то всегда успеешь.
Я задумался.
Я очень глубоко задумался.
– Спасибо за совет, – сказал я. – Вот правда, большое тебе спасибо.
Дальше он горячо убеждал меня уезжать. Хотя бы и прямо завтра. Советовал побывать в Исландии, долго рассказывал, как там хорошо, что на этой божьей лысине точно не будет места никаким страстям, там все просто: человек, планета, космос. Первобытная красота и высший разум. Северное сияние опаляет душу, выжигая лишнее и обнажая настоящее.
Возможно, выражался он несколько иначе, но к тому моменту мы уже открыли третью бутылку.
– У нас новый жилец? – Глатти высунулась из своей комнаты, когда я помогал офицеру спуститься по лестнице. Я махнул рукой, и Глатти скрылась за дверью.
– Помни: лучше сделать и не пожалеть, чем пожалеть и не сделать! – сказал офицер, когда я усаживал его в такси. – Я правильно говорю?..
– Абсолютно, – заверил я.
Вернувшись в комнату, на подступах к кровати я споткнулся о роман Браера и подобрал его. Название гласило: «Тинг-тинг-ветлир и все-все-все».
За следующую неделю я сделал больше, чем за последний месяц. Написал всем, кому давно собирался. Позвонил тетушке Лизе и еще раз выразил сочувствие по поводу «нелепого инцидента» с арестом.
Составил завещание, по которому в случае моей смерти особняк отходил ближайшему приюту для животных без права перепродажи.
Перечитал Браера и вынужден был признать, что он вовсе не плох. Перечитал собственные наброски, сделанные за последнее время, и безжалостно все удалил.
Заказал линзы. Когда получил, понял, что не могу ими пользоваться.
Пережив парочку Ритиных истерик, обновил гардероб.
Составил несколько планов действий и отказался ото всех.
Когда я зашел в гостиную, они все были там. Сло, как всегда, лежала на диване, Лекси сидела на полу рядом, в очередной раз вытаскивая из ненадежного укрытия Коня. Рой переключал каналы и переругивался из-за выбора программ с Ритой и Глатти. Все будто старались держаться рядом, и только Пай стоял у окна, а Эйви сидела на подоконнике.
– Ребята, у меня для вас новости, – сказал я, вкатывая за собой чемодан.
Как ни странно, первой отреагировала Сло.
– Ну, начинается, – сказала она и отвернулась к спинке дивана.
– Уезжаю в путешествие по Европе, – пояснил я.
– Ты думаешь, поможет? – спросила Глатти сочувственно.
– Я должен попытаться, – я начал серьезно, но не выдержал и ухмыльнулся: долго сохранять такой тон под силу только очень стойкому человеку, вроде офицера Джереми. – Если просижу всю жизнь здесь, с вами, у меня точно ничего не получится.
– Дерзкий какой, – Рой покачал головой и снова переключил канал.
– Не сбивай его с настроя, – сказала Рита, – и верни про обезьян.
– Что-то вы не особо удивлены, – я заподозрил неладное. Реакция была слишком уж вялой, то ли они не верили, что я действительно куда-то уеду, то ли еще не поняли, что имею в виду.
– Ну, не просто же так ты нашел нам сторожа, – заметила Лекси, оттягивая Коню уши. – Смотрите, настоящий кроличек!
– Нашел сторожа? – удивился я. – О чем ты?
– О твоем офицере, разумеется, – сказал Пай, впервые за разговор повернувшись ко мне.
…В последний раз я созванивался с офицером Джереми несколько дней назад, вернее, это он позвонил поинтересоваться, как я решил поступить со своей проблемой.
Благодаря его обтекаемым формулировкам я так и не понял, поверил мне офицер или все-таки поддерживал игру в обсуждение идеи для книги. Я рассказал, что собрался уехать, и он искренне за меня порадовался.
– А за приятелей не волнуйся. Если хочешь, я буду заглядывать время от времени, – сказал он мне напоследок. Я согласился – почему нет?..
Значит, «приятели» опять подслушивали. Но на что они намекают?..
– Если вы про обещание офицера, то он сам вызвался… иногда наведываться, – я немного обиделся. Они говорили со мной, будто бы, уезжая, я совершал какую-то подлость, а не рисковал всем.
– Ну конечно, сам предложил, – фыркнула Рита, – еще бы не предложил. Это ведь его основная функция.
– Какая еще функция? – мне стало душно, я отставил чемодан и налил себе воды из графина.
– Слушайте, по-моему, он правда не понимает, – заметила Лекси. – Да серьезно, вы посмотрите, как у него рожа вытянулась!
– Так, – сказал я, чувствуя, что начинает кружиться голова. – Так.
Я опустился в кресло, а они столпились вокруг меня, как энтомологи-любители вокруг редкого экземпляра, только Сло осталась лежать. Лекси побрызгала на меня из графина. Глатти предложила карамельку. Рой отобрал у нее конфету и разгрыз.
– Ты серьезно ничего не заметил? – спросил он невнятно.
– Что я должен был заметить?
Мне не хотелось разгадывать ребусы. Я не понимал, чего они ждут, и мечтал, чтобы меня оставили в покое. Интересно, мелькнуло в голове, это такая своеобразная месть?..
– Его зовут так же, как тебя, – в устах Риты это прозвучало, как обвинение.
– И дальше что?
– Он положительный до неприличия.
– Это теперь незаконно?
Они попереглядывались и повздыхали.
– Он нас помнит, дурашка, – почти извиняющимся тоном сказала Лекси.
– Что?.. Но… – я замолчал. До меня стало доходить. – Вы хотите сказать… Но я разговаривал с ним недавно! Он самый обычный…
– С нами ты беседуешь прямо сейчас, – перебил Пай.
– Кстати, ты сам говорил, что он ведет себя не как нормальный полицейский.
– Откуда мне знать, как должен вести себя нормальный полицейский! – теперь мне оставалось только огрызаться. Крайне обидно, когда собственная одержимость оказывается сообразительней тебя. – Из сериалов?.. И что мне теперь делать?
– Валить, раз уж собрался, – пожал плечам Рой. – Творец, чтоб тебя.
– Раз уж нашел способ, – прохладно улыбнувшись, поправил Пай.
Эйви все время молчала и смотрела только в окно.
Они разошлись, в комнате остались только мы с Эйви и посапывающая Сло.
– Значит, бросаешь нас, – сказала Эйви. – Ну, если честно, я знала, что ты что-нибудь придумаешь.
Она выглядела немного расстроенной, и это меня обнадежило.
– Не совсем.
Она чуть вздрогнула, явно заподозрив что-то по моей интонации.
...В бумажнике у меня лежала вырезка из титульного листа – Браер с «Полярной звездой» в руках. Примерно раз в час я мысленно возвращался к этой теме, и Эйви не могла этого не чувствовать.
– Ну уж нет, – заявила она, слезая с подоконника. – Даже не думай!
– Я в каждом отеле, где буду останавливаться, стану вешать на стену распечатку с его рожей, – пообещал я.
– Извращенец, – неуверенно сказала Эйви. – Даже не знаю, как назвать подобную девиацию. Ты так не поступишь.
– Ты уверена? – я подошел ближе.
– Я сделаю твою жизнь невыносимой, – Эйви отступила на пару шагов и предупреждающе подняла руки.
– У вас и всемером не очень-то получилось.
– Я буду мучить тебя каждый день…
– …и у меня будет прекрасная мотивация.
Эйви будто ждала, когда я скажу: «Шучу». Мне не хотелось ее разочаровывать. Я все решил и боялся только, что моего решения окажется недостаточно.
– И сколько ты намереваешься таскать меня с собой? – спросила она после долгой паузы, и я возликовал.
– Как минимум пока не получу свою «Звезду», – сказал я, постаравшись как можно более небрежно пожать плечами.
– А писать ты что-нибудь собираешься, или просто будешь ждать, когда «Звезда» сама на тебя свалится?
Эйви обожгла меня взглядом, широко шагая, пересекла комнату и хлопнула дверью.
Но через секунду дверь снова открылась:
– Я не буду перекрашиваться в блондинку!
Я улыбнулся. Мотивация у меня и правда будет прекрасная.
@темы: конкурсная работа, рассказ, Радуга-4
Мне понравилось очень. Такая ненавязчивая игра с "проницательным читателем": очень быстро понимаешь, о ком/чем идет речь, но хитрый автор не раскрывает карты. Чувствуешь себя умным.)))
И в тему 100%.
Не поняла одну штуку. Офицер видит искусителей с самого начала - он с самого начала проекция? А реальное-то расследование было?
Что ж так сразу-то палится? Про "друзей", которые "всегда с тобой", понятно с самого начала, а тут уже и странности полицейского не очень тонко намекают, что он тоже какой-то волшебный.
Похоже, я был невыносим. В оправдание могу сказать, что время, проведенное в больнице, было испытанием и для меня.
Почему? В первом кусочке ничего прямтакого герой не излучает в ноосферу, и вон он всё время сдерживается по тексту, с чего ему быть невыносимым в больнице?
Конь всем своим видом демонстрировал, что спокойно прожил бы без знания, что он сладкий пупсик, пушистичек, зубастый зайчонок и просто солнечный лапуля.
Эпизоды про кота уруру! %))
Некоторые другие чувства предпочитаю не вспоминать.
Бедный пицца-мэн!
– Вы писатель, – сказал офицер Джереми, и теперь это прозвучало, как неутешительный диагноз.
Бгг, да, жизнена ©
Замута кристально ясна, но симпатична. личное
Имхо, интрига в тексте тянется слишком долго - в середине уже думаешь: ну автор, ну все уже всё поняли, хватит метафорически описывать "их" и рассыпать всякие намёки, уже перебор. Но в целом миленько, читается легко, бодренько, тема раскрыта, ещё бы почитал в этом сеттинге какие-нибудь приключения (кот из дому - мыши в пляс, бгг).
Хороший текст, написан гладко, интрига докручена, конец присутствует, что не может не радовать. Нужно ли ставить местный «Тинг-тинг-ветлир и все-все-все» в контекст другого "Тинга"? Мне показалось, что местный текст бездарно-уныл (типичный такой лауреат, когда многабукав и фелософеи, всех тошнит, но все умничают), и потому ГГ молодец, что собирается оседлать зависть и написать-таки хорошую книгу! Но тот "Тинг" вполне симпатичен, что несколько поломало мне первое ощущение. Если можно - разжуете?
когда я дочитал до этого места, понял что поставлю 5/10.
5/10.
Так что все-таки, наверное, 9.
5/9
А вот то, что полицейский тоже тот еще фрукт, до меня дошло только тогда, когда об этом сказали прямым текстом. Совершенно не понял, кем он все-таки являлся, откуда взялся двойник? И, раз помнит грехи, то сам раньше тоже дядюшке принадлежал?
В общем, эта абсолютная непонятка с полицейским немного испортила впечатление.
5/9