Перекрасить розы и взорвать всем головы!
Название: Ходеи
Тема: «Возвращение» (или «Мир потерял меня»)
Автор: Теххи Халли
Бета: Rititavi, Comma
Краткое содержание: Вы хотите пойти короткой дорогой или живописной?
Комментарии: разрешены
читать дальше
Тео выбрал короткую. И всю дорогу жаворонок орал у него над правым ухом, вьюнок цеплялся за серую фланель брюк, а жучки-солдатики колоннами маршировали вплотную к его туфлям, и дорожная пыль мягко стелилась следом, словно шлейф дорогого платья невидимой спутницы. В руке у Тео был старый чемодан, обклеенный по углам синим шелком, а в чемодане среди вещей лежала жестяная коробка с нарисованным на крышке толстым поросенком. У самого дома жаворонка сменил певчий дрозд, и Тео вспомнил стихи, в которых тень человеческая лишь стая черных дроздов. А потом его собственную тень накрыла тень от дома.
Иногда черту, за которой дороги обратно больше нет, видно ясно, как тени на закате.
Тео открыл дверь (медная ручка была прохладной как вода в ручье), зашел внутрь (пыль с подошв въелась в коврик, вплелась в узор и изменила его) и огляделся. Дом был похож на старого пса, который прождал своего хозяина сто тысяч лет, и прождет еще столько же, потому что время несущественно, когда есть кого ждать и есть чем заняться в его отсутствие. Ветер, прокравшийся вместе с Тео, пролистал раскрытую книгу, и четные страницы, сменяясь нечетными, с тихим шелестом стали гадать: съесть, не съесть?
Тео было совершенно нечего противопоставить дому кроме жестяной коробки с письмами внутри и поросенком на крышке.
«Дорогой Тео, — было написано в последнем письме. — …Тепло или холодно?»
***
На следующее утро, гуляя по округе, Тео нашел сначала кроличью нору, потом лисью и наконец барсучью. Он наткнулся на лабиринт из шиповника с застрявшей в колючках шерстяной нитью. Лабиринт был ему по пояс, бледно-розовые цветки пахли травой и пылью. Тео зарисовал дрозда и жаворонка, клюющих дорожку из хлебных крошек, вспомнил про завтрак, позавтракал, а потом лег на спину посреди лужайки, поросшей кошачьей мятой, и долго смотрел на небо. Но небо везде как небо. Тогда Тео достал из кармана жилетки цветные стеклышки и посмотрел на мир сначала сквозь красное и желтое, а потом сквозь синее и зеленое. Теплые цвета предметы приближали, холодные отдаляли, настроение менялось от оттенка к оттенку, и все это было очень важно, вот только совершенно не в том направлении.
К обеду Тео обнаружил дерево, растущее на холме, и бродягу, сидящего у ручья. Глаза у бродяги были голубые и обманчивые, как небо, отраженное в воде.
— Жил-был принц, влюбился в принцессу, — светским тоном произнес Бродяга, — а она влюбилась в другого, и принц сошел с ума от тоски. Стихи писать начал, рисовать пробовал, пару раз хотел утопиться, но вода на него всегда благотворно влияла — только доплывет до середины озера, и как-то сразу жизнь прекрасней становится. Ему бы взять лодку и плыть дальше, куда глаза глядят… — Бродяга задумался. — Но это была бы другая сказка. Так что он как дурак каждый раз возвращался обратно в замок. А там балкончики и беседки всякие, где они с принцессой мило болтали о любви, и принц снова с ума сходит. И однажды Тоска, которая была девушкой красивой, но капризной и, на мой вкус, излишне любопытной, не выдержала и отправилась на принца посмотреть… Понятно, чем у них все закончилось. Какая скука…
— Тео Фараола, — вежливо представился Тео. — Художник.
— Ходеи, — представился в ответ Бродяга. — Это значит облако. А ты откуда?
— Из дома.
— Из какого?
— Здесь только один дом, — засомневался Тео.
— Ага, — подтвердил Бродяга. — Мой.
Тео оценивающе посмотрел на него.
— Мне сказали, хозяин полсотни лет как мертв…
— Соврали, — философски вздохнул Бродяга. — Я не умер, у меня творческий кризис.
— Тогда я погощу какое-то время в вашем доме, — кивнул Тео.
— Залезешь ко мне в постель? — уточнил Бродяга. — Пойдут слухи. Спал в его кровати, сидел на его стуле, ел из его посуды… Ладно, давай все с начала. Меня зовут Ходеи, это значит облако.
— Тео Фараола, худо…
— Не с самого начала, это ты уже говорил.
Тео перевел взгляд с Бродяги на дерево на холме и рассеяно предложил:
— Хотите, я исправлю то, что вы еще не умерли?
— Это чинара, — уклончиво ответил Бродяга. — Растет только там, где должно случиться что-нибудь интересное. Но у нее долгий век, и интересного она может ждать тысячелетиями. А ствол у нее белый, потому что кору сбрасывает. Как змеи кожу.
Тео развернулся в сторону дома.
— Эй, Фараола, — позвал Бродяга, — волшебники домой не возвращаются.
— Я не волшебник.
— А я и не про тебя.
***
Однажды, когда они сидели под углом друг к другу среди той мандалы из расставленных по аудитории парт, столов и столиков, и просто кресел с прикрученной доской для письма, Анри вполголоса сказал:
— Один из нас должен был родиться человеком, а второй — стать его ангелом-хранителем.
Тео дочитал до конца страницы и рассеяно посмотрел на друга.
Никто из них не вел нормальных конспектов. Анри либо зарисовывал лекции, либо как сейчас, облокотившись о столик друга, черкал в чужой тетради все, что приходило ему в голову. Тео на лекциях читал художественную литературу и изредка отвечал на каракули Анри, написанные вверх тормашками.
— Но мы посовещались перед рождением, — продолжил Анри, вычерчивая причудливый механизм, похожий на дверной замок, — и решили, что лучше оба будем людьми.
Треугольный ластик с дыркой посередине, который Анри носил на шнурке вокруг шеи (потому что ластик постоянно должен быть под рукой, но не постоянно в руке), недовольно качнулся, словно захотел стереть часть механизма.
«Это ты к чему?» — размашисто написал в своей тетради Тео.
«К тому, — ответил Анри, — что нет у нас с тобой ангелов-хранителей. Самим придется выкручиваться».
Через два месяца Анри исчез в неизвестном направлении. Еще через месяц Тео получил первое письмо из ниоткуда. Жирным карандашом шестой степени мягкости на конверте было написано: Тео Фараола, где бы он ни был.
***
Дорогой Тео!
Пожалуйста, не выкидывай конверт, это важно (хотел сказать об этом сразу, а то потом забуду).
Тео! Что пишут в письмах? Я помню про «Дорогой» в начале и про погоду в конце, а про середину никто никогда мне не говорил. Я представлю, что пишу у тебя в тетради, так гораздо легче. Переверни лист, когда будешь читать.
Легко путешествовать между мирами, если ты действительно талантливый архитектор. Всегда знаешь, какую дверь нужно открыть. А потом разгадываешь ее, словно загадку, словно китайскую шкатулку, и делаешь наиболее осмысленное и красивое движение в данный момент. И вываливаешься в другой город в другом мире в одних трусах, потому что ты редкостный идиот, и экспериментируешь где ни попадя. В общем, я вернулся домой и оделся, и захватил карандаши для путевых заметок. Но писать заметки — страшная скука, и я решил, что лучше буду писать тебе, в конце концов, ты мой лучший друг. Это мое первое письмо из моего третьего города (в первых двух я был слишком под впечатлением и, по-моему, некоторые люди принимали меня за сумасшедшего, но это ничего, они тоже выглядели странно). В этом городе здания декорированы майоликой, голубой как небо или зеленой как море. И стены не отвесны, а волнисты, и днем кажется, что город растекается вокруг тебя одной сплошной волной, и солнечные зайчики как блики на воде. А в лунном свете все меняется так сильно, что я не знаю верных слов, чтоб описать. Вернусь домой, попробую вплавить мозаику из цветного стекла в какой-нибудь природный материал, чтобы она менялась в разное время дня и при смене погоды…
Конверт! Сотри свое имя и напиши мое, и ты сможешь отправить мне ответ, почтовые ящики — те же двери.
Анри
__________________________________________________________________________________________________________
— Свинья ты, а не лучший друг, — вслух подумал Тео и положил письмо в пустую жестянку из-под конфет с розовой хрюшкой на крышке. И принялся за ответ, который сплошь состоял из вопросов.
Какого черта я тебе «Дорогой Тео»?
Какого черта тебя понесло за край света?
Какого черта просто какого черта?
И какого черта ты пишешь карандашами, причем разной степени твердости? Я все глаза сломал, разбирая твои бледные строчки.
«Дорогой Тео! — ответил Анри. — Песочные замки всегда с башенками!!!»
«Дорогой Анри! — ответил Тео. — Не знаю, в каком ты сейчас городе, но вали оттуда, и быстро».
***
Дорогой Тео,
На архитектуру, как ты помнишь, лучше смотреть сверху — хотел бы я быть ангелом! А так приходится забираться куда повыше, на холмы или на горки, или на другую архитектуру. Пятый город (я не помню, что было в предыдущем) — город крыш и горгулий. Они здесь настоящие. Но там, внизу, все неуловимо по-другому. Словно город стоит на зеркальной поверхности и отражается вглубь с искажениями и рябью. Если смотреть снизу вверх, то горгулий не существует, только туман и обычные крыши. Сверху вниз — в тумане исчезают люди. А дома одни и те же на всех. Я выбрал самое высокое здание и все смотрел и смотрел вниз, пытался найти точку фокусировки, правильный угол зрения, хотел совместить два города в один, пока у меня не закружилась голова.
Тебе не кажется, что душевное равновесие восстанавливаешь, как и физическое, — опираясь на кого-то?
А карандашами пишу, потому что карандашный почерк невозможно подделать.
Анри
__________________________________________________________________________________________________________
***
Дорогой Тео,
В конверте был пустой лист. Сначала я подумал, что ты издеваешься. Потом, что ты решил пополнить мои запасы бумаги (не надо, ее в любом мире предостаточно). И только потом догадался, что ты там что-то нарисовал. Рисунки — не слова — они не проходят между мирами. Слова — это закорючки в определенной последовательности, они представляют информационную ценность только для тех, кто их понимает и может расшифровать. А рисунки и картинки говорят на гораздо более универсальном языке образов. В общем, представь, что наши письма проходят информационный таможенный контроль, и все, что дешифруется — удаляется.
Напиши, что ты нарисовал!
Анри
__________________________________________________________________________________________________________
***
Люди строят мосты над пропастью — шаг за шагом, чтобы попасть в мир другого человека. И когда мост готов, весь мир меняется, и пропасти больше нет, есть речка, овраг, горный склон. И можно смотреть вдаль, облокотившись на перила. И все выглядит таким надежным… А потом люди отдаляются друг от друга, и мост становится грубее и отвеснее, перила исчезают и деревянные доски становятся похожи на скользкий мрамор. И сильный ветер. И все это медленно рушится у тебя под ногами, и там, внизу, снова пропасть.
А у нас с тобой не мост, а свалка. Если мы ее разрушим, ничего не изменится.
Я нарисовал ручей и осыпающийся каменный мост, и мы сидели спиной друг к другу и смотрели в разные стороны. И пропасть была у нас над головой как небо.
Гораздо легче все это нарисовать, чем объяснить словами.
Тео
__________________________________________________________________________________________________________
***
Дорогой Тео,
Мне кажется, в весенний дождь я мог бы влюбиться в любой город на свете. И сердце мое закончится раньше, чем города. В последние дни, куда ни попадаю, — все время дождь.
Забыл перчатку на скамейке (ты бы видел эту скамейку, ты бы голову забыл!). Кажется, левую, потому что вроде-бы-правую я утопил в предыдущем городе (перекресток, оживленное движение, повсюду крокодилы какие-то). И я пошел в Бюро Находок, а там этих перчаток горы. И вот я стою, смотрю на них и никак не могу вспомнить, как выглядела моя. Забавное чувство.
Расскажи, как выглядит сейчас наш город.
Анри
__________________________________________________________________________________________________________
***
Как обычно, только хуже. У меня, выражаясь твоими метафорами, с нашим городом то медовый месяц, то развод с разделом имущества, и сейчас как раз второе. Даже деревья бесят. Расцвели фиолетово-пурпурным, в сочетании с зеленым — абсолютно пластилиновые цвета.
Тео
__________________________________________________________________________________________________________
***
Дорогой Тео,
Этот город похож на акварель. Я здесь уже давно, не помню сколько, время измеряется в каких-то странных единицах.
Вчера я видел чудовище и плохой сон.
Солнечный зайчик пляшет на статуэтке и кажется, что пляшет сама девушка, запрокидывает голову и смеется жестокой улыбкой. И складки платья набегают друг на друга как волны. Я смотрел на нее и вдруг вспомнил, что ты любишь тайны, а я — загадки.
Анри
P. S. Тепло или холодно?
__________________________________________________________________________________________________________
Это было первым письмом, в конце которого Анри добавил постскриптум.
«Похолодало», — ответил простуженный Тео.
Он снова и снова доставал из почтового ящика старый конверт, поднимался к себе в мансарду и разбирал карандашные строчки. В одном письме могли оставить грифельный след пять разных карандашей. Царапающие линии выводили «Дорогой Тео», а середина была смазана из-за жирности в 7В. И несмотря на то, что ластик всегда был под рукой, Анри в своих письмах никогда ничего не стирал, только зачеркивал в три слоя, когда окончательно сбивался с мысли.
И в каждом новом письме был один и тот же постскриптум.
Тео начал воспринимать его вроде перефразированного «Я по тебе скучаю». И так как он тоже скучал, то всегда отвечал «Холодно», ни разу не написав «Тепло», но всякий раз по разным причинам.
***
Дорогой Тео,
Целый день бродил по городу и не заметил, как он начал исчезать. Выцветал в теплых сумерках как чернильная надпись на солнцепеке. Сначала поблекли краски (но вечером так всегда и бывает), потом выцвел городской шум, тишина цепляла одну улицу за другой, мне показалось, в случайном порядке. Я перебежал в соседний переулок, он звенел, словно ничего не случилось, а встречная улица уже лишилась всех звуков. А потом это началось с пространством. Перспектива пошла ко всем чертям — дальнее или ближнее, контуры остались, но потеряли резкость, остались объемы, но горизонт исчез. И атмосфера вокруг… я не знаю, словно одно за другим гаснут окна в большом доме, и человек в последнем окне даже не догадывается, что он находится в городе, которого больше нет.
Я страшно перепугался и ринулся в первую же дверь.
Анри
P. S. Тепло или холодно?
__________________________________________________________________________________________________________
Дорогой Тео,
Новый город — не город, а сказка. Дома украшены цветным стеклом и пестрой плиткой, осколками битой посуды и дорогим панно, гнутым железом, решетками оград, орнаментом и пылью по краям дорог.
Чудовища в этом городе не пугают.
Я нашел дверь, через которую уйду, — из нее вырастает крылатый лев, надо заглянуть ему в глаза и пожать лапу.
Анри
P. S. Тепло или холодно?
__________________________________________________________________________________________________________
Дорогой Тео,
Дома как маски, а города похожи на людей. Я открываю дверь, и как в калейдоскопе меняется картинка.
Я видел пустыню на краю города. Там одни только двери среди песка. Если постучаться — тебя впустят. Если открыть самому — всего лишь выйдешь с другой стороны. И невозможно открыть дверь в другой город.
Пока я возвращался обратно, к садам, дворцам и подворотням, мне показалось, я начал забывать, что важно, а что нет. Моей системе ценностей столько раз устраивали встряску и выбивали почву из-под ног, что половина ценностей разбита вдребезги, а остальные в трещинах и сколах. И звезды над головой всегда чужие.
Мне показалось, меня самого почти не осталось, еще один поворот, и я потеряю дорогу обратно.
P. S. Тепло или холодно?
__________________________________________________________________________________________________________
А потом пришло последнее письмо, в котором был один постскриптум.
«Дорогой Тео,
…Тепло или холодно?»
***
— Нелинейное восприятие мира не доведет меня до добра… — вздохнул Бродяга. В глазах у него таяли чужие строчки.
— А как здесь с почтой? — спросил Тео.
— Либо в город, либо к морю. К морю ведет короткая дорога, к городу — извилистая.
Тео вспомнил, как называются почтовые корабли.
— На пакетботах приходит?
Бродяга посмотрел на него с любопытством.
— Нет, в бутылках. Но можно отправить и птицу. У меня есть почтовый ворон Фиакр. А еще жаворонок и дрозд, но их зовут по-разному. Жаворонка дроздом, а дрозда жаворонком. И не стоит забывать про дом.
— О, да, — согласился Тео. — У меня на него большие планы.
— На мой дом?
— Вы в нем не живете.
— Это наше личное с ним дело.
Небо слегка потемнело. Ветер привел с востока облака и согнал их в одну большую косматую дождевую тучу. Птицы ринулись ловить мошек. Тео уселся на землю рядом с Бродягой и произнес:
— Когда я был маленьким, мне подарили старую книгу с тремя сказками, но на самом деле сказок было только две. А вместо третьей написали: «спросите у того, кто знает», и ворох пустых страниц.
— И ты нашел того, кто знает?
— Да.
— И спросил?
— Да.
— И о чем была сказка?
— Когда я встретил Анри, — не ответил Тео, — я показал эту книгу ему, он долго веселился, а потом сказал, что третья сказка обо всем на свете. Загадка для ребенка. Правильный ответ — найти кого-нибудь, кто расскажет тебе новую сказку. А потом найти кого-нибудь еще. И сказка никогда не закончится.
— Но ты предпочитаешь тайны, а не загадки.
— Да. Загадки приходится разгадывать, а с таинственным всегда можно договориться.
— Даже не пытайся договориться со мной, — предупредил Бродяга. — Считай, что я все-таки умер.
— Почему вы не можете вернуться домой? — вкрадчиво спросил Тео.
— Не твое дело.
— Теперь мое.
— С чего вдруг?
— Ну как же… — Тео улыбнулся. — Я собираюсь вас ограбить.
У них над головами птицы расселись по веткам и стали распеваться перед вечерним общим гвалтом. Туча потемнела еще сильнее.
— Мне нужно знать, где вы храните… всякое, — продолжил Тео.
— Всякое я храню по всему дому.
— А особенное всякое?
— И его тоже.
— А потерянное всякое?
— Тоже.
— А давным-давно потерянное?
— К чему ты клонишь? — заинтересовался Бродяга.
— Иногда потерянное лежит на самом видном месте, где у вас в доме самое видное место?
— На столе, и на нем лежит кни... Точно! — оживился Бродяга. — Стащи чертову книгу! Лежит на столе у окна, шелестит страницами. Не промахнешься.
— Так вы из-за нее не можете вернуться?
— Да, — сказал Бродяга. — Нет. Не совсем. Я не могу придумать, что было дальше. Дом не впустит меня, пока я не придумаю, мы с ним договорились. Но «дальше» подразумевает то, что будет, а «было» — то, что уже случилось. Невозможно придумать идеальное «что было дальше», оно неустойчиво во времени и не укладывается у меня в голове.
— Было дальше где? — не понял Тео.
— В книге, она же не дописана.
— По-моему, — осторожно заметил Тео, — вы, во-первых, все сильно усложняете, а во-вторых, у вас страсть к недописанным историям.
— В этот раз получилось не так изящно, как со сказкой, — признал Бродяга. — Дом заартачился, и я оказался на улице.
— И теперь вы живете у ручья. — Тео опустил руку в воду. — Теплая.
— В этом ручье всегда теплая, — пожал плечами Бродяга.
На какое-то мгновение птицы перестали кричать, и наступила внезапная тишина, даже ветер затаил дыхание.
— Всегда? — повторил Тео.
***
Он аккуратно поставил запечатанный глиняный кувшин с широким горлышком на лужайку перед домом. Вода и время стерли с кувшина все надписи, ил со дна ручья украсил глину пятнистым узором.
«Но я точно знаю, что внутри», — подумал Тео и обернулся к Бродяге:
— Жил да был один волшебник. Однажды он задумал написать сказку про синий сад, и чтобы было достовернее, накупил много краски и действительно перекрасил свой сад в синий и бирюзовый, и нежно-голубой, и ляпис-лазурный. Хотя мог бы взять синее стеклышко и посмотреть сквозь него. Это была первая сказка в старой книге.
— Я знаю, — ответил Бродяга. — Я сам ее написал. Зачем ты свинчиваешь крышку?
— В другой раз он решил написать про алую деревню, и чтобы было достовернее, перекрасил всю деревню в ярко-красный. Краски ушло гораздо больше, чем в предыдущий раз. Что странно, никто из жителей деревни не возражал.
— Еще как возражали! — горько проговорил Бродяга. — Как с ума все посходили! Надо было выбрать не такой возбуждающий цвет. Бежевый какой-нибудь… Зачем тебе малярная кисть?
— Сделали бы себе розовые очки и смотрели сквозь них. Весь мир стал бы алым, не то что деревня. — Тео окунул малярную кисть в кувшин, подошел к дому и отвел руку.
— Так, — сказал Бродяга. — Так-так-так. Ты зачем так широко замахиваешься?
— А третья сказка, которой в книге не было, называлась «Зеленое солнце».
— Эту сказку так и не написали, потому что ни у кого нет столько краски, — ответил Бродяга со спокойствием человека, давно спрятавшего все концы в воду.
— Я нашел того, кто помнил легенду, — сказал Тео, — что давным-давно солнце было зеленым, пока один волшебник не перекрасил его в желтый цвет.
Бродяга печально смотрел, как с малярной кисти падают на лужайку густые капли ярко-желтого цвета.
— По легенде один кувшин с краской потерялся, — продолжил Тео. — И солнце докрасили не до конца, последний луч остался прежнего цвета. Иногда на закате, когда горизонт широк и ветра нет, можно увидеть одинокий зеленый луч. И я подумал, а вдруг остатки краски где-то до сих пор лежат?
— Не смей поганить дверь моего дома! — предупредил Бродяга.
— Я же художник, — ответил Тео. — Я сделаю это красиво.
И на темных деревянных досках он буква за буквой вывел «тепло», потому что слова, в отличие от картинок, ничего не значат и свободны проникать из одного мира в другой. А солнечная краска впитывалась в дверь дома волшебника, и на других дверях по всему свету, по всем другим мирам и городам проступали ослепительно желтые буквы. И даже весенний дождь не мог их смыть.
«В отличие от Анри, — подумал Тео, — я всегда выбираю короткий путь, а не живописный».
Бродяга коснулся дверной ручки, развернулся и побрел прочь, оставив Тео сидеть в одиночестве на пороге дома и ждать, пока не стемнеет.
А потом в теплых сине-зеленых сумерках кто-то открыл дверь.
***
С наступлением темноты, когда красно-фиолетовые оттенки стали глуше, а зелено-голубые — ярче, Анри спросил:
— У тебя на коробке с моими письмами нарисована жирная розовая… Свинья?
— Да, — ответил Тео.
— Ладно, — сказал Анри и две минуты шел молча. — Я плохо помню последние события, мы сейчас где? Наш родной город успел так измениться?
— Мы сейчас на природе, — ответил Тео. — Долго жить в городе вредно для здоровья. — Они подошли к развилке. — Пойдем короткой дорогой или живописной?
— Живописной! — ответил неисправимый Анри.
Они дошли до дерева на холме, и чинара зашелестела пятипалыми листьями, словно приветствовала тихими аплодисментами любимых актеров любимого театра. И Тео вдруг понял, что забыл что-то важное. Что-то похожее на облако. Но облака похожи на все на свете, и это важное окончательно от него ускользнуло.
И они пошли дальше.
А чинара со своего холма смотрела на маленький домик внизу. И ждала.
***
Бродяга упрямо смотрел на дом. Дом урчал от удовольствия, но дверь не открывал.
— Ты у меня таинственный, я знаю, — нежно сказал Бродяга. — Я сам тебя таким сделал.
Дом охотно согласился и заурчал еще громче.
— Тогда давай договоримся, а? — предложил Бродяга. — Я плохо думаю на свежем воздухе. Я придумаю эту историю гораздо быстрее в тепле и уюте, м?
Урчание стало задумчивым.
— И мне уже осточертело это прозвище, я хочу вернуть свое имя.
В урчании появились утешающие нотки.
— И я страшно по тебе соскучился!
Дверь распахнулась с такой силой, что набила Ходеи на лбу огромную шишку.
Тема: «Возвращение» (или «Мир потерял меня»)
Автор: Теххи Халли
Бета: Rititavi, Comma
Краткое содержание: Вы хотите пойти короткой дорогой или живописной?
Комментарии: разрешены
читать дальше
«Мне кажется, в весенний дождь я мог бы влюбиться в любой город на свете».
Короткая дорога вела к дому,
живописная — к дереву на холме.
Тео выбрал короткую. И всю дорогу жаворонок орал у него над правым ухом, вьюнок цеплялся за серую фланель брюк, а жучки-солдатики колоннами маршировали вплотную к его туфлям, и дорожная пыль мягко стелилась следом, словно шлейф дорогого платья невидимой спутницы. В руке у Тео был старый чемодан, обклеенный по углам синим шелком, а в чемодане среди вещей лежала жестяная коробка с нарисованным на крышке толстым поросенком. У самого дома жаворонка сменил певчий дрозд, и Тео вспомнил стихи, в которых тень человеческая лишь стая черных дроздов. А потом его собственную тень накрыла тень от дома.
Иногда черту, за которой дороги обратно больше нет, видно ясно, как тени на закате.
Тео открыл дверь (медная ручка была прохладной как вода в ручье), зашел внутрь (пыль с подошв въелась в коврик, вплелась в узор и изменила его) и огляделся. Дом был похож на старого пса, который прождал своего хозяина сто тысяч лет, и прождет еще столько же, потому что время несущественно, когда есть кого ждать и есть чем заняться в его отсутствие. Ветер, прокравшийся вместе с Тео, пролистал раскрытую книгу, и четные страницы, сменяясь нечетными, с тихим шелестом стали гадать: съесть, не съесть?
Тео было совершенно нечего противопоставить дому кроме жестяной коробки с письмами внутри и поросенком на крышке.
«Дорогой Тео, — было написано в последнем письме. — …Тепло или холодно?»
***
На следующее утро, гуляя по округе, Тео нашел сначала кроличью нору, потом лисью и наконец барсучью. Он наткнулся на лабиринт из шиповника с застрявшей в колючках шерстяной нитью. Лабиринт был ему по пояс, бледно-розовые цветки пахли травой и пылью. Тео зарисовал дрозда и жаворонка, клюющих дорожку из хлебных крошек, вспомнил про завтрак, позавтракал, а потом лег на спину посреди лужайки, поросшей кошачьей мятой, и долго смотрел на небо. Но небо везде как небо. Тогда Тео достал из кармана жилетки цветные стеклышки и посмотрел на мир сначала сквозь красное и желтое, а потом сквозь синее и зеленое. Теплые цвета предметы приближали, холодные отдаляли, настроение менялось от оттенка к оттенку, и все это было очень важно, вот только совершенно не в том направлении.
К обеду Тео обнаружил дерево, растущее на холме, и бродягу, сидящего у ручья. Глаза у бродяги были голубые и обманчивые, как небо, отраженное в воде.
— Жил-был принц, влюбился в принцессу, — светским тоном произнес Бродяга, — а она влюбилась в другого, и принц сошел с ума от тоски. Стихи писать начал, рисовать пробовал, пару раз хотел утопиться, но вода на него всегда благотворно влияла — только доплывет до середины озера, и как-то сразу жизнь прекрасней становится. Ему бы взять лодку и плыть дальше, куда глаза глядят… — Бродяга задумался. — Но это была бы другая сказка. Так что он как дурак каждый раз возвращался обратно в замок. А там балкончики и беседки всякие, где они с принцессой мило болтали о любви, и принц снова с ума сходит. И однажды Тоска, которая была девушкой красивой, но капризной и, на мой вкус, излишне любопытной, не выдержала и отправилась на принца посмотреть… Понятно, чем у них все закончилось. Какая скука…
— Тео Фараола, — вежливо представился Тео. — Художник.
— Ходеи, — представился в ответ Бродяга. — Это значит облако. А ты откуда?
— Из дома.
— Из какого?
— Здесь только один дом, — засомневался Тео.
— Ага, — подтвердил Бродяга. — Мой.
Тео оценивающе посмотрел на него.
— Мне сказали, хозяин полсотни лет как мертв…
— Соврали, — философски вздохнул Бродяга. — Я не умер, у меня творческий кризис.
— Тогда я погощу какое-то время в вашем доме, — кивнул Тео.
— Залезешь ко мне в постель? — уточнил Бродяга. — Пойдут слухи. Спал в его кровати, сидел на его стуле, ел из его посуды… Ладно, давай все с начала. Меня зовут Ходеи, это значит облако.
— Тео Фараола, худо…
— Не с самого начала, это ты уже говорил.
Тео перевел взгляд с Бродяги на дерево на холме и рассеяно предложил:
— Хотите, я исправлю то, что вы еще не умерли?
— Это чинара, — уклончиво ответил Бродяга. — Растет только там, где должно случиться что-нибудь интересное. Но у нее долгий век, и интересного она может ждать тысячелетиями. А ствол у нее белый, потому что кору сбрасывает. Как змеи кожу.
Тео развернулся в сторону дома.
— Эй, Фараола, — позвал Бродяга, — волшебники домой не возвращаются.
— Я не волшебник.
— А я и не про тебя.
***
Однажды, когда они сидели под углом друг к другу среди той мандалы из расставленных по аудитории парт, столов и столиков, и просто кресел с прикрученной доской для письма, Анри вполголоса сказал:
— Один из нас должен был родиться человеком, а второй — стать его ангелом-хранителем.
Тео дочитал до конца страницы и рассеяно посмотрел на друга.
Никто из них не вел нормальных конспектов. Анри либо зарисовывал лекции, либо как сейчас, облокотившись о столик друга, черкал в чужой тетради все, что приходило ему в голову. Тео на лекциях читал художественную литературу и изредка отвечал на каракули Анри, написанные вверх тормашками.
— Но мы посовещались перед рождением, — продолжил Анри, вычерчивая причудливый механизм, похожий на дверной замок, — и решили, что лучше оба будем людьми.
Треугольный ластик с дыркой посередине, который Анри носил на шнурке вокруг шеи (потому что ластик постоянно должен быть под рукой, но не постоянно в руке), недовольно качнулся, словно захотел стереть часть механизма.
«Это ты к чему?» — размашисто написал в своей тетради Тео.
«К тому, — ответил Анри, — что нет у нас с тобой ангелов-хранителей. Самим придется выкручиваться».
Через два месяца Анри исчез в неизвестном направлении. Еще через месяц Тео получил первое письмо из ниоткуда. Жирным карандашом шестой степени мягкости на конверте было написано: Тео Фараола, где бы он ни был.
***
Дорогой Тео!
Пожалуйста, не выкидывай конверт, это важно (хотел сказать об этом сразу, а то потом забуду).
Тео! Что пишут в письмах? Я помню про «Дорогой» в начале и про погоду в конце, а про середину никто никогда мне не говорил. Я представлю, что пишу у тебя в тетради, так гораздо легче. Переверни лист, когда будешь читать.
Легко путешествовать между мирами, если ты действительно талантливый архитектор. Всегда знаешь, какую дверь нужно открыть. А потом разгадываешь ее, словно загадку, словно китайскую шкатулку, и делаешь наиболее осмысленное и красивое движение в данный момент. И вываливаешься в другой город в другом мире в одних трусах, потому что ты редкостный идиот, и экспериментируешь где ни попадя. В общем, я вернулся домой и оделся, и захватил карандаши для путевых заметок. Но писать заметки — страшная скука, и я решил, что лучше буду писать тебе, в конце концов, ты мой лучший друг. Это мое первое письмо из моего третьего города (в первых двух я был слишком под впечатлением и, по-моему, некоторые люди принимали меня за сумасшедшего, но это ничего, они тоже выглядели странно). В этом городе здания декорированы майоликой, голубой как небо или зеленой как море. И стены не отвесны, а волнисты, и днем кажется, что город растекается вокруг тебя одной сплошной волной, и солнечные зайчики как блики на воде. А в лунном свете все меняется так сильно, что я не знаю верных слов, чтоб описать. Вернусь домой, попробую вплавить мозаику из цветного стекла в какой-нибудь природный материал, чтобы она менялась в разное время дня и при смене погоды…
Конверт! Сотри свое имя и напиши мое, и ты сможешь отправить мне ответ, почтовые ящики — те же двери.
Анри
__________________________________________________________________________________________________________
— Свинья ты, а не лучший друг, — вслух подумал Тео и положил письмо в пустую жестянку из-под конфет с розовой хрюшкой на крышке. И принялся за ответ, который сплошь состоял из вопросов.
Какого черта я тебе «Дорогой Тео»?
Какого черта тебя понесло за край света?
Какого черта просто какого черта?
И какого черта ты пишешь карандашами, причем разной степени твердости? Я все глаза сломал, разбирая твои бледные строчки.
«Дорогой Тео! — ответил Анри. — Песочные замки всегда с башенками!!!»
«Дорогой Анри! — ответил Тео. — Не знаю, в каком ты сейчас городе, но вали оттуда, и быстро».
***
Дорогой Тео,
На архитектуру, как ты помнишь, лучше смотреть сверху — хотел бы я быть ангелом! А так приходится забираться куда повыше, на холмы или на горки, или на другую архитектуру. Пятый город (я не помню, что было в предыдущем) — город крыш и горгулий. Они здесь настоящие. Но там, внизу, все неуловимо по-другому. Словно город стоит на зеркальной поверхности и отражается вглубь с искажениями и рябью. Если смотреть снизу вверх, то горгулий не существует, только туман и обычные крыши. Сверху вниз — в тумане исчезают люди. А дома одни и те же на всех. Я выбрал самое высокое здание и все смотрел и смотрел вниз, пытался найти точку фокусировки, правильный угол зрения, хотел совместить два города в один, пока у меня не закружилась голова.
Тебе не кажется, что душевное равновесие восстанавливаешь, как и физическое, — опираясь на кого-то?
А карандашами пишу, потому что карандашный почерк невозможно подделать.
Анри
__________________________________________________________________________________________________________
***
Дорогой Тео,
В конверте был пустой лист. Сначала я подумал, что ты издеваешься. Потом, что ты решил пополнить мои запасы бумаги (не надо, ее в любом мире предостаточно). И только потом догадался, что ты там что-то нарисовал. Рисунки — не слова — они не проходят между мирами. Слова — это закорючки в определенной последовательности, они представляют информационную ценность только для тех, кто их понимает и может расшифровать. А рисунки и картинки говорят на гораздо более универсальном языке образов. В общем, представь, что наши письма проходят информационный таможенный контроль, и все, что дешифруется — удаляется.
Напиши, что ты нарисовал!
Анри
__________________________________________________________________________________________________________
***
Люди строят мосты над пропастью — шаг за шагом, чтобы попасть в мир другого человека. И когда мост готов, весь мир меняется, и пропасти больше нет, есть речка, овраг, горный склон. И можно смотреть вдаль, облокотившись на перила. И все выглядит таким надежным… А потом люди отдаляются друг от друга, и мост становится грубее и отвеснее, перила исчезают и деревянные доски становятся похожи на скользкий мрамор. И сильный ветер. И все это медленно рушится у тебя под ногами, и там, внизу, снова пропасть.
А у нас с тобой не мост, а свалка. Если мы ее разрушим, ничего не изменится.
Я нарисовал ручей и осыпающийся каменный мост, и мы сидели спиной друг к другу и смотрели в разные стороны. И пропасть была у нас над головой как небо.
Гораздо легче все это нарисовать, чем объяснить словами.
Тео
__________________________________________________________________________________________________________
***
Дорогой Тео,
Мне кажется, в весенний дождь я мог бы влюбиться в любой город на свете. И сердце мое закончится раньше, чем города. В последние дни, куда ни попадаю, — все время дождь.
Забыл перчатку на скамейке (ты бы видел эту скамейку, ты бы голову забыл!). Кажется, левую, потому что вроде-бы-правую я утопил в предыдущем городе (перекресток, оживленное движение, повсюду крокодилы какие-то). И я пошел в Бюро Находок, а там этих перчаток горы. И вот я стою, смотрю на них и никак не могу вспомнить, как выглядела моя. Забавное чувство.
Расскажи, как выглядит сейчас наш город.
Анри
__________________________________________________________________________________________________________
***
Как обычно, только хуже. У меня, выражаясь твоими метафорами, с нашим городом то медовый месяц, то развод с разделом имущества, и сейчас как раз второе. Даже деревья бесят. Расцвели фиолетово-пурпурным, в сочетании с зеленым — абсолютно пластилиновые цвета.
Тео
__________________________________________________________________________________________________________
***
Дорогой Тео,
Этот город похож на акварель. Я здесь уже давно, не помню сколько, время измеряется в каких-то странных единицах.
Вчера я видел чудовище и плохой сон.
Солнечный зайчик пляшет на статуэтке и кажется, что пляшет сама девушка, запрокидывает голову и смеется жестокой улыбкой. И складки платья набегают друг на друга как волны. Я смотрел на нее и вдруг вспомнил, что ты любишь тайны, а я — загадки.
Анри
P. S. Тепло или холодно?
__________________________________________________________________________________________________________
Это было первым письмом, в конце которого Анри добавил постскриптум.
«Похолодало», — ответил простуженный Тео.
Он снова и снова доставал из почтового ящика старый конверт, поднимался к себе в мансарду и разбирал карандашные строчки. В одном письме могли оставить грифельный след пять разных карандашей. Царапающие линии выводили «Дорогой Тео», а середина была смазана из-за жирности в 7В. И несмотря на то, что ластик всегда был под рукой, Анри в своих письмах никогда ничего не стирал, только зачеркивал в три слоя, когда окончательно сбивался с мысли.
И в каждом новом письме был один и тот же постскриптум.
Тео начал воспринимать его вроде перефразированного «Я по тебе скучаю». И так как он тоже скучал, то всегда отвечал «Холодно», ни разу не написав «Тепло», но всякий раз по разным причинам.
***
Дорогой Тео,
Целый день бродил по городу и не заметил, как он начал исчезать. Выцветал в теплых сумерках как чернильная надпись на солнцепеке. Сначала поблекли краски (но вечером так всегда и бывает), потом выцвел городской шум, тишина цепляла одну улицу за другой, мне показалось, в случайном порядке. Я перебежал в соседний переулок, он звенел, словно ничего не случилось, а встречная улица уже лишилась всех звуков. А потом это началось с пространством. Перспектива пошла ко всем чертям — дальнее или ближнее, контуры остались, но потеряли резкость, остались объемы, но горизонт исчез. И атмосфера вокруг… я не знаю, словно одно за другим гаснут окна в большом доме, и человек в последнем окне даже не догадывается, что он находится в городе, которого больше нет.
Я страшно перепугался и ринулся в первую же дверь.
Анри
P. S. Тепло или холодно?
__________________________________________________________________________________________________________
Дорогой Тео,
Новый город — не город, а сказка. Дома украшены цветным стеклом и пестрой плиткой, осколками битой посуды и дорогим панно, гнутым железом, решетками оград, орнаментом и пылью по краям дорог.
Чудовища в этом городе не пугают.
Я нашел дверь, через которую уйду, — из нее вырастает крылатый лев, надо заглянуть ему в глаза и пожать лапу.
Анри
P. S. Тепло или холодно?
__________________________________________________________________________________________________________
Дорогой Тео,
Дома как маски, а города похожи на людей. Я открываю дверь, и как в калейдоскопе меняется картинка.
Я видел пустыню на краю города. Там одни только двери среди песка. Если постучаться — тебя впустят. Если открыть самому — всего лишь выйдешь с другой стороны. И невозможно открыть дверь в другой город.
Пока я возвращался обратно, к садам, дворцам и подворотням, мне показалось, я начал забывать, что важно, а что нет. Моей системе ценностей столько раз устраивали встряску и выбивали почву из-под ног, что половина ценностей разбита вдребезги, а остальные в трещинах и сколах. И звезды над головой всегда чужие.
Мне показалось, меня самого почти не осталось, еще один поворот, и я потеряю дорогу обратно.
P. S. Тепло или холодно?
__________________________________________________________________________________________________________
А потом пришло последнее письмо, в котором был один постскриптум.
«Дорогой Тео,
…Тепло или холодно?»
***
— Нелинейное восприятие мира не доведет меня до добра… — вздохнул Бродяга. В глазах у него таяли чужие строчки.
— А как здесь с почтой? — спросил Тео.
— Либо в город, либо к морю. К морю ведет короткая дорога, к городу — извилистая.
Тео вспомнил, как называются почтовые корабли.
— На пакетботах приходит?
Бродяга посмотрел на него с любопытством.
— Нет, в бутылках. Но можно отправить и птицу. У меня есть почтовый ворон Фиакр. А еще жаворонок и дрозд, но их зовут по-разному. Жаворонка дроздом, а дрозда жаворонком. И не стоит забывать про дом.
— О, да, — согласился Тео. — У меня на него большие планы.
— На мой дом?
— Вы в нем не живете.
— Это наше личное с ним дело.
Небо слегка потемнело. Ветер привел с востока облака и согнал их в одну большую косматую дождевую тучу. Птицы ринулись ловить мошек. Тео уселся на землю рядом с Бродягой и произнес:
— Когда я был маленьким, мне подарили старую книгу с тремя сказками, но на самом деле сказок было только две. А вместо третьей написали: «спросите у того, кто знает», и ворох пустых страниц.
— И ты нашел того, кто знает?
— Да.
— И спросил?
— Да.
— И о чем была сказка?
— Когда я встретил Анри, — не ответил Тео, — я показал эту книгу ему, он долго веселился, а потом сказал, что третья сказка обо всем на свете. Загадка для ребенка. Правильный ответ — найти кого-нибудь, кто расскажет тебе новую сказку. А потом найти кого-нибудь еще. И сказка никогда не закончится.
— Но ты предпочитаешь тайны, а не загадки.
— Да. Загадки приходится разгадывать, а с таинственным всегда можно договориться.
— Даже не пытайся договориться со мной, — предупредил Бродяга. — Считай, что я все-таки умер.
— Почему вы не можете вернуться домой? — вкрадчиво спросил Тео.
— Не твое дело.
— Теперь мое.
— С чего вдруг?
— Ну как же… — Тео улыбнулся. — Я собираюсь вас ограбить.
У них над головами птицы расселись по веткам и стали распеваться перед вечерним общим гвалтом. Туча потемнела еще сильнее.
— Мне нужно знать, где вы храните… всякое, — продолжил Тео.
— Всякое я храню по всему дому.
— А особенное всякое?
— И его тоже.
— А потерянное всякое?
— Тоже.
— А давным-давно потерянное?
— К чему ты клонишь? — заинтересовался Бродяга.
— Иногда потерянное лежит на самом видном месте, где у вас в доме самое видное место?
— На столе, и на нем лежит кни... Точно! — оживился Бродяга. — Стащи чертову книгу! Лежит на столе у окна, шелестит страницами. Не промахнешься.
— Так вы из-за нее не можете вернуться?
— Да, — сказал Бродяга. — Нет. Не совсем. Я не могу придумать, что было дальше. Дом не впустит меня, пока я не придумаю, мы с ним договорились. Но «дальше» подразумевает то, что будет, а «было» — то, что уже случилось. Невозможно придумать идеальное «что было дальше», оно неустойчиво во времени и не укладывается у меня в голове.
— Было дальше где? — не понял Тео.
— В книге, она же не дописана.
— По-моему, — осторожно заметил Тео, — вы, во-первых, все сильно усложняете, а во-вторых, у вас страсть к недописанным историям.
— В этот раз получилось не так изящно, как со сказкой, — признал Бродяга. — Дом заартачился, и я оказался на улице.
— И теперь вы живете у ручья. — Тео опустил руку в воду. — Теплая.
— В этом ручье всегда теплая, — пожал плечами Бродяга.
На какое-то мгновение птицы перестали кричать, и наступила внезапная тишина, даже ветер затаил дыхание.
— Всегда? — повторил Тео.
***
Он аккуратно поставил запечатанный глиняный кувшин с широким горлышком на лужайку перед домом. Вода и время стерли с кувшина все надписи, ил со дна ручья украсил глину пятнистым узором.
«Но я точно знаю, что внутри», — подумал Тео и обернулся к Бродяге:
— Жил да был один волшебник. Однажды он задумал написать сказку про синий сад, и чтобы было достовернее, накупил много краски и действительно перекрасил свой сад в синий и бирюзовый, и нежно-голубой, и ляпис-лазурный. Хотя мог бы взять синее стеклышко и посмотреть сквозь него. Это была первая сказка в старой книге.
— Я знаю, — ответил Бродяга. — Я сам ее написал. Зачем ты свинчиваешь крышку?
— В другой раз он решил написать про алую деревню, и чтобы было достовернее, перекрасил всю деревню в ярко-красный. Краски ушло гораздо больше, чем в предыдущий раз. Что странно, никто из жителей деревни не возражал.
— Еще как возражали! — горько проговорил Бродяга. — Как с ума все посходили! Надо было выбрать не такой возбуждающий цвет. Бежевый какой-нибудь… Зачем тебе малярная кисть?
— Сделали бы себе розовые очки и смотрели сквозь них. Весь мир стал бы алым, не то что деревня. — Тео окунул малярную кисть в кувшин, подошел к дому и отвел руку.
— Так, — сказал Бродяга. — Так-так-так. Ты зачем так широко замахиваешься?
— А третья сказка, которой в книге не было, называлась «Зеленое солнце».
— Эту сказку так и не написали, потому что ни у кого нет столько краски, — ответил Бродяга со спокойствием человека, давно спрятавшего все концы в воду.
— Я нашел того, кто помнил легенду, — сказал Тео, — что давным-давно солнце было зеленым, пока один волшебник не перекрасил его в желтый цвет.
Бродяга печально смотрел, как с малярной кисти падают на лужайку густые капли ярко-желтого цвета.
— По легенде один кувшин с краской потерялся, — продолжил Тео. — И солнце докрасили не до конца, последний луч остался прежнего цвета. Иногда на закате, когда горизонт широк и ветра нет, можно увидеть одинокий зеленый луч. И я подумал, а вдруг остатки краски где-то до сих пор лежат?
— Не смей поганить дверь моего дома! — предупредил Бродяга.
— Я же художник, — ответил Тео. — Я сделаю это красиво.
И на темных деревянных досках он буква за буквой вывел «тепло», потому что слова, в отличие от картинок, ничего не значат и свободны проникать из одного мира в другой. А солнечная краска впитывалась в дверь дома волшебника, и на других дверях по всему свету, по всем другим мирам и городам проступали ослепительно желтые буквы. И даже весенний дождь не мог их смыть.
«В отличие от Анри, — подумал Тео, — я всегда выбираю короткий путь, а не живописный».
Бродяга коснулся дверной ручки, развернулся и побрел прочь, оставив Тео сидеть в одиночестве на пороге дома и ждать, пока не стемнеет.
А потом в теплых сине-зеленых сумерках кто-то открыл дверь.
***
С наступлением темноты, когда красно-фиолетовые оттенки стали глуше, а зелено-голубые — ярче, Анри спросил:
— У тебя на коробке с моими письмами нарисована жирная розовая… Свинья?
— Да, — ответил Тео.
— Ладно, — сказал Анри и две минуты шел молча. — Я плохо помню последние события, мы сейчас где? Наш родной город успел так измениться?
— Мы сейчас на природе, — ответил Тео. — Долго жить в городе вредно для здоровья. — Они подошли к развилке. — Пойдем короткой дорогой или живописной?
— Живописной! — ответил неисправимый Анри.
Они дошли до дерева на холме, и чинара зашелестела пятипалыми листьями, словно приветствовала тихими аплодисментами любимых актеров любимого театра. И Тео вдруг понял, что забыл что-то важное. Что-то похожее на облако. Но облака похожи на все на свете, и это важное окончательно от него ускользнуло.
И они пошли дальше.
А чинара со своего холма смотрела на маленький домик внизу. И ждала.
***
Бродяга упрямо смотрел на дом. Дом урчал от удовольствия, но дверь не открывал.
— Ты у меня таинственный, я знаю, — нежно сказал Бродяга. — Я сам тебя таким сделал.
Дом охотно согласился и заурчал еще громче.
— Тогда давай договоримся, а? — предложил Бродяга. — Я плохо думаю на свежем воздухе. Я придумаю эту историю гораздо быстрее в тепле и уюте, м?
Урчание стало задумчивым.
— И мне уже осточертело это прозвище, я хочу вернуть свое имя.
В урчании появились утешающие нотки.
— И я страшно по тебе соскучился!
Дверь распахнулась с такой силой, что набила Ходеи на лбу огромную шишку.
@темы: конкурсная работа, рассказ, Радуга-5
во-вторых, заинтриговали: это все-таки пасхалочка или так само вышло?
Друх, по ссылке на пасхалочку она зачем-то скачивается.
Они созданы друг для друга.
Извините, я всьо. Мне что-то так хорошо, что я потом, возможно, еще приду и еще что-то скажу.
А если не приду, то вот:
"Почерк" вам поправила, раз уж тут выловили.)
в целом рассказ весьма и весьма добротный, и тема раскрыта.
Моей системе ценностей столько раз устраивали встряску и выбивали почву из-под ног, что половина ценностей разбита вдребезги, а остальные в трещинах и сколах. И звезды над головой всегда чужие.
Не, хорошо, атмосферно, детальки всякие - но по итогам всё равно возникает стойкое ощущение, что это было написано ради поиграться в цветную сказочку. Нарочито. Диалоги симпатичные, но чисто "оп, а сейчас тут будет забавная игра слов или смыслов", все говорят одинаково. Описания городов - что лоток с леденцами, цвета-цвета-цвета-туман-мозаика-авкарель-плитка, всё такое сказочное и сладкое, живописное, что за всем этим как-то теряется смысл. Если он был. Возможно, он заключается в том, что Тео
силой броманса"покрасил" мир так, что он стал "настоящим", обыгрывая цитату про зелёное солнце, и это притянуло Анри из череды одинаковых слащавых фантазий, которые на самом деле опасные иллюзии? Но всё равно как-то ни о чём весь текст. Напомнило Карту города с прошлой Радуги. Тот же дроч на красочные детали при отсутствии внятной истории.Но не знаю, почему-то видится авторское самолюбование "вот я как могу", а персонажам не сочувствуешь, они никакие, и картон же. Зато ярко покрашенный, ага.
Может, для притчи это и не минус.
suricate, не совсем, откровенная пасхалочка только имя Тео, оно было сознательно выбрано в том числе и из-за Ван Гога, все остальное эээ... было продиктовано другими соображениями )) читать дальше
Terra Nova, спасибо ^________^ за все )))
Tempus magi, спасибо ^________^
Ashfoot, спасибо ^________^ вот как раз к "Атласу" у меня сознательных отсылок не было, но схожесть я теперь вижу, да )) особенно в названии )))
Ka-mai, спасибо за похвалы ^________^ теперь по поводу критики )) читать дальше
Achenne, по поводу рассказа, боюсь, как и с Ka-mai, все что я могу - это принести свои извинения ^_____^
по поводу самолюбования - нет, это ложное впечатление, мое обычное самоощущение в процессе написания на радугу "что ж я бездарь-то такой" )))) увы, оно часто оправдывается.
про любовьпро художников)субъективно не понравилась речь Бродяги (и сама идея персонажа), но это сугубо вкусовой вопрос
5/7
Че-то и мне оно примерно так же по ощущениям, хотя я понимаю, что автор туда глубокое клал. Но я до него, наверное, не донырнул, прошел поверху. Очень красиво написано, очень сказочно, очень такое все ух какое здоровское, и вот прямо даже финал про Бодягу и скучать - как-то прямо попало в некоторые мои личные по жизни настроение райт нау, и это так задушевно получилось. Но при этом оно что-то слишком, на мой вкус, карамельное, воздушное, сусальное, ну не знаю, даже не сказка, а игра в сказку, не притча, и игра в притчу, не рассказ, а... ну, короче. Это прикольный самобытный текст, и жанрово он своеобразен, и написан круто, но что-то совсем оно не по мне, то ли больше плоти хочется, то ли больше динамики, то ли не знаю.
Но, энивей, клево.
Китахара, не сказка, а игра в сказку, не притча, и игра в притчу, не рассказ, а... ну, короче. - так изящно и жестоко меня еще никто не ругал