Ну а здесь, знаешь ли, приходится бежать со всех ног, чтобы только остаться на том же месте (с)
Название: Очищение
Тема: «Возвращение» (или «Мир потерял меня»)
Автор: LenaSt
Бета:
Пиковая стража
Краткое содержание: И многое было забыто, чего забывать не следовало (с).
Комментарии: разрешены
Эмоции (от лат. emovere – возбуждать, волновать) – особый вид психических процессов или состояний человека, которые проявляются в переживании каких-либо значимых ситуаций (радость, страх, удовольствие), явлений и событий в течение жизни.
Посетительница пристально изучала Игрейн уже минуты три, и это стало понемногу надоедать.
– Вам кто-то рекомендовал обратиться ко мне? – Игрейн решила, что пора переходить к сути.
– Да, мне рекомендовали вас, сказали, что вы ответственная и неболтливая, и теперь я пытаюсь составить собственное впечатление.
– Хорошо.
Молчание затягивалось. Наконец гостья положила на стол узкий прямоугольный предмет в золотистом чехле – примерно два дюйма в длину.
Игрейн осторожно прикоснулась к нему. Эмограмма, как и положено, была заключена в защитную оболочку, но под пальцами Игрейн ощутимо завибрировала.
Игрейн Стоддард была эмосканером. Неплохим, пусть и не очень известным. В Столице таких как она полно, несмотря на запрет. Спрос на эмоции стабильно рос и по самым скромным оценкам годовой оборот этого бизнеса исчислялся миллиардами долларов.
Эмоции вновь были в моде. Когда-то давно, когда еще люди не умели настраивать свои тела и контролировать время, – они могли проводить драгоценные часы в попытках получить то, что сейчас эмосканеры могли добыть в считанные секунды. Конечно, это было запрещено. Эмоции вредили людям, заставляли их совершать необдуманные поступки, отрицать принципы, ниспровергать правила. Эмоции становились причинами нервных расстройств, личных неурядиц, разрушенных судьб. Эмоции были болезнями, разрушающими не только тела, но и души.
Эмосканеры работали скрытно, маскируя свои услуги под грифом индивидуальное консультирование. Собственно, так оно и было. Эмограммы прибывали в Столицу из стран Третьего Мира, игнорировавших Доктрину Целесообразности, и оседали на черном рынке. За небольшую плату можно было познакомиться с любыми эмоциями, ощутить полный спектр переживаний – гнев, радость, разочарование.
Запреты для того и существовали во все времена, чтобы их нарушать.
Игрейн удавалось неплохо зарабатывать этим, принимая только проверенных клиентов. Она избегала авантюр, предпочитая иметь дело с людьми, которых хорошо знала или которые предоставляли рекомендации. Эта клиентка пришла по рекомендации от одного знакомого эмосканера, который почему-то не захотел принять ее сам. Не то чтобы Игрейн ему не доверяла, но само по себе это настораживало.
– Это очень ценная вещь, – голос клиентки вырвал Игрейн из ее мыслей. – Мне важно почувствовать то, что там записано. Очень.
– Откуда это у вас?
– Неважно. Подарок, находка. Какая разница? У меня эта штуковина с самого детства, и я всегда знала – наступит день, когда смогу узнать, что на ней. Мне сказали, что вы можете помочь – и вот я здесь.
Игрейн не устраивало такое объяснение. В ее практике встречалось всякое, и нужно было собрать максимум сведений об эмограмме, прежде чем пропускать ее содержимое сквозь себя. Игрейн вздрогнула, вспомнив историю годичной давности после которой проходила долгую нейрореабилитацию. Клиент раздобыл записи из какого-то тюремного лагеря одной из стран Африки, охваченной пламенем многолетних войн. Игрейн сглотнула. Такого обилия черной и серой красок, словно сажа оседающих в душе, такой безнадежности, страха и ненависти она не испытывала никогда.
После этого она полгода не могла работать, просыпаясь ночами в страхе, что теряет реальность, а темнота вокруг нее смыкает цепенящие объятия. Ей было тяжело концентрироваться, тяжело общаться с людьми, прикасаться к эмограммам. И что самое серьезное – ей было тяжело скрывать свой дефект. Она не могла выдать себя эмоциями, не могла допустить, чтобы кто-то узнал о ее особенности. Мирок эмосканеров очень замкнутый, очень закрытый и никому, кроме их братии туда нет доступа.
Игрейн искренне не понимала, что толкает людей в желании испытывать нечто подобное, но с тех пор стала намного осторожнее, взяв за правило собирать полную информацию о клиенте и предварительно тестировать содержимое носителя.
– Расскажите, пожалуйста, о себе.
– Мое имя Лидия Эванс. Номер личного сертификата один-восемь-сорок-двадцать пять…
Имя из каталога Двенадцатого Района, машинально отметила Игрейн – буквенный код района совпадал с инициалами посетительницы. Так было принято, чтобы упростить отчетность, систему постоянно совершенствовали. Если раньше в качестве идентификатора новорожденному просто присваивали шифр инкубатора с питательной средой, куда помещали яйцеклетку, то теперь унифицировалось все, вплоть до имени в документах.
Биография Лидии была стандартной: появилась на свет в окружном репродуктивном центре Двенадцатого Района, при регистрации получила номер, который совпал с тем, который Игрейн быстро пробила через коммуникатор. Работала в трех корпорациях, каждый раз переходя на новое место с повышением. Непрерывный стаж, выполнение всех плановых показателей, высокий уровень общественной пользы – ничего подозрительного.
Лидия излагала факты методично, последовательно, называя поэтапно все аттестации, все воспитательные циклы, все уровни личностной коррекции которые проходила. Ей нечего было скрывать, и это повышало доверие со стороны Игрейн.
– Хорошо. Давайте назначим время сеанса.
– Как это – назначим? – Лидия явно напряглась. – Разве нельзя провести его прямо сейчас? Я думала…
– Мне нужно сначала самой поработать с этим, – Игрейн подтянула к себе лежащую перед ней эмограмму, вновь ощутив вибрацию.
Это настораживало. Какой силы должны быть эмоции, чтобы ощущаться так явственно, преодолевая защиту. Игрейн снова вспомнила ту запись и ее непроизвольно затрясло.
– Тогда отдайте. – Лидия решительно поднялась с места. – Извините, что отняла у вас время. Я не могу позволить себе оставить ее вам. Только не эту вещь. Простите.
Игрейн протянула ей эмограмму и вежливо привстала, прощаясь с гостьей. Жаль было расставаться с записью, но чутье подсказывало, что лучше не связываться. Слишком все странно складывается. Когда Лидия уже скрылась за дверью, какая-то сила выдернула Игрейн из кресла и толкнула вслед уходящей клиентке.
– Погодите!.. – хрипло позвала Игрейн, сама удивляясь собственному порыву. – Я согласна. Давайте проведем сеанс прямо сейчас.
– Расслабьтесь, – Игрейн привычным жестом подкорректировала наклон кресла. – Удобно?
Лидия кивнула. Ее глаза были скрыты голографическими стеклами визора.
– Вы раньше не пользовались эмосканированием? Вот это, – Игрейн прикоснулась к виску Лидии, поправляя закрепленное устройство, – поможет создать связь между моим мозгом – и вашим. Если хотите, это как создать ментальную сеть, только для нас двоих. Когда я начну трансляцию, вы сможете прочитать записанное на эмограмме. Вы будете чувствовать все то же, что и я. Я поведу вас, буду контролировать, направлять информационный поток. Это безопасно, доверьтесь мне.
– Будет больно?
– Нет. – Игрейн отогнала непрошеные воспоминания. – Это исключено. Ваше тело, ваши нервы, ваши рецепторы не будут задействованы. Все, что вы увидите и ощутите – будет происходить только здесь, в наших с вами головах. Скажете мне, когда будете готовы.
– Я готова.
Игрейн села в точно такое же кресло напротив Лидии, надела визор. Аккуратно стащив чехол с эмограммы, Игрейн вставила ее в разъем между указательным и большим пальцем левой руки.
Игрейн провела десятки, даже, наверное, сотни сеансов, но все равно, первые двадцать секунд погружения всегда воспринимались ею как нечто сокровенное, даже интимное. Она закрыла глаза, отдаваясь потоку нахлынувших эмоций, читая их, пробуя на вкус, впитывая, различая мельчайшие оттенки.
Такой эмограммы у нее еще не было. Красно-желтые волны сменялись периодами серого и коричнего. Радость, восторг сменялись страхом и утомлением. Переливы сиреневого, символизирующие надежду, оранжевые всполохи торжества, серые блики боли. Все это хаотично менялось, смешивалось, захлестывая все существо Игрейн.
Она больше уже не контролировала происходящее, просто транслировала, передавая все это Лидии. Новый виток заставил Игрейн конвульсивно выгнуться в кресле. Наверняка обладательница этих эмоций чувствовала сильную боль, но эта боль не обжигала, не ранила ее душу.
Как такое возможно? Игрейн приняла новый прилив эмоций, на этот раз окрашенных чистыми алыми красками. Радость и облегчение затопили ее, перерастая в эйфорию. Проблески зеленого и серого, усталость и радость чего-то нового, интерес и истома. Игрейн чувствовала воодушевление и – она была уверена в этом – счастье.
Яркая вспышка – эмограмма закончилась. Игрейн скрючилась в кресле, напоминая себе, что пора возвратиться к действительности.
– Это самые сильные ощущения, которые я когда-либо испытывала, – тихо сказала Лидия, когда Игрейн освободила ее от визора и сняла датчики. – Это лучшее, что было в моей жизни. Я не совсем поняла, что это, но это было словно… как рождение новой звезды.
– Новой жизни, – тихо поправила ее Игрейн. – Впрочем, это одно и то же.
– Почему я сама не могу испытывать ничего подобного? – Лидия не ждала, что ей ответят. Она знала, почему. Они все знали. Такова была цена, которую они платили.
– Лидия, откуда у вас эта эмограмма?
– Мне дала это работница репродуктивного центра, когда я переходила на старшую ступень. Просто сунула в кармашек моей куртки. Я больше никогда не видела эту женщину, даже не помню ее имени и лица. Странно, да? Ведь мы проводили с ней много времени. Она воспитывала меня на младших ступенях, и даже, кажется, выделяла среди других. Хотя это наверняка только мои домыслы… – хотя Лидия вежливо улыбалась, ее голос дрожал – самую малость, но Игрейн заметила. – Спасибо, мне нужно идти. Спасибо. Я еще свяжусь с вами. Я хочу, чтобы мы повторили. Я должна понять.
Уже дома, вечером, Игрейн подошла к экрану, отгораживавшего ее уютную квартиру от окружающего мира, негромко отдала приказ коммуникатору. Слегка померцав, экран исчез, открыв взгляду Игрейн вид на ночную Столицу.
Упорядоченные огни мегаполиса напоминали кровеносные артерии, пронизывающие гигантский, не ведающий сна организм. Город жил своей жизнью, холодный, ослепительный, прекрасный. Каждый миг его бытия был отточен и выверен до совершенства. Такой Столица была всегда, сколько себя помнила Игрейн. Она любила этот город, всегда, сколько себя помнила, но никогда не задумывалась, что больше всего он напоминает ей муравейник, гигантский, полный трудолюбивых обитателей.
Общество в своем развитии непрерывно стремилось к самосовершенствованию. Рационализация и оптимизация ставились во главу угла, и все, что выходило за рамки необходимости – подлежало утилизации. Оптимизировалось все без исключения ресурсы – природные, человеческие, энергетические. Новая философия подразумевала идеальную формулу эффективности.
Самосовершенствование и самореализация – благодаря этому каждый человек мог максимально эффективно распределять имеющиеся ресурсы – время, интеллект, физические возможности.
Перелом произошел, когда была принята Доктрина Целесообразности, устав нового общества, декларирующий распределение функций в зависимости от индивидуальных преимуществ. Именно тогда впервые была запущена программа генетической рафинации, которая в короткие сроки избавила человечество от генетического мусора.
Было решено множество проблем и уничтожено множество болезней. Но поддержанию баланса мешали эмоции. Простые, банальные – но они оставались пережитками, атавизмами, становились дестабилизирующим фактором, разрушавшим самые безупречные подсчеты.
Первые опыты по исследованиям эмоций и чувств, как высших проявлений, были проведены еще Дарвином, и с тех пор, с XIX века наука не стояла на месте, отыскивая все новые и новые взаимосвязи в человеческом мозгу, которые отвечали за сферу эмоций. Путем длительной селекции, которая впоследствии получила название Программы генетической рафинации, удалось блокировать нейронные связи в структурах первого блока мозга, отвечающие за формирование эмоций. Шаг за шагом, механизм усовершенствовался, становился более гибким, менее агрессивным. Оптимальным.
Новое поколение, прошедшее генетическую селекцию сразу доказало свою эффективность. Все задачи, все функции выполнялись в строгом соответствии с целесообразностью. Отпала необходимость в семьях, индивидуальном деторождении и воспитании.
Появились репродуктивные центры – огромные, оснащенные всем необходимым комбинаты, которые обеспечивали все необходимое для репродукции – начиная от инкубаторов с питательной средой, в которых выращивались эмбрионы, чьи генотипы проходили тщательное тестирование – заканчивая воспитательными ступенями, которые успешно выполняли функции по формированию новых членов общества. Это позволяло максимально эффективно использовать имеющиеся ресурсы. Каждый выпусник такого центра проходил тестирование, определявшее его самые сильные стороны – и проходил соответствующее обучение, позволяющее максимально эти стороны развить. Периодически проводилась личностная коррекция, по итогам которой назначалось соответствующее переобучение или повышение квалификации.
Несмотря на успешное внедрение программы, все еще появлялись люди, имеющие тот самый дефект, отвечающий за эмоциональную составляющую. К таким относилась и Игрейн. Таких как она называли эмосканерами.
В отличие от всех остальных людей эмосканеры могли читать чужие эмоции. Видеть их в цвете, пропускать сквозь себя, транслировать. Этот редкий атавистический талант, который каким-то чудом все еще иногда проявлялся, несмотря на десятилетия генетической рафинации.
Сколько себя помнила, Игрейн всегда считала себя ниже других, дефектной, неэффективной. В детстве ей было сложно сосредотачиваться на выполнении заданий. Став постарше, она совершала поступки, необъяснимые с точки зрения рациональности. Но с каждым годом она училась притворяться, прятала свою необычность, мимикрировала, скрывалась. Пока не поняла, что может обратить свое свойство во благо.
Она свела знакомство с такими же как она сама, изгоями, которые помогли ей оформить документы на псевдозанятость, помогли на первых порах с технологиями, научили, как находить клиентов, как вести себя с ними, как избегать проверок и прочих подводных камней.
Несмотря на риск, Игрейн нравилось ее занятие. Нравилось проживать чужие жизни, нравилась ощущение власти, появляющееся во время трансляции. Она отдавала себе отчет в том, что ее клиенты зависимы от ее таланта, как от наркотика, но и ее собственная зависимость от сеансов тоже была сродни наркотической.
Но сегодня случилось нечто, что открыло глаза на ее сущность. Впервые за долгие годы Игрейн поняла, каким сокровищем обладала все эти годы. Сокровищем, которого лишены были все остальные.
Глядя с высоты сотен футов вниз, где миллионы людей, точно крошечные детальки приводили в действие колоссальный механизм, Игрейн вспоминала о чистой пьянящей радости, которую испытала сегодня днем, и думала о том, что они потеряли, выбрав вот эту блестящую, яркую, бездушную жизнь.
Тема: «Возвращение» (или «Мир потерял меня»)
Автор: LenaSt
Бета:
Пиковая стражаКраткое содержание: И многое было забыто, чего забывать не следовало (с).
Комментарии: разрешены
Эмоции (от лат. emovere – возбуждать, волновать) – особый вид психических процессов или состояний человека, которые проявляются в переживании каких-либо значимых ситуаций (радость, страх, удовольствие), явлений и событий в течение жизни.
Посетительница пристально изучала Игрейн уже минуты три, и это стало понемногу надоедать.
– Вам кто-то рекомендовал обратиться ко мне? – Игрейн решила, что пора переходить к сути.
– Да, мне рекомендовали вас, сказали, что вы ответственная и неболтливая, и теперь я пытаюсь составить собственное впечатление.
– Хорошо.
Молчание затягивалось. Наконец гостья положила на стол узкий прямоугольный предмет в золотистом чехле – примерно два дюйма в длину.
Игрейн осторожно прикоснулась к нему. Эмограмма, как и положено, была заключена в защитную оболочку, но под пальцами Игрейн ощутимо завибрировала.
Игрейн Стоддард была эмосканером. Неплохим, пусть и не очень известным. В Столице таких как она полно, несмотря на запрет. Спрос на эмоции стабильно рос и по самым скромным оценкам годовой оборот этого бизнеса исчислялся миллиардами долларов.
Эмоции вновь были в моде. Когда-то давно, когда еще люди не умели настраивать свои тела и контролировать время, – они могли проводить драгоценные часы в попытках получить то, что сейчас эмосканеры могли добыть в считанные секунды. Конечно, это было запрещено. Эмоции вредили людям, заставляли их совершать необдуманные поступки, отрицать принципы, ниспровергать правила. Эмоции становились причинами нервных расстройств, личных неурядиц, разрушенных судьб. Эмоции были болезнями, разрушающими не только тела, но и души.
Эмосканеры работали скрытно, маскируя свои услуги под грифом индивидуальное консультирование. Собственно, так оно и было. Эмограммы прибывали в Столицу из стран Третьего Мира, игнорировавших Доктрину Целесообразности, и оседали на черном рынке. За небольшую плату можно было познакомиться с любыми эмоциями, ощутить полный спектр переживаний – гнев, радость, разочарование.
Запреты для того и существовали во все времена, чтобы их нарушать.
Игрейн удавалось неплохо зарабатывать этим, принимая только проверенных клиентов. Она избегала авантюр, предпочитая иметь дело с людьми, которых хорошо знала или которые предоставляли рекомендации. Эта клиентка пришла по рекомендации от одного знакомого эмосканера, который почему-то не захотел принять ее сам. Не то чтобы Игрейн ему не доверяла, но само по себе это настораживало.
– Это очень ценная вещь, – голос клиентки вырвал Игрейн из ее мыслей. – Мне важно почувствовать то, что там записано. Очень.
– Откуда это у вас?
– Неважно. Подарок, находка. Какая разница? У меня эта штуковина с самого детства, и я всегда знала – наступит день, когда смогу узнать, что на ней. Мне сказали, что вы можете помочь – и вот я здесь.
Игрейн не устраивало такое объяснение. В ее практике встречалось всякое, и нужно было собрать максимум сведений об эмограмме, прежде чем пропускать ее содержимое сквозь себя. Игрейн вздрогнула, вспомнив историю годичной давности после которой проходила долгую нейрореабилитацию. Клиент раздобыл записи из какого-то тюремного лагеря одной из стран Африки, охваченной пламенем многолетних войн. Игрейн сглотнула. Такого обилия черной и серой красок, словно сажа оседающих в душе, такой безнадежности, страха и ненависти она не испытывала никогда.
После этого она полгода не могла работать, просыпаясь ночами в страхе, что теряет реальность, а темнота вокруг нее смыкает цепенящие объятия. Ей было тяжело концентрироваться, тяжело общаться с людьми, прикасаться к эмограммам. И что самое серьезное – ей было тяжело скрывать свой дефект. Она не могла выдать себя эмоциями, не могла допустить, чтобы кто-то узнал о ее особенности. Мирок эмосканеров очень замкнутый, очень закрытый и никому, кроме их братии туда нет доступа.
Игрейн искренне не понимала, что толкает людей в желании испытывать нечто подобное, но с тех пор стала намного осторожнее, взяв за правило собирать полную информацию о клиенте и предварительно тестировать содержимое носителя.
– Расскажите, пожалуйста, о себе.
– Мое имя Лидия Эванс. Номер личного сертификата один-восемь-сорок-двадцать пять…
Имя из каталога Двенадцатого Района, машинально отметила Игрейн – буквенный код района совпадал с инициалами посетительницы. Так было принято, чтобы упростить отчетность, систему постоянно совершенствовали. Если раньше в качестве идентификатора новорожденному просто присваивали шифр инкубатора с питательной средой, куда помещали яйцеклетку, то теперь унифицировалось все, вплоть до имени в документах.
Биография Лидии была стандартной: появилась на свет в окружном репродуктивном центре Двенадцатого Района, при регистрации получила номер, который совпал с тем, который Игрейн быстро пробила через коммуникатор. Работала в трех корпорациях, каждый раз переходя на новое место с повышением. Непрерывный стаж, выполнение всех плановых показателей, высокий уровень общественной пользы – ничего подозрительного.
Лидия излагала факты методично, последовательно, называя поэтапно все аттестации, все воспитательные циклы, все уровни личностной коррекции которые проходила. Ей нечего было скрывать, и это повышало доверие со стороны Игрейн.
– Хорошо. Давайте назначим время сеанса.
– Как это – назначим? – Лидия явно напряглась. – Разве нельзя провести его прямо сейчас? Я думала…
– Мне нужно сначала самой поработать с этим, – Игрейн подтянула к себе лежащую перед ней эмограмму, вновь ощутив вибрацию.
Это настораживало. Какой силы должны быть эмоции, чтобы ощущаться так явственно, преодолевая защиту. Игрейн снова вспомнила ту запись и ее непроизвольно затрясло.
– Тогда отдайте. – Лидия решительно поднялась с места. – Извините, что отняла у вас время. Я не могу позволить себе оставить ее вам. Только не эту вещь. Простите.
Игрейн протянула ей эмограмму и вежливо привстала, прощаясь с гостьей. Жаль было расставаться с записью, но чутье подсказывало, что лучше не связываться. Слишком все странно складывается. Когда Лидия уже скрылась за дверью, какая-то сила выдернула Игрейн из кресла и толкнула вслед уходящей клиентке.
– Погодите!.. – хрипло позвала Игрейн, сама удивляясь собственному порыву. – Я согласна. Давайте проведем сеанс прямо сейчас.
***
– Расслабьтесь, – Игрейн привычным жестом подкорректировала наклон кресла. – Удобно?
Лидия кивнула. Ее глаза были скрыты голографическими стеклами визора.
– Вы раньше не пользовались эмосканированием? Вот это, – Игрейн прикоснулась к виску Лидии, поправляя закрепленное устройство, – поможет создать связь между моим мозгом – и вашим. Если хотите, это как создать ментальную сеть, только для нас двоих. Когда я начну трансляцию, вы сможете прочитать записанное на эмограмме. Вы будете чувствовать все то же, что и я. Я поведу вас, буду контролировать, направлять информационный поток. Это безопасно, доверьтесь мне.
– Будет больно?
– Нет. – Игрейн отогнала непрошеные воспоминания. – Это исключено. Ваше тело, ваши нервы, ваши рецепторы не будут задействованы. Все, что вы увидите и ощутите – будет происходить только здесь, в наших с вами головах. Скажете мне, когда будете готовы.
– Я готова.
Игрейн села в точно такое же кресло напротив Лидии, надела визор. Аккуратно стащив чехол с эмограммы, Игрейн вставила ее в разъем между указательным и большим пальцем левой руки.
Игрейн провела десятки, даже, наверное, сотни сеансов, но все равно, первые двадцать секунд погружения всегда воспринимались ею как нечто сокровенное, даже интимное. Она закрыла глаза, отдаваясь потоку нахлынувших эмоций, читая их, пробуя на вкус, впитывая, различая мельчайшие оттенки.
Такой эмограммы у нее еще не было. Красно-желтые волны сменялись периодами серого и коричнего. Радость, восторг сменялись страхом и утомлением. Переливы сиреневого, символизирующие надежду, оранжевые всполохи торжества, серые блики боли. Все это хаотично менялось, смешивалось, захлестывая все существо Игрейн.
Она больше уже не контролировала происходящее, просто транслировала, передавая все это Лидии. Новый виток заставил Игрейн конвульсивно выгнуться в кресле. Наверняка обладательница этих эмоций чувствовала сильную боль, но эта боль не обжигала, не ранила ее душу.
Как такое возможно? Игрейн приняла новый прилив эмоций, на этот раз окрашенных чистыми алыми красками. Радость и облегчение затопили ее, перерастая в эйфорию. Проблески зеленого и серого, усталость и радость чего-то нового, интерес и истома. Игрейн чувствовала воодушевление и – она была уверена в этом – счастье.
Яркая вспышка – эмограмма закончилась. Игрейн скрючилась в кресле, напоминая себе, что пора возвратиться к действительности.
***
– Это самые сильные ощущения, которые я когда-либо испытывала, – тихо сказала Лидия, когда Игрейн освободила ее от визора и сняла датчики. – Это лучшее, что было в моей жизни. Я не совсем поняла, что это, но это было словно… как рождение новой звезды.
– Новой жизни, – тихо поправила ее Игрейн. – Впрочем, это одно и то же.
– Почему я сама не могу испытывать ничего подобного? – Лидия не ждала, что ей ответят. Она знала, почему. Они все знали. Такова была цена, которую они платили.
– Лидия, откуда у вас эта эмограмма?
– Мне дала это работница репродуктивного центра, когда я переходила на старшую ступень. Просто сунула в кармашек моей куртки. Я больше никогда не видела эту женщину, даже не помню ее имени и лица. Странно, да? Ведь мы проводили с ней много времени. Она воспитывала меня на младших ступенях, и даже, кажется, выделяла среди других. Хотя это наверняка только мои домыслы… – хотя Лидия вежливо улыбалась, ее голос дрожал – самую малость, но Игрейн заметила. – Спасибо, мне нужно идти. Спасибо. Я еще свяжусь с вами. Я хочу, чтобы мы повторили. Я должна понять.
***
Уже дома, вечером, Игрейн подошла к экрану, отгораживавшего ее уютную квартиру от окружающего мира, негромко отдала приказ коммуникатору. Слегка померцав, экран исчез, открыв взгляду Игрейн вид на ночную Столицу.
Упорядоченные огни мегаполиса напоминали кровеносные артерии, пронизывающие гигантский, не ведающий сна организм. Город жил своей жизнью, холодный, ослепительный, прекрасный. Каждый миг его бытия был отточен и выверен до совершенства. Такой Столица была всегда, сколько себя помнила Игрейн. Она любила этот город, всегда, сколько себя помнила, но никогда не задумывалась, что больше всего он напоминает ей муравейник, гигантский, полный трудолюбивых обитателей.
Общество в своем развитии непрерывно стремилось к самосовершенствованию. Рационализация и оптимизация ставились во главу угла, и все, что выходило за рамки необходимости – подлежало утилизации. Оптимизировалось все без исключения ресурсы – природные, человеческие, энергетические. Новая философия подразумевала идеальную формулу эффективности.
Самосовершенствование и самореализация – благодаря этому каждый человек мог максимально эффективно распределять имеющиеся ресурсы – время, интеллект, физические возможности.
Перелом произошел, когда была принята Доктрина Целесообразности, устав нового общества, декларирующий распределение функций в зависимости от индивидуальных преимуществ. Именно тогда впервые была запущена программа генетической рафинации, которая в короткие сроки избавила человечество от генетического мусора.
Было решено множество проблем и уничтожено множество болезней. Но поддержанию баланса мешали эмоции. Простые, банальные – но они оставались пережитками, атавизмами, становились дестабилизирующим фактором, разрушавшим самые безупречные подсчеты.
Первые опыты по исследованиям эмоций и чувств, как высших проявлений, были проведены еще Дарвином, и с тех пор, с XIX века наука не стояла на месте, отыскивая все новые и новые взаимосвязи в человеческом мозгу, которые отвечали за сферу эмоций. Путем длительной селекции, которая впоследствии получила название Программы генетической рафинации, удалось блокировать нейронные связи в структурах первого блока мозга, отвечающие за формирование эмоций. Шаг за шагом, механизм усовершенствовался, становился более гибким, менее агрессивным. Оптимальным.
Новое поколение, прошедшее генетическую селекцию сразу доказало свою эффективность. Все задачи, все функции выполнялись в строгом соответствии с целесообразностью. Отпала необходимость в семьях, индивидуальном деторождении и воспитании.
Появились репродуктивные центры – огромные, оснащенные всем необходимым комбинаты, которые обеспечивали все необходимое для репродукции – начиная от инкубаторов с питательной средой, в которых выращивались эмбрионы, чьи генотипы проходили тщательное тестирование – заканчивая воспитательными ступенями, которые успешно выполняли функции по формированию новых членов общества. Это позволяло максимально эффективно использовать имеющиеся ресурсы. Каждый выпусник такого центра проходил тестирование, определявшее его самые сильные стороны – и проходил соответствующее обучение, позволяющее максимально эти стороны развить. Периодически проводилась личностная коррекция, по итогам которой назначалось соответствующее переобучение или повышение квалификации.
Несмотря на успешное внедрение программы, все еще появлялись люди, имеющие тот самый дефект, отвечающий за эмоциональную составляющую. К таким относилась и Игрейн. Таких как она называли эмосканерами.
В отличие от всех остальных людей эмосканеры могли читать чужие эмоции. Видеть их в цвете, пропускать сквозь себя, транслировать. Этот редкий атавистический талант, который каким-то чудом все еще иногда проявлялся, несмотря на десятилетия генетической рафинации.
Сколько себя помнила, Игрейн всегда считала себя ниже других, дефектной, неэффективной. В детстве ей было сложно сосредотачиваться на выполнении заданий. Став постарше, она совершала поступки, необъяснимые с точки зрения рациональности. Но с каждым годом она училась притворяться, прятала свою необычность, мимикрировала, скрывалась. Пока не поняла, что может обратить свое свойство во благо.
Она свела знакомство с такими же как она сама, изгоями, которые помогли ей оформить документы на псевдозанятость, помогли на первых порах с технологиями, научили, как находить клиентов, как вести себя с ними, как избегать проверок и прочих подводных камней.
Несмотря на риск, Игрейн нравилось ее занятие. Нравилось проживать чужие жизни, нравилась ощущение власти, появляющееся во время трансляции. Она отдавала себе отчет в том, что ее клиенты зависимы от ее таланта, как от наркотика, но и ее собственная зависимость от сеансов тоже была сродни наркотической.
Но сегодня случилось нечто, что открыло глаза на ее сущность. Впервые за долгие годы Игрейн поняла, каким сокровищем обладала все эти годы. Сокровищем, которого лишены были все остальные.
Глядя с высоты сотен футов вниз, где миллионы людей, точно крошечные детальки приводили в действие колоссальный механизм, Игрейн вспоминала о чистой пьянящей радости, которую испытала сегодня днем, и думала о том, что они потеряли, выбрав вот эту блестящую, яркую, бездушную жизнь.
@темы: конкурсная работа, рассказ, Радуга-5
-
-
22.05.2014 в 00:59Мне очень не понравилась халтурная начитка инфы (иногда одной и той же по два раза), тотальный атас со знаками препинания и отсутствие какой бы то ни было концовки. Было бы клево, если бы спойлеры
-
-
22.05.2014 в 01:12текст писался на замену и быстро, не? выглядит как многообещающий открывок чего-то большего, как полноценный же рассказ, увы, не выглядит ащще.
тут настолько явный задел на дальнейшее развитие сюжета - и сама загадочная эмограмма, и Лидия ушла, но обещала вернуться, и вообще мир клишированный, но прикольный показан - а потом задел в течение буквально одного абзаца превращается в пшик.
в последней части зачем-то повторяются данные из первой буквально дословно, вообще вся последняя часть дико натянута. жаль, что хороший в принципе язык и задумку испортил дедлайн.
-
-
23.05.2014 в 03:56Гхм.
Этот редкий атавистический талант,
Так редкий или полно?
читать дальше
-
-
23.05.2014 в 14:22я, к сожалению, не вижу, для чего этот текст
кроме как для быстрой замены.в нем нет ни персонажей, ни сюжета, ни языка, ни сеттинга, ни идеи. некоторое количество деталей паззла, кое-как вставленных друг в друга. единственное, что у автора получилось - передать ощущение от целлюлоидного, ниочемного, никакого быта, лишенного углов, цветов и настроений, для пущей надежности упакованного в изолон, но не уверен, что добиться этого таким образом, входило в авторский замысел.
-
-
31.05.2014 в 19:56читать дальше
В общем, оно как-то очень вторичное со всеми этими прозрачными аллюзиями на классику антиутопии. Но и при этом могло бы быть довольно интересным, если бы не тьма логических несостыковок, порожденных необходимостью успеть в дедлайн.
-
-
03.06.2014 в 20:20Сначала мне понравилось про эмоции, прочитала отрывок коллеге вслух - она говорит: "это же краткое содержание, наверное, а не сам текст". Вот примерно такое ощущение, что мне тезисно все перессказали. Мораль в конце совсем расстроила, такая лобовая, ух.
-
-
20.06.2014 в 15:34-
-
20.06.2014 в 16:16-
-
23.06.2014 в 11:07Игрейн показалась милой, интересно было про нее читать, сама идея цепляет, но рассказ как-то вот слишком уж стремительно закончился. правда была удивлена, не найдя продолжения в комментариях
если текст планировался, как зарисовка про персонажа на попробовать сеттинг, то часть информации зря повторяется и можно было значительно более изящней подать.
и не хватает финала или хоть какого-то развития.
плюс не до конца поняла, как рассказ соотносится с темой
-
-
23.06.2014 в 19:133/3
-
-
25.06.2014 в 00:41Если писалось в стрессовых условиях, быстро и на замену, и повторы нужны, чтобы добрать 2 тысячи, автор все-таки молодец, что рискнул )) Ну, и в любом случае из этого потом можно будет сделать что-то более любопытное )
-
-
04.07.2014 в 23:30Антиутопия вокруг эмоций - очень требовательная тема. Я не увидел, чтоб к ней что-то было добавлено в этом рассказе.
-
-
05.07.2014 в 20:42-
-
05.07.2014 в 22:58-
-
08.07.2014 в 18:20-
-
11.07.2014 в 19:46-
-
20.07.2014 в 22:33-
-
23.07.2014 в 00:32увы. мне правда очень жаль.
-
-
23.07.2014 в 01:22-
-
23.07.2014 в 01:25-
-
23.07.2014 в 10:39-
-
23.07.2014 в 11:19-
-
23.07.2014 в 11:35