Ну а здесь, знаешь ли, приходится бежать со всех ног, чтобы только остаться на том же месте (с)
Название: Шесть рукопожатий
Тема: «Особенный» (или «Магия во мне»)
Автор: Элайджа Бейли
Бета:
Пиковая стража и анонимный доброжелатель
Краткое содержание: В реальности Апокалипсис оказался скучным, пресным и окутанным аурой некоторой стыдливости.
Предупреждение: секс, секс, много секса, много супружеской неверности, однако всё неграфично
Комментарии: разрешены

0
В большинстве религиозных книг говорилось, что Апокалипсис станет событием печальным, но величественным. Это будет трагично, закономерно и красиво. Грешники будут гореть, праведники — возноситься. Повсюду будут взрывы и адское пламя. И виноваты во всём, конечно же, будут сами люди.
В реальности Апокалипсис оказался скучным, пресным и окутанным аурой некоторой стыдливости.
Стоя перед огромными экранами, Генерал армии США устало растёр ладонями морщинистое лицо.
— Что будем делать? — спросил его Заместитель. — Мы же не можем просто...
— Почему не можем? — ответил Генерал. — Можем.
— Запретить...
— Не запретить, — аккуратно поправил Генерал. — «Рекомендуем временно воздержаться от занятий сексом»... Хотя, нет. Так: «от любых актов сексуального характера». Господи, да свяжись с президентским спичрайтером, пусть придумает что-нибудь...
Повисла пауза. На экранах шли помехи, но Генерал с Заместителем смотрели на них так, словно там крутили самое интересное телешоу в истории США.
— А что же Президент? — спросил Заместитель.
— Пусть смонтируют обращение, — не оборачиваясь ответил Генерал. — Никто знать не должен... Пусть свалят всё на Тайланд... нет, лучше на Вьетнам, не впервой. И свяжись с каким-нибудь популярным проповедником... Надо посвятить пару выпусков целомудрию и Царству Небесному.
— Сэр, — после паузы сказал Заместитель. — Все самые известные проповедники уже... того...
Генерал трагично вздохнул.
— Тогда пусть найдут нового проповедника и сделают его популярным. Иди, выполняй. Надо с этим что-то делать.
I
Если бы Мэлу довелось сочинять мемуары, он написал бы, что рос ничем не примечательным парнем. Из толп сверстников он выделялся только упорством такой степени, что это вязло на зубах.
Родители его были католиками — из тех, которые крестятся при виде учебника по биологии, а на «Краткую историю времени» шипят, точно взбеленившаяся кошка. Они были хорошими ребятами, впрочем, Мэл смог оценить это чуть позже, с высоты своих двадцати семи. Особо не притесняли, разве что таскали на воскресные службы и заставляли по-нищенски складывать ладони перед каждой трапезой, бормоча одну и ту же приевшуюся мантру, которую сам Мэл просто заучил, особо не парясь над смыслом.
У Мэла были другие заботы. Он мечтал о звёздах.
Мечта стоила ему долгих часов споров, слёз, препирательств, скандалов и парочки шрамов от отцовского ремня из жёсткой кожи. Она стоила ему отношений с родителями: едва он переступил порог восемнадцатилетия, чётко обозначив, что становиться пастором не собирается, как отец с матерью от него отреклись.
Отрёкся, по большей части, отец, да и то неофициально — чинить препятствий они ему всё-таки не собирались. Мать писала ему письма, настоящие, бумажные, обильно пропитанные столовой ванилью и слезами. Мэл относился к её трагедии со снисходительным сочувствием, понимая логически, как тяжело, должно быть, потерять своего единственного сына.
Если бы Мэлу довелось сочинять мемуары, он начал бы с восемнадцати лет и трёх месяцев (недели и дни не считал). Сидя на траве рядом с фургончиком местных хиппи, он взглянул наверх, в низко нависшее над лесом небо, и твёрдо решил: однажды он полетит к звёздам.
II
Включив чайник, Дора прислонилась боком к столу и посмотрела в окно. Не видно было ни зги, только жёлтый свет уличных фонарей кое-как разгонял мглу.
Звёзд не было. Осенью ночь не просто накатывала на город, она его обволакивала, как мазут.
Клиент тихо спал в комнате. Свет кухонной лампочки освещал его голую ногу, покрытую тонкими светлыми волосками.
С таким выносливыми парнем Дора столкнулась впервые. Они занимались сексом шесть часов кряду, и стоило ему излиться, как он снова и снова, с исступлённой какой-то яростью, принимался за дело.
Впервые Дора столкнулась и с тем, чтобы клиент назвал своё имя — и прямо с порога.
Он протянул ей длинную узкую ладонь и сказал:
— Зак.
— Ясно, — ответила Дора и улыбнулась, вяло пожав протянутую руку. На безымянном пальце сверкнуло простенькое обручальное кольцо.
Это тоже было странно: обычно свои побрякушки неверные мужья снимали перед вожделенной дверью, а не за ней.
— Своё имя ты не назовёшь, — без особого вопроса в голосе сказал Зак, и Дора пожала плечами.
— Можешь называть меня как захочешь, котик.
— Ладно, — не стал упираться он.
Он выкупил половину суток, двенадцать часов. В любой другой ситуации это значило бы, что клиент повозится на Доре пару часов, потом проспит часов восемь, затем они снова займутся сексом, после чего он уйдёт — удовлетворённым и выспавшимся.
В любой другой ситуации Дора спокойно оставила бы клиента спать, а сама занялась бы делами: подготовила эссе для колледжа, приготовила ужин или написала бы письмо младшему брату, который учился в последнем классе старшей школы в Теннесси.
Но Зак спал подозрительно тихо. В сумеречном свете Дора видела, что он лежал на спине, раскинув руки, абсолютно неподвижно — только вздымался и опадал его впалый живот.
Дора смотрела на него какое-то время. Ей мерещилось, что кожа его слегка переливается в полумраке.
Её мучило странное чувство, ощущение злого рока, близящегося несчастья. Когда-то, ещё во время прежней жизни с родителями, её охватывало похожее ощущение: утренняя тревога перед первой за день сигаретой, въедливый червячок зависших и неоконченных дел. Сейчас ни для чего такого не было повода, и Дора потёрла ладонями лицо, пытаясь избавиться от фантома.
Щёлкнул чайник. Дора налила себе кофе и села за стол, неуклюже расставив ноги.
От безумной шестичасовой скачки побаливали захватанные бёдра, таз и промежность. Завтрашний её клиент был старым знакомым, но, похоже, на этот раз придётся перенести встречу. Такое случалось, но редко, а смены планов Дора не любила.
Профессионалкой её назвать было сложно, но репутацию свою она блюла ревниво и чётко разграничивала себя и потасканных шлюх у придорожной забегаловки, которые отсасывали за дозу. Любовные услуги — ах, как же ненавидела Дора слово «проституция» — она оказывала больше из любви к себе самой и искусству. Идти работать в офис ей не хотелось, не говоря уж о подработке в какой-нибудь кофейне.
Дора мечтала открыть бордель. Без иммигранток с отобранными паспортами, чтобы сплошь чистые и умные девочки на любой вкус. И чтобы клиенты, как у неё сейчас, — из своих, тоже чистые, пусть и необязательно умные, и тоже со справками от венерологов.
Зака среди её знакомцев не числилось, но его Доре порекомендовал Майк, бывший парень и нынешний постоянный посетитель. К письму он приложил фотографию. На снимке был улыбчивый молодой мужчина с рыжевато-пшеничными волосами, синими глазами и симпатичными ямочками на щеках.
«Знаменитость, — написал Майк, — личность в своих кругах известная. Только недавно домой вернулся, а с женой не ладится. Ты уж помоги. Деньги у него имеются».
Отчего бы и не помочь, подумала тогда Дора.
«Можешь дать ему мой номер», — написала она.
Теперь, спустя много часов, она решила, что на повторную встречу с Заком не согласится. Если парень всегда был таким ненасытным...
Из-за всплеска паники Дора едва не выронила чашку. Пришлось отставить, вцепиться в стол и подышать — вдох и выдох на три.
Да что же такое.
Чтобы отвлечься, она включила телевизор и поставила его на беззвучный режим. Шли новости, повтор какого-то старого выпуска по кабельному: показывали экстренную посадку космического корабля. Журналистов близко не подпускали. По большей части видно было не сам корабль, а пытающихся заслонить камеру силовиков. На весь объектив — только крохотные синие планетки NASA на нашивках.
На других каналах крутили порно, экономическую сводку, прогноз погоды и марафон чёрно-белых фильмов, так что Дора покачала головой и подтянула к себе лэптоп.
I
В своих мемуарах Мэл рассказал бы, что до его жизнь состояла почти исключительно из попыток стать астронавтом.
Он многого добился, бросив себя на алтарь науки. Друзей у него не было, но он и не беспокоился особенно по этому поводу. Он хорошо учился, и это было главным.
В двадцать один год Мэл заказал в кондитерской родного города большой торт с глазированным распятием наверху, после чего велел отослать подарок по адресу родителей. Торт стоил ему всех сэкономленных со стипендий денег. Никакой видимой реакции издёвка не вызвала, кроме короткого письма от матушки. На жёлтой бумаге, всё так же пропитанной ванилью, но уже без горьковатой примеси слёз, значилось: «Это был плохой поступок, Малахия».
Мэл так не считал. Это был закономерный поступок, а ещё кондитеры, по его скромному мнению, потрудились на славу, даже водрузили на голову Иисуса терновый венец из мастики.
На этом его трагическим отношениям с родителями пришёл конец. Окончательную точку в них поставила мать, переведя на счёт сына крупную сумму. Возможно, для неё это выглядело как подачка, прощальная оплеуха неудавшемуся будущему, но для бедствующего Мэла эти деньги стали вполне реальным воплощением концепции манны небесной.
В двадцать два Мэл узнал, что для полёта в космос от астронавтов требуется хороший психологический профайл. Поразмыслив немного, он пригласил в свою маленькую квартирку знакомого бармена, который как раз недавно жаловался Мэлу на отсутствие жилья (точнее, бармен говорил, пока Мэл молчаливо листал свои учебные записи).
Парня звали Майк. Он был мулатом. Ещё он был тем, с кем Мэл лишился девственности. На его взгляд, всё прошло довольно-таки неплохо, но он решил, что лучше такого не повторять. Майк с ним согласился, так что они остались друзьями.
Их дружба протекала ровно, спокойно, без всяких эксцессов и обязательств, кроме редкого совместного просмотра фильмов по вечерам. Она закончилась спустя два года там же, где и началась: в баре, когда Мэл объявил, что помолвлен.
II
Может быть, Доре следовало провериться у врача.
Недомогание атаковало её утром, спустя неделю после памятной встречи с парнем по имени Зак. Тяжесть началась внизу живота, охватила и сковала талию, поползла вверх к рёбрам. Там она и осталась, свернувшись тугим недружелюбным клубком напротив сердца.
Она полежала какое-то время на спине, размышляя о причинах недуга. Походило на обычные ежемесячные боли, но Дора знала, что для начала цикла было рановато. Её организм, молодой и крепкий, редко давал сбои.
Не в силах мириться с болью, она поднялась и походила по комнате, потом остановилась у зеркала. Её миловидное, точёное личико покрывали красные лихорадочные пятна. Глаза блестели, на лбу выступила испарина.
Дора убрала со лба тёмные волосы и вдруг ойкнула — между ног у неё начался настоящий пожар. Колени затряслись. Дора боком присела на стул, ровно задышала, пытаясь унять панику, пока не поняла, что это была не паника.
Доре хотелось секса. Причём так, что сводило челюсть и дёргало всё тело, будто она была полем, которое сначала заминировали, а потом выпустили на него толпу детей с дефицитом внимания.
Такое с ней случилось впервые. Несмотря на характер её работы, Дора была весьма умеренна во всём, что касалось любовных утех, и всегда умела себя обуздать. То чувство, которое ей овладело, было сродни чувству пубертатной девочки-девственницы, обнаружившей в интернете обнажённые фотоснимки с любимым актёром.
Нет, хуже. Раз в двести хуже. Настолько хуже, что когда Дора с глухим стоном сомкнула ноги, изо всех сил сдавливая промежность, оргазм настиг её тут же.
Не сдержав равновесия, она соскользнула со стула, неловким движением сбив часть стоявшей на туалетом столике косметики и поцарапав руку. Лёжа на паркете в окружении тюбиков с помадами, разноцветных лаков и рассыпавшихся сверкающих теней, Дора потянулась к мобильному телефону и слабой рукой набрала номер Майка.
Он ответил после третьего гудка.
— Чего тебе? — шёпотом спросил он. На заднем плане слышалось гудение.
Майк работал рекламным агентом и большую часть времени крутился на фуршетах, торгуя лицом. Дора иногда подшучивала над ним, утверждая, что профессия у них, в общем-то, была одна и та же, просто называлась по-разному.
— Котик, — ласково пропела Дора, свободной рукой ныряя за резинку трусиков. — Я знаю, ты записан на завтра. Не хочешь заглянуть сегодня? Бесплатно. Бонус для постоянного клиента.
Она звонко и нервно засмеялась.
— Как вы там говорите? Программа лояльности?
0
— Они разумные? — спросил Заместитель. Голос его слегка подрагивал.
— Я бы не назвал их разумными, — ответил Учёный, седоволосый мужчина лет семидесяти с козлиной бородкой. — Скорее запрограммированными. Слышали о теории шести рукопожатий?
— Нет.
— Согласно этой теории, между любыми двумя индивидуумами на планете стоят лишь пять контактов, назовём это так. Иными словами, вас и Анджелину Джоли разделяют пять людей.
Повисла пауза. На экране облачённый в чёрный костюм проповедник, разбрызгивая слюну, вещал о грехе блуда.
— Я не понял, — наконец признался Заместитель.
Учёный подёргал бородку.
— Допустим, у нас есть один заражённый, изначальный носитель вируса, — сказал он. — Вирус побуждает его передать себя ещё пяти людям, после чего уходит в фазу сна. И так — с каждым уровнем заражения. Это как волна, понимаете?
Заместитель рассеянно покачал головой.
— Как волна, — пробормотал он.
I
В своих мемуарах Мэл, человек исключительной честности, рассказал бы, что невеста его была абсолютно и бесповоротно асексуальной.
На этом они и сошлись. В баре Мэл отвесил ей комплимент по поводу цвета глаз и предложил коктейль, после чего застопорился, судорожно соображая, что же следовало делать дальше, согласно принятым в социуме нормам соблазнения. Объект его притязаний сидела на стуле рядом и разминала трубочкой лёд в стакане.
На какой-то момент Мэлу показалось, что они с девушкой, имени которой он пока даже не знал, остались в баре вдвоём, отгородившись от внешнего мира прочным коконом неловкости.
— Меня зовут Нина, — сказала наконец незнакомка. — И я не занимаюсь сексом, так что можете оставить эти глупости.
— Меня зовут Малахия, — ответил ей Мэл, в порыве чувств пожав увешанную драгоценностями руку, — и вы не представляете, как я этому рад.
Руку и сердце он предложил ей после третьего свидания, на котором он читал книгу по физике космоса, а Нина играла в «Мортал Комбат» на Икс-боксе. Заложив страницу закладкой, он спросил: «Выйдешь за меня?», и она кивнула, даже не отложив геймпад.
Она не была красавицей, скорее даже наоборот. Близкородственные связи старой британской знати сделали её лицо узким, костлявым и бледным, губы — тонкими и вялыми, а глаза тусклыми. Она походила на сицилийскую борзую, затянутую в дорогие шелка.
Внешность её в полный голос кричала о породе. Поведением же она напоминала избалованную пятилетнюю девочку.
Родители Нины дали благословение без особых раздумий: видимо, отчаявшись сбагрить дочь более подходящему кандидату. Мэла они, похоже, расценили как неплохой вариант «на вырост» — в двадцать четыре года перед ним уже маячили неплохие перспективы.
Мэл был рад. Деньги, переведённые на его счёт матушкой, уже заканчивались, а с состоянием благородного семейства ему можно было даже не работать — за всё платили щедрые тесть и тёща.
Свадьбу сыграли небольшую, семейную: её освещали всего лишь три газеты и один глянцевый журнал. Со стороны жениха на торжестве присутствовал только Майк, ближе к концу вечера умудрившийся забраться под юбку к какой-то престарелой светской особе. Глядя на него, Мэл испытал смутное удовлетворение, будто сумел сдать надоевшего щенка более хорошему хозяину.
Они с Ниной поцеловались лишь однажды, под венцом, после этого всё их тактильное общение ограничивалось тем, что Мэл оттопыривал локоть, а Нина цеплялась за него, чуть изгибаясь в талии. Она была значительно выше ростом, чем супруг. На совместных фотографиях они напоминали причудливую пару из борзой и питбультерьера.
В своих мемуарах Мэл упомянул бы, что ему было двадцать пять, когда его пригласили участвовать в кастинге на ближайший полёт к космической станции. От усердной подготовки он отвлёкся лишь однажды, когда случайно обнаружил дома под хлебницей письмо. На пропахшей ванилью бумаге было написано: «Огромное спасибо, Малахия, что не пригласил своих стариков на свадьбу. Господь этого не забудет».
Чтобы Господь точно этого не забыл, Мэл снова прибег к помощи кондитеров. На этот раз он заказал идеальную сладкую реплику Собора Флоренции, на верхушке которого красовался пластиковый Кинг-Конг.
Мэлу было двадцать семь, когда он в первый и последний раз в своей жизни направился к звёздам.
III
Из всех баров, сгрудившихся в рабочем районе Нью-Йорка, «Ноев ковчег» был самым безопасным. Шанс нарваться тут на сослуживца равнялся нулю, но даже несмотря на это Рихард озаботился мерами предосторожности. Лицо он скрыл за очками-авиаторами, а по-армейски короткую стрижку — под длинным курчавым париком ядовито-рыжего цвета.
Тело же он обнажил по максимуму — так обнажают выставленный на продажу товар. На Рихарде было обтягивающее платье, позаимствованные у жены колготки в крупную сетку и туфли сорок третьего размера на высокой шпильке. При каждом движении каблуки угрожающе разъезжались, поэтому Рихард предпочитал стоять, облокотившись на барную стойку, и посасывать «Секс на пляже».
Вытатуированную на спине «Semper Fi» он спрятал за вульгарным боа.
Вечер выдался так себе. Рихард планировал снять кого-нибудь ещё час назад, но местный контингент пока даже не смотрел в его сторону. Он махнул бы на всё рукой, заказал неразбавленного виски и засел в угол, но в последний момент перехватил пристальный взгляд приземистого светловолосого парня.
Рихард задержал зрительный контакт и улыбнулся, поигрывая языком с коктейльной трубочкой. Парень улыбнулся в ответ и двинулся к нему через толпу.
Он был симпатичным, хоть и едва доставал Рихарду до подбородка. Его бледно-синие глаза лихорадочно блестели, губы были обкусаны и казались почти алыми.
— Зак, — представился парень и протянул руку. На безымянном пальце сверкнуло золотое кольцо.
— Лилит, — жеманно улыбнулся Рихард. — Угостишь даму коктейлем?
— Конечно, — ответил Зак, пожирая глазами его тело.
Спустя двадцать минут он уже задирал на Рихарде юбку в заблёванном туалете. Вёл Зак себя так, словно секса у него не было как минимум пару лет, но Рихард не возражал. Ему нравились напористые.
За два часа, пока в кабинку не начал стучать разъярённый вышибала, он приостановил Зака лишь однажды — чтобы впихнуть ему в руку резинку и смазку. Всё остальное время как будто вывалилось из сознания Рихарда, сменившись эйфорией и болью в потянутой пояснице.
Из кабинки он выходил с лицом победителя, ступая босыми ногами по холодной загаженной плитке и неся в руке свои туфли сорок третьего размера. Вышибала кинул на него полный презрения взгляд, но Рихарду было наплевать.
В честь знакомства они с Заком распили полбутылки виски и разошлись, чтобы больше никогда не встретиться. Зак ушёл своей дорогой, а Рихард отмылся от остатков макияжа в туалете, переоделся в джинсы и рубашку и уехал на такси домой — к заждавшейся жене и пятилетнему сыну. У выхода он случайно толкнул плечом одну из прикормленных «Ноевым ковчегом» шлюх, которая бежала в бар с такой скоростью, словно за ней мчалась адская гончая.
— Прошу прощения, — вежливо сказал Рихард. Девица сверкнула на него глазами и была такова.
Рихард так и не узнал, что нераспакованная резинка осталась валяться на дне мусорного ведра рядом с разодранными колготками в крупную сетку.
I
В мемуарах Мэл описал бы свой первый полёт в космос двумя словами: трепет и тошнота.
При стыковке шаттл здорово тряхнуло. Рывок едва не вывернул прикованному Мэлу плечи из суставов, но он мужественно сдержал вскрик, только вцепился посильнее в подлокотники.
Он ревностно относился к инструкциям. Всю нерастраченную склонность к религиозной экзальтации Мэл пустил на подобострастное отношение к правилам и приказам, поэтому продолжал покорно болтаться на ремнях безопасности даже когда стало понятно: что-то пошло не так.
Натужно хрипел приёмник, выплёвывая обрывки слов от штаба NASA. До ушей Мэла доносились только куски речи: «... авария... ситуация... протокол...».
Поразмыслив немного, Мэл отцепился от ремней безопасности и добрался до скафандра. Он облачался в него неторопливо и правильно, как предписывало руководство, затем так же неторопливо настроил автопилот домой — на Землю. Правильность, однако, не спасла Мэлу жизнь: разгерметизировался шаттл ровно в тот момент, когда Мэл старательно зафиксировал себя в неподвижности.
От рывка он потерял сознание. Вопреки всем рассказам, за мгновение до смерти ничего перед глазами Мэла не промелькнуло. В своих мемуарах он написал бы, что увидел вспышку, а затем темноту. Ему было бы, что рассказать матери и отцу.
Тело его, облачённое в скафандр, с готовностью приняло на себя всю мощь Вселенной.
II
Дора пришла в себя на заправочной станции, стоя на коленях перед дальнобойщиком. На языке у Доры покоился член. Нос щекотали пропахшие пылью и бездорожьем лобковые волосы.
Она вскрикнула, оттолкнула дальнобойщика и резко вскочила.
— Э, — осоловело начал он, — э, девка, ты чего?
Но Дора его не слушала. Она подхватила юбку и рванула в сторону бара. У двери она врезалась в здоровенного мужика, кинула на него быстрый взгляд и на крейсерской скорости вбежала в женскую уборную.
Она остановилась у зеркала. Из отражения на неё взирала встрёпанная и неухоженная девица в порядком испачканной одежде. Алая помада размазалась по губам, и словно вспомнив о них, Дора набрала в ладони воды и принялась выполаскивать рот, в котором засел неприятный мускусный привкус.
От паники у Доры подрагивали колени. Она совершенно не помнила, как оказалась на заправке у бара «Ноев ковчег» в другом конце города. Она совершенно не помнила, что побудило её присоединиться к шлюхам-наркоманкам. Она, которая всегда презирала...
От отчаяния Дора расплакалась, размазывая по щекам густо сдобренные тушью слёзы. Ей даже страшно было думать о том, какой дряни она успела нахвататься, пока шаталась тут в состоянии изменённого сознания.
Прорыдавшись, Дора взяла себя в руки, старательно умылась и по возможности отчистила одежду. Колготки она стянула, скомкала и выбросила в урну. Затем проинспектировала содержание карманов: пусто, за исключением мятой двадцатки.
Дора вспомнила, кого она видела в последний раз. Майка. Майк приехал к ней спустя час после её звонка.
В баре Дора заказала джин с тоником и попросила позвонить. После третьего гудка трубку взяла жена Майка.
— Что? — сухо бросила она.
Дора надавила на рычажок и вызвала такси, после чего вернулась к барной стойке.
— Какой сегодня день? — спросила Дора у бармена.
— Двадцать четвёртое мая, — без всякого удивления ответил бармен.
Она присела на стул и прислушалась к себе. С момента внезапного помутнения прошли сутки. Дора чувствовала себя превосходно, даже от последствий случайного падения — царапины на руке — ничего не осталось.
Вот только когда она попробовала подумать о сексе, её чуть не стошнило.
Потрясённая, она задумалась об этом снова. Мысль о сексе потянула за собой картинки с разлагающейся плотью, даже по нёбу ударило сладковатым привкусом мертвечины.
Дора судорожно зажала ладонью рот. Её прошибла дрожь. Без причин, без всяких поводов ей вдруг стал отвратителен секс — действо, от которого она всегда получала искреннее удовольствие и которое сделала своей пусть временной, но профессией.
— Повторить? — сочувственно спросил бармен, и Дора кивнула.
0
У вышедшего из любовного угара Президента обнаружили полностью рассосавшуюся грыжу и волшебным образом прошедший диабет.
Он полулежал в больничной койке, увешанный, как ёлка, гирляндами из проводков и трубочек, судя по результатам обследования — совершенно ему не нужных.
— То есть, инопланетяне есть? — спросил Президент.
— Не факт, — ответил Учёный. — Но нельзя говорить, что их нет. Это ненаучно. Просто у нас нет доказательств их существования...
— Нет доказательств?! — вскрикнул Генерал. — Как так — нет? У нас население с ума сходит, а у вас — доказательств нет...
— Это вирус, — сухо обронил Учёный. — Он неразумен, как я уже и говорил.
— Но кто-то же его запустил? — сказал Президент. — Кто-то, заинтересованный в гибели человечества.
— С тем же успехом мы можем говорить, что кто-то, заинтересованный в гибели человечества, запустил вирус гепатита...
— Матушка природа, — хохотнул молчавший до этого Заместитель. Генерал бросил на него неласковый взгляд. Заместитель моментально принял серьёзный вид.
— Ещё раз, — прокашлявшись, сказал Президент. — У нас есть вирус, из-за которого всё население Америки вдруг оказалось вовлечённым в подобие финальной сцены «Парфюмера»?
— Только без членовредительства, да, сэр, — ответил Генерал.
— Что в других странах?
— В Европе по большей части то же самое. Великобритания закрыла границы. Россия слишком занята революцией, чтобы заниматься сексом. Китай в ужасе...
— Понимаете, — прервал его Учёный, — тут не в повышенном сексуальном желании дело. Дело в последствиях.
Он замялся, смущённый неожиданным пристальным вниманием к себе.
— Теория шести рукопожатий, — продолжил он. — Вирус как бы подчиняет себе разум человека, вынуждая его передать себя ещё пяти носителям, после чего уходит в спящий режим. Он полностью избавляет носителя от всех болезней. Как показали опыты на крысах — включая рак и ВИЧ... не терпит конкуренции, я полагаю...
Повисла тишина.
— Так это хорошо? — неуверенно спросил Президент.
— Есть один нюанс, — сказал Учёный и промокнул лоб грязным платком. — Он делает носителя абсолютно стерильным. И прививает ему отторжение к сексу. Сэр. Я боюсь, через сто лет человечество попросту вымрет, если мы не придумаем что-нибудь.
I
В своих мемуарах Мэл написал бы, что он умер и воскрес, почти как возлюбленный его родителями Иисус, только без пещеры и креста.
Земную жизнь пройдя до половины, Мэл очутился на каталке. Вокруг раскинулся космодром NASA. Вдалеке поблёскивали камеры папарацци, отгороженные от героя плотной стеной телохранителей.
— Добро пожаловать домой, — сказал врач и от души пожал ему руку. — Вы — потрясающий везунчик, сэр.
Возвращение со звёзд никаким видимым образом не отразилось на здоровье Мэла, но его всё равно поместили на карантин. Сидя в палате в окружении врачей, Мэл с удивлением обнаружил, что у него загадочным образом испарилась докучавшая ему пару месяцев бородавка.
Инспекция зубов показала, что кариес тоже пропал.
Мэл чувствовал себя восхитительно. А ещё он хотел немедленно заняться жарким разнузданным сексом. С кем угодно.
В своих мемуарах Мэл написал бы, что ему было двадцать семь, когда он впервые испытал сексуальное желание, не приправленное банальным любопытством — чистое, звериное и прекрасное в своём лишённом человечности естестве.
Он непременно написал бы это, если бы запомнил, и если бы идея писать мемуары хоть раз посетила его мысли.
II
Вернувшись домой, Дора как следует изучила свои перспективы. Помогать друзьям и знакомым за небольшую плату она больше не могла, но за учёбу и квартиру как-то нужно было платить.
Но в первую очередь Дора достала телефон и обзвонила всех своих постоянных клиентов. Никто из них не брал трубку. Тогда Дора набрала номер загадочного парня по имени Зак.
Это казалось ей логичным: он был единственным незнакомцем из вереницы парней и девушек, с которыми Дора встречалась не первый год.
Трубку сняли после третьего гудка.
— Да? — спросил знакомый певучий тенор.
— Зак?
— Простите, — засмеялся мужчина по ту сторону трубки, — вы ошиблись. Меня зовут Мэл. Я могу вам чем-нибудь помочь?
Ну разумеется, подумала Дора, он наверняка назвал ненастоящее имя.
— Мэл, — повторила она. — Мы с вами встречались где-то неделю назад. Помните?
— Это невозможно, — снова хохотнул мужчина. — Извините, мисс. У меня много дел. Если вы не возражаете...
С этими словами он отключился. Дора какое-то время смотрела на потухший экранчик телефона, затем размахнулась и с силой швырнула мобильник о стену.
Х
За двадцать семь лет жизни Мэл попал в непонятную ситуацию лишь однажды: когда, спустя несколько дней после возвращения со звёзд, вдруг открыл глаза и обнаружил себя дома.
Он не помнил, как здесь очутился. Последним его воспоминанием была палата NASA.
Рядом на диване сидела Нина и лениво щёлкала телеканалами, обкусывая яблочный огрызок.
— Ты шлялся где-то пять дней, — сказала Нина. — Я узнала о том, что ты вернулся, по телеку. Мог бы позвонить.
— Прости, родная, — ответил Мэл. — Совершенно ничего не помню.
— Ну и ладно. — Нина отложила пульт и огрызок и лениво развалилась на диване, пихнув Мэлу в щёку пяткой.
На экране яростно препирались два проповедника. Первый агитировал за воздержание, обещая всем целомудренным немедленно избавление от всех грехов. Второй, совершенно игнорируя выкладки своего оппонента, сулил райские кущи тем девственникам, которые прямо сейчас оторвутся от праздности и сдадут свои яйцеклетки и сперму на благо науки.
— Переключи, — попросил Мэл.
— В интернете пишут, что у нас тут конец света, — заметила Нина, щёлкнув кнопкой. Теперь на экране шёл прямой репортаж с революционных российских улиц. Облачённый в ушанку мужик яростно колотил прикладом другого мужика в сине-жёлтом спортивном костюме.
— У нас каждый год конец света, — ответил ей Мэл. — Переключи.
Тема: «Особенный» (или «Магия во мне»)
Автор: Элайджа Бейли
Бета:

Краткое содержание: В реальности Апокалипсис оказался скучным, пресным и окутанным аурой некоторой стыдливости.
Предупреждение: секс, секс, много секса, много супружеской неверности, однако всё неграфично
Комментарии: разрешены

0
В большинстве религиозных книг говорилось, что Апокалипсис станет событием печальным, но величественным. Это будет трагично, закономерно и красиво. Грешники будут гореть, праведники — возноситься. Повсюду будут взрывы и адское пламя. И виноваты во всём, конечно же, будут сами люди.
В реальности Апокалипсис оказался скучным, пресным и окутанным аурой некоторой стыдливости.
Стоя перед огромными экранами, Генерал армии США устало растёр ладонями морщинистое лицо.
— Что будем делать? — спросил его Заместитель. — Мы же не можем просто...
— Почему не можем? — ответил Генерал. — Можем.
— Запретить...
— Не запретить, — аккуратно поправил Генерал. — «Рекомендуем временно воздержаться от занятий сексом»... Хотя, нет. Так: «от любых актов сексуального характера». Господи, да свяжись с президентским спичрайтером, пусть придумает что-нибудь...
Повисла пауза. На экранах шли помехи, но Генерал с Заместителем смотрели на них так, словно там крутили самое интересное телешоу в истории США.
— А что же Президент? — спросил Заместитель.
— Пусть смонтируют обращение, — не оборачиваясь ответил Генерал. — Никто знать не должен... Пусть свалят всё на Тайланд... нет, лучше на Вьетнам, не впервой. И свяжись с каким-нибудь популярным проповедником... Надо посвятить пару выпусков целомудрию и Царству Небесному.
— Сэр, — после паузы сказал Заместитель. — Все самые известные проповедники уже... того...
Генерал трагично вздохнул.
— Тогда пусть найдут нового проповедника и сделают его популярным. Иди, выполняй. Надо с этим что-то делать.
I
Если бы Мэлу довелось сочинять мемуары, он написал бы, что рос ничем не примечательным парнем. Из толп сверстников он выделялся только упорством такой степени, что это вязло на зубах.
Родители его были католиками — из тех, которые крестятся при виде учебника по биологии, а на «Краткую историю времени» шипят, точно взбеленившаяся кошка. Они были хорошими ребятами, впрочем, Мэл смог оценить это чуть позже, с высоты своих двадцати семи. Особо не притесняли, разве что таскали на воскресные службы и заставляли по-нищенски складывать ладони перед каждой трапезой, бормоча одну и ту же приевшуюся мантру, которую сам Мэл просто заучил, особо не парясь над смыслом.
У Мэла были другие заботы. Он мечтал о звёздах.
Мечта стоила ему долгих часов споров, слёз, препирательств, скандалов и парочки шрамов от отцовского ремня из жёсткой кожи. Она стоила ему отношений с родителями: едва он переступил порог восемнадцатилетия, чётко обозначив, что становиться пастором не собирается, как отец с матерью от него отреклись.
Отрёкся, по большей части, отец, да и то неофициально — чинить препятствий они ему всё-таки не собирались. Мать писала ему письма, настоящие, бумажные, обильно пропитанные столовой ванилью и слезами. Мэл относился к её трагедии со снисходительным сочувствием, понимая логически, как тяжело, должно быть, потерять своего единственного сына.
Если бы Мэлу довелось сочинять мемуары, он начал бы с восемнадцати лет и трёх месяцев (недели и дни не считал). Сидя на траве рядом с фургончиком местных хиппи, он взглянул наверх, в низко нависшее над лесом небо, и твёрдо решил: однажды он полетит к звёздам.
II
Включив чайник, Дора прислонилась боком к столу и посмотрела в окно. Не видно было ни зги, только жёлтый свет уличных фонарей кое-как разгонял мглу.
Звёзд не было. Осенью ночь не просто накатывала на город, она его обволакивала, как мазут.
Клиент тихо спал в комнате. Свет кухонной лампочки освещал его голую ногу, покрытую тонкими светлыми волосками.
С таким выносливыми парнем Дора столкнулась впервые. Они занимались сексом шесть часов кряду, и стоило ему излиться, как он снова и снова, с исступлённой какой-то яростью, принимался за дело.
Впервые Дора столкнулась и с тем, чтобы клиент назвал своё имя — и прямо с порога.
Он протянул ей длинную узкую ладонь и сказал:
— Зак.
— Ясно, — ответила Дора и улыбнулась, вяло пожав протянутую руку. На безымянном пальце сверкнуло простенькое обручальное кольцо.
Это тоже было странно: обычно свои побрякушки неверные мужья снимали перед вожделенной дверью, а не за ней.
— Своё имя ты не назовёшь, — без особого вопроса в голосе сказал Зак, и Дора пожала плечами.
— Можешь называть меня как захочешь, котик.
— Ладно, — не стал упираться он.
Он выкупил половину суток, двенадцать часов. В любой другой ситуации это значило бы, что клиент повозится на Доре пару часов, потом проспит часов восемь, затем они снова займутся сексом, после чего он уйдёт — удовлетворённым и выспавшимся.
В любой другой ситуации Дора спокойно оставила бы клиента спать, а сама занялась бы делами: подготовила эссе для колледжа, приготовила ужин или написала бы письмо младшему брату, который учился в последнем классе старшей школы в Теннесси.
Но Зак спал подозрительно тихо. В сумеречном свете Дора видела, что он лежал на спине, раскинув руки, абсолютно неподвижно — только вздымался и опадал его впалый живот.
Дора смотрела на него какое-то время. Ей мерещилось, что кожа его слегка переливается в полумраке.
Её мучило странное чувство, ощущение злого рока, близящегося несчастья. Когда-то, ещё во время прежней жизни с родителями, её охватывало похожее ощущение: утренняя тревога перед первой за день сигаретой, въедливый червячок зависших и неоконченных дел. Сейчас ни для чего такого не было повода, и Дора потёрла ладонями лицо, пытаясь избавиться от фантома.
Щёлкнул чайник. Дора налила себе кофе и села за стол, неуклюже расставив ноги.
От безумной шестичасовой скачки побаливали захватанные бёдра, таз и промежность. Завтрашний её клиент был старым знакомым, но, похоже, на этот раз придётся перенести встречу. Такое случалось, но редко, а смены планов Дора не любила.
Профессионалкой её назвать было сложно, но репутацию свою она блюла ревниво и чётко разграничивала себя и потасканных шлюх у придорожной забегаловки, которые отсасывали за дозу. Любовные услуги — ах, как же ненавидела Дора слово «проституция» — она оказывала больше из любви к себе самой и искусству. Идти работать в офис ей не хотелось, не говоря уж о подработке в какой-нибудь кофейне.
Дора мечтала открыть бордель. Без иммигранток с отобранными паспортами, чтобы сплошь чистые и умные девочки на любой вкус. И чтобы клиенты, как у неё сейчас, — из своих, тоже чистые, пусть и необязательно умные, и тоже со справками от венерологов.
Зака среди её знакомцев не числилось, но его Доре порекомендовал Майк, бывший парень и нынешний постоянный посетитель. К письму он приложил фотографию. На снимке был улыбчивый молодой мужчина с рыжевато-пшеничными волосами, синими глазами и симпатичными ямочками на щеках.
«Знаменитость, — написал Майк, — личность в своих кругах известная. Только недавно домой вернулся, а с женой не ладится. Ты уж помоги. Деньги у него имеются».
Отчего бы и не помочь, подумала тогда Дора.
«Можешь дать ему мой номер», — написала она.
Теперь, спустя много часов, она решила, что на повторную встречу с Заком не согласится. Если парень всегда был таким ненасытным...
Из-за всплеска паники Дора едва не выронила чашку. Пришлось отставить, вцепиться в стол и подышать — вдох и выдох на три.
Да что же такое.
Чтобы отвлечься, она включила телевизор и поставила его на беззвучный режим. Шли новости, повтор какого-то старого выпуска по кабельному: показывали экстренную посадку космического корабля. Журналистов близко не подпускали. По большей части видно было не сам корабль, а пытающихся заслонить камеру силовиков. На весь объектив — только крохотные синие планетки NASA на нашивках.
На других каналах крутили порно, экономическую сводку, прогноз погоды и марафон чёрно-белых фильмов, так что Дора покачала головой и подтянула к себе лэптоп.
I
В своих мемуарах Мэл рассказал бы, что до его жизнь состояла почти исключительно из попыток стать астронавтом.
Он многого добился, бросив себя на алтарь науки. Друзей у него не было, но он и не беспокоился особенно по этому поводу. Он хорошо учился, и это было главным.
В двадцать один год Мэл заказал в кондитерской родного города большой торт с глазированным распятием наверху, после чего велел отослать подарок по адресу родителей. Торт стоил ему всех сэкономленных со стипендий денег. Никакой видимой реакции издёвка не вызвала, кроме короткого письма от матушки. На жёлтой бумаге, всё так же пропитанной ванилью, но уже без горьковатой примеси слёз, значилось: «Это был плохой поступок, Малахия».
Мэл так не считал. Это был закономерный поступок, а ещё кондитеры, по его скромному мнению, потрудились на славу, даже водрузили на голову Иисуса терновый венец из мастики.
На этом его трагическим отношениям с родителями пришёл конец. Окончательную точку в них поставила мать, переведя на счёт сына крупную сумму. Возможно, для неё это выглядело как подачка, прощальная оплеуха неудавшемуся будущему, но для бедствующего Мэла эти деньги стали вполне реальным воплощением концепции манны небесной.
В двадцать два Мэл узнал, что для полёта в космос от астронавтов требуется хороший психологический профайл. Поразмыслив немного, он пригласил в свою маленькую квартирку знакомого бармена, который как раз недавно жаловался Мэлу на отсутствие жилья (точнее, бармен говорил, пока Мэл молчаливо листал свои учебные записи).
Парня звали Майк. Он был мулатом. Ещё он был тем, с кем Мэл лишился девственности. На его взгляд, всё прошло довольно-таки неплохо, но он решил, что лучше такого не повторять. Майк с ним согласился, так что они остались друзьями.
Их дружба протекала ровно, спокойно, без всяких эксцессов и обязательств, кроме редкого совместного просмотра фильмов по вечерам. Она закончилась спустя два года там же, где и началась: в баре, когда Мэл объявил, что помолвлен.
II
Может быть, Доре следовало провериться у врача.
Недомогание атаковало её утром, спустя неделю после памятной встречи с парнем по имени Зак. Тяжесть началась внизу живота, охватила и сковала талию, поползла вверх к рёбрам. Там она и осталась, свернувшись тугим недружелюбным клубком напротив сердца.
Она полежала какое-то время на спине, размышляя о причинах недуга. Походило на обычные ежемесячные боли, но Дора знала, что для начала цикла было рановато. Её организм, молодой и крепкий, редко давал сбои.
Не в силах мириться с болью, она поднялась и походила по комнате, потом остановилась у зеркала. Её миловидное, точёное личико покрывали красные лихорадочные пятна. Глаза блестели, на лбу выступила испарина.
Дора убрала со лба тёмные волосы и вдруг ойкнула — между ног у неё начался настоящий пожар. Колени затряслись. Дора боком присела на стул, ровно задышала, пытаясь унять панику, пока не поняла, что это была не паника.
Доре хотелось секса. Причём так, что сводило челюсть и дёргало всё тело, будто она была полем, которое сначала заминировали, а потом выпустили на него толпу детей с дефицитом внимания.
Такое с ней случилось впервые. Несмотря на характер её работы, Дора была весьма умеренна во всём, что касалось любовных утех, и всегда умела себя обуздать. То чувство, которое ей овладело, было сродни чувству пубертатной девочки-девственницы, обнаружившей в интернете обнажённые фотоснимки с любимым актёром.
Нет, хуже. Раз в двести хуже. Настолько хуже, что когда Дора с глухим стоном сомкнула ноги, изо всех сил сдавливая промежность, оргазм настиг её тут же.
Не сдержав равновесия, она соскользнула со стула, неловким движением сбив часть стоявшей на туалетом столике косметики и поцарапав руку. Лёжа на паркете в окружении тюбиков с помадами, разноцветных лаков и рассыпавшихся сверкающих теней, Дора потянулась к мобильному телефону и слабой рукой набрала номер Майка.
Он ответил после третьего гудка.
— Чего тебе? — шёпотом спросил он. На заднем плане слышалось гудение.
Майк работал рекламным агентом и большую часть времени крутился на фуршетах, торгуя лицом. Дора иногда подшучивала над ним, утверждая, что профессия у них, в общем-то, была одна и та же, просто называлась по-разному.
— Котик, — ласково пропела Дора, свободной рукой ныряя за резинку трусиков. — Я знаю, ты записан на завтра. Не хочешь заглянуть сегодня? Бесплатно. Бонус для постоянного клиента.
Она звонко и нервно засмеялась.
— Как вы там говорите? Программа лояльности?
0
— Они разумные? — спросил Заместитель. Голос его слегка подрагивал.
— Я бы не назвал их разумными, — ответил Учёный, седоволосый мужчина лет семидесяти с козлиной бородкой. — Скорее запрограммированными. Слышали о теории шести рукопожатий?
— Нет.
— Согласно этой теории, между любыми двумя индивидуумами на планете стоят лишь пять контактов, назовём это так. Иными словами, вас и Анджелину Джоли разделяют пять людей.
Повисла пауза. На экране облачённый в чёрный костюм проповедник, разбрызгивая слюну, вещал о грехе блуда.
— Я не понял, — наконец признался Заместитель.
Учёный подёргал бородку.
— Допустим, у нас есть один заражённый, изначальный носитель вируса, — сказал он. — Вирус побуждает его передать себя ещё пяти людям, после чего уходит в фазу сна. И так — с каждым уровнем заражения. Это как волна, понимаете?
Заместитель рассеянно покачал головой.
— Как волна, — пробормотал он.
I
В своих мемуарах Мэл, человек исключительной честности, рассказал бы, что невеста его была абсолютно и бесповоротно асексуальной.
На этом они и сошлись. В баре Мэл отвесил ей комплимент по поводу цвета глаз и предложил коктейль, после чего застопорился, судорожно соображая, что же следовало делать дальше, согласно принятым в социуме нормам соблазнения. Объект его притязаний сидела на стуле рядом и разминала трубочкой лёд в стакане.
На какой-то момент Мэлу показалось, что они с девушкой, имени которой он пока даже не знал, остались в баре вдвоём, отгородившись от внешнего мира прочным коконом неловкости.
— Меня зовут Нина, — сказала наконец незнакомка. — И я не занимаюсь сексом, так что можете оставить эти глупости.
— Меня зовут Малахия, — ответил ей Мэл, в порыве чувств пожав увешанную драгоценностями руку, — и вы не представляете, как я этому рад.
Руку и сердце он предложил ей после третьего свидания, на котором он читал книгу по физике космоса, а Нина играла в «Мортал Комбат» на Икс-боксе. Заложив страницу закладкой, он спросил: «Выйдешь за меня?», и она кивнула, даже не отложив геймпад.
Она не была красавицей, скорее даже наоборот. Близкородственные связи старой британской знати сделали её лицо узким, костлявым и бледным, губы — тонкими и вялыми, а глаза тусклыми. Она походила на сицилийскую борзую, затянутую в дорогие шелка.
Внешность её в полный голос кричала о породе. Поведением же она напоминала избалованную пятилетнюю девочку.
Родители Нины дали благословение без особых раздумий: видимо, отчаявшись сбагрить дочь более подходящему кандидату. Мэла они, похоже, расценили как неплохой вариант «на вырост» — в двадцать четыре года перед ним уже маячили неплохие перспективы.
Мэл был рад. Деньги, переведённые на его счёт матушкой, уже заканчивались, а с состоянием благородного семейства ему можно было даже не работать — за всё платили щедрые тесть и тёща.
Свадьбу сыграли небольшую, семейную: её освещали всего лишь три газеты и один глянцевый журнал. Со стороны жениха на торжестве присутствовал только Майк, ближе к концу вечера умудрившийся забраться под юбку к какой-то престарелой светской особе. Глядя на него, Мэл испытал смутное удовлетворение, будто сумел сдать надоевшего щенка более хорошему хозяину.
Они с Ниной поцеловались лишь однажды, под венцом, после этого всё их тактильное общение ограничивалось тем, что Мэл оттопыривал локоть, а Нина цеплялась за него, чуть изгибаясь в талии. Она была значительно выше ростом, чем супруг. На совместных фотографиях они напоминали причудливую пару из борзой и питбультерьера.
В своих мемуарах Мэл упомянул бы, что ему было двадцать пять, когда его пригласили участвовать в кастинге на ближайший полёт к космической станции. От усердной подготовки он отвлёкся лишь однажды, когда случайно обнаружил дома под хлебницей письмо. На пропахшей ванилью бумаге было написано: «Огромное спасибо, Малахия, что не пригласил своих стариков на свадьбу. Господь этого не забудет».
Чтобы Господь точно этого не забыл, Мэл снова прибег к помощи кондитеров. На этот раз он заказал идеальную сладкую реплику Собора Флоренции, на верхушке которого красовался пластиковый Кинг-Конг.
Мэлу было двадцать семь, когда он в первый и последний раз в своей жизни направился к звёздам.
III
Из всех баров, сгрудившихся в рабочем районе Нью-Йорка, «Ноев ковчег» был самым безопасным. Шанс нарваться тут на сослуживца равнялся нулю, но даже несмотря на это Рихард озаботился мерами предосторожности. Лицо он скрыл за очками-авиаторами, а по-армейски короткую стрижку — под длинным курчавым париком ядовито-рыжего цвета.
Тело же он обнажил по максимуму — так обнажают выставленный на продажу товар. На Рихарде было обтягивающее платье, позаимствованные у жены колготки в крупную сетку и туфли сорок третьего размера на высокой шпильке. При каждом движении каблуки угрожающе разъезжались, поэтому Рихард предпочитал стоять, облокотившись на барную стойку, и посасывать «Секс на пляже».
Вытатуированную на спине «Semper Fi» он спрятал за вульгарным боа.
Вечер выдался так себе. Рихард планировал снять кого-нибудь ещё час назад, но местный контингент пока даже не смотрел в его сторону. Он махнул бы на всё рукой, заказал неразбавленного виски и засел в угол, но в последний момент перехватил пристальный взгляд приземистого светловолосого парня.
Рихард задержал зрительный контакт и улыбнулся, поигрывая языком с коктейльной трубочкой. Парень улыбнулся в ответ и двинулся к нему через толпу.
Он был симпатичным, хоть и едва доставал Рихарду до подбородка. Его бледно-синие глаза лихорадочно блестели, губы были обкусаны и казались почти алыми.
— Зак, — представился парень и протянул руку. На безымянном пальце сверкнуло золотое кольцо.
— Лилит, — жеманно улыбнулся Рихард. — Угостишь даму коктейлем?
— Конечно, — ответил Зак, пожирая глазами его тело.
Спустя двадцать минут он уже задирал на Рихарде юбку в заблёванном туалете. Вёл Зак себя так, словно секса у него не было как минимум пару лет, но Рихард не возражал. Ему нравились напористые.
За два часа, пока в кабинку не начал стучать разъярённый вышибала, он приостановил Зака лишь однажды — чтобы впихнуть ему в руку резинку и смазку. Всё остальное время как будто вывалилось из сознания Рихарда, сменившись эйфорией и болью в потянутой пояснице.
Из кабинки он выходил с лицом победителя, ступая босыми ногами по холодной загаженной плитке и неся в руке свои туфли сорок третьего размера. Вышибала кинул на него полный презрения взгляд, но Рихарду было наплевать.
В честь знакомства они с Заком распили полбутылки виски и разошлись, чтобы больше никогда не встретиться. Зак ушёл своей дорогой, а Рихард отмылся от остатков макияжа в туалете, переоделся в джинсы и рубашку и уехал на такси домой — к заждавшейся жене и пятилетнему сыну. У выхода он случайно толкнул плечом одну из прикормленных «Ноевым ковчегом» шлюх, которая бежала в бар с такой скоростью, словно за ней мчалась адская гончая.
— Прошу прощения, — вежливо сказал Рихард. Девица сверкнула на него глазами и была такова.
Рихард так и не узнал, что нераспакованная резинка осталась валяться на дне мусорного ведра рядом с разодранными колготками в крупную сетку.
I
В мемуарах Мэл описал бы свой первый полёт в космос двумя словами: трепет и тошнота.
При стыковке шаттл здорово тряхнуло. Рывок едва не вывернул прикованному Мэлу плечи из суставов, но он мужественно сдержал вскрик, только вцепился посильнее в подлокотники.
Он ревностно относился к инструкциям. Всю нерастраченную склонность к религиозной экзальтации Мэл пустил на подобострастное отношение к правилам и приказам, поэтому продолжал покорно болтаться на ремнях безопасности даже когда стало понятно: что-то пошло не так.
Натужно хрипел приёмник, выплёвывая обрывки слов от штаба NASA. До ушей Мэла доносились только куски речи: «... авария... ситуация... протокол...».
Поразмыслив немного, Мэл отцепился от ремней безопасности и добрался до скафандра. Он облачался в него неторопливо и правильно, как предписывало руководство, затем так же неторопливо настроил автопилот домой — на Землю. Правильность, однако, не спасла Мэлу жизнь: разгерметизировался шаттл ровно в тот момент, когда Мэл старательно зафиксировал себя в неподвижности.
От рывка он потерял сознание. Вопреки всем рассказам, за мгновение до смерти ничего перед глазами Мэла не промелькнуло. В своих мемуарах он написал бы, что увидел вспышку, а затем темноту. Ему было бы, что рассказать матери и отцу.
Тело его, облачённое в скафандр, с готовностью приняло на себя всю мощь Вселенной.
II
Дора пришла в себя на заправочной станции, стоя на коленях перед дальнобойщиком. На языке у Доры покоился член. Нос щекотали пропахшие пылью и бездорожьем лобковые волосы.
Она вскрикнула, оттолкнула дальнобойщика и резко вскочила.
— Э, — осоловело начал он, — э, девка, ты чего?
Но Дора его не слушала. Она подхватила юбку и рванула в сторону бара. У двери она врезалась в здоровенного мужика, кинула на него быстрый взгляд и на крейсерской скорости вбежала в женскую уборную.
Она остановилась у зеркала. Из отражения на неё взирала встрёпанная и неухоженная девица в порядком испачканной одежде. Алая помада размазалась по губам, и словно вспомнив о них, Дора набрала в ладони воды и принялась выполаскивать рот, в котором засел неприятный мускусный привкус.
От паники у Доры подрагивали колени. Она совершенно не помнила, как оказалась на заправке у бара «Ноев ковчег» в другом конце города. Она совершенно не помнила, что побудило её присоединиться к шлюхам-наркоманкам. Она, которая всегда презирала...
От отчаяния Дора расплакалась, размазывая по щекам густо сдобренные тушью слёзы. Ей даже страшно было думать о том, какой дряни она успела нахвататься, пока шаталась тут в состоянии изменённого сознания.
Прорыдавшись, Дора взяла себя в руки, старательно умылась и по возможности отчистила одежду. Колготки она стянула, скомкала и выбросила в урну. Затем проинспектировала содержание карманов: пусто, за исключением мятой двадцатки.
Дора вспомнила, кого она видела в последний раз. Майка. Майк приехал к ней спустя час после её звонка.
В баре Дора заказала джин с тоником и попросила позвонить. После третьего гудка трубку взяла жена Майка.
— Что? — сухо бросила она.
Дора надавила на рычажок и вызвала такси, после чего вернулась к барной стойке.
— Какой сегодня день? — спросила Дора у бармена.
— Двадцать четвёртое мая, — без всякого удивления ответил бармен.
Она присела на стул и прислушалась к себе. С момента внезапного помутнения прошли сутки. Дора чувствовала себя превосходно, даже от последствий случайного падения — царапины на руке — ничего не осталось.
Вот только когда она попробовала подумать о сексе, её чуть не стошнило.
Потрясённая, она задумалась об этом снова. Мысль о сексе потянула за собой картинки с разлагающейся плотью, даже по нёбу ударило сладковатым привкусом мертвечины.
Дора судорожно зажала ладонью рот. Её прошибла дрожь. Без причин, без всяких поводов ей вдруг стал отвратителен секс — действо, от которого она всегда получала искреннее удовольствие и которое сделала своей пусть временной, но профессией.
— Повторить? — сочувственно спросил бармен, и Дора кивнула.
0
У вышедшего из любовного угара Президента обнаружили полностью рассосавшуюся грыжу и волшебным образом прошедший диабет.
Он полулежал в больничной койке, увешанный, как ёлка, гирляндами из проводков и трубочек, судя по результатам обследования — совершенно ему не нужных.
— То есть, инопланетяне есть? — спросил Президент.
— Не факт, — ответил Учёный. — Но нельзя говорить, что их нет. Это ненаучно. Просто у нас нет доказательств их существования...
— Нет доказательств?! — вскрикнул Генерал. — Как так — нет? У нас население с ума сходит, а у вас — доказательств нет...
— Это вирус, — сухо обронил Учёный. — Он неразумен, как я уже и говорил.
— Но кто-то же его запустил? — сказал Президент. — Кто-то, заинтересованный в гибели человечества.
— С тем же успехом мы можем говорить, что кто-то, заинтересованный в гибели человечества, запустил вирус гепатита...
— Матушка природа, — хохотнул молчавший до этого Заместитель. Генерал бросил на него неласковый взгляд. Заместитель моментально принял серьёзный вид.
— Ещё раз, — прокашлявшись, сказал Президент. — У нас есть вирус, из-за которого всё население Америки вдруг оказалось вовлечённым в подобие финальной сцены «Парфюмера»?
— Только без членовредительства, да, сэр, — ответил Генерал.
— Что в других странах?
— В Европе по большей части то же самое. Великобритания закрыла границы. Россия слишком занята революцией, чтобы заниматься сексом. Китай в ужасе...
— Понимаете, — прервал его Учёный, — тут не в повышенном сексуальном желании дело. Дело в последствиях.
Он замялся, смущённый неожиданным пристальным вниманием к себе.
— Теория шести рукопожатий, — продолжил он. — Вирус как бы подчиняет себе разум человека, вынуждая его передать себя ещё пяти носителям, после чего уходит в спящий режим. Он полностью избавляет носителя от всех болезней. Как показали опыты на крысах — включая рак и ВИЧ... не терпит конкуренции, я полагаю...
Повисла тишина.
— Так это хорошо? — неуверенно спросил Президент.
— Есть один нюанс, — сказал Учёный и промокнул лоб грязным платком. — Он делает носителя абсолютно стерильным. И прививает ему отторжение к сексу. Сэр. Я боюсь, через сто лет человечество попросту вымрет, если мы не придумаем что-нибудь.
I
В своих мемуарах Мэл написал бы, что он умер и воскрес, почти как возлюбленный его родителями Иисус, только без пещеры и креста.
Земную жизнь пройдя до половины, Мэл очутился на каталке. Вокруг раскинулся космодром NASA. Вдалеке поблёскивали камеры папарацци, отгороженные от героя плотной стеной телохранителей.
— Добро пожаловать домой, — сказал врач и от души пожал ему руку. — Вы — потрясающий везунчик, сэр.
Возвращение со звёзд никаким видимым образом не отразилось на здоровье Мэла, но его всё равно поместили на карантин. Сидя в палате в окружении врачей, Мэл с удивлением обнаружил, что у него загадочным образом испарилась докучавшая ему пару месяцев бородавка.
Инспекция зубов показала, что кариес тоже пропал.
Мэл чувствовал себя восхитительно. А ещё он хотел немедленно заняться жарким разнузданным сексом. С кем угодно.
В своих мемуарах Мэл написал бы, что ему было двадцать семь, когда он впервые испытал сексуальное желание, не приправленное банальным любопытством — чистое, звериное и прекрасное в своём лишённом человечности естестве.
Он непременно написал бы это, если бы запомнил, и если бы идея писать мемуары хоть раз посетила его мысли.
II
Вернувшись домой, Дора как следует изучила свои перспективы. Помогать друзьям и знакомым за небольшую плату она больше не могла, но за учёбу и квартиру как-то нужно было платить.
Но в первую очередь Дора достала телефон и обзвонила всех своих постоянных клиентов. Никто из них не брал трубку. Тогда Дора набрала номер загадочного парня по имени Зак.
Это казалось ей логичным: он был единственным незнакомцем из вереницы парней и девушек, с которыми Дора встречалась не первый год.
Трубку сняли после третьего гудка.
— Да? — спросил знакомый певучий тенор.
— Зак?
— Простите, — засмеялся мужчина по ту сторону трубки, — вы ошиблись. Меня зовут Мэл. Я могу вам чем-нибудь помочь?
Ну разумеется, подумала Дора, он наверняка назвал ненастоящее имя.
— Мэл, — повторила она. — Мы с вами встречались где-то неделю назад. Помните?
— Это невозможно, — снова хохотнул мужчина. — Извините, мисс. У меня много дел. Если вы не возражаете...
С этими словами он отключился. Дора какое-то время смотрела на потухший экранчик телефона, затем размахнулась и с силой швырнула мобильник о стену.
Х
За двадцать семь лет жизни Мэл попал в непонятную ситуацию лишь однажды: когда, спустя несколько дней после возвращения со звёзд, вдруг открыл глаза и обнаружил себя дома.
Он не помнил, как здесь очутился. Последним его воспоминанием была палата NASA.
Рядом на диване сидела Нина и лениво щёлкала телеканалами, обкусывая яблочный огрызок.
— Ты шлялся где-то пять дней, — сказала Нина. — Я узнала о том, что ты вернулся, по телеку. Мог бы позвонить.
— Прости, родная, — ответил Мэл. — Совершенно ничего не помню.
— Ну и ладно. — Нина отложила пульт и огрызок и лениво развалилась на диване, пихнув Мэлу в щёку пяткой.
На экране яростно препирались два проповедника. Первый агитировал за воздержание, обещая всем целомудренным немедленно избавление от всех грехов. Второй, совершенно игнорируя выкладки своего оппонента, сулил райские кущи тем девственникам, которые прямо сейчас оторвутся от праздности и сдадут свои яйцеклетки и сперму на благо науки.
— Переключи, — попросил Мэл.
— В интернете пишут, что у нас тут конец света, — заметила Нина, щёлкнув кнопкой. Теперь на экране шёл прямой репортаж с революционных российских улиц. Облачённый в ушанку мужик яростно колотил прикладом другого мужика в сине-жёлтом спортивном костюме.
— У нас каждый год конец света, — ответил ей Мэл. — Переключи.
@темы: конкурсная работа, рассказ, Радуга-5
упорство - вязнет на зубах? О_О
читать дальше
Здравствуйте и спасибо за развёрнутый комментарий
читать дальше
эм. это, мягко говоря, не очень качественная образность.
читать дальше
Таки обоснуйте.
читать дальше
Это не правило, боже упаси, просто ради удобства остальных пользоватей, которые будут мотать эти простыни, чтобы оставить коммент.
читать дальше
Все поправила - и здесь, и в предыдущих темах.
Прощу прощения, поправьте и мои комментарии, если не сложно =)
читать дальше
В принципе, понятно почему он подцепил такой вирус: потому что эмоционально он был стерилен и до того как.
И да, с кариесом в космос не пускают)))
про кариес - в космосе он же быстрее развивается до чего-то менее приятного вроде пульпита, стоматологов на орбите нет, поэтому космонавтов тщательно обследуют и лечат на земле.
мэл показался сильно ограниченным (хотя обычно парней, мечтающих о звездах я люблю) и не очень хорошим человеком
зато простая рабочая девушка дора, которая любила секс, вызывает иррациональное чувство симпатии - больше всего понравилась в своей незамутненности.
вообще текст похож на карикатурную версию/ироничное переосмысление классической катастрофы - то есть не антихрист, огонь с неба, нло или метеорит, а так все буднично и немного неловко. вот тот случай, когда краткое содержание В реальности Апокалипсис оказался скучным, пресным и окутанным аурой некоторой стыдливости действительно отражает.
я этот вопрос вверх вынес, потому что он прелестный. как-то предполагалось, что фантастическая составляющая у вас в вирусе, а всё остальное реализм. должен был быть. но, если решить, что фантастика тут и во всём остальном, сразу отпадают все вопросы.
читать дальше
И да, с кариесом в космос не пускают)))
Моя оплошность
Спасибо за комментарий!
Леориэль,
И вам спасибо за отзыв
Ka-mai,
Я допустил одну досадную оплошность: вступил с вами в дискуссию до того, как просмотрел другие оставленные вами комментарии, по которым, в принципе, становится понятно, что единственная ваша цель во всём этом - выдернуть некоторые фразы из контекста и прицепиться к ним, а также по какой-то причине акцентировать внимание на совершенно неважных в рассказе вещах, исподволь оскорбив интеллектуальный уровень собеседника.
Касательно кариеса и бородавки: да, здесь моя оплошность, я абсолютно согласен. Но эти детали были мне нужны для совершенно определённой цели. Свою роль они сыграли, засим всё.
Я могу отмести все ваши аргументы двумя словами: альтернативная реальность. Или ещё двумя: фантастическое допущение.
Резюмирую всю нашу дискуссию этим: я жалею о том, что вступил в дискуссию с человеком очевидно лишённым воображения и настроенным изначально агрессивно.
Всего вам доброго
класс
Не паясничайте, Белинский, вам это не идёт
В целом местами очень бойко читалось, но идею уловить не удалось( И зачем столько противопоставленных, по, э-э, сексуаальности друг другу персонажей, тож не очень понял, честно говоря. Много народу трахается, а потом уже не трахается. Вегетативные клетки могут жить намного дольше, если репродуктивных не будет как класса, где-то я слышал такую теорию. Ну, и апокалипсис каждый год... ну, и что?
Я, честно, не догнал, почему именно секс, почему так рад в конце герой, почему что. ( Т.е., оно, повторюсь, вполне себе читается, за вычетом альтернативных, э-э, худ.образов, но зачем оно и в чем посыл - хз(
Да, и схематические образы чуваков с большой буквы какие-то совсем схематические.
Извините.
Обилие второ- и третьестепенных персонажей, претендующих на внимание читателя, но ничего не добавляющих к сюжету, тоже не идет рассказу на пользу.
Финал, увы, также не добавляет ясности: "Что собственно хотел сказать автор?"
читать дальше
Ну и это
Теперь на экране шёл прямой репортаж с революционных российских улиц. Облачённый в ушанку мужик яростно колотил прикладом другого мужика в сине-жёлтом спортивном костюме
как-то мерзенько
расплакалась, размазывая по щекам густо сдобренные тушью слёзы.
Доре хотелось секса. Причём так, что сводило челюсть и дёргало всё тело, будто она была полем, которое сначала заминировали, а потом выпустили на него толпу детей с дефицитом внимания.
Эээ, имхо, это было ужасно, автор. Более стойкие товарищи уже отметили достоинства и технические недостатки текста, но для меня вот эти, ммм, стилистические находки заслонили всё.
Может быть, это индивидуальная непереносимость некоторых стилистических приёмов и неумения их использовать/дозировать, но "пропахшие бездорожьем лобковые волосы".... О_О
4/3
3/6
читать дальше
Простите мою субъективность, но из веселого тут только:
На жёлтой бумаге, всё так же пропитанной ванилью, но уже без горьковатой примеси слёз, значилось: «Это был плохой поступок, Малахия». - действительно очень забавно и точно поймано )))
мечта Доры ))
и извращенно-циничное раскрытие темы )) оно мне нравится
Еще нравится желание сделать Маленький поклон в сторону
большойстарой фантастики. - что-то такое витало в атмосфере, да. Но когда литературно кланяются вообще фантастике, мне кажется, опять-таки отдают дань уважения штампам.Сам рассказ, по большей части, не понравился, ни раскруткой интриги (хотя в начале под нее был неплохой задел), ни героями (за исключением, может быть, Заместителя, но это у меня сугубо личное
Странный рассказ, но было интересно.
И да в россии секса нет, только революции. Мы уцелеем.)