романтика и экстрим
Название: Остаться навсегда
Тема: Буря в стакане
Автор: Witch-Queen
Бета: Северный Полюс~
Краткое содержание: бойтесь своих желаний. И любви, на всякий случай.
Предупреждения: завязка в развязке, рейтинг - R
Примечания: категория – джен, фемслэш, гет; жанр – драма. Размер – 2210 слов.
Комментарии: разрешены
читать дальше
Струны редкими всхлипами разорвали сладострастную негу сумерек, переплетаясь с тихим шорохом платья и стуком каблучков, отмеряющих время. Последние секунды их любви утекали песком сквозь тонкие пальцы, а проклятый миннезингер не мог отыскать другого времени для написания баллады. Не выдержав, принцесса опустилась на прохладный мрамор беседки, пряча слезы в озябших ладонях. А певец вторил струнам — влюбленный юнец восхвалял солнце, жизнь и золотые косы счастливой фрейлины. Бессильная прекратить эту пытку, девушка беспомощно заскребла ногтями — камень все стерпит.
Теплые руки рывком подняли ее, прижимая к пышной груди и окутывая незримым коконом тишины. Исчезло все — и беседка, и трели сверчков, и стоны терзаемых неумелыми пальцами струн. В этом мире существовало только тепло и покой родных объятий, легкое потрескивание дров в камине и тонкий аромат диких роз, приколотых к платью.
— Ты плачешь, маленькая? — в болотной зелени глаз промелькнули опасные огоньки, — кто-то посмел обидеть мою любимую?
— Мы не сможем больше видеться… Отец приказал срочно выходить замуж, и… и… — принцесса снова захлебнулась рыданиями, судорожно цепляясь за темный креп платья своей утешительницы. Только больно впившиеся в подбородок пальцы и полный отвращения взгляд заставили ее закончить: — и не общаться с женщинами, кроме матери. Даже на людях.
— Ох, дорогая, — презрение и холод так же легко исчезли, как и появились. Такие резкие перемены всегда удивляли девушку, — я знаю выход. Только если ты сама захочешь остаться со мной.
— Хочу, больше всего на свете! Навсегда остаться!
— Остаться навсегда, — отчего-то ухмылка женщины горчила, как полынное вино. Но принцесса уже не замечала ничего настораживающего: к чему эти глупые опасения, когда весь мир заключен в безмятежном мерцании зеленоватых огней в любимых глазах?
***
Отца она помнила плохо — вечно уставший, пропахший дорогим парфюмом (едва перебивающим едкий запах пота), он изредка приходил в ее покои, расспрашивал многочисленных нянюшек об ее успехах. Иногда даже брал на руки и подбрасывал, пока девочка была еще совсем маленькой и легкой. Потом началась почти взрослая жизнь — она могла посещать балы, сидеть по левую его руку во время официальных трапез, но все это казалось каким-то бесцветным и плоским. Временами принцесса завидовала детям менее знатных отцов, особенно мальчишкам: они с ранних лет могли помогать в отцовской работе и наверняка знали родителей куда лучше.
— Герцог Арнский просит твоей руки, — скажи он это неделю назад, ее восторгу не было бы предела. В отличие от большинства титулованных особ, герцог был молод (хоть и вдов), тактичен и не относился к женщинам, как к подставкам для кубка. Но любовь к нему оказалась лишь мимолетным увлечением для принцессы. Не успела она брезгливо скривиться, как отец продолжил: — но я считаю, что ты достойна лучшего. К тебе сватаются принцы пяти королевств, союз с которыми выгоден в равной степени. Так что можешь выбирать.
— Ваше Величество… Отец… Я полюбила, мне не нужно никого!
— Я полагал, что моя дочь умнее. Впрочем, полюбила раз, полюбишь и еще, — король нахмурился, давая понять, что и так предоставил слишком большую свободу. — Принцы не менее достойные мужчины, чем избранник твоего глупого сердца.
— Мужчины, отец! Мужчины! — она готова была разрыдаться, наплевав на заученные правила приличия, бить его изо всех сил, не задумываясь — семейная ссора это или покушение на короля. Раньше ей удавалось, несмотря ни на что, видеть в этом человеке в первую очередь отца, родного по крови и духу. Но это прошло. — Мне не нужны мужчины. Я люблю самую лучшую женщину на свете!
— Тем хуже для тебя, — он одарил ее презрительным взглядом и бросил, прежде чем запереть дверь: — я выберу сам.
***
Девушка, наконец, смогла понять странное пристрастие своей избранницы к темным тканям и неброским туалетам — стоило пробраться мимо стражи, как ночь заботливо скрыла женщину от посторонних глаз. Бесшумной тенью она скользнула в грязный лабиринт улиц и пропала. Только тепло руки не позволяло окончательно потерять возлюбленную. Принцесса изо всех сил вцепилась в эту спасительную длань, проклиная себя за недальновидность: пышное светлое платье ужасающе громко шуршало, цеплялось за все подряд, мешало бежать. Оно было прекрасно — как золотая клетка дворцовых залов, и так чудовищно напоминало оковы. Спустя несколько кварталов дышать стало невозможно, голова закружилась, ноги в изящных атласных туфельках подкашивались.
Во мраке сверкнули два зеленых огонька: раньше принцесса никогда не задумывалась, что такого завораживающе-странного в этих глазах, но увидев их мерцающий отблеск на лезвии кинжала, испугалась. Мгновение — и шнуровка уступила стали, дышать стало легче, а заляпанное платье упало в вонючую жижу к ногам.
— Оно безнадежно испорчено, — девушка с сожалением переступила нежно-лимонный ворох ткани, поддерживаемая сильной рукой. О том, как привычно эти пальцы секунду назад сжимали кинжал, думать не хотелось.
— Это прошлое. Переступи и пойдем, — женщина потянула ее за собой, надеясь успеть к назначенному сроку. Принцессе пришлось снова бежать, спотыкаясь и сбивая ноги о камни — раскисшие туфельки нашли свой покой на дне очередной канавы. «Это все прошлое», — думала она, стараясь не отставать от юркой тени в черном креповом платье.
***
Наконец-то она смогла остаться наедине со своими мыслями, отделавшись от хохотушек-фрейлин. Принцесса достала из секретера тщательно припрятанный ключик и открыла ларец. Перелистывая заполненные аккуратным витиеватым почерком страницы, она улыбалась, понимая, какой наивной и глупой была до этого дня. Обмакнув перо в чернильницу, девушка осторожно вычертила дату — двадцатый день Луны месяца гроз года десятого от нашествия мора. Пожевав кончик, добавила: «Сегодня» — и остановилась. Произошедшее сегодня она не смела доверить даже хрупким страницам, запертым в сандаловом ларце. От этих воспоминаний кровь приливала к щекам, а по бедрам сочилась непрошеная влага. От них хотелось смеяться и рыдать, плясать и кататься по полу от невероятной боли. И принцесса не знала, как назвать это? Поцелуй? Нет, черноволосая цветочница делала то, что было много большим. От простых поцелуев не становится трудно дышать и не подкашиваются ноги. И разве молодые люди целуют так — медленно, властно, задирая подол платья и решительно ныряя вниз, к самому сокровенному? Разве поцелуй — это невесомые прикосновения ловкого язычка к чувствительной горошине внизу, между ног? Соитие? Но разве для соития довольно теплых пальцев, пропахших лепестками диких роз движущихся где-то в недрах бьющегося в сладостных конвульсиях тела? Но что это?
Дрожащей рукой девушка вывела «…я познала любовь» и бережно посыпала страничку песком. Между листков лег бережно расправленный цветок дикой розы — тот самый, что был не так давно приколот к черной ткани Ее корсета. Даже спустя несколько часов он казался таким свежим и хрупким, будто только срезанный с куста умелой рукой. Той самой рукой, от которой хотелось бежать и которую невозможно было отпустить, в безумном порыве сжимая бедрами. Той, что моментально осушала слезы и дарила тепло. Решительно захлопнув дневник, принцесса спрятала его и забралась в кровать, чтобы забыться долгим тревожным сном.
***
В доме цветочницы витал странный аромат — сладкий и горький одновременно. Принцесса не понимала, к чему спешка теперь: ведь они уже пришли, удачно миновав разгуливающих по улицам стражников. Но заглянув в лихорадочно сверкающие глаза спутницы, не решилась спрашивать. Та молча усадила ее на стул, плеснула в глиняную кружку воду и принялась что-то чертить кинжалом на столешнице. Приглядевшись, девушка смогла понять только то, что такие странные знаки ей не встречались даже в осыпающихся под пальцами свитках, написанных за многие столетия до пришествия мора. Острие с легкостью вспарывало потемневшую поверхность, оставляя на ней пляшущую в неровном свете вязь неведомого языка. Истощенное бегом сердце забилось испуганной птицей, пытаясь вырваться из ставшей тесной клетки. Задыхаясь, принцесса едва отыскала в себе силы взять тяжелую кружку — много тяжелее привычных кубков, — и сделать один-единственный глоток.
Вязь полыхнула зеленоватым пламенем — таким же, как глаза цветочницы, что-то сильно сдавило грудь, и мир вокруг исчез. Неуклюже барахтаясь, она попыталась плыть на свет — чтобы увидеть над колодцем до боли знакомую ухмылку:
— Навсегда, моя маленькая девочка, это очень страшное слово. Я всегда исполняла твои желания, как фея-крестная, — не то, что бесполезный франт Арно. Не бойся, малышка, я не предам твое хрупкое сердечко, — в кружку, казавшуюся девушке колодцем, опустилась серебряная ложка. Стук серебра о стенки оглушил ее, но через долю секунды она поняла, что это не самое страшное. Чудовищная воронка затягивала ее в свои недра, к далекому дну, суля неминуемую погибель. Она закричала, судорожно цепляясь за шероховатые стенки, но ведьма словно не слышала ее отчаянных просьб о помощи: — впрочем, она все еще надеется побороться. Как и положено, ты сама выберешь свою судьбу. Не забывай: с одним из нас ты должна остаться навсегда.
***
Принцесса ненавидела балы — на них всегда было до одури скучно. Напыщенные мужчины, источающие ужасный запах цветочных духов и пота, неизменно оттаптывающие не только подол ее потрясающих платьев, но и изящные ножки в туфельках. Тем не менее, уже с месяц она не только исправно плясала все танцы, до последнего, не пытаясь сослаться на головную боль и недомогание, но и умоляла отца устраивать приемы почаще. Причиной этого был молодой герцог Арно, старательно избегающий ее общества вне торжеств. Он так тщательно оберегал ее доброе имя, что даже за весь вечер не приглашал более пяти раз!
— Позвольте вашу драгоценную ручку, Ваше Высочество, — от его бархатного голоса сердце замирало, пропуская с десяток ударов, а затем срывалось в бешеный галоп, наверстывая. А как он вел! Бережно, касаясь ее самыми кончиками пальцев, и вместе с тем — уверенно, словно истинный властелин! Так хорошо с нею не танцевал даже отец, что уж говорить о прочих кавалерах. К тому же почти все придворные были непозволительно стары по ее меркам. — Сегодня я прогуливался по берегу Леи и видел лебедей. Они, словно два усталых облака, покоились на волнах так близко от меня, но я не мог любоваться ими.
— Почему? — его грустный тон больно задевал за какие-то незримые струны внутри. Так сильно, что хотелось расплакаться, промокая слезы кружевным надушенным платочком: самым уголком, на котором вышит шелком его родовой герб.
— Я думал о вас, Ваше Высочество, — его горькая улыбка пьянила похлеще самого крепкого вина и прожигала ее до самого сердца, — разве смеют эти прекрасные птицы затмить ваш образ в моих помыслах? И днем, и ночью я лишен покоя, вы стоите перед моими глазами, затмевая собой мирскую суету. К чему весь мир, коль не дозволено любить вас? Быть рядом с вами в радостях и в горе, делить и кров, и ложе на двоих.
— Но я люблю вас, герцог! — музыка стихла, и им пришлось замереть в церемонном поклоне.
— Не лгите мне, — эти слова разрушили тонкую преграду, отделявшую принцессу от истерики, — идите, вам пора.
Она любила его — больше отца и матери, больше засахаренных фруктов и заморских диковинных яств, — но не знала, как доказать это ему. В ночных грезах ей виделись белокурые локоны и искрящиеся от счастья голубые глаза, в которые хотелось погрузиться с головой и утонуть, оставаясь в них навсегда. Быть с ним одним целым, смотреть его глазами, дышать и заставлять сердце биться в унисон. Но до тех пор, пока он не решался посвататься, ей оставались лишь эти скудные минуты церемонных танцев.
***
Водоворот увлекал ее все глубже — даже когда ведьма вынула ложку, вода никак не успокаивалась. Силы неумолимо таяли вешним снегом под жаркими лучами, а пытка все не прекращалась. Вдруг поток подхватил ее, волоча куда-то в еще более странное место. Прямо на голову посыпались измельченные травы, кажущиеся гигантскими поленьями. Прижавшись к покрытой накипью стенке, девушка с ужасом ощутила, что та неумолимо нагревается. Но на крик уже не было сил — осталось только смириться.
— Проходи, Франк, — держаться за обжигающую стенку стало невозможно, и ей пришлось плыть к медленно кружащимся травам. От их запаха кружилась голова и накатывала ужасная слабость, увлекающая на дно с которого уже устремились к поверхности тонкие нити пузырьков. — Сегодня наш спор наконец решится. Конечно, не так, как мы предполагали…
— Дорогая, мы всегда доводим наши дела до конца. Впрочем, пари я выиграл, она влюблена в меня без памяти, — ниточек становилось все больше, а воздух над поверхностью неумолимо заполнялся паром. О боли принцесса не думала, вслушиваясь в такие знакомые голоса людей, едва не ставших для нее самыми родными. — Когда король отказал мне в помолвке, она сбежала из дворца.
— Со мной, — девушка никогда не слышала в ее голосе столько колких, металлических ноток. Словно это говорила не ее нежная и бесконечно добрая возлюбленная, а другая… Та, чьи глаза светились в темноте. Та, чей кинжал с равной легкостью разрубал тонкий шнурок и вспарывал заскорузлый стол. Та, что безжалостно вылила ее, еще живую, в котел и разожгла огонь. — Два против двух, милый.
— И как же мы разрешим наш конфликт? — поверхность воды вздулась гигантскими волдырями, такими же, что покрыли ее нежную кожу. Принцесса не понимала, почему до сих пор не потеряла сознание от духоты и невыносимого жара, не пошла ко дну, не смирилась со своей участью. Ей было наплевать на их разговор, она молила о смерти. Но ее никто не слышал. Сосуд наклонился, тонкая струя повлекла ее за собой. Девушка удержалась, в последнем порыве пытаясь отплыть от края.
— Выпьем отвар. Один из нас унесет бедняжку в себе, — напор усилился, и она все же соскользнула в кружку, обреченно закрыв глаза и проклиная себя. Если ей и суждено умереть в чьем-то желудке, то это могла быть только прекрасная цветочница. Почувствовав тонкий аромат дикой розы, принцесса с облегчением выдохнула…
***
— Твоя жена мертва, как и оговорено, — женщина притворно вздохнула, — сочувствую. Не думала, что в этот раз тебе и впрямь придется жениться. Теряешь сноровку; даже я справилась бы куда лучше.
— Я? Ты совсем одичала со своими травами, ведьма, — он возмущенно вскочил, едва не опрокинув стол, — я могу очаровать кого угодно! Влюбить в себя до потери сознания! Любую! Они сами бегут в мои сети и укладываются ковром под ноги, все до единой!
— Спорим, что я уведу у тебя следующую, кем бы она ни была? Учти, я женщина и мне увлечь собой ветреную красотку намного сложнее, — в зеленых глазах мелькнули насмешливые огоньки.
— Сможешь увести у меня принцессу Алию — женюсь на тебе и выпью яд, — усмехнулся герцог, — если нет, будешь моей личной служанкой. Идет?
— Согласна, только с одним условием. Принцесса должна пожелать остаться с одним из нас навсегда.
— По рукам.
…и мир исчез.
Тема: Буря в стакане
Автор: Witch-Queen
Бета: Северный Полюс~
Краткое содержание: бойтесь своих желаний. И любви, на всякий случай.
Предупреждения: завязка в развязке, рейтинг - R
Примечания: категория – джен, фемслэш, гет; жанр – драма. Размер – 2210 слов.
Комментарии: разрешены
читать дальше
Струны редкими всхлипами разорвали сладострастную негу сумерек, переплетаясь с тихим шорохом платья и стуком каблучков, отмеряющих время. Последние секунды их любви утекали песком сквозь тонкие пальцы, а проклятый миннезингер не мог отыскать другого времени для написания баллады. Не выдержав, принцесса опустилась на прохладный мрамор беседки, пряча слезы в озябших ладонях. А певец вторил струнам — влюбленный юнец восхвалял солнце, жизнь и золотые косы счастливой фрейлины. Бессильная прекратить эту пытку, девушка беспомощно заскребла ногтями — камень все стерпит.
Теплые руки рывком подняли ее, прижимая к пышной груди и окутывая незримым коконом тишины. Исчезло все — и беседка, и трели сверчков, и стоны терзаемых неумелыми пальцами струн. В этом мире существовало только тепло и покой родных объятий, легкое потрескивание дров в камине и тонкий аромат диких роз, приколотых к платью.
— Ты плачешь, маленькая? — в болотной зелени глаз промелькнули опасные огоньки, — кто-то посмел обидеть мою любимую?
— Мы не сможем больше видеться… Отец приказал срочно выходить замуж, и… и… — принцесса снова захлебнулась рыданиями, судорожно цепляясь за темный креп платья своей утешительницы. Только больно впившиеся в подбородок пальцы и полный отвращения взгляд заставили ее закончить: — и не общаться с женщинами, кроме матери. Даже на людях.
— Ох, дорогая, — презрение и холод так же легко исчезли, как и появились. Такие резкие перемены всегда удивляли девушку, — я знаю выход. Только если ты сама захочешь остаться со мной.
— Хочу, больше всего на свете! Навсегда остаться!
— Остаться навсегда, — отчего-то ухмылка женщины горчила, как полынное вино. Но принцесса уже не замечала ничего настораживающего: к чему эти глупые опасения, когда весь мир заключен в безмятежном мерцании зеленоватых огней в любимых глазах?
***
Отца она помнила плохо — вечно уставший, пропахший дорогим парфюмом (едва перебивающим едкий запах пота), он изредка приходил в ее покои, расспрашивал многочисленных нянюшек об ее успехах. Иногда даже брал на руки и подбрасывал, пока девочка была еще совсем маленькой и легкой. Потом началась почти взрослая жизнь — она могла посещать балы, сидеть по левую его руку во время официальных трапез, но все это казалось каким-то бесцветным и плоским. Временами принцесса завидовала детям менее знатных отцов, особенно мальчишкам: они с ранних лет могли помогать в отцовской работе и наверняка знали родителей куда лучше.
— Герцог Арнский просит твоей руки, — скажи он это неделю назад, ее восторгу не было бы предела. В отличие от большинства титулованных особ, герцог был молод (хоть и вдов), тактичен и не относился к женщинам, как к подставкам для кубка. Но любовь к нему оказалась лишь мимолетным увлечением для принцессы. Не успела она брезгливо скривиться, как отец продолжил: — но я считаю, что ты достойна лучшего. К тебе сватаются принцы пяти королевств, союз с которыми выгоден в равной степени. Так что можешь выбирать.
— Ваше Величество… Отец… Я полюбила, мне не нужно никого!
— Я полагал, что моя дочь умнее. Впрочем, полюбила раз, полюбишь и еще, — король нахмурился, давая понять, что и так предоставил слишком большую свободу. — Принцы не менее достойные мужчины, чем избранник твоего глупого сердца.
— Мужчины, отец! Мужчины! — она готова была разрыдаться, наплевав на заученные правила приличия, бить его изо всех сил, не задумываясь — семейная ссора это или покушение на короля. Раньше ей удавалось, несмотря ни на что, видеть в этом человеке в первую очередь отца, родного по крови и духу. Но это прошло. — Мне не нужны мужчины. Я люблю самую лучшую женщину на свете!
— Тем хуже для тебя, — он одарил ее презрительным взглядом и бросил, прежде чем запереть дверь: — я выберу сам.
***
Девушка, наконец, смогла понять странное пристрастие своей избранницы к темным тканям и неброским туалетам — стоило пробраться мимо стражи, как ночь заботливо скрыла женщину от посторонних глаз. Бесшумной тенью она скользнула в грязный лабиринт улиц и пропала. Только тепло руки не позволяло окончательно потерять возлюбленную. Принцесса изо всех сил вцепилась в эту спасительную длань, проклиная себя за недальновидность: пышное светлое платье ужасающе громко шуршало, цеплялось за все подряд, мешало бежать. Оно было прекрасно — как золотая клетка дворцовых залов, и так чудовищно напоминало оковы. Спустя несколько кварталов дышать стало невозможно, голова закружилась, ноги в изящных атласных туфельках подкашивались.
Во мраке сверкнули два зеленых огонька: раньше принцесса никогда не задумывалась, что такого завораживающе-странного в этих глазах, но увидев их мерцающий отблеск на лезвии кинжала, испугалась. Мгновение — и шнуровка уступила стали, дышать стало легче, а заляпанное платье упало в вонючую жижу к ногам.
— Оно безнадежно испорчено, — девушка с сожалением переступила нежно-лимонный ворох ткани, поддерживаемая сильной рукой. О том, как привычно эти пальцы секунду назад сжимали кинжал, думать не хотелось.
— Это прошлое. Переступи и пойдем, — женщина потянула ее за собой, надеясь успеть к назначенному сроку. Принцессе пришлось снова бежать, спотыкаясь и сбивая ноги о камни — раскисшие туфельки нашли свой покой на дне очередной канавы. «Это все прошлое», — думала она, стараясь не отставать от юркой тени в черном креповом платье.
***
Наконец-то она смогла остаться наедине со своими мыслями, отделавшись от хохотушек-фрейлин. Принцесса достала из секретера тщательно припрятанный ключик и открыла ларец. Перелистывая заполненные аккуратным витиеватым почерком страницы, она улыбалась, понимая, какой наивной и глупой была до этого дня. Обмакнув перо в чернильницу, девушка осторожно вычертила дату — двадцатый день Луны месяца гроз года десятого от нашествия мора. Пожевав кончик, добавила: «Сегодня» — и остановилась. Произошедшее сегодня она не смела доверить даже хрупким страницам, запертым в сандаловом ларце. От этих воспоминаний кровь приливала к щекам, а по бедрам сочилась непрошеная влага. От них хотелось смеяться и рыдать, плясать и кататься по полу от невероятной боли. И принцесса не знала, как назвать это? Поцелуй? Нет, черноволосая цветочница делала то, что было много большим. От простых поцелуев не становится трудно дышать и не подкашиваются ноги. И разве молодые люди целуют так — медленно, властно, задирая подол платья и решительно ныряя вниз, к самому сокровенному? Разве поцелуй — это невесомые прикосновения ловкого язычка к чувствительной горошине внизу, между ног? Соитие? Но разве для соития довольно теплых пальцев, пропахших лепестками диких роз движущихся где-то в недрах бьющегося в сладостных конвульсиях тела? Но что это?
Дрожащей рукой девушка вывела «…я познала любовь» и бережно посыпала страничку песком. Между листков лег бережно расправленный цветок дикой розы — тот самый, что был не так давно приколот к черной ткани Ее корсета. Даже спустя несколько часов он казался таким свежим и хрупким, будто только срезанный с куста умелой рукой. Той самой рукой, от которой хотелось бежать и которую невозможно было отпустить, в безумном порыве сжимая бедрами. Той, что моментально осушала слезы и дарила тепло. Решительно захлопнув дневник, принцесса спрятала его и забралась в кровать, чтобы забыться долгим тревожным сном.
***
В доме цветочницы витал странный аромат — сладкий и горький одновременно. Принцесса не понимала, к чему спешка теперь: ведь они уже пришли, удачно миновав разгуливающих по улицам стражников. Но заглянув в лихорадочно сверкающие глаза спутницы, не решилась спрашивать. Та молча усадила ее на стул, плеснула в глиняную кружку воду и принялась что-то чертить кинжалом на столешнице. Приглядевшись, девушка смогла понять только то, что такие странные знаки ей не встречались даже в осыпающихся под пальцами свитках, написанных за многие столетия до пришествия мора. Острие с легкостью вспарывало потемневшую поверхность, оставляя на ней пляшущую в неровном свете вязь неведомого языка. Истощенное бегом сердце забилось испуганной птицей, пытаясь вырваться из ставшей тесной клетки. Задыхаясь, принцесса едва отыскала в себе силы взять тяжелую кружку — много тяжелее привычных кубков, — и сделать один-единственный глоток.
Вязь полыхнула зеленоватым пламенем — таким же, как глаза цветочницы, что-то сильно сдавило грудь, и мир вокруг исчез. Неуклюже барахтаясь, она попыталась плыть на свет — чтобы увидеть над колодцем до боли знакомую ухмылку:
— Навсегда, моя маленькая девочка, это очень страшное слово. Я всегда исполняла твои желания, как фея-крестная, — не то, что бесполезный франт Арно. Не бойся, малышка, я не предам твое хрупкое сердечко, — в кружку, казавшуюся девушке колодцем, опустилась серебряная ложка. Стук серебра о стенки оглушил ее, но через долю секунды она поняла, что это не самое страшное. Чудовищная воронка затягивала ее в свои недра, к далекому дну, суля неминуемую погибель. Она закричала, судорожно цепляясь за шероховатые стенки, но ведьма словно не слышала ее отчаянных просьб о помощи: — впрочем, она все еще надеется побороться. Как и положено, ты сама выберешь свою судьбу. Не забывай: с одним из нас ты должна остаться навсегда.
***
Принцесса ненавидела балы — на них всегда было до одури скучно. Напыщенные мужчины, источающие ужасный запах цветочных духов и пота, неизменно оттаптывающие не только подол ее потрясающих платьев, но и изящные ножки в туфельках. Тем не менее, уже с месяц она не только исправно плясала все танцы, до последнего, не пытаясь сослаться на головную боль и недомогание, но и умоляла отца устраивать приемы почаще. Причиной этого был молодой герцог Арно, старательно избегающий ее общества вне торжеств. Он так тщательно оберегал ее доброе имя, что даже за весь вечер не приглашал более пяти раз!
— Позвольте вашу драгоценную ручку, Ваше Высочество, — от его бархатного голоса сердце замирало, пропуская с десяток ударов, а затем срывалось в бешеный галоп, наверстывая. А как он вел! Бережно, касаясь ее самыми кончиками пальцев, и вместе с тем — уверенно, словно истинный властелин! Так хорошо с нею не танцевал даже отец, что уж говорить о прочих кавалерах. К тому же почти все придворные были непозволительно стары по ее меркам. — Сегодня я прогуливался по берегу Леи и видел лебедей. Они, словно два усталых облака, покоились на волнах так близко от меня, но я не мог любоваться ими.
— Почему? — его грустный тон больно задевал за какие-то незримые струны внутри. Так сильно, что хотелось расплакаться, промокая слезы кружевным надушенным платочком: самым уголком, на котором вышит шелком его родовой герб.
— Я думал о вас, Ваше Высочество, — его горькая улыбка пьянила похлеще самого крепкого вина и прожигала ее до самого сердца, — разве смеют эти прекрасные птицы затмить ваш образ в моих помыслах? И днем, и ночью я лишен покоя, вы стоите перед моими глазами, затмевая собой мирскую суету. К чему весь мир, коль не дозволено любить вас? Быть рядом с вами в радостях и в горе, делить и кров, и ложе на двоих.
— Но я люблю вас, герцог! — музыка стихла, и им пришлось замереть в церемонном поклоне.
— Не лгите мне, — эти слова разрушили тонкую преграду, отделявшую принцессу от истерики, — идите, вам пора.
Она любила его — больше отца и матери, больше засахаренных фруктов и заморских диковинных яств, — но не знала, как доказать это ему. В ночных грезах ей виделись белокурые локоны и искрящиеся от счастья голубые глаза, в которые хотелось погрузиться с головой и утонуть, оставаясь в них навсегда. Быть с ним одним целым, смотреть его глазами, дышать и заставлять сердце биться в унисон. Но до тех пор, пока он не решался посвататься, ей оставались лишь эти скудные минуты церемонных танцев.
***
Водоворот увлекал ее все глубже — даже когда ведьма вынула ложку, вода никак не успокаивалась. Силы неумолимо таяли вешним снегом под жаркими лучами, а пытка все не прекращалась. Вдруг поток подхватил ее, волоча куда-то в еще более странное место. Прямо на голову посыпались измельченные травы, кажущиеся гигантскими поленьями. Прижавшись к покрытой накипью стенке, девушка с ужасом ощутила, что та неумолимо нагревается. Но на крик уже не было сил — осталось только смириться.
— Проходи, Франк, — держаться за обжигающую стенку стало невозможно, и ей пришлось плыть к медленно кружащимся травам. От их запаха кружилась голова и накатывала ужасная слабость, увлекающая на дно с которого уже устремились к поверхности тонкие нити пузырьков. — Сегодня наш спор наконец решится. Конечно, не так, как мы предполагали…
— Дорогая, мы всегда доводим наши дела до конца. Впрочем, пари я выиграл, она влюблена в меня без памяти, — ниточек становилось все больше, а воздух над поверхностью неумолимо заполнялся паром. О боли принцесса не думала, вслушиваясь в такие знакомые голоса людей, едва не ставших для нее самыми родными. — Когда король отказал мне в помолвке, она сбежала из дворца.
— Со мной, — девушка никогда не слышала в ее голосе столько колких, металлических ноток. Словно это говорила не ее нежная и бесконечно добрая возлюбленная, а другая… Та, чьи глаза светились в темноте. Та, чей кинжал с равной легкостью разрубал тонкий шнурок и вспарывал заскорузлый стол. Та, что безжалостно вылила ее, еще живую, в котел и разожгла огонь. — Два против двух, милый.
— И как же мы разрешим наш конфликт? — поверхность воды вздулась гигантскими волдырями, такими же, что покрыли ее нежную кожу. Принцесса не понимала, почему до сих пор не потеряла сознание от духоты и невыносимого жара, не пошла ко дну, не смирилась со своей участью. Ей было наплевать на их разговор, она молила о смерти. Но ее никто не слышал. Сосуд наклонился, тонкая струя повлекла ее за собой. Девушка удержалась, в последнем порыве пытаясь отплыть от края.
— Выпьем отвар. Один из нас унесет бедняжку в себе, — напор усилился, и она все же соскользнула в кружку, обреченно закрыв глаза и проклиная себя. Если ей и суждено умереть в чьем-то желудке, то это могла быть только прекрасная цветочница. Почувствовав тонкий аромат дикой розы, принцесса с облегчением выдохнула…
***
— Твоя жена мертва, как и оговорено, — женщина притворно вздохнула, — сочувствую. Не думала, что в этот раз тебе и впрямь придется жениться. Теряешь сноровку; даже я справилась бы куда лучше.
— Я? Ты совсем одичала со своими травами, ведьма, — он возмущенно вскочил, едва не опрокинув стол, — я могу очаровать кого угодно! Влюбить в себя до потери сознания! Любую! Они сами бегут в мои сети и укладываются ковром под ноги, все до единой!
— Спорим, что я уведу у тебя следующую, кем бы она ни была? Учти, я женщина и мне увлечь собой ветреную красотку намного сложнее, — в зеленых глазах мелькнули насмешливые огоньки.
— Сможешь увести у меня принцессу Алию — женюсь на тебе и выпью яд, — усмехнулся герцог, — если нет, будешь моей личной служанкой. Идет?
— Согласна, только с одним условием. Принцесса должна пожелать остаться с одним из нас навсегда.
— По рукам.
***
…и мир исчез.
@темы: конкурсная работа, рассказ, Радуга-6
Правда, по моим ощущениям, резковаты переходы между частями и не хватает нескольких флэшбэков. Упущена тема матери принцессы.
Зато ведьме привалило счастья: и
ребенкаюную деву слопает, и в ближайшем будущем станет богатой вдовой, если герцог не накрутил чего с завещанием.))Еще понравились буквальность бури в стакане и травинки-поленья.
Китахара
оффтоп
Вот если текст не задумывался как откровенный стеб, то если б не конкурс, дальше этой фразы я бы и читать не стала.
Слишком много словесных наворотов, "красивеньких" штук и сиропчика.
И темы, увы, не видно.
1/3