К полудню XXII века найдется доступ к любой проблеме.
Название: Час мертвеца
Тема: Почему важнее искать нефть, чем тайны?
Автор: Ollyy
Беты: Annaig, Comma
Краткое содержание: В мире, где любого мертвеца можно на час снова вернуть к жизни, молодой человек, обладающий даром говорить с мертвыми, оказывается втянут в таинственные события.
читать дальше
Публики набралось порядочно. Ноэ с трудом прокладывал дорогу сквозь гомонящую толпу: клерки сыпали шутками, домохозяйки улыбались в ответ, стайка студентов, загородив проход, обсуждала какого-то профессора. Один из молодых людей обнимал за плечи невысокую рыжую девчонку — школьницу, судя по внешнему виду. Она мяла пальцами манжеты и явно чувствовала себя неуютно. На миг грудь кольнуло желание взять дурочку за руку и увести из театра, но Ноэ молча протиснулся мимо. Он пришел сюда совсем не за этим, а девчонка, в конце концов, отлично понимала, на что соглашалась. Уже у самого барьера он обернулся — рыжая глазела по сторонам, а потом, зажмурившись, схватила спутника за руку. Ноэ хмыкнул. Похоже, кому-то сегодня перепадет больше, чем пара целомудренных поцелуев.
А потом он перевел взгляд на сцену, и весь остальной мир потерял значение. Остался только ослепительно-яркий свет софитов, запах дешевого освежителя воздуха и темная масляная жидкость в колбах. На ее поверхности лениво плескалась радуга.
Служители, громыхая железом, расставляли реквизит. Первый звонок крепежным шурупом ввинтился в уши. На несколько минут шум голосов смолк, сменившись глухим перестуком каблуков и скрипом откидываемых сидений, но вскоре возобновился. Со вторым звонком публика окончательно притихла, а на третьем начали мягко гаснуть люстры. Зал погрузился в полумрак, лиц случайных соседей стало не рассмотреть. Только тогда начали вывозить трупы.
В оглушительной тишине слышно было, как стучит колесо тележки. Зал взорвался аплодисментами.
Эксперты государственной постмортальной службы — формально они причислялись к говорящим с мертвыми шестого, самого низшего, ранга, но Ноэ считал их обычными чиновниками — неторопливо вышли на сцену. Их было трое, все как на подбор высокие, подтянутые, в темных костюмах и белых прорезиненных фартуках. Главный, блондин с тяжелой челюстью и водянисто-голубыми глазами, шагнул к первой каталке и откинул с лица покойника простыню. Тучная сорокалетняя дама слева от Ноэ всем телом подалась вперед: то ли умерший приходился ей родственником, то ли она всерьез была увлечена блондином. Три капли фелелинкуля на виски и в рот — и мертвец дерганым движением приподнялся и сел. Глаза его заливала привычная дегтярно-черная муть, характерная для «возвращенных» медикаментозно.
— Как вас зовут? — начал допрос блондин. Даже стандартные вопросы он умудрялся задавать с ослепительной улыбкой и участием в голосе. Обычная игра на публику: мертвецам на интонации наплевать.
— Сабо Фаркаш, — эхо подхватило равнодушный голос, подняло к потолку и обрушило на зрителей. При возведении анатомических театров на акустику обращали самое пристальное внимание.
— Сколько вам лет?
— Тридцать восемь.
— Надо же, мы ровесники, — блондин прикрыл микрофон рукой, но его голос все равно был отчетливо слышен даже с задних рядов. По залу волной прокатились смешки. — От чего вы умерли?
— Я умер от сердечного приступа.
— Обвиняете ли вы кого-нибудь в вашей смерти? — пшенично-рыжие брови постморталиста домиком сошлись на лбу, придавая мужественному лицу неожиданно комичное выражение.
Пауза, гулко звякнули литавры — оркестр начал подстраиваться под представление.
— Нет.
Выдох, выдох, выдох.
— Есть ли в зале родственники и друзья Сабо Фаркаша, желающие попрощаться с усопшим?
Соседка слева шумно поднялась с места и начала пробираться к сцене. Ноэ скривился: неудача.
Постморталист задал пару вопросов, хлопнул побагровевшую от смущения напополам с удовольствием вдову чуть ниже талии и лично проводил ее вместе с каталкой вглубь сцены. Тем временем служители подготовили следующего мертвеца.
К первому отделению Ноэ мог бы не приходить: по негласным правилам сначала пропускали богачей и известных персон, иными словами, тех мертвецов, у кого почти наверняка была семья. Тех, на кого пришли бы смотреть. Очередь бедняков, бродяг и бездомных наступала под самый занавес, когда приличная публика уже расходилась. Впрочем, появись он к финалу, недоуменных взглядов было бы не избежать, а Ноэ совсем не хотел привлекать лишнее внимание. Прикрыв глаза, он задремал.
Во время антракта Ноэ «заблудился» и прошел за кулисы, в технические помещения. Миновав гримерки, он с беззаботным видом разгуливал по первому этажу, заглядывая во все двери подряд. Найти покойницкую не составило труда: холод, исходивший от ящиков со льдом, конденсатом оседал на стенах. Там складывали «отработанные» трупы: богачей помещали в отдельные гробы, а бедняков небрежно сваливали в общий ящик. Отметив хлипкую дверь, открывавшуюся внутрь, отсутствие охраны и решеток на окнах, Ноэ вернулся обратно в зал. Его так никто и не остановил.
Ко второму отделению публики стало заметно меньше. Сколько Ноэ ни вертел головой, рыжую девчонку он так и не нашел: наверное, уже ушла вместе со своим кавалером.
Теперь на сцене одновременно работали все трое. Блондин по-прежнему стоял в центре и поднимал покойников поперспективнее, остальные работали по бокам. Тонко пела флейта. Камеры, установленные на каждой каталке, перемигивались огоньками непрерывной записи.
К середине представления случилась небольшая заминка. Откинув простыню с очередного покойника, блондин чуть переменился в лице и бросил служителям:
— Этого подготовили для некромантов, вот же бирка, идиоты.
Ноэ хмыкнул — невольная оговорка свидетельствовала о том, что себя блондин к некромантам не причислял. В голове саламандрой крутанулось любопытство. Что именно оказалось не по зубам самоуверенному постморталисту? Сложные задачи всегда были для Ноэ вызовом, проверкой сообразительности и таланта.
Из задумчивости его вывел гул, прокатившийся по полупустому партеру. Предвкушение, азарт, злорадство — эти эмоции удушливой волной укутывали зрительный зал каждый раз, когда на вопрос об убийстве мертвец отвечал «да».
— Как именно вас убили?
Пожалуй, блондин и впрямь был хорошим конферансье. Почуяв интерес публики, он умело подогревал его, задавая все новые вопросы по делу, но избегая одной-единственной темы — личности убийцы.
— Выстрелом в грудь.
— Кем вам приходился убийца?
— Мы были друзьями.
— Друг убивает друга. Ужасная история! Хладнокровное убийство или результат вспыхнувшей ссоры? Что чувствовал убийца? На что рассчитывал? Ответы на эти вопросы будут искать следователи, после того как поймают и допросят преступника. А пока мы вместе можем помочь им, узнав у жертвы имя убийцы. Ну что, спрашиваем? Не слышу ответа.
Нарастая от задних рядов к передним, по залу волной пронеслось многоголосое:
— Да. Да! Да-а-а-а-а-а!
Все это время мертвец безмолвно ждал.
— Акош ур, назовите имя вашего убийцы.
— Мольнар Юльча.
— Девушка? Вас убила девушка? Вот это поворот событий, друзья мои.
Тихое «да» — мертвецы не знали такого понятия, как риторический вопрос — потонуло в гуле перешептываний.
Удивление постморталиста было таким же искусственным, как и все его шоу. Он сдал не один экзамен по психологии и особенностям речи мертвых, прежде чем был допущен к работе, а потому не мог не знать, что поднятые не делают различий между женским и мужским родом.
Сохраняя все воспоминания из прожитой жизни, насильно выдернутые с того света мертвецы возвращались совершенно другими людьми. Да и не людьми вовсе. Они никак не реагировали ни на что вокруг, отвечали только на прямо заданные вопросы, не понимали юмора, метафор и аллегорий и, как следствие, полностью теряли способность врать. Как только была доказана их биологическая неспособность говорить неправду и не отвечать на заданный вопрос (а также факт окончательной смерти спустя час после «пробуждения»), раздалось первое предложение об обязательном посмертном допросе всех граждан.
Чуть позже из рутинной процедуры сделали шоу. Так возник анатомический театр. Хотя ни один настоящий говорящий с мертвыми не считал то, что творилось в его стенах, искусством.
До появления фелелинкуля (как это часто бывает, его свойства были обнаружены случайно: в продажу он поступил как новый сорт бензина) воскрешать мертвецов могли единицы. Ноэ этого не застал. Во времена его детства представления в анатомических театрах уже стали нормой. Но от матери он слышал немало легенд и сказок, главными героями которых были говорящие с мертвыми. Они помогали находить убийц и узнавать секреты, которые их владелец опрометчиво унес с собой в могилу, восстанавливали справедливость и карали виновных. «Все так и было, — однажды мама. — Просто не забывай, что они делали это за деньги».
Мать была «пустышкой»: дар в семье Немет передавался неравномерно, то пробуждаясь сразу в двух или трех ее членах, то засыпая на несколько поколений, — но она знала сотни историй о говорящих с мертвыми и любила рассказывать их маленькому Ноэ.
Сказки — вот и все, что от нее осталось. Обрывочные, порой до неузнаваемости перекрученные памятью, обожанием и обидой. Ноэ было шесть, когда мать сбежала. Первые три года он ждал ее возвращения, потом ненавидел, пытался забыть, понять, снова ждал…
Воспоминания привычно горчили, и Ноэ встряхнулся, выныривая из них. Шоу с поиском убийцы закончилось, и театр снова погрузился в тишину, прерываемую голосами постморталистов и барабанной дробью. Та звучала неровно и абсолютно не к месту, словно музыканты уже успели принять на грудь.
Третьего отделения Ноэ дожидаться не стал. Уже во втором он насчитал минимум десять трупов, чьей судьбой никто не заинтересовался. Более чем достаточно. Пробираясь к выходу, он споткнулся о пустую пивную бутылку и нахмурился, представив, что ее могла бросить рыжая девчонка или ее кавалер. Несмотря ни на что, Ноэ сохранял уважение к умершим.
Что не помешало ему вернуться в театр ночью. Сторож крепко спал, и Ноэ незамеченным проскользнул в пустое здание. Освободившись от постморталистов-конферансье, стряхнув мусор и фальшивую бравурность музыки, в лунном свете оно казалось храмом, строгим и торжественным. В гулкой ночной тишине шаги органной музыкой отражались от стен.
Покойницкая была заперта, но хватило нескольких ударов, чтобы дверь слетела с петель. На шум никто не пришел, и Ноэ принялся за дело. Подсвечивая себе фонариком, он искал труп, который присмотрел еще вечером. В принципе сгодился бы любой, но тогда пришлось бы звать на помощь людей Имре, а Ноэ предпочитал не впутывать в работу посторонних.
Девочка была на месте. Ноэ не запомнил, как ее звали. Кинга или, может, Лилла? Значение имело только то, что при жизни она была до прозрачности худенькой, а значит, почти невесомой. Уложив тело в непромокаемый мешок, Ноэ на миг задумался, не сыпануть ли льда. Впрочем, свою роль девочка исполнит самое позднее через час-два, и не было никакого смысла утяжелять ношу. У двери он обернулся и еще раз окинул взглядом покойницкую. Ноэ лучше других было известно, что перед ним всего лишь пустые, покинутые тела, но мысленно он все равно извинился за вторжение и поблагодарил за помощь.
— Сентиментальный преступник? Ну-ну, чего только не увидишь в анатомическом театре, — раздался насмешливый голос. В обычной ситуации Ноэ отметил бы его приятный тембр и манеру глотать окончания, но теперь лишь вздрогнул.
— Не ждали, господин похититель трупов? Или мне называть вас Немет ур?
Медленно Ноэ повернулся на голос. Подсознательно он ждал — надеялся? — увидеть давешнюю девчонку с испуганными глазами и рыжими вьющимися волосами, но эта девушка была ему незнакома. Короткая, почти мужская стрижка, темные волосы, подтянутая фигура. Вышедшая из-за облаков луна осветила темно-синий костюм и зажгла голубые искры в густо обведенных черным глазах.
— Просто «Ноэ» будет достаточно.
На миг девушка наморщила лоб.
— А дальше, Ноэ ур? Расскажете, что оказались здесь совершенно случайно, а мешок вам подбросили?
— Если вам известно мое имя, хьелдеим, думаю, вы прекрасно осведомлены о том, зачем мне понадобился «пустой» труп.
На словах «пустой труп» девушка нахмурилась, и мимолетное движение бровей сказало Ноэ больше, чем все произнесенные слова. Незнакомка знала его и чем он занимается, но сама не обладала даром говорить с мертвыми, иначе понимала бы профессиональный жаргон.
— Рада, что мы поняли друг друга, — она кивнула.
— Чего вы от меня хотите?
— Мой наниматель заинтересован в ваших услугах. Но прежде я должна убедиться в вашей компетентности.
— Я могу отказаться, хьелдеим?
— Я могу позвать полицию? — незнакомка снова приподняла брови.
Ноэ хмыкнул.
— Через сорок пять минут у вас назначена встреча с Имре, — она не спрашивала, а перечисляла факты. — Я поеду с вами, Ноэ ур, и посмотрю, как вы работаете. Если увиденное меня удовлетворит, у вас появится новый работодатель.
— А если нет?
— В ваших интересах никогда этого не узнать. Кстати, чтобы избежать ненужных вопросов, представляйте меня как Язмин, вашу подругу, и сами можете обращаться ко мне так же, — речь незнакомки звучала сухо и выхолощено, как у «поднятых». Ноэ даже украдкой проверил, но нет, она была обычным человеком.
Ноэ пожал плечами — он не собирался отказываться от выгодной работы. А судя по мерам предосторожности, который принимал будущий наниматель, она имела все шансы оказаться именно такой.
Под раскатистый храп сторожа в компании Язмин и не то Лиллы, не то Кинги Ноэ миновал ворота. До машины Имре ходом оставалось около пяти минут.
Как только Ноэ положил тело в багажник и закрыл его, от липы отделилась темная фигура, в три шага оказалась рядом и, ткнув зажженной сигаретой в сторону Язмин, выплюнула:
— Привел хвост? Сейчас мы его и прищемим.
Больше всего Ноэ хотелось промолчать и предоставить Язмин выкручиваться самой. Он не сомневался — справится. Но раз уж она его «подруга», было бы странно, останься он в стороне.
— Полегче на поворотах, Имре, — с ним лучше было говорить на его языке. — Это Язмин, моя помощница и подруга
— Что-то я раньше о ней не слышал.
— Много ли времени нужно мужчине и женщине, чтобы подружиться.
— Так не терпится с ней перепихнуться? — Имре был совсем не таким простаком, каким хотел казаться. Ноэ видел, как Имре цепко обшаривал взглядом Язмин, подмечая детали. Реши он, что она представляет угрозу, и ей не поздоровится. — Отведи даму домой, пусть ждет тебя там.
— Я не учу тебя твоей работе? — проговорил Ноэ спокойно (по-другому с людьми вроде Имре было нельзя; стоит им только почувствовать твою слабину, и все). — Не учи меня моей и ты.
Тишина затягивалась. Имре заслужил прозвище «Бешеный» не на ровном месте. Иногда на него просто накатывало, и тогда… Тогда с последствиями разбирались говорящие с мертвыми. Ноэ казалось, он слышит скрип, с которым в голове Имре проворачивались шестеренки. Врет? Говорит правду? Пытается обмануть?
— Ты не предупреждал, что будет присутствовать кто-то еще.
Язмин бросила на него предупреждающий взгляд, но Ноэ видел и сам: ситуация становилась опасной. Если так пойдет и дальше, до места проведения ритуала они рисковали попросту не доехать. Имре чуял ложь, как акула чует разлитый в море запах крови. В его мире, в мире ночного Ломбозата, ложь всегда означала лишь одно — угрозу жизни.
Единственное, что Ноэ мог противопоставить этой звериной, жестокой мудрости преступного мира — свой дар.
— Возникли проблемы с трупом. Я взял самый маленький, но все равно разница в массе тел слишком велика, и есть опасность, что его собственные остаточные воспоминания перебьют голос Лоранда. Язмин, — тут он кивнул в ее сторону, — будет глушить девчонку. Она один из лучших специалистов по стиранию белого шума.
— Не лучшая?
Мысленно Ноэ возликовал: «Поверил! Имре поверил».
— Лучшие работают на государство и никогда не стали бы сотрудничать с людьми вроде тебя.
— Значит, и ты не лучший?
— Из тех, кто тебе по зубам, лучший, — спокойно ответил Ноэ. И это было чистой правдой.
Словно почувствовав нужный момент, Язмин приподняла рукав пиджака и бросила мимолетный взгляд на часы. Имре нахмурился и шагнул к машине.
— Едем, — отрывисто бросил он.
Больше они не разговаривали.
Сам ритуал занял совсем немного времени. Имре сразу заявил, что будет говорить с мертвецом без свидетелей, поэтому Ноэ коротко проинструктировал его, как именно следует вести диалог, и перешел к делу.
От Лоранда осталось только левое ухо. Ноэ не особенно интересовался, что именно произошло и куда дели остальное тело — в конце концов, ему платили не за любопытство — лишь уточнил, не могли ли другие его части попасть в чужие руки. Скальпелем он отрезал мертвой девочке ухо и, соединив плоть широкими грубыми стежками, заменил его на Лорандово. Хорошо, что попалось не сердце или печень — не пришлось разрезать живот и копаться во внутренних органах. Имрэ наблюдал за операцией с плохо сдерживаемым отвращением. Ноэ только пожал плечами. Он не считал свою работу грязной или неприятной.
Часть равна целому — формальная логика отрицает эту формулу, а наука о мертвых возвела в ранг аксиомы. Оживить получится что угодно: хоть ухо, хоть палец, хоть клочок кожи. Только есть ли в этом смысл? Ангелы могут станцевать канкан на кончике иглы; чтобы вернуться, человеческой душе нужно еще меньше места. Но как поговорить с мизинцем ноги, локтем или почками?
Говорящие с мертвыми научились обходить эту проблему сотни лет назад. Надо просто прикрепить эти мизинец, локоть или палец к другому трупу. Единственное условие: тело должно быть пустым (кое-кто из коллег Ноэ предпочитал термин «выпотрошенным»), то есть поднятым более часа назад. Тогда оно теряло привязку к своему бывшему владельцу и становилось обычным куском плоти.
Одной из любимых материных историй о говорящих с мертвыми была легенда о сплетенных душах. Отпрыски двух влиятельных семей полюбили друг друга и вопреки возражениям решили пожениться. Вот только, как оказалось, не всех это устраивало. За угрозами последовали покушения. Два раза им везло: сначала кошка разбила бутылку вина, оказавшегося отравленным, а потом наемные убийцы ошиблись дверью. В третий раз рядом не было никого, кто смог бы прийти на помощь. Герой спас возлюбленную, втолкнув ее в дом и закрыв собой дверь. Стая бешеных собак разорвала его тело на куски. Через день девушка умерла от горя. До самой последней минуты она баюкала в руках кисть правой руки — все, что осталось от ее любовника. Семьи умершей пары захотели оживить молодого человека, чтобы он назвал имя убийцы, и пригласили говорящего с мертвыми. Легенда умалчивает, сам он решил использовать тело девушки как сосуд для души ее возлюбленного или сделал это по просьбе кого-то из родственников. Так или иначе, он призвал дух молодого человека в тело его невесты, но, подчиняясь заклятию говорящего с мертвыми, с того света вернулась и девушка. Оказавшись в одном теле, влюбленные в то же мгновенье узнали друг друга. Последний час они потратили только на себя. Семьи так и не узнали имя убийцы. И девушка, и юноша не ответили ни на один вопрос, заданный родственниками и говорящим с мертвыми. Они слышали только друг друга. Говорят, мир не знает признаний в любви пронзительнее и нежнее, чем те, что герои дарили друг другу перед тем, как расстаться навсегда.
Когда отведенный им час истек, души покинули этот мир вместе, сплетясь так сильно, что разлучить их оказалось не под силу даже смерти. Так, по крайней мере, гласит предание.
Как и любая легенда говорящих с мертвыми, под шелухой трагедии и драмы эта история скрывала практический совет — если используешь чужое тело для возврата души, убедись, что оно «пустое», что душа, жившая в нем, уже была призвана и окончательно ушла в другой мир.
Воспоминания о матери ядовитой пыльцой оседали на ресницах. Ноэ часто заморгал, прогоняя зуд из уголков глаз.
— Язмин, подойди. А теперь возьми ее за руку.
По красивому лицу скользнула гримаса отвращения и тут же пропала.
— Она что, так и будет сидеть около трупа? Я же сказал, что буду говорить с Лорандом без свидетелей.
Ноэ прикусил губу, придумывая правдоподобную ложь.
— Пять минут. Она должна неотлучно находиться при теле первые пять минут, чтобы душа девчонки не взяла верх. Все остальное время в полном твоем распоряжении.
Имре кивнул. Его губы шевелились — должно быть, беззвучно повторял советы Ноэ, как правильно задавать вопросы мертвым, чтобы получить ответ.
Пора было начинать.
Молодые и старые, опытные и только начинающие — все говорящие с мертвыми, о которых рассказывали легенды, использовали разные методы для оживления мертвецов. Рокуш Мудрый собственной кровью писал на животе трупа его имя на давно умершем языке, Ласло Весельчак засовывал записки от родственников с просьбой вернуться умершему в рот, Аиша Белоголовая сжигала волоски на шее покойного… Ноэ достаточно было просто мысленно позвать мертвеца по имени. Пусть сами некроманты избегали разговоров на эти темы, втайне Ноэ был уверен, что все эти пышные ритуалы — не более чем фикция, шоу. Попытка скрыть от жадных глаз обычных людей простоту, с какой обладающий даром мог им пользоваться. Правда состояла в том, что говорить с мертвыми ничуть не сложнее, чем поднести ложку ко рту или погладить собаку — достаточно просто иметь руки.
Возможно, с возрастом Ноэ тоже придумает себе ритуал, в равной степени зрелищный и бессмысленный, но пока он обходился закрытыми глазами и прикушенной «от напряжения» губой.
«Лоранд, вернись», — мысленно позвал он. В тот же миг взметнулись длинные темные ресницы. Девочка открыла глаза — прозрачно-серые, колдовские. Когда ее поднимали постморталисты, этого цвета было не разглядеть, радужку заливала сплошная грязная муть. Должно быть, с возрастом девочка превратилась бы в настоящую красавицу, но судьба не дала ей такого шанса.
— Как тебя зовут? — спросил Ноэ.
— Меня зовут Фекете Лоранд.
Гулко сыпались секунды.
— Это… это не он. Не Лоранд! Ты вернул не того!
Это не было игрой или проверкой, Имре на самом деле запаниковал. Кто бы мог подумать, что далеко не последний человек в преступной иерархии Ломбозата, своими руками отправивший на тот свет людей больше, чем Ноэ когда-либо вернул, окажется суеверным.
Все это время Лоранд терпеливо молчал: мертвые не реагируют на вопросы, заданные другим.
— Думаю, про то, как именно его убили, лучше не спрашивать, — улыбнулся Ноэ. Он почувствовал что-то вроде покровительственной жалости к Имре и тут же мысленно отругал себя. — Есть какой-то вопрос, ответ на который знает только Лоранд?
После паузы Имре, избегая смотреть на девочку, спросил:
— Как звали моего первого пса?
— Мохнатый. Но мы называли его Жаба.
— Потому что он все время таращил глаза и квакал во сне. Бедняга Жаба.
— Пять минут прошли, — Язмин аккуратно отпустила руку девочки. Ноэ показалось, она едва удержалась, чтобы не вытереть ладонь об юбку.
— Я могу остаться, — предложил он.
Во взгляде Имре мелькнула сталь.
— Не скрою, — медленно начал он, — что так было бы проще. Удобнее. Но тогда мне пришлось бы от тебя избавиться, говорящий с мертвыми. А я предпочту иметь возможность обратиться к тебе снова. Вот деньги, — Ноэ поймал кожаный кошелек. — Выход найдешь сам. Быстрее, вы и так уже потратили две мои минуты из оставшихся пятидесяти пяти.
Воздух снаружи пах звездами и бензином.
— Даже не пересчитаешь? — спросила Язмин, кивнув на кошелек, который Ноэ убирал в карман. В ее голосе не было издевки. Похоже, она действительно хотела услышать ответ.
— Зачем? — он пожал плечами. — Имре мог бы убить меня, если бы решил, что я его обманываю, но никогда не стал бы надувать на сотню-другую форинтов. В их бизнесе такое не принято.
Несколько секунд Язмин молчала. Ветер теребил ее короткие темные волосы, и в этот миг она показалась Ноэ красивой той хрупкой, искренней красотой, которая и привлекала его в девушках. Но уже в следующую секунду наваждение исчезло.
— Ты принят на работу, — отрывисто сообщила она. — Встреча с нанимателем запланирована завтра на два часа. В половине за тобой заедут. Увидимся завтра.
Невольно он залюбовался ее осанкой и аккуратно стриженым затылком.
— Эй, Язмин, — негромко окликнул он. — Тебя проводить? Все-таки сейчас ночь.
Она рассмеялась, и этот смех, искренний и легкий, лунными зайчиками запрыгал по подоконникам и крышам.
— Я могу о себе позаботиться. Но спасибо за предложение. И спокойной ночи.
Не узнать Дьюлу было невозможно. Мысленно Ноэ присвистнул: кто бы подумал, что им заинтересуется такой человек. Президенты менялись, парламент переизбирался, Дьюла оставался всегда.
Он выглядел лет на пятьдесят — статный, с тщательно уложенными седыми волосами и бакенбардами. Коричневый костюм стоил, наверное, больше, чем Ноэ заработал за всю свою жизнь, трость из черного дерева была инкрустирована золотом и слоновой костью.
Вот только пятнадцать лет назад, когда Ноэ, тогда совсем еще мальчишка, впервые увидел по телевизору Дьюлу, тот выглядел точно так же.
Десятилетия бились об Дьюлу, как волны бьются об утес, но он оставался незыблем. Ноэ посмеялся над собственным сравнением: подсознание (вместе со школьным курсом физики) само подсказывало ответ. В конечном итоге волны всегда оказываются сильнее. Незаметно, исподволь, они будут снова и снова подтачивать камень, пока тот не падет. У Дьюлы могли быть все деньги мира, лучшие тренеры, диетологи и пластические хирурги, но схватка, в которую он вступил, была обречена на поражение с самого начала.
— Я стар, — словно подслушав мысли Ноэ, начал Дьюла. — Нет-нет, я, разумеется, не собираюсь умирать ни прямо сейчас, ни через месяц, но не тешу себя иллюзиями насчет вечной жизни.
Он ненадолго замолчал. Ноэ подумал, не стоит ли вмешаться, но Язмин едва заметно мотнула головой: мол, все в порядке.
— Благодаря таким, как ты, — он улыбнулся, — мы точно знаем, что дух, личность человека, назовем это душой, не умирает вместе с телом. А уходит куда-то. Ад, рай, чистилище? Мы, старики, не любим неожиданности, предпочитаем готовиться ко всему заранее. И ты, Ноэ, мне в этом поможешь.
Еще один религиозный фанатик. Разочарование морским ежом кольнуло грудь. Кто бы мог подумать, что загадочный мультимиллионер, один из самых влиятельных людей в мире, окажется повернутым на религии.
— Мертвые никогда не рассказывают, куда они попадают, — осторожно начал он. — Только о том мире, который покинули.
— Так ты спрашивал? — Дьюла хмыкнул в усы. — Видишь, не одних стариков волнует эта проблема. Молодежь не отстает. Замечательно, просто замечательно.
— Они молчат, — повторил Ноэ, пожав плечами.
— Возможно, стоит изменить подход? И сосредоточиться не на том, как разговорить мертвых, а на том, как именно они возвращаются в наш мир. Подумай сам, если по этой дороге можно пройти в одну сторону, то почему бы не попробовать пройти в другую. Узнать, что находится в конце маршрута, и вернуться, чтобы рассказать об этом.
Машинально Ноэ начал теребить пуговицу на пиджаке: он всегда так делал, когда нервничал. Почему такой очевидный, лежащий на поверхности вариант никогда не приходил ему в голову? Он слишком привык думать о своем даре как о чем-то уникальном, принадлежащем только ему, чтобы искать за оживлениями закономерности. Гордыня и самоуверенность затмили ему глаза. Дело не в нем, Ноэ, дело никогда не было только в нем.
— Но как?.. — он так и не смог закончить предложение.
— Пока не знаю, — Дьюла барабанил пальцами по столу. — Я не единственный, кто заинтересован в этом вопросе. Потенциальных инвесторов становится все больше и больше. Еще пара лет, и они будут наступать моим ученым на пятки. А недавно я получил подтверждение, что этой проблемой заинтересовались и постморталисты. Пока что они находятся на стадии экспериментов с фелелинкулем, но скоро поймут, что это тупик.
— Тупик?
— И перейдут на опыты с некромантами. Тоже безо всякого результата.
— Как же так? Если даже говорящие с мертвыми…
— …полностью бесполезны, да, — безжалостно закончил за него Дьюла. — Неприятное открытие, но не смертельное. Оно привело меня к мысли, что раз обычные говорящие с мертвыми не подходят, нужно искать необычных. И я нашел тебя.
— Спасибо на добром слове, — беспечно отмахнулся от комплимента Ноэ.
— Он не воспринял всерьез ваши слова, Дьюла ур, — Язмин вмешалась впервые за весь разговор. До этого она лишь внимательно слушала.
— Разве современная молодежь уже не верит в то, что именно вам окажется под силу изменить мир и совершить нечто героическое?
— В это верят в шестнадцать, а не в двадцать шесть, — четкие формулировки, спокойный голос. Сейчас Язмин была совершенно не похожа на вчерашнюю девушку, так легко и свободно смеявшуюся в лунном свете.
— Молодой человек, — Дьюла пожевал губу, — когда я говорил о твоей необычности, то имел в виду конкретные факты. Не далее как вчера ты оживил умершего, верно? Равно как и неделю назад, и еще раньше. Думаю, нет необходимости перечислять имена. Мои люди следили за тобой последние полтора месяца. Так вот, этого просто не должно было случиться.
— В нашей семье дар передается из поколения в поколение, — Ноэ пожал плечами.
— Но свой ты потратил двадцать лет назад. Двадцать лет назад ты совершил то, что невозможно в принципе. Походя, не заметив. И продолжил творить чудеса и дальше.
— Двадцать лет назад мне было шесть. А первого мертвеца я поднял в восемь.
Разговор превращался в бессмыслицу. Дьюла нес откровенную чушь, но делал это настолько уверено, что Ноэ невольно задумался, что же такого происходило в его жизни двадцать лет назад. В голову приходил только один факт — бегство матери.
Отец работал менеджером крупной торговой фирмы в столице, а маленький Ноэ с матерью жил в ее родном городе, Аолате. Дом на окраине, свой огород и домашние животные — друзей Ноэ так и не завел, и почти все время проводил в компании матери. Отец приезжал редко.
Но в один из таких визитов, едва увидев жену, он тут же подхватил Ноэ и забрал в город, в гостиницу. Запер в номере, сам же ушел куда-то и не возвращался до позднего вечера. А на следующий день сообщил сыну, что мать сбежала с любовником.
Когда Ноэ вырос, он, разумеется, задумался о том, что за исчезновением матери скрывается какая-то тайна, и пытался разыскать ее. Безуспешно. Этому он и посвятил последние два года своей жизни. История безусловно загадочная и полная недомолвок, но причем тут говорящие с мертвыми?
— Первого своего мертвеца, Немет Ноэ, ты поднял в шесть лет, и им была твоя собственная мать.
— Чушь, — он поднялся из-за стола. — При всем уважении, дела моей семьи вас совершенно не касаются.
— Сядь! — из облика Дьюлы исчезла всякая мягкость. Он походил на старого опытного тигра, поседевшего, но по-прежнему смертельно опасного. — Я уже сказал, что давно собираю о тебе информацию. И, разумеется, разговаривал с твоим отцом. Он, кстати, уверен, что ты учишься в аспирантуре, а не бродяжничаешь по Ломбозату. Так вот, пусть сам он не обладает вашим даром, но умеет отличать живых от мертвых. В тот полдень двадцать второго мая он с порога понял, что его жена умерла, а потом кто-то вернул ее к жизни.
— Этого не может быть. Она… с ней все было в порядке. Я бы заметил!
— Ты был замкнутым ребенком, который не общался практически ни с кем, кроме отца и матери. Конечно же, ты ничего не заметил. Впрочем, в этой истории важно вовсе не это, — Дьюла нетерпеливо махнул рукой. — А то, что она не умерла. Ни спустя час после приезда твоего отца, ни спустя сутки.
Ноэ рассмеялся. Он чувствовал облегчение и радость. Надо же, на миг он почти поверил сумасшедшему старику.
— Так не бывает. Вы наслушались сказок, Дьюла ур. Жаль разочаровывать вас, но абсолютно все мертвые уходят спустя час после того, как их подняли.
— Что ж, думаю, быстрее будет показать тебе. Пошли.
Оглянувшись на Язмин — та посмотрела в ответ со странным сочувствием — Ноэ последовал за Дьюлой. Этот фарс уже начал ему надоедать, а перспективный клиент обернулся каким-то психом.
Машинально запоминая дорогу, Ноэ глазел по сторонам. Пройдя через три комнаты, они вышли к лифту, который спустился на подземный этаж. От пышного убранства особняка не осталось и следа. Узкие коридоры, окованные железом двери (на каждой стоял цифровой замок), слепящий свет ламп. Наконец, Дьюла остановился около одной из дверей и сдвинул в сторону заслонку, за которой обнаружилось небольшое окошко. Жестом он пригласил Ноэ подойти и посмотреть.
Мать Ноэ узнал сразу.
— Она, — гулко стукнуло сердце, а потом забилось быстрее, как падающий по лестнице мяч, — Она, она, она…
Она совершенно не изменилась. Длинные медно-рыжие волосы крупными кольцами сбегали по спине до самой талии, темные глаза улыбались, чуть выше локтя руку светлым ломаным браслетом обхватывал шрам. За те двадцать лет, что Ноэ не видел ее, она не постарела ни на секунду.
— Этого не может быть, — проговорил Ноэ, отшатнувшись от окошка. — Просто не может быть.
Дьюла не согласился с ним.
— Это чудо, — ответил он. — И его совершил ты.
— Я… Мне надо поговорить с ней.
— Не сейчас. Ты слишком, — на миг Дьюла замолчал, словно споткнулся о непроизнесенное слово, — взволнован.
— Но я…
— Ты обязательно с ней поговоришь. Но сначала, — из-под маски добродушного старика снова скалил клыки тигр, — мы заключим соглашение.
В молчании они поднялись обратно в гостиную. Дьюла позвонил в колокольчик.
— Манци, Язмин и Ноэ заночуют в особняке. Подготовь гостевые комнаты.
Отослав служанку, он обернулся к гостям.
— Тебе есть о чем подумать, Ноэ, не так ли? Мы продолжим наш разговор завтра. Язмин, а ты задержись, нужно обсудить и подготовить черновой вариант договора.
Она молча кивнула.
Теперь, когда Ноэ знал, что все это время Язмин обманывала его вместе со стариком, она больше не казалась ему очаровательной и прекрасной. В ее глазах и жестах он ловил холодок надменности, черты лица словно намекали на властную натуру хозяйки, а темнота волос отражала внутренний мир. Не попрощавшись, он вышел из комнаты и позволил седоволосой Манци отвести себя в комнату для гостей. Слишком много всего произошло, но думать получалось только о матери, запертой на подземном этаже.
Когда Ноэ проснулся, за окном переливалась разноцветными огнями ночь. Голова гудела, в глаза словно насыпали песка. Поднявшись с постели, Ноэ прошлепал в ванну. На серой от недосыпа коже пятнами проступили веснушки, темные волосы топорщились во все стороны. Он почистил зубы, умылся ледяной водой и до красноты растер лицо махровым полотенцем. В голове прояснилось.
Но стоило раскрыть дверь в комнату, как злость и раздражение вернулись обратно: прямо на его незаправленной кровати, небрежно накинув поверх сбившегося одеяла покрывало, сидела Язмин. С минуту они молча разглядывали друг друга.
— Ты ошиблась комнатой, — выплюнул он.
Девушка качнула головой и улыбнулась — почему-то эта улыбка взбесила сильнее всего.
— У нас мало времени, поэтому давай оставим детские обиды на потом.
— Говори, что ты там хотела, и… — он кивком указал на дверь.
— Все, что рассказал Дьюла, — правда, — начала Язмин. Невежливость собеседника она попросту проигнорировала. Против воли Ноэ восхитился этим спокойствием. — Но он умолчал о самом главном: ради чего вообще затеял все эти исследования. У Дьюлы есть только один враг. Старость. Ему есть что терять, поэтому он так боится смерти, даже несмотря на то, что знает — впереди новый, неизведанный мир. Богатые люди быстро отвыкают играть по правилам, и он хочет обеспечить себе выигрышную позицию на старте. Как это сделать? Способ всегда один и тот же. Подкуп, шантаж, услуга в обмен на услугу. Не важно, во что он верит, в ад с раем или параллельные миры. Он подкупит хоть бога, хоть черта, хоть такого же, как сам, богача или должностное лицо. Все, что ему для этого нужно, — связаться с той стороной, нащупать контакт. Вот здесь-то в игру и вступают исследования «второго» мира и способов обмениваться с ним информацией.
— Это все?
Вздохнув, Язмин провела ладонью по покрывалу, словно пытаясь его расправить. Теперь она говорила осторожно, делая паузы и тщательно выверяя слова.
— Есть люди, которые считают, что цели Дьюлы слишком эгоистичны. Что «второй» мир может принести пользу всему человечеству.
— Счастья всем и каждому? Звучит утопически.
— Нет, я говорю о вполне конкретной пользе. Информация, технологии, научные открытия.
— Это если, — Ноэ выделил последнее слово, — нам есть чему у них учиться. Может оказаться и наоборот.
— Никаких «если». Мы говорим далеко не умозрительно, — она облизала губы. — Ты наверняка слышал об опытах по использованию атомной энергии? Так вот, это изобретение мы получили с «того света».
— Так ты на самом деле…
— Постморталист второго ранга, — закончила она. — Состою на действительной государственной службе.
— Тогда что ты делаешь рядом с Дьюлой?
— Ждала, пока он выведет нас на тебя, — Язмин мотнула головой, убирая со лба челку. — Вижу, ты до сих пор так ничего и не понял? На самом деле все очень просто. Возвращая на час умершего в наш мир, говорящие с мертвыми на эти шестьдесят минут обмениваются душами со вторым миром. Свою в обмен на того, кого возвращают к жизни. Сами они не запоминают ничего о «том» мире, но полученная там информация записывается и хранится у них в подсознании. Ее не вытащить и под гипнозом. Но вот если после смерти вернуть такую душу обратно, то она, не умеющая ни врать, ни молчать в ответ на заданные вопросы, может рассказать много интересного. А теперь подумай, что будет, если получится задержать эти души дольше, чем на один час. Подумай, сколько всего мы можем узнать, какие новые технологии и знания получим.
Она замолчала. Ноэ не спешил отвечать, и тишина тягучими волнами разлилась по комнате, пробралась за шкаф и под кровать.
В мыслях царила полная неразбериха. Язмин обманула его тогда, с Имре, всего лишь изобразив отвращение к мертвецу, но выдала себя характерной манерой речи. Сначала она привела его к Дьюле, а теперь, очевидно, предлагала переметнуться к постморталистам.
Ноэ и сам не смог бы объяснить, чем ему неприятна их позиция. Инстинктивное отвращение сформировалось где-то глубоко внутри и требовало немедленно бежать, оказаться как можно дальше и от Язмин, и от Дьюлы. Вот только кто в двадцать втором веке станет полагаться на инстинкты?
Мысли все время соскакивали на мать. Ноэ представлял, как она сидит там, под землей, запертая в этой ужасной комнате. Месяцы и годы обволакивают ее, не оставляя следов ни на лице, ни в памяти. Каждый день похож на предыдущий и до краев заполнен пустотой.
Он не верил, не хотел верить в историю Дьюлы. Воспоминания двадцатилетней давности запылились и покрылись слоем патины, но Ноэ был уверен: в поведении матери не мелькало ничего «мертвого». Она смеялась и шутила, рассказывала свои легенды по поводу и без — словом, была настоящей. Живой.
— Я должен увидеть мать.
Довольная, лисья улыбка мелькнула на лице Язмин и сразу пропала.
— Разумеется, — сказала она. — Мы заберем ее с собой. Не скрою, постморталисты заинтересованы ее случаем и хотели бы провести пару экспериментов. Ничего представляющего угрозу для жизни, разумеется.
— И Дьюла не сможет меня ею шантажировать, так?
Короткий кивок.
— Уходить придется… в спешке.
— Я готов, — просто ответил Ноэ.
До комнаты, в которой Дьюла держал его мать, Ноэ с Язмин добрались без приключений. Лифт ждал их возвращения. Язмин достала из кармана ключ и отперла дверь.
— Я подожду тебя здесь, — сказала она. — Не задерживайся.
В комнате царил полумрак, лишь настольная лампа разгоняла темноту. Мать сидела спиной к двери и что-то читала.
Ноэ шагнул внутрь, и слова «Здравствуй, мама» застряли в горле. Он кашлянул, потом еще и еще, пытаясь сплюнуть их, как кот выхаркивает ставшую поперек горла кость. Мучительно медленно, словно в замедленной съемке, мать захлопнула книгу и повернулась к двери.
— Ноэ… Ноэ, это ты? Мальчик мой, как ты вырос.
Она метнулась навстречу и обняла так крепко, что стало больно дышать. Секунды закружили их в тяжелую круговерть. Каждый заполошный, прерывистый стук сердца похоронными барабанами отдавался в ушах. Теперь, прижимая к себе мать, Ноэ больше не мог обманывать себя. Его сердце билось за двоих, ее — не билось вовсе.
«Как же так?» — подумал он и сам не заметил, как произнес это вслух:
— Как же так?
Мать вздохнула и аккуратно высвободилась из объятий, отступила на пару шагов.
— Надо же, теперь ты выше меня на целую голову.
— А ты совершенно не изменилась.
— Это не вопрос, но я все-таки отвечу. Да, я осталась такой же, как двадцать лет назад. И мы оба знаем, чья в этом заслуга.
— Ты… Ты…
— Умерла давным-давно, да.
— Но как?
— Помнишь, как-то в дом пробрался уж? Я поймала его и выпустила на волю, но перед этим он укусил меня за палец. Так вот, оказалось, это была степная гадюка.
— Я не помню! — Ноэ зарылся пальцами в волосы. — Почему я этого не помню?!
— А на следующий день я проспала. Ты прождал до девяти утра, после еще час топтался под дверью спальни, а потом вошел, — она вздохнула, лицо на миг затуманилось, — и разбудил меня.
Ноэ покачнулся, словно кто-то невидимый ударил его под дых. Он вспомнил. Случай с ужом совершенно стерся из его памяти, а вот утро, когда мать не хотела подниматься с постели, помнилось хорошо — обида, что она совсем про него забыла, одиночество и острое, щекотавшее желудок чувство голода.
Он хотел есть, а мама все не просыпалась и не просыпалась. И тогда он потряс ее за плечо и, заикаясь от подступающих слез, проговорил: «Мам-ма, вернись».
— Но ведь это было за несколько месяцев до возвращения отца!
Она кивнула и улыбнулась. Эта улыбка ударила сильнее пощечины.
Сколько времени он провел с мертвой — месяц? Два? И ни тогда, ни потом не заподозрил неладного.
— Почему отец ничего мне не сказал?
— Он испугался. За тебя, за меня, за всех нас. Пятнадцать лет я прожила здесь, в столице, но Эллан так и не набрался храбрости показать меня врачу или говорящему с мертвыми. А когда решился, то доверился Дьюле, — она покачала головой. — У Эллана всегда было плохо с умением выбирать правильных людей.
— Он тебе что-то делал? — тут же взвился Ноэ. — Этот Дьюла, если он тронул тебя хоть пальцем…
— О нет, — мертвые не могут испытывать эмоции, но в голосе матери Ноэ различал грусть и тревогу. — Он сразу понял, что я лишь следствие, а искать стоит причину. Тебя.
— Поторопитесь, — раздался от двери спокойный голос Язмин. — Успеете наговориться позже.
— Мам, нам пора, — Ноэ взял ее за руку, но она мягко высвободила ладонь.
— Я никуда не пойду.
— Что? Ты хочешь остаться у него?!
— Я хочу вернуться туда, где должна была оказаться еще двадцать лет назад. Отпусти меня, сынок. Я рада, что смогла увидеть тебя взрослым и сильным, но я и так слишком задержалась.
— Нет! Я не хочу, я так долго тебя искал. Ты не можешь просто взять и бросить меня. Только не снова.
Она молчала.
— Пожалуйста, давай сейчас просто уйдем отсюда, а потом поговорим спокойно.
Тревога и любовь в ее взгляде то смешивались, то сменяли друг друга. Или это только ему так казалось?
Так ничего и не ответив, она молча сделала шаг к двери.
— У нас могут быть неприятности, — сообщила Язмин и пошла к лифту.
Идя следом, Ноэ пытался понять, действительно ли его мать сохранила способность испытывать эмоции, или он просто слишком хотел в это верить? Что, если на самом деле она ничем не отличалась от десятков мертвых, которых он поднял после, и это он сам придумал ей скорбь, и любовь, и тоску? Сначала в детстве, а теперь и сейчас?
Язмин споткнулась, и, словно подчиняясь ее движениям, мысли Ноэ сменили направление. Чем на самом деле были для матери эти двадцать лет, выторгованные им у смерти? Вместо того чтобы жить в другом мире, ее душа оказалась запертой здесь, в мертвом теле, не годном ни на что, не способном принимать пищу, плакать, загорать — даже стареть. Как бы она прожила их там, за гранью? Что навсегда упустила по его вине?
В саду было тихо. Избегая освещенных фонарями дорожек, они медленно пробирались по траве. Ноги утопали во влажной жирной земле. Ограда, окружавшая поместье Дьюлы, была не просто декоративным элементом. Кованые прутья, причудливо изгибаясь в цветочном узоре, вздымались на два метра в высоту и оканчивались заостренными шипами.
— Что дальше? — спросил Ноэ.
Не отвечая, Язмин подошла к ограде и принялась изучать узор. Пройдя мимо пальм и папоротника, она остановилась около секции, изображавшей шиповник. Огромные цветы блестели в электрическом свете, шипастые побеги ядовитыми змеями скалились на прохожих. Прутья были расположены так близко друг к другу, что пролезть между ними не получилось бы.
Язмин прикоснулась к кованому бутону, распускавшемуся на уровне ее груди, провернула его против часовой стрелки, потом еще и еще, пока он не остался у нее на ладони.
— Что это такое?.. — начал Ноэ.
— Осторожнее, — ее голос звучал глухо и сосредоточено. — Если жидкость, которой смазан шип на его конце, попадет тебе на ладонь, то с рукой можешь попрощаться.
Невольно Ноэ отшатнулся.
— Ничего себе! А сам Дьюла знает, что растет на его ограде?
Язмин фыркнула.
— Можно, я не буду отвечать на этот вопрос? А теперь не мешай.
Держа бутон на вытянутой руке, она сместилась влево, к гигантскому папоротнику, и аккуратно коснулась шипом тех мест, где резной лист был приварен к пруту. Подождала десять секунд, и ногой ударила по папоротнику. С глухим гулом тот выпал наружу, на газон. Выдохнув, она выбросила бутон в кусты.
— А вот теперь быстрее. И не касайтесь тех мест, где кислота разъела железо, — скомандовала она.
— Слишком уж просто все выходит. Нас никто не преследует, не пытается остановить.
Язмин обернулась, и яркий свет фонарей безжалостно подсветил гримасу холодного спокойствия на ее лице.
— Ни Дьюла, ни обитатели его особняка не должны проснуться еще часов восемь. Плюс я вывела из строя охранную систему. Все еще слишком просто?
«Все это не ради меня, — неожиданно понял Ноэ. — И Язмин, и ее наниматели так стараются, чтобы заполучить секреты другого мира, украсть все, до чего смогут дотянуться, присвоить себе. Пусть они делают это во имя благой цели, но почему бы просто не попросить? Не попытаться наладить контакт и обмениваться знаниями. Разве не интересно познакомиться с людьми с той стороны? Узнать, чем и как они живут. Зачем переводить все на язык выгоды?»
Он сжимал холодную, гладкую ладонь матери и все думал о той судьбе, на которую, сам того не желая, обрек ее. О пустоте и одиночестве, о желании двигаться вперед.
— Мама, — тихо, чтобы не услышала Язмин, спросил он, — а ты помнишь что-нибудь о другом мире?
— Ничего. Ни единого воспоминания.
— Но все равно хочешь туда?
— Там я живу, а здесь умерла, — так же тихо ответила она. И добавила: — Не доверяй этой девушке.
Он мог бы, на самом деле мог бы пойти за Язмин и помогать ей. В конце концов, она искала выгоду не для себя, как Дьюла, а для всего человечества. Но Ноэ никак не мог отделаться от мысли, что это стало бы самой большой ошибкой в его жизни. Нельзя полагаться на чужую голову. Изобретать новое — не важно, в погоне за выгодой или за тайной — нужно самим, или зачем жить вовсе?
— Ты все равно пожалеешь, — шепнула мать. — Но лучше сделать и пожалеть, чем жалеть о том, чего так и не сделал.
— Я люблю тебя, — сказал он и толкнул ее к Язмин. Инстинктивно та выставила руки, чтобы подхватить спутницу, но ее руки обвились уже вокруг мертвого тела.
— Я уже жалею, — ответил Ноэ. А потом сказал уже громче, и было не понять, к кому именно он обращается: — Прощай.
Язмин понадобилось три секунды, чтобы положить — отбросить его она не смогла — мертвое тело на мостовую, но этого времени хватило. Ноэ скрылся из виду. В конце концов, за два года в столице он отлично успел изучить переулки и темные углы Ломбозата.
Тема: Почему важнее искать нефть, чем тайны?
Автор: Ollyy
Беты: Annaig, Comma
Краткое содержание: В мире, где любого мертвеца можно на час снова вернуть к жизни, молодой человек, обладающий даром говорить с мертвыми, оказывается втянут в таинственные события.
читать дальше
Публики набралось порядочно. Ноэ с трудом прокладывал дорогу сквозь гомонящую толпу: клерки сыпали шутками, домохозяйки улыбались в ответ, стайка студентов, загородив проход, обсуждала какого-то профессора. Один из молодых людей обнимал за плечи невысокую рыжую девчонку — школьницу, судя по внешнему виду. Она мяла пальцами манжеты и явно чувствовала себя неуютно. На миг грудь кольнуло желание взять дурочку за руку и увести из театра, но Ноэ молча протиснулся мимо. Он пришел сюда совсем не за этим, а девчонка, в конце концов, отлично понимала, на что соглашалась. Уже у самого барьера он обернулся — рыжая глазела по сторонам, а потом, зажмурившись, схватила спутника за руку. Ноэ хмыкнул. Похоже, кому-то сегодня перепадет больше, чем пара целомудренных поцелуев.
А потом он перевел взгляд на сцену, и весь остальной мир потерял значение. Остался только ослепительно-яркий свет софитов, запах дешевого освежителя воздуха и темная масляная жидкость в колбах. На ее поверхности лениво плескалась радуга.
Служители, громыхая железом, расставляли реквизит. Первый звонок крепежным шурупом ввинтился в уши. На несколько минут шум голосов смолк, сменившись глухим перестуком каблуков и скрипом откидываемых сидений, но вскоре возобновился. Со вторым звонком публика окончательно притихла, а на третьем начали мягко гаснуть люстры. Зал погрузился в полумрак, лиц случайных соседей стало не рассмотреть. Только тогда начали вывозить трупы.
В оглушительной тишине слышно было, как стучит колесо тележки. Зал взорвался аплодисментами.
Эксперты государственной постмортальной службы — формально они причислялись к говорящим с мертвыми шестого, самого низшего, ранга, но Ноэ считал их обычными чиновниками — неторопливо вышли на сцену. Их было трое, все как на подбор высокие, подтянутые, в темных костюмах и белых прорезиненных фартуках. Главный, блондин с тяжелой челюстью и водянисто-голубыми глазами, шагнул к первой каталке и откинул с лица покойника простыню. Тучная сорокалетняя дама слева от Ноэ всем телом подалась вперед: то ли умерший приходился ей родственником, то ли она всерьез была увлечена блондином. Три капли фелелинкуля на виски и в рот — и мертвец дерганым движением приподнялся и сел. Глаза его заливала привычная дегтярно-черная муть, характерная для «возвращенных» медикаментозно.
— Как вас зовут? — начал допрос блондин. Даже стандартные вопросы он умудрялся задавать с ослепительной улыбкой и участием в голосе. Обычная игра на публику: мертвецам на интонации наплевать.
— Сабо Фаркаш, — эхо подхватило равнодушный голос, подняло к потолку и обрушило на зрителей. При возведении анатомических театров на акустику обращали самое пристальное внимание.
— Сколько вам лет?
— Тридцать восемь.
— Надо же, мы ровесники, — блондин прикрыл микрофон рукой, но его голос все равно был отчетливо слышен даже с задних рядов. По залу волной прокатились смешки. — От чего вы умерли?
— Я умер от сердечного приступа.
— Обвиняете ли вы кого-нибудь в вашей смерти? — пшенично-рыжие брови постморталиста домиком сошлись на лбу, придавая мужественному лицу неожиданно комичное выражение.
Пауза, гулко звякнули литавры — оркестр начал подстраиваться под представление.
— Нет.
Выдох, выдох, выдох.
— Есть ли в зале родственники и друзья Сабо Фаркаша, желающие попрощаться с усопшим?
Соседка слева шумно поднялась с места и начала пробираться к сцене. Ноэ скривился: неудача.
Постморталист задал пару вопросов, хлопнул побагровевшую от смущения напополам с удовольствием вдову чуть ниже талии и лично проводил ее вместе с каталкой вглубь сцены. Тем временем служители подготовили следующего мертвеца.
К первому отделению Ноэ мог бы не приходить: по негласным правилам сначала пропускали богачей и известных персон, иными словами, тех мертвецов, у кого почти наверняка была семья. Тех, на кого пришли бы смотреть. Очередь бедняков, бродяг и бездомных наступала под самый занавес, когда приличная публика уже расходилась. Впрочем, появись он к финалу, недоуменных взглядов было бы не избежать, а Ноэ совсем не хотел привлекать лишнее внимание. Прикрыв глаза, он задремал.
Во время антракта Ноэ «заблудился» и прошел за кулисы, в технические помещения. Миновав гримерки, он с беззаботным видом разгуливал по первому этажу, заглядывая во все двери подряд. Найти покойницкую не составило труда: холод, исходивший от ящиков со льдом, конденсатом оседал на стенах. Там складывали «отработанные» трупы: богачей помещали в отдельные гробы, а бедняков небрежно сваливали в общий ящик. Отметив хлипкую дверь, открывавшуюся внутрь, отсутствие охраны и решеток на окнах, Ноэ вернулся обратно в зал. Его так никто и не остановил.
Ко второму отделению публики стало заметно меньше. Сколько Ноэ ни вертел головой, рыжую девчонку он так и не нашел: наверное, уже ушла вместе со своим кавалером.
Теперь на сцене одновременно работали все трое. Блондин по-прежнему стоял в центре и поднимал покойников поперспективнее, остальные работали по бокам. Тонко пела флейта. Камеры, установленные на каждой каталке, перемигивались огоньками непрерывной записи.
К середине представления случилась небольшая заминка. Откинув простыню с очередного покойника, блондин чуть переменился в лице и бросил служителям:
— Этого подготовили для некромантов, вот же бирка, идиоты.
Ноэ хмыкнул — невольная оговорка свидетельствовала о том, что себя блондин к некромантам не причислял. В голове саламандрой крутанулось любопытство. Что именно оказалось не по зубам самоуверенному постморталисту? Сложные задачи всегда были для Ноэ вызовом, проверкой сообразительности и таланта.
Из задумчивости его вывел гул, прокатившийся по полупустому партеру. Предвкушение, азарт, злорадство — эти эмоции удушливой волной укутывали зрительный зал каждый раз, когда на вопрос об убийстве мертвец отвечал «да».
— Как именно вас убили?
Пожалуй, блондин и впрямь был хорошим конферансье. Почуяв интерес публики, он умело подогревал его, задавая все новые вопросы по делу, но избегая одной-единственной темы — личности убийцы.
— Выстрелом в грудь.
— Кем вам приходился убийца?
— Мы были друзьями.
— Друг убивает друга. Ужасная история! Хладнокровное убийство или результат вспыхнувшей ссоры? Что чувствовал убийца? На что рассчитывал? Ответы на эти вопросы будут искать следователи, после того как поймают и допросят преступника. А пока мы вместе можем помочь им, узнав у жертвы имя убийцы. Ну что, спрашиваем? Не слышу ответа.
Нарастая от задних рядов к передним, по залу волной пронеслось многоголосое:
— Да. Да! Да-а-а-а-а-а!
Все это время мертвец безмолвно ждал.
— Акош ур, назовите имя вашего убийцы.
— Мольнар Юльча.
— Девушка? Вас убила девушка? Вот это поворот событий, друзья мои.
Тихое «да» — мертвецы не знали такого понятия, как риторический вопрос — потонуло в гуле перешептываний.
Удивление постморталиста было таким же искусственным, как и все его шоу. Он сдал не один экзамен по психологии и особенностям речи мертвых, прежде чем был допущен к работе, а потому не мог не знать, что поднятые не делают различий между женским и мужским родом.
Сохраняя все воспоминания из прожитой жизни, насильно выдернутые с того света мертвецы возвращались совершенно другими людьми. Да и не людьми вовсе. Они никак не реагировали ни на что вокруг, отвечали только на прямо заданные вопросы, не понимали юмора, метафор и аллегорий и, как следствие, полностью теряли способность врать. Как только была доказана их биологическая неспособность говорить неправду и не отвечать на заданный вопрос (а также факт окончательной смерти спустя час после «пробуждения»), раздалось первое предложение об обязательном посмертном допросе всех граждан.
Чуть позже из рутинной процедуры сделали шоу. Так возник анатомический театр. Хотя ни один настоящий говорящий с мертвыми не считал то, что творилось в его стенах, искусством.
До появления фелелинкуля (как это часто бывает, его свойства были обнаружены случайно: в продажу он поступил как новый сорт бензина) воскрешать мертвецов могли единицы. Ноэ этого не застал. Во времена его детства представления в анатомических театрах уже стали нормой. Но от матери он слышал немало легенд и сказок, главными героями которых были говорящие с мертвыми. Они помогали находить убийц и узнавать секреты, которые их владелец опрометчиво унес с собой в могилу, восстанавливали справедливость и карали виновных. «Все так и было, — однажды мама. — Просто не забывай, что они делали это за деньги».
Мать была «пустышкой»: дар в семье Немет передавался неравномерно, то пробуждаясь сразу в двух или трех ее членах, то засыпая на несколько поколений, — но она знала сотни историй о говорящих с мертвыми и любила рассказывать их маленькому Ноэ.
Сказки — вот и все, что от нее осталось. Обрывочные, порой до неузнаваемости перекрученные памятью, обожанием и обидой. Ноэ было шесть, когда мать сбежала. Первые три года он ждал ее возвращения, потом ненавидел, пытался забыть, понять, снова ждал…
Воспоминания привычно горчили, и Ноэ встряхнулся, выныривая из них. Шоу с поиском убийцы закончилось, и театр снова погрузился в тишину, прерываемую голосами постморталистов и барабанной дробью. Та звучала неровно и абсолютно не к месту, словно музыканты уже успели принять на грудь.
Третьего отделения Ноэ дожидаться не стал. Уже во втором он насчитал минимум десять трупов, чьей судьбой никто не заинтересовался. Более чем достаточно. Пробираясь к выходу, он споткнулся о пустую пивную бутылку и нахмурился, представив, что ее могла бросить рыжая девчонка или ее кавалер. Несмотря ни на что, Ноэ сохранял уважение к умершим.
Что не помешало ему вернуться в театр ночью. Сторож крепко спал, и Ноэ незамеченным проскользнул в пустое здание. Освободившись от постморталистов-конферансье, стряхнув мусор и фальшивую бравурность музыки, в лунном свете оно казалось храмом, строгим и торжественным. В гулкой ночной тишине шаги органной музыкой отражались от стен.
Покойницкая была заперта, но хватило нескольких ударов, чтобы дверь слетела с петель. На шум никто не пришел, и Ноэ принялся за дело. Подсвечивая себе фонариком, он искал труп, который присмотрел еще вечером. В принципе сгодился бы любой, но тогда пришлось бы звать на помощь людей Имре, а Ноэ предпочитал не впутывать в работу посторонних.
Девочка была на месте. Ноэ не запомнил, как ее звали. Кинга или, может, Лилла? Значение имело только то, что при жизни она была до прозрачности худенькой, а значит, почти невесомой. Уложив тело в непромокаемый мешок, Ноэ на миг задумался, не сыпануть ли льда. Впрочем, свою роль девочка исполнит самое позднее через час-два, и не было никакого смысла утяжелять ношу. У двери он обернулся и еще раз окинул взглядом покойницкую. Ноэ лучше других было известно, что перед ним всего лишь пустые, покинутые тела, но мысленно он все равно извинился за вторжение и поблагодарил за помощь.
— Сентиментальный преступник? Ну-ну, чего только не увидишь в анатомическом театре, — раздался насмешливый голос. В обычной ситуации Ноэ отметил бы его приятный тембр и манеру глотать окончания, но теперь лишь вздрогнул.
— Не ждали, господин похититель трупов? Или мне называть вас Немет ур?
Медленно Ноэ повернулся на голос. Подсознательно он ждал — надеялся? — увидеть давешнюю девчонку с испуганными глазами и рыжими вьющимися волосами, но эта девушка была ему незнакома. Короткая, почти мужская стрижка, темные волосы, подтянутая фигура. Вышедшая из-за облаков луна осветила темно-синий костюм и зажгла голубые искры в густо обведенных черным глазах.
— Просто «Ноэ» будет достаточно.
На миг девушка наморщила лоб.
— А дальше, Ноэ ур? Расскажете, что оказались здесь совершенно случайно, а мешок вам подбросили?
— Если вам известно мое имя, хьелдеим, думаю, вы прекрасно осведомлены о том, зачем мне понадобился «пустой» труп.
На словах «пустой труп» девушка нахмурилась, и мимолетное движение бровей сказало Ноэ больше, чем все произнесенные слова. Незнакомка знала его и чем он занимается, но сама не обладала даром говорить с мертвыми, иначе понимала бы профессиональный жаргон.
— Рада, что мы поняли друг друга, — она кивнула.
— Чего вы от меня хотите?
— Мой наниматель заинтересован в ваших услугах. Но прежде я должна убедиться в вашей компетентности.
— Я могу отказаться, хьелдеим?
— Я могу позвать полицию? — незнакомка снова приподняла брови.
Ноэ хмыкнул.
— Через сорок пять минут у вас назначена встреча с Имре, — она не спрашивала, а перечисляла факты. — Я поеду с вами, Ноэ ур, и посмотрю, как вы работаете. Если увиденное меня удовлетворит, у вас появится новый работодатель.
— А если нет?
— В ваших интересах никогда этого не узнать. Кстати, чтобы избежать ненужных вопросов, представляйте меня как Язмин, вашу подругу, и сами можете обращаться ко мне так же, — речь незнакомки звучала сухо и выхолощено, как у «поднятых». Ноэ даже украдкой проверил, но нет, она была обычным человеком.
Ноэ пожал плечами — он не собирался отказываться от выгодной работы. А судя по мерам предосторожности, который принимал будущий наниматель, она имела все шансы оказаться именно такой.
Под раскатистый храп сторожа в компании Язмин и не то Лиллы, не то Кинги Ноэ миновал ворота. До машины Имре ходом оставалось около пяти минут.
Как только Ноэ положил тело в багажник и закрыл его, от липы отделилась темная фигура, в три шага оказалась рядом и, ткнув зажженной сигаретой в сторону Язмин, выплюнула:
— Привел хвост? Сейчас мы его и прищемим.
Больше всего Ноэ хотелось промолчать и предоставить Язмин выкручиваться самой. Он не сомневался — справится. Но раз уж она его «подруга», было бы странно, останься он в стороне.
— Полегче на поворотах, Имре, — с ним лучше было говорить на его языке. — Это Язмин, моя помощница и подруга
— Что-то я раньше о ней не слышал.
— Много ли времени нужно мужчине и женщине, чтобы подружиться.
— Так не терпится с ней перепихнуться? — Имре был совсем не таким простаком, каким хотел казаться. Ноэ видел, как Имре цепко обшаривал взглядом Язмин, подмечая детали. Реши он, что она представляет угрозу, и ей не поздоровится. — Отведи даму домой, пусть ждет тебя там.
— Я не учу тебя твоей работе? — проговорил Ноэ спокойно (по-другому с людьми вроде Имре было нельзя; стоит им только почувствовать твою слабину, и все). — Не учи меня моей и ты.
Тишина затягивалась. Имре заслужил прозвище «Бешеный» не на ровном месте. Иногда на него просто накатывало, и тогда… Тогда с последствиями разбирались говорящие с мертвыми. Ноэ казалось, он слышит скрип, с которым в голове Имре проворачивались шестеренки. Врет? Говорит правду? Пытается обмануть?
— Ты не предупреждал, что будет присутствовать кто-то еще.
Язмин бросила на него предупреждающий взгляд, но Ноэ видел и сам: ситуация становилась опасной. Если так пойдет и дальше, до места проведения ритуала они рисковали попросту не доехать. Имре чуял ложь, как акула чует разлитый в море запах крови. В его мире, в мире ночного Ломбозата, ложь всегда означала лишь одно — угрозу жизни.
Единственное, что Ноэ мог противопоставить этой звериной, жестокой мудрости преступного мира — свой дар.
— Возникли проблемы с трупом. Я взял самый маленький, но все равно разница в массе тел слишком велика, и есть опасность, что его собственные остаточные воспоминания перебьют голос Лоранда. Язмин, — тут он кивнул в ее сторону, — будет глушить девчонку. Она один из лучших специалистов по стиранию белого шума.
— Не лучшая?
Мысленно Ноэ возликовал: «Поверил! Имре поверил».
— Лучшие работают на государство и никогда не стали бы сотрудничать с людьми вроде тебя.
— Значит, и ты не лучший?
— Из тех, кто тебе по зубам, лучший, — спокойно ответил Ноэ. И это было чистой правдой.
Словно почувствовав нужный момент, Язмин приподняла рукав пиджака и бросила мимолетный взгляд на часы. Имре нахмурился и шагнул к машине.
— Едем, — отрывисто бросил он.
Больше они не разговаривали.
Сам ритуал занял совсем немного времени. Имре сразу заявил, что будет говорить с мертвецом без свидетелей, поэтому Ноэ коротко проинструктировал его, как именно следует вести диалог, и перешел к делу.
От Лоранда осталось только левое ухо. Ноэ не особенно интересовался, что именно произошло и куда дели остальное тело — в конце концов, ему платили не за любопытство — лишь уточнил, не могли ли другие его части попасть в чужие руки. Скальпелем он отрезал мертвой девочке ухо и, соединив плоть широкими грубыми стежками, заменил его на Лорандово. Хорошо, что попалось не сердце или печень — не пришлось разрезать живот и копаться во внутренних органах. Имрэ наблюдал за операцией с плохо сдерживаемым отвращением. Ноэ только пожал плечами. Он не считал свою работу грязной или неприятной.
Часть равна целому — формальная логика отрицает эту формулу, а наука о мертвых возвела в ранг аксиомы. Оживить получится что угодно: хоть ухо, хоть палец, хоть клочок кожи. Только есть ли в этом смысл? Ангелы могут станцевать канкан на кончике иглы; чтобы вернуться, человеческой душе нужно еще меньше места. Но как поговорить с мизинцем ноги, локтем или почками?
Говорящие с мертвыми научились обходить эту проблему сотни лет назад. Надо просто прикрепить эти мизинец, локоть или палец к другому трупу. Единственное условие: тело должно быть пустым (кое-кто из коллег Ноэ предпочитал термин «выпотрошенным»), то есть поднятым более часа назад. Тогда оно теряло привязку к своему бывшему владельцу и становилось обычным куском плоти.
Одной из любимых материных историй о говорящих с мертвыми была легенда о сплетенных душах. Отпрыски двух влиятельных семей полюбили друг друга и вопреки возражениям решили пожениться. Вот только, как оказалось, не всех это устраивало. За угрозами последовали покушения. Два раза им везло: сначала кошка разбила бутылку вина, оказавшегося отравленным, а потом наемные убийцы ошиблись дверью. В третий раз рядом не было никого, кто смог бы прийти на помощь. Герой спас возлюбленную, втолкнув ее в дом и закрыв собой дверь. Стая бешеных собак разорвала его тело на куски. Через день девушка умерла от горя. До самой последней минуты она баюкала в руках кисть правой руки — все, что осталось от ее любовника. Семьи умершей пары захотели оживить молодого человека, чтобы он назвал имя убийцы, и пригласили говорящего с мертвыми. Легенда умалчивает, сам он решил использовать тело девушки как сосуд для души ее возлюбленного или сделал это по просьбе кого-то из родственников. Так или иначе, он призвал дух молодого человека в тело его невесты, но, подчиняясь заклятию говорящего с мертвыми, с того света вернулась и девушка. Оказавшись в одном теле, влюбленные в то же мгновенье узнали друг друга. Последний час они потратили только на себя. Семьи так и не узнали имя убийцы. И девушка, и юноша не ответили ни на один вопрос, заданный родственниками и говорящим с мертвыми. Они слышали только друг друга. Говорят, мир не знает признаний в любви пронзительнее и нежнее, чем те, что герои дарили друг другу перед тем, как расстаться навсегда.
Когда отведенный им час истек, души покинули этот мир вместе, сплетясь так сильно, что разлучить их оказалось не под силу даже смерти. Так, по крайней мере, гласит предание.
Как и любая легенда говорящих с мертвыми, под шелухой трагедии и драмы эта история скрывала практический совет — если используешь чужое тело для возврата души, убедись, что оно «пустое», что душа, жившая в нем, уже была призвана и окончательно ушла в другой мир.
Воспоминания о матери ядовитой пыльцой оседали на ресницах. Ноэ часто заморгал, прогоняя зуд из уголков глаз.
— Язмин, подойди. А теперь возьми ее за руку.
По красивому лицу скользнула гримаса отвращения и тут же пропала.
— Она что, так и будет сидеть около трупа? Я же сказал, что буду говорить с Лорандом без свидетелей.
Ноэ прикусил губу, придумывая правдоподобную ложь.
— Пять минут. Она должна неотлучно находиться при теле первые пять минут, чтобы душа девчонки не взяла верх. Все остальное время в полном твоем распоряжении.
Имре кивнул. Его губы шевелились — должно быть, беззвучно повторял советы Ноэ, как правильно задавать вопросы мертвым, чтобы получить ответ.
Пора было начинать.
Молодые и старые, опытные и только начинающие — все говорящие с мертвыми, о которых рассказывали легенды, использовали разные методы для оживления мертвецов. Рокуш Мудрый собственной кровью писал на животе трупа его имя на давно умершем языке, Ласло Весельчак засовывал записки от родственников с просьбой вернуться умершему в рот, Аиша Белоголовая сжигала волоски на шее покойного… Ноэ достаточно было просто мысленно позвать мертвеца по имени. Пусть сами некроманты избегали разговоров на эти темы, втайне Ноэ был уверен, что все эти пышные ритуалы — не более чем фикция, шоу. Попытка скрыть от жадных глаз обычных людей простоту, с какой обладающий даром мог им пользоваться. Правда состояла в том, что говорить с мертвыми ничуть не сложнее, чем поднести ложку ко рту или погладить собаку — достаточно просто иметь руки.
Возможно, с возрастом Ноэ тоже придумает себе ритуал, в равной степени зрелищный и бессмысленный, но пока он обходился закрытыми глазами и прикушенной «от напряжения» губой.
«Лоранд, вернись», — мысленно позвал он. В тот же миг взметнулись длинные темные ресницы. Девочка открыла глаза — прозрачно-серые, колдовские. Когда ее поднимали постморталисты, этого цвета было не разглядеть, радужку заливала сплошная грязная муть. Должно быть, с возрастом девочка превратилась бы в настоящую красавицу, но судьба не дала ей такого шанса.
— Как тебя зовут? — спросил Ноэ.
— Меня зовут Фекете Лоранд.
Гулко сыпались секунды.
— Это… это не он. Не Лоранд! Ты вернул не того!
Это не было игрой или проверкой, Имре на самом деле запаниковал. Кто бы мог подумать, что далеко не последний человек в преступной иерархии Ломбозата, своими руками отправивший на тот свет людей больше, чем Ноэ когда-либо вернул, окажется суеверным.
Все это время Лоранд терпеливо молчал: мертвые не реагируют на вопросы, заданные другим.
— Думаю, про то, как именно его убили, лучше не спрашивать, — улыбнулся Ноэ. Он почувствовал что-то вроде покровительственной жалости к Имре и тут же мысленно отругал себя. — Есть какой-то вопрос, ответ на который знает только Лоранд?
После паузы Имре, избегая смотреть на девочку, спросил:
— Как звали моего первого пса?
— Мохнатый. Но мы называли его Жаба.
— Потому что он все время таращил глаза и квакал во сне. Бедняга Жаба.
— Пять минут прошли, — Язмин аккуратно отпустила руку девочки. Ноэ показалось, она едва удержалась, чтобы не вытереть ладонь об юбку.
— Я могу остаться, — предложил он.
Во взгляде Имре мелькнула сталь.
— Не скрою, — медленно начал он, — что так было бы проще. Удобнее. Но тогда мне пришлось бы от тебя избавиться, говорящий с мертвыми. А я предпочту иметь возможность обратиться к тебе снова. Вот деньги, — Ноэ поймал кожаный кошелек. — Выход найдешь сам. Быстрее, вы и так уже потратили две мои минуты из оставшихся пятидесяти пяти.
Воздух снаружи пах звездами и бензином.
— Даже не пересчитаешь? — спросила Язмин, кивнув на кошелек, который Ноэ убирал в карман. В ее голосе не было издевки. Похоже, она действительно хотела услышать ответ.
— Зачем? — он пожал плечами. — Имре мог бы убить меня, если бы решил, что я его обманываю, но никогда не стал бы надувать на сотню-другую форинтов. В их бизнесе такое не принято.
Несколько секунд Язмин молчала. Ветер теребил ее короткие темные волосы, и в этот миг она показалась Ноэ красивой той хрупкой, искренней красотой, которая и привлекала его в девушках. Но уже в следующую секунду наваждение исчезло.
— Ты принят на работу, — отрывисто сообщила она. — Встреча с нанимателем запланирована завтра на два часа. В половине за тобой заедут. Увидимся завтра.
Невольно он залюбовался ее осанкой и аккуратно стриженым затылком.
— Эй, Язмин, — негромко окликнул он. — Тебя проводить? Все-таки сейчас ночь.
Она рассмеялась, и этот смех, искренний и легкий, лунными зайчиками запрыгал по подоконникам и крышам.
— Я могу о себе позаботиться. Но спасибо за предложение. И спокойной ночи.
Не узнать Дьюлу было невозможно. Мысленно Ноэ присвистнул: кто бы подумал, что им заинтересуется такой человек. Президенты менялись, парламент переизбирался, Дьюла оставался всегда.
Он выглядел лет на пятьдесят — статный, с тщательно уложенными седыми волосами и бакенбардами. Коричневый костюм стоил, наверное, больше, чем Ноэ заработал за всю свою жизнь, трость из черного дерева была инкрустирована золотом и слоновой костью.
Вот только пятнадцать лет назад, когда Ноэ, тогда совсем еще мальчишка, впервые увидел по телевизору Дьюлу, тот выглядел точно так же.
Десятилетия бились об Дьюлу, как волны бьются об утес, но он оставался незыблем. Ноэ посмеялся над собственным сравнением: подсознание (вместе со школьным курсом физики) само подсказывало ответ. В конечном итоге волны всегда оказываются сильнее. Незаметно, исподволь, они будут снова и снова подтачивать камень, пока тот не падет. У Дьюлы могли быть все деньги мира, лучшие тренеры, диетологи и пластические хирурги, но схватка, в которую он вступил, была обречена на поражение с самого начала.
— Я стар, — словно подслушав мысли Ноэ, начал Дьюла. — Нет-нет, я, разумеется, не собираюсь умирать ни прямо сейчас, ни через месяц, но не тешу себя иллюзиями насчет вечной жизни.
Он ненадолго замолчал. Ноэ подумал, не стоит ли вмешаться, но Язмин едва заметно мотнула головой: мол, все в порядке.
— Благодаря таким, как ты, — он улыбнулся, — мы точно знаем, что дух, личность человека, назовем это душой, не умирает вместе с телом. А уходит куда-то. Ад, рай, чистилище? Мы, старики, не любим неожиданности, предпочитаем готовиться ко всему заранее. И ты, Ноэ, мне в этом поможешь.
Еще один религиозный фанатик. Разочарование морским ежом кольнуло грудь. Кто бы мог подумать, что загадочный мультимиллионер, один из самых влиятельных людей в мире, окажется повернутым на религии.
— Мертвые никогда не рассказывают, куда они попадают, — осторожно начал он. — Только о том мире, который покинули.
— Так ты спрашивал? — Дьюла хмыкнул в усы. — Видишь, не одних стариков волнует эта проблема. Молодежь не отстает. Замечательно, просто замечательно.
— Они молчат, — повторил Ноэ, пожав плечами.
— Возможно, стоит изменить подход? И сосредоточиться не на том, как разговорить мертвых, а на том, как именно они возвращаются в наш мир. Подумай сам, если по этой дороге можно пройти в одну сторону, то почему бы не попробовать пройти в другую. Узнать, что находится в конце маршрута, и вернуться, чтобы рассказать об этом.
Машинально Ноэ начал теребить пуговицу на пиджаке: он всегда так делал, когда нервничал. Почему такой очевидный, лежащий на поверхности вариант никогда не приходил ему в голову? Он слишком привык думать о своем даре как о чем-то уникальном, принадлежащем только ему, чтобы искать за оживлениями закономерности. Гордыня и самоуверенность затмили ему глаза. Дело не в нем, Ноэ, дело никогда не было только в нем.
— Но как?.. — он так и не смог закончить предложение.
— Пока не знаю, — Дьюла барабанил пальцами по столу. — Я не единственный, кто заинтересован в этом вопросе. Потенциальных инвесторов становится все больше и больше. Еще пара лет, и они будут наступать моим ученым на пятки. А недавно я получил подтверждение, что этой проблемой заинтересовались и постморталисты. Пока что они находятся на стадии экспериментов с фелелинкулем, но скоро поймут, что это тупик.
— Тупик?
— И перейдут на опыты с некромантами. Тоже безо всякого результата.
— Как же так? Если даже говорящие с мертвыми…
— …полностью бесполезны, да, — безжалостно закончил за него Дьюла. — Неприятное открытие, но не смертельное. Оно привело меня к мысли, что раз обычные говорящие с мертвыми не подходят, нужно искать необычных. И я нашел тебя.
— Спасибо на добром слове, — беспечно отмахнулся от комплимента Ноэ.
— Он не воспринял всерьез ваши слова, Дьюла ур, — Язмин вмешалась впервые за весь разговор. До этого она лишь внимательно слушала.
— Разве современная молодежь уже не верит в то, что именно вам окажется под силу изменить мир и совершить нечто героическое?
— В это верят в шестнадцать, а не в двадцать шесть, — четкие формулировки, спокойный голос. Сейчас Язмин была совершенно не похожа на вчерашнюю девушку, так легко и свободно смеявшуюся в лунном свете.
— Молодой человек, — Дьюла пожевал губу, — когда я говорил о твоей необычности, то имел в виду конкретные факты. Не далее как вчера ты оживил умершего, верно? Равно как и неделю назад, и еще раньше. Думаю, нет необходимости перечислять имена. Мои люди следили за тобой последние полтора месяца. Так вот, этого просто не должно было случиться.
— В нашей семье дар передается из поколения в поколение, — Ноэ пожал плечами.
— Но свой ты потратил двадцать лет назад. Двадцать лет назад ты совершил то, что невозможно в принципе. Походя, не заметив. И продолжил творить чудеса и дальше.
— Двадцать лет назад мне было шесть. А первого мертвеца я поднял в восемь.
Разговор превращался в бессмыслицу. Дьюла нес откровенную чушь, но делал это настолько уверено, что Ноэ невольно задумался, что же такого происходило в его жизни двадцать лет назад. В голову приходил только один факт — бегство матери.
Отец работал менеджером крупной торговой фирмы в столице, а маленький Ноэ с матерью жил в ее родном городе, Аолате. Дом на окраине, свой огород и домашние животные — друзей Ноэ так и не завел, и почти все время проводил в компании матери. Отец приезжал редко.
Но в один из таких визитов, едва увидев жену, он тут же подхватил Ноэ и забрал в город, в гостиницу. Запер в номере, сам же ушел куда-то и не возвращался до позднего вечера. А на следующий день сообщил сыну, что мать сбежала с любовником.
Когда Ноэ вырос, он, разумеется, задумался о том, что за исчезновением матери скрывается какая-то тайна, и пытался разыскать ее. Безуспешно. Этому он и посвятил последние два года своей жизни. История безусловно загадочная и полная недомолвок, но причем тут говорящие с мертвыми?
— Первого своего мертвеца, Немет Ноэ, ты поднял в шесть лет, и им была твоя собственная мать.
— Чушь, — он поднялся из-за стола. — При всем уважении, дела моей семьи вас совершенно не касаются.
— Сядь! — из облика Дьюлы исчезла всякая мягкость. Он походил на старого опытного тигра, поседевшего, но по-прежнему смертельно опасного. — Я уже сказал, что давно собираю о тебе информацию. И, разумеется, разговаривал с твоим отцом. Он, кстати, уверен, что ты учишься в аспирантуре, а не бродяжничаешь по Ломбозату. Так вот, пусть сам он не обладает вашим даром, но умеет отличать живых от мертвых. В тот полдень двадцать второго мая он с порога понял, что его жена умерла, а потом кто-то вернул ее к жизни.
— Этого не может быть. Она… с ней все было в порядке. Я бы заметил!
— Ты был замкнутым ребенком, который не общался практически ни с кем, кроме отца и матери. Конечно же, ты ничего не заметил. Впрочем, в этой истории важно вовсе не это, — Дьюла нетерпеливо махнул рукой. — А то, что она не умерла. Ни спустя час после приезда твоего отца, ни спустя сутки.
Ноэ рассмеялся. Он чувствовал облегчение и радость. Надо же, на миг он почти поверил сумасшедшему старику.
— Так не бывает. Вы наслушались сказок, Дьюла ур. Жаль разочаровывать вас, но абсолютно все мертвые уходят спустя час после того, как их подняли.
— Что ж, думаю, быстрее будет показать тебе. Пошли.
Оглянувшись на Язмин — та посмотрела в ответ со странным сочувствием — Ноэ последовал за Дьюлой. Этот фарс уже начал ему надоедать, а перспективный клиент обернулся каким-то психом.
Машинально запоминая дорогу, Ноэ глазел по сторонам. Пройдя через три комнаты, они вышли к лифту, который спустился на подземный этаж. От пышного убранства особняка не осталось и следа. Узкие коридоры, окованные железом двери (на каждой стоял цифровой замок), слепящий свет ламп. Наконец, Дьюла остановился около одной из дверей и сдвинул в сторону заслонку, за которой обнаружилось небольшое окошко. Жестом он пригласил Ноэ подойти и посмотреть.
Мать Ноэ узнал сразу.
— Она, — гулко стукнуло сердце, а потом забилось быстрее, как падающий по лестнице мяч, — Она, она, она…
Она совершенно не изменилась. Длинные медно-рыжие волосы крупными кольцами сбегали по спине до самой талии, темные глаза улыбались, чуть выше локтя руку светлым ломаным браслетом обхватывал шрам. За те двадцать лет, что Ноэ не видел ее, она не постарела ни на секунду.
— Этого не может быть, — проговорил Ноэ, отшатнувшись от окошка. — Просто не может быть.
Дьюла не согласился с ним.
— Это чудо, — ответил он. — И его совершил ты.
— Я… Мне надо поговорить с ней.
— Не сейчас. Ты слишком, — на миг Дьюла замолчал, словно споткнулся о непроизнесенное слово, — взволнован.
— Но я…
— Ты обязательно с ней поговоришь. Но сначала, — из-под маски добродушного старика снова скалил клыки тигр, — мы заключим соглашение.
В молчании они поднялись обратно в гостиную. Дьюла позвонил в колокольчик.
— Манци, Язмин и Ноэ заночуют в особняке. Подготовь гостевые комнаты.
Отослав служанку, он обернулся к гостям.
— Тебе есть о чем подумать, Ноэ, не так ли? Мы продолжим наш разговор завтра. Язмин, а ты задержись, нужно обсудить и подготовить черновой вариант договора.
Она молча кивнула.
Теперь, когда Ноэ знал, что все это время Язмин обманывала его вместе со стариком, она больше не казалась ему очаровательной и прекрасной. В ее глазах и жестах он ловил холодок надменности, черты лица словно намекали на властную натуру хозяйки, а темнота волос отражала внутренний мир. Не попрощавшись, он вышел из комнаты и позволил седоволосой Манци отвести себя в комнату для гостей. Слишком много всего произошло, но думать получалось только о матери, запертой на подземном этаже.
Когда Ноэ проснулся, за окном переливалась разноцветными огнями ночь. Голова гудела, в глаза словно насыпали песка. Поднявшись с постели, Ноэ прошлепал в ванну. На серой от недосыпа коже пятнами проступили веснушки, темные волосы топорщились во все стороны. Он почистил зубы, умылся ледяной водой и до красноты растер лицо махровым полотенцем. В голове прояснилось.
Но стоило раскрыть дверь в комнату, как злость и раздражение вернулись обратно: прямо на его незаправленной кровати, небрежно накинув поверх сбившегося одеяла покрывало, сидела Язмин. С минуту они молча разглядывали друг друга.
— Ты ошиблась комнатой, — выплюнул он.
Девушка качнула головой и улыбнулась — почему-то эта улыбка взбесила сильнее всего.
— У нас мало времени, поэтому давай оставим детские обиды на потом.
— Говори, что ты там хотела, и… — он кивком указал на дверь.
— Все, что рассказал Дьюла, — правда, — начала Язмин. Невежливость собеседника она попросту проигнорировала. Против воли Ноэ восхитился этим спокойствием. — Но он умолчал о самом главном: ради чего вообще затеял все эти исследования. У Дьюлы есть только один враг. Старость. Ему есть что терять, поэтому он так боится смерти, даже несмотря на то, что знает — впереди новый, неизведанный мир. Богатые люди быстро отвыкают играть по правилам, и он хочет обеспечить себе выигрышную позицию на старте. Как это сделать? Способ всегда один и тот же. Подкуп, шантаж, услуга в обмен на услугу. Не важно, во что он верит, в ад с раем или параллельные миры. Он подкупит хоть бога, хоть черта, хоть такого же, как сам, богача или должностное лицо. Все, что ему для этого нужно, — связаться с той стороной, нащупать контакт. Вот здесь-то в игру и вступают исследования «второго» мира и способов обмениваться с ним информацией.
— Это все?
Вздохнув, Язмин провела ладонью по покрывалу, словно пытаясь его расправить. Теперь она говорила осторожно, делая паузы и тщательно выверяя слова.
— Есть люди, которые считают, что цели Дьюлы слишком эгоистичны. Что «второй» мир может принести пользу всему человечеству.
— Счастья всем и каждому? Звучит утопически.
— Нет, я говорю о вполне конкретной пользе. Информация, технологии, научные открытия.
— Это если, — Ноэ выделил последнее слово, — нам есть чему у них учиться. Может оказаться и наоборот.
— Никаких «если». Мы говорим далеко не умозрительно, — она облизала губы. — Ты наверняка слышал об опытах по использованию атомной энергии? Так вот, это изобретение мы получили с «того света».
— Так ты на самом деле…
— Постморталист второго ранга, — закончила она. — Состою на действительной государственной службе.
— Тогда что ты делаешь рядом с Дьюлой?
— Ждала, пока он выведет нас на тебя, — Язмин мотнула головой, убирая со лба челку. — Вижу, ты до сих пор так ничего и не понял? На самом деле все очень просто. Возвращая на час умершего в наш мир, говорящие с мертвыми на эти шестьдесят минут обмениваются душами со вторым миром. Свою в обмен на того, кого возвращают к жизни. Сами они не запоминают ничего о «том» мире, но полученная там информация записывается и хранится у них в подсознании. Ее не вытащить и под гипнозом. Но вот если после смерти вернуть такую душу обратно, то она, не умеющая ни врать, ни молчать в ответ на заданные вопросы, может рассказать много интересного. А теперь подумай, что будет, если получится задержать эти души дольше, чем на один час. Подумай, сколько всего мы можем узнать, какие новые технологии и знания получим.
Она замолчала. Ноэ не спешил отвечать, и тишина тягучими волнами разлилась по комнате, пробралась за шкаф и под кровать.
В мыслях царила полная неразбериха. Язмин обманула его тогда, с Имре, всего лишь изобразив отвращение к мертвецу, но выдала себя характерной манерой речи. Сначала она привела его к Дьюле, а теперь, очевидно, предлагала переметнуться к постморталистам.
Ноэ и сам не смог бы объяснить, чем ему неприятна их позиция. Инстинктивное отвращение сформировалось где-то глубоко внутри и требовало немедленно бежать, оказаться как можно дальше и от Язмин, и от Дьюлы. Вот только кто в двадцать втором веке станет полагаться на инстинкты?
Мысли все время соскакивали на мать. Ноэ представлял, как она сидит там, под землей, запертая в этой ужасной комнате. Месяцы и годы обволакивают ее, не оставляя следов ни на лице, ни в памяти. Каждый день похож на предыдущий и до краев заполнен пустотой.
Он не верил, не хотел верить в историю Дьюлы. Воспоминания двадцатилетней давности запылились и покрылись слоем патины, но Ноэ был уверен: в поведении матери не мелькало ничего «мертвого». Она смеялась и шутила, рассказывала свои легенды по поводу и без — словом, была настоящей. Живой.
— Я должен увидеть мать.
Довольная, лисья улыбка мелькнула на лице Язмин и сразу пропала.
— Разумеется, — сказала она. — Мы заберем ее с собой. Не скрою, постморталисты заинтересованы ее случаем и хотели бы провести пару экспериментов. Ничего представляющего угрозу для жизни, разумеется.
— И Дьюла не сможет меня ею шантажировать, так?
Короткий кивок.
— Уходить придется… в спешке.
— Я готов, — просто ответил Ноэ.
До комнаты, в которой Дьюла держал его мать, Ноэ с Язмин добрались без приключений. Лифт ждал их возвращения. Язмин достала из кармана ключ и отперла дверь.
— Я подожду тебя здесь, — сказала она. — Не задерживайся.
В комнате царил полумрак, лишь настольная лампа разгоняла темноту. Мать сидела спиной к двери и что-то читала.
Ноэ шагнул внутрь, и слова «Здравствуй, мама» застряли в горле. Он кашлянул, потом еще и еще, пытаясь сплюнуть их, как кот выхаркивает ставшую поперек горла кость. Мучительно медленно, словно в замедленной съемке, мать захлопнула книгу и повернулась к двери.
— Ноэ… Ноэ, это ты? Мальчик мой, как ты вырос.
Она метнулась навстречу и обняла так крепко, что стало больно дышать. Секунды закружили их в тяжелую круговерть. Каждый заполошный, прерывистый стук сердца похоронными барабанами отдавался в ушах. Теперь, прижимая к себе мать, Ноэ больше не мог обманывать себя. Его сердце билось за двоих, ее — не билось вовсе.
«Как же так?» — подумал он и сам не заметил, как произнес это вслух:
— Как же так?
Мать вздохнула и аккуратно высвободилась из объятий, отступила на пару шагов.
— Надо же, теперь ты выше меня на целую голову.
— А ты совершенно не изменилась.
— Это не вопрос, но я все-таки отвечу. Да, я осталась такой же, как двадцать лет назад. И мы оба знаем, чья в этом заслуга.
— Ты… Ты…
— Умерла давным-давно, да.
— Но как?
— Помнишь, как-то в дом пробрался уж? Я поймала его и выпустила на волю, но перед этим он укусил меня за палец. Так вот, оказалось, это была степная гадюка.
— Я не помню! — Ноэ зарылся пальцами в волосы. — Почему я этого не помню?!
— А на следующий день я проспала. Ты прождал до девяти утра, после еще час топтался под дверью спальни, а потом вошел, — она вздохнула, лицо на миг затуманилось, — и разбудил меня.
Ноэ покачнулся, словно кто-то невидимый ударил его под дых. Он вспомнил. Случай с ужом совершенно стерся из его памяти, а вот утро, когда мать не хотела подниматься с постели, помнилось хорошо — обида, что она совсем про него забыла, одиночество и острое, щекотавшее желудок чувство голода.
Он хотел есть, а мама все не просыпалась и не просыпалась. И тогда он потряс ее за плечо и, заикаясь от подступающих слез, проговорил: «Мам-ма, вернись».
— Но ведь это было за несколько месяцев до возвращения отца!
Она кивнула и улыбнулась. Эта улыбка ударила сильнее пощечины.
Сколько времени он провел с мертвой — месяц? Два? И ни тогда, ни потом не заподозрил неладного.
— Почему отец ничего мне не сказал?
— Он испугался. За тебя, за меня, за всех нас. Пятнадцать лет я прожила здесь, в столице, но Эллан так и не набрался храбрости показать меня врачу или говорящему с мертвыми. А когда решился, то доверился Дьюле, — она покачала головой. — У Эллана всегда было плохо с умением выбирать правильных людей.
— Он тебе что-то делал? — тут же взвился Ноэ. — Этот Дьюла, если он тронул тебя хоть пальцем…
— О нет, — мертвые не могут испытывать эмоции, но в голосе матери Ноэ различал грусть и тревогу. — Он сразу понял, что я лишь следствие, а искать стоит причину. Тебя.
— Поторопитесь, — раздался от двери спокойный голос Язмин. — Успеете наговориться позже.
— Мам, нам пора, — Ноэ взял ее за руку, но она мягко высвободила ладонь.
— Я никуда не пойду.
— Что? Ты хочешь остаться у него?!
— Я хочу вернуться туда, где должна была оказаться еще двадцать лет назад. Отпусти меня, сынок. Я рада, что смогла увидеть тебя взрослым и сильным, но я и так слишком задержалась.
— Нет! Я не хочу, я так долго тебя искал. Ты не можешь просто взять и бросить меня. Только не снова.
Она молчала.
— Пожалуйста, давай сейчас просто уйдем отсюда, а потом поговорим спокойно.
Тревога и любовь в ее взгляде то смешивались, то сменяли друг друга. Или это только ему так казалось?
Так ничего и не ответив, она молча сделала шаг к двери.
— У нас могут быть неприятности, — сообщила Язмин и пошла к лифту.
Идя следом, Ноэ пытался понять, действительно ли его мать сохранила способность испытывать эмоции, или он просто слишком хотел в это верить? Что, если на самом деле она ничем не отличалась от десятков мертвых, которых он поднял после, и это он сам придумал ей скорбь, и любовь, и тоску? Сначала в детстве, а теперь и сейчас?
Язмин споткнулась, и, словно подчиняясь ее движениям, мысли Ноэ сменили направление. Чем на самом деле были для матери эти двадцать лет, выторгованные им у смерти? Вместо того чтобы жить в другом мире, ее душа оказалась запертой здесь, в мертвом теле, не годном ни на что, не способном принимать пищу, плакать, загорать — даже стареть. Как бы она прожила их там, за гранью? Что навсегда упустила по его вине?
В саду было тихо. Избегая освещенных фонарями дорожек, они медленно пробирались по траве. Ноги утопали во влажной жирной земле. Ограда, окружавшая поместье Дьюлы, была не просто декоративным элементом. Кованые прутья, причудливо изгибаясь в цветочном узоре, вздымались на два метра в высоту и оканчивались заостренными шипами.
— Что дальше? — спросил Ноэ.
Не отвечая, Язмин подошла к ограде и принялась изучать узор. Пройдя мимо пальм и папоротника, она остановилась около секции, изображавшей шиповник. Огромные цветы блестели в электрическом свете, шипастые побеги ядовитыми змеями скалились на прохожих. Прутья были расположены так близко друг к другу, что пролезть между ними не получилось бы.
Язмин прикоснулась к кованому бутону, распускавшемуся на уровне ее груди, провернула его против часовой стрелки, потом еще и еще, пока он не остался у нее на ладони.
— Что это такое?.. — начал Ноэ.
— Осторожнее, — ее голос звучал глухо и сосредоточено. — Если жидкость, которой смазан шип на его конце, попадет тебе на ладонь, то с рукой можешь попрощаться.
Невольно Ноэ отшатнулся.
— Ничего себе! А сам Дьюла знает, что растет на его ограде?
Язмин фыркнула.
— Можно, я не буду отвечать на этот вопрос? А теперь не мешай.
Держа бутон на вытянутой руке, она сместилась влево, к гигантскому папоротнику, и аккуратно коснулась шипом тех мест, где резной лист был приварен к пруту. Подождала десять секунд, и ногой ударила по папоротнику. С глухим гулом тот выпал наружу, на газон. Выдохнув, она выбросила бутон в кусты.
— А вот теперь быстрее. И не касайтесь тех мест, где кислота разъела железо, — скомандовала она.
— Слишком уж просто все выходит. Нас никто не преследует, не пытается остановить.
Язмин обернулась, и яркий свет фонарей безжалостно подсветил гримасу холодного спокойствия на ее лице.
— Ни Дьюла, ни обитатели его особняка не должны проснуться еще часов восемь. Плюс я вывела из строя охранную систему. Все еще слишком просто?
«Все это не ради меня, — неожиданно понял Ноэ. — И Язмин, и ее наниматели так стараются, чтобы заполучить секреты другого мира, украсть все, до чего смогут дотянуться, присвоить себе. Пусть они делают это во имя благой цели, но почему бы просто не попросить? Не попытаться наладить контакт и обмениваться знаниями. Разве не интересно познакомиться с людьми с той стороны? Узнать, чем и как они живут. Зачем переводить все на язык выгоды?»
Он сжимал холодную, гладкую ладонь матери и все думал о той судьбе, на которую, сам того не желая, обрек ее. О пустоте и одиночестве, о желании двигаться вперед.
— Мама, — тихо, чтобы не услышала Язмин, спросил он, — а ты помнишь что-нибудь о другом мире?
— Ничего. Ни единого воспоминания.
— Но все равно хочешь туда?
— Там я живу, а здесь умерла, — так же тихо ответила она. И добавила: — Не доверяй этой девушке.
Он мог бы, на самом деле мог бы пойти за Язмин и помогать ей. В конце концов, она искала выгоду не для себя, как Дьюла, а для всего человечества. Но Ноэ никак не мог отделаться от мысли, что это стало бы самой большой ошибкой в его жизни. Нельзя полагаться на чужую голову. Изобретать новое — не важно, в погоне за выгодой или за тайной — нужно самим, или зачем жить вовсе?
— Ты все равно пожалеешь, — шепнула мать. — Но лучше сделать и пожалеть, чем жалеть о том, чего так и не сделал.
— Я люблю тебя, — сказал он и толкнул ее к Язмин. Инстинктивно та выставила руки, чтобы подхватить спутницу, но ее руки обвились уже вокруг мертвого тела.
— Я уже жалею, — ответил Ноэ. А потом сказал уже громче, и было не понять, к кому именно он обращается: — Прощай.
Язмин понадобилось три секунды, чтобы положить — отбросить его она не смогла — мертвое тело на мостовую, но этого времени хватило. Ноэ скрылся из виду. В конце концов, за два года в столице он отлично успел изучить переулки и темные углы Ломбозата.
@темы: конкурсная работа, рассказ, Радуга-4
