К полудню XXII века найдется доступ к любой проблеме.
Название: Петух на пепелище
Тема: Как это славно — вовремя помереть!
Автор: Чжан
Автор идеи и бета: rahvin
Краткое содержание: Всяк петух на своем пепелище хозяин (с)
читать дальше
Долговязую фигуру в облезлом меховом плаще Регенсфол заметил на ярмарке.
Он бродил между торговыми рядами, подальше от цепких рук зазывал, выворачиваясь и криво улыбаясь, когда кому-нибудь из них – самому наглому – приходило в голову схватить его за рукав. От мясных рядов несло тухлятиной, сухой весенний ветер поднимал смрад над землей, мешая с пылью и приторно-сладким запахом горячего меда, в котором готовились нанизанные на прутья яблоки. Сморщенные после долгой зимы, в меду они расправлялись и казались Регенсфолу самым желанным лакомством. Желудок сводило от голода, а на поясе, украшенном бронзовыми накладками в виде всевозможных животных, болтался тяжелый кошель.
Регенсфол жадно вгрызся в мягкую пропеченную плоть фрукта, чувствуя, как оседает на подбородке теплый мед, а на тыльную сторону ладони стекают по тонкому прутику липкие капли. В своей жизни он не пробовал ничего вкуснее.
Серое полотнище, разделявшее ряды лотков, дернулось под порывом ветра, отлетело далеко в сторону, и Регенсфола будто обожгло пристальным темным взглядом. Делая вид, что не замечает наблюдателя, он опустил лицо, а чуть позже отошел в сторону, чтобы его рассмотреть. Тот уже отвернулся, и Регенсфолу пришлось довольствоваться видом растрепанной копны черных волос и спины в слишком теплом для весны меховом плаще.
В следующий раз «меховой плащ» попался ему на глаза, когда он, торопливо обогнув ряды с едой, вышел к реке. На днищах перевернутых лодок, используемых как прилавки, переливалось на ярком солнце настоящее богатство. За пушистыми лисьими хвостами, пузатыми плетенками с иноземным вином и толстыми шерстяными шалями, тускло блестели гарды мечей в кожаных узорчатых ножнах. Радужные блики разлетались по связкам стеклянных бус, синела благородная бирюза, впитывал весеннее тепло коричневый янтарь.
- Пошел от меня вон, голодранец! – кричал какой-то мужик, обеими руками прижимая к животу кожаный мешок.
Мужик был невысокий и кругленький, с лоснящейся от пота лысиной и маленькими отчаянно-испуганными глазами.
- Плащ стащил, теперь на сапоги копишь? Прочь, пока на княжий суд не попал. Я устрою! - орал он на «мехового», и тот что-то вполголоса объяснял, разводя в стороны тощими, длинными руками.
Такими же тощими и длинными, как он сам - высокий, нескладный, похожий на саранчу.
- Да с него кровь замучаешься отмывать! – недовольно вскрикнул кто-то рядом, и Регенсфол отвлекся, чтобы посмотреть.
- С этого – нет, - весело скалился торговец, протягивая недовольному клинок, на четверть вытащенный из ножен. - Этот ковал мой сосед, а я ножны делал и клал проволку в узор. Хочешь кровь мыть, возьми тот, с красной обмоткой. Его я сам из мертвой руки взял.
Торговец довольно зафыркал. Синяя лента татуировки обвивала его шею и дрожала в такт смеху.
– А если враг сдох, подумай, чей меч лучше. Бери – хорошее железо.
Рядом заулюлюкали другие торговцы - все как на подбор высокие, с длинными сальными волосами и светлыми глазами – «Молодец Харег! Не ищет слово в мутной воде!»
- Дикие нурманы! – в сердцах сплюнул покупатель.
- Суры-овечки, - усмехнулся причисленный к нурманам торговец Харег. – Я тебя и запомнить могу. И навестить твою усадьбу, если скучно будет. Берешь?
- И на суд попасть, - зашипел в ответ сур. – У меня у дома сосна как раз для тебя выращена, ветвями завяжет, мне только дружину позвать. Беру!
- Вот и хорошо, - растекся в самодовольной улыбке нурман и мирно добавил: – А про визит забудь, вот я про «чудную» сосну уже не помню и никому не скажу.
Лицо сура приобрело сосредоточенное выражение, за которым без труда угадывался страх. Расплачивался он суетливо, воровато оглядываясь по сторонам, словно сболтнул лишнее и пытался понять, кто его услышал. Регенсфол мысленно прокрутил весь диалог с начала до конца и уцепился за «чудную» сосну, которая вяжет ветвями». Она и есть то, о чем не стоит говорить вслух?
Додумать мысль он не успел, сур забрал товар и скрылся в толпе. Регенсфол решил проверить, как там «меховой», но и тут ему не повезло – ни долговязого парня, ни его обидчика на месте не оказалось. Зато в желудке снова неприятно забурчало.
Таверна – длинный бревенчатый сарай, похожий на хлев - нашлась за конскими рядами. Придерживая массивную дверь, Регенсфол проскользнул внутрь и задохнулся от ударившего в нос маслянистого запаха жареного мяса.
Полутемное помещение было забито под завязку. На одной половине заседали, гудя как потревоженный рой, длинноволосые нурманы. Шумно и весело пили, громыхая глиняными кувшинами об струганые столешницы, хохотали в полный голос и иногда, с кажущейся безмятежностью, посматривали на остальных. Отдельно от них - чинно, натянутые как струны - сидели суры, ели и прикладывались к кружкам с оглядкой, подозрительно косясь на громких соседей.
Молоденькая девушка в сарафане с зашитыми лямками вместо пристойных застежек окинула Регенсфола взглядом.
- Если деньги есть, - с сомнением сказала она, – садись туда. – Она неопределенно махнула рукой на длинные столы. – Нет, тогда к голодранцам и жди там.
Она указала на темный угол у входа, на первый взгляд показавшийся Регенсфолу безжизненным.
Он нашел себе место за столами, посередине, не причисляя себя ни к громкоголосым нурманам, ни к осторожным сурам. Горячее солнце и прохладный ветер скупо проникали внутрь через узкие прорези окон, после зимы освобожденных от тюков соломы. Солома валялась рядом и пылила. После яркого света глаза постепенно привыкали к полутьме зала, и Регенсфол без труда обнаружил еще одну, третью, группировку.
Угол, на который показала девчонка, только казался безжизненным. Сначала Регенсфол заметил белые пятна глазниц, остальное – тела в латаных рубахах – сливалось с серой тенью. Голодранцы сидели на полу, ежась от гулявших сквозняков, и с голодным вниманием наблюдали за гостями.
Входная дверь грохнула. Увидев вошедшего - того самого разговорчивого Харега, нурманы приветственно загомонили, разомкнули ряды, усаживая его в серединку. Кто-то грянул «Хура!», тут же подхваченное остальными, стукнулись друг о друга кувшины, раздалось довольное фырканье и похвалы настоявшемуся за зиму пиву. Нурманы продолжили свою трапезу, а взгляд Харега, веселый, с хитроватой ленцой, остановился на Регенсфоле.
Тот отвернулся, словно не заметил внимания к себе, и посмотрел на докучливого нурмана, чуть позже, мысленно отсчитав до десяти.
Харег уже нашел новую жертву. Щурясь, он вглядывался в темный угол, улыбался и, наконец, поманил кого-то пальцем. Регенсфол проследил жест и увидел среди голодранцев «мехового». Тот устало привалился к стене, не решаясь сползти вниз, в соломенную труху. Заметив жест нурмана, он почти презрительно отвернулся и уставился на Регенсфола.
- Пригласите его, - жалостливо сказала девушка, расставляя перед Регенсфолом деревянные блюда с мясом и перловой кашей. - Нурманы над ним издеваться будут.
- Зачем я должен его приглашать? – не понял Регенсфол.
- Вы как с луны свалились, - удивилась она. – Прощеный день Последней весны, сегодня надо. Посидит рядом, а вы ему хлеба дадите. Или у вас сердце, от неба далекое?
Словно повторяя вопрос девушки, «меховой» склонил голову к плечу.
Далеко ли от твоего сердца до неба, Регенсфол?
Тот, Кто Смотрит Из-за Плеча молчал.
- Я - лучший выбор из всего этого… - первым делом сказал «меховой», усаживаясь рядом и оглядываясь в сторону голодранцев. – Цветника. Не верю, что тебя это беспокоит, но все равно – я не вор. Суры осторожны как мыши, где-то мяукнул кот, а они уже бегут, словно по их душу.
Регенсфол покрутил пальцем в воздухе, словно подыскивал слова.
- А тебе не полагается, э-э, молчать?
- Совсем молчать? - изумился «меховой». - Тебе этого точно хочется?
Регенсфол пожал плечами.
- А разве я должен слушать?
Девушка поставила между ними лохань с какой-то темной жидкостью и одобрительно улыбнулась Регенсфолу.
- Тебе очень хочется меня слушать, - весомо сказал «меховой» и опустил руки в лохань. – Ходишь по ярмарке с тугим кошельком, но ничего не покупаешь. Значит, ищешь что-то другое – человека или знания? В лица ты не вглядываешься, зато присматриваешься, приглядываешься – приспосабливаешься. Тебе нужны знания, и ты хочешь, чтобы я говорил.
«Самонадеянно, - шелестел Тот, Кто Смотрит Из-за Плеча. – Хорошо».
Вода на ладонях «мехового» казалась красноватой.
- Свеклой подкрашена, - пояснил он. – В самом деле, не на крови же нам в таверне родниться.
- В самом деле, - задумчиво повторил Регенсфол и, действуя скорее интуитивно, тоже опустил ладони в лохань.
- Боги тебя простят, - внезапно сказал «меховой» торжественным голосом и впился взглядом в Регенсфола.
В поисках подсказки тот скосил глаза в зал, и «меховой» чуть ли не подскочил на месте.
- Так я и думал! - восторженно зашептал он. – Ты - ловчий!
- И кого я ловлю? – в тон ему ответил Регенсфол. - Неужели тебя?
- Нет-нет-нет, - «меховой» отчаянно замотал головой. – Я не «чудной». Если не веришь, доставай чашу – или что там у тебя – и убедись.
Регенсфол почувствовал, как по ногам скользнул морозный воздух. Сапоги были сшиты хорошо, из плотно пригнанных кусков кожи, и не пропускали даже воду, но Регенсфолу казалось, что он очутился босиком на снегу. Ледяная дрожь волной прокатывалась от кончиков пальцев до пяток, кожа стремительно немела и теряла чувствительность. Холод поднялся по лодыжкам, бедрам, вверх, сковал позвоночник и камнем лег на грудную клетку, не давая вздохнуть. Регенсфол понял, еще пара минут, и он задохнется. На какую-то долю мгновения стало очень жалко себя, неужели это все? «Жалко?» - удивленно проскрежетал Тот, Кто Смотрит.
Он пришел в себя от того, что кто-то дергал его за рукав рубахи.
- Эй, что с тобой? – услышал он встревоженный голос «мехового». – Ты здоров?
Парень продолжал что-то говорить. Чтобы не потерять сознание, Регенсфол уцепился за этот голос и почувствовал, что тяжесть в груди исчезает. Он осторожно вздохнул и облегченно осел на скамье. Тело отогревалось, кровь быстро текла по венам, наверстывая упущенное, грохотала в висках – возвращала к жизни.
- Со мной все в порядке, - мягко сказал он.
- Вижу, - буркнул «меховой» и задумчиво потер подбородок. - Будешь проверять?
Регенсфол не хотел говорить о случившемся, и парень, казалось, понял его без слов.
- Давай, как-нибудь потом.
Девушка поставила на стол новый кувшин пива.
- Ему тоже, - кивнул Регенсфол на «мехового».
- Не надо, - мотнул головой тот. - Не люблю, лучше воды.
Девчонка принесла воды и от себя добавила немного хлеба со свежим зеленым луком.
- Ты следил за мной? – решил идти напрямую Регенсфол.
- Я знал, что ты заметишь, - он не стал увиливать. - У меня был интерес, теперь он есть и у тебя.
- Тебе нужен ловчий? – усмехнулся Регенсфол.
Парень посмотрел на него как на сумасшедшего.
- Нет! Кому сейчас нужен небесный ловчий! Будь моя воля, я бы не подошел к тебе на расстояние выстрела.
- Зачем же тогда подошел?
- Хотел узнать - правильно ли я догадался, - поджал губы «меховой».
«Молчи, - шипел Тот, Кто Смотрит. - Рано».
- И еще мне нужно в Хольмгард, - парень все-таки замялся, а потом затараторил: – У тебя есть деньги, у меня нет, а один я не дойду. Надо нанимать нурманов, а они никого из жалости терпеть не будут. Или со своим мечом, или плати… Я могу быть слугой. Без оплаты, конечно, - закончил он и посмотрел на Регенсфола с надеждой.
- Хольмгард? – переспросил тот. – Это где?
- Крепость князя на Белом Озере. Самое большое поселение на этом берегу, - быстро пояснил «меховой». – Видишь, я тебе нужен.
- А если мне не нужно в Хольмгард?
На самом деле Регенсфолу было все равно куда ехать, но он не удержался от подколки.
- Не нужно? - скис «меховой». – Об этом я не подумал…
Регенсфол уже вовсю улыбался. Парень ему нравился.
«Хороший, - соглашался Тот, Кто Смотрит. – Полезно».
- Успокойся, поедем вместе. Как тебя зовут и кого ты посоветуешь мне нанять?
- Леф, - довольно вздохнул «меховой». – Это мое имя. А нанимать будем этих, - он махнул в сторону стола, за которым сидел Харег.
***
Леф был сама непосредственность, как дикарь, выбравшийся из леса, и получивший возможность выговориться – не в пустоту, а благодарному слушателю. Как и обещал, он болтал без умолку. Регенсфолу было скучно, ничего не происходило. Размеренное покачивание в седле вгоняло в усталый сон, и он мечтал о том, чтобы Леф, наконец, замолчал и можно было окончательно уплыть в бездумное спокойное небытие.
- Я не верю в Последнюю весну, - говорил Леф во время привала, валяясь в тени иссохшей ели. – Это всего лишь слова выжившей из ума старухи из Хольмгарда. Какая разница есть, у нее крылья или нет? Крылатые стареют, умирают – и выживают из ума - как и все остальные. – Захваченный мыслью, он сорвал травинку и засунул ее в рот. – Опыт приходит с возрастом, но старость портит ум. Как вино, со временем становится лучше, но если перестоит – невыносимая кислятина. Это череда, она везде и всюду.
-Череда? Что это? - не понял Регенсфол, который пытался вслушиваться в его речь, несмотря на подступающий сон.
Взгляд Лефа увлеченно зажегся.
- Это мое, это я сейчас объясню! – начал рассказывать он. - У всех событий и вещей есть подобия. Как с вином и людьми - все стареет и умирает, значит, я могу сказать, что ничего вечного нет. Или к примеру - ты, у тебя полный кошель золота, но ты не знаешь о Прощеном дне, это свойственно некоторым ловчим…
- Говори тише, - оборвал его Регенсфол.
- А, да, конечно, - стух парень. – Давай о другом… Чередой я называю похожие цепочки событий, - продолжал он уже значительно тише и медленнее. – Сравнивая их, можно предсказать, как будут вести себя вещи и чего от них ждать. Так вот – именно из-за череды я не верю в Последнюю весну, она ни на что не похожа. После большого горя - мора, пожара, наводнения - всегда остаются выжившие. А крылатые говорят – не уцелеет никто, ни боги, не люди. Так не может быть.
- Почему же? - Регенсфол от неожиданности вздрогнул, услышав голос Харега.
Нурман подошел к ним бесшумно и уходить явно не спешил – лег, подперев голову рукой, напротив.
В последние дни погода расстоялась, солнце жарило совсем по-летнему, нагревая землю и выпаривая из нее застоявшуюся влагу. Караван, охраняемый отрядом Харега, - четыре тяжелые запряженные волами телеги, несколько всадников – среди них Регенсфол и Леф - и около тридцати пеших суров - медленно и мирно полз по лесной дороге уже четвертый день. Первыми были сняты островерхие шапки. Сняты и отправлены на крупы лошадей, где воины хранили походное имущество, или в холщовые сумки, которые суры носили за плечами. Затем туда же очень быстро переместились свернутые тюками шерстяные плащи с булавками-кольцами из витого железа. Под конец очередь дошла до расшитых простой тесьмой кафтанов. Следующим шагом для нурманов были кольчуги, но они не торопились с ними расставаться - после ярмарки дороги кишели желающими поживиться за чужой счет. Тот же самый ярмарочный люд - торговцы, покупатели и просто зеваки - брал в руки оружие и шел на дорогу. Среди них мог бы оказаться и отряд Харега, если бы стремящиеся добраться до Хольмгарда путники не заплатили ему больше, чем сулил «лихой» заработок.
Сейчас на Хареге была только невнятной расцветки холщовая рубаха с темными пятнами пота на шее и подмышках. На время долгого полуденного привала кольчугу и кожаный пояс он снял, давая телу передышку от тяжести и жары. Мирную картину портил только лежащий перед Харегом меч с тусклым полукруглым навершием. Меч был в ножнах и казался безопасной игрушкой, но этот неяркий блик на металле не давал Регенсфолу покоя. К навершию постоянно прикасались - невольно и почти невесомо, в бою, когда молниеносным движением тянулись к рукояти; бережно и мягко, когда отчищали от зеленоватой патины; каждый день, случайно и с умыслом, когда носили его на поясе под плащом.
На время привала змея выползла на солнце, скинула кожу, но оставила зубы.
- То есть ты веришь? - горячо спросил Леф. – Я расскажу тебе, почему это не так…
- Стой-стой, - коротко махнул рукой Харег. – Я слышал твои слишком умные для слуги слова.
«И сколько же ты слышал?» - подумал Регенсфол и поймал мимолетный настороженный взгляд Лефа, в голову которого пришла, видимо, та же самая мысль.
- Ты сидишь на муравейнике, - сказал вдруг Харег и хохотнул, увидев, как быстро Леф откатился со своего места. – Но я не о том. Когда ты сел, то разрушил дом муравьев, и для них наступила Последняя Весна. Схожая история?
- Нет. Потому что кто-то из муравьев все равно выжил – это раз. Слишком разные масштабы – разве люди похожи на муравьев? Это два.
- Ты сравниваешь людей с вином, - мимоходом заметил Регенсфол. – Почему же нельзя сравнивать их с муравьями?
Леф задумался.
- Можно, - с явной неохотой произнес он. – Есть вещи, о которых я ничего не знаю. Но я хочу знать! – Леф сел прямо, его голос стал громче, а глаза лихорадочно заблестели. – И я могу! По-моему, это единственное, в чем есть смысл.
Он продолжал бы и дальше, но у поворота дороги громко свистнули, и Харег, не дослушав, вскочил на ноги, подхватывая меч.
- Дружина князя! – крикнул ему кто-то из нурманов. – Элда говорит, они переправляются под холмом вброд. Сейчас уже будут. Их десяток и двое крылатых.
- Кольчуги оденьте, - коротко приказал Харег. – Быстро, чтобы гэльты не видели суеты.
Регенсфол повернулся к Лефу, чтобы спросить, кто такие гэльты, но того под иссохшей елью уже не было - казалось, выпрямилась даже примятая им трава. Решив, что разберется с этим позже, Регенсфол пошел за Харегом к поляне, куда со всех сторон стекался караванный люд.
Дорога у поворота запылила клубами желтого песка, между стройными стволами сосен замелькали синие плащи всадников. Всадники торопились, пустив коней в галоп.
- Зачем они так гонят? – спросил рядом с Регенсфолом молодой сур. – Животных совсем не берегут. Жалко.
- Значит, дело у них, - ответили ему.
- У гэльтов всегда дела. Дела подождать могут, а конь – нет, упадет и нет его, - уже громче возмутился сур.
Он хотел сказать что-то еще, но со всех сторон на него зашикали и ему пришлось замолчать.
Всадники между тем подъехали вплотную к лагерю, но спешиваться не торопились, успокаивая разгоряченных скачкой коней и присматриваясь к разношерстной толпе на поляне. Одеты они были по-походному, но богаче и изысканнее, чем нурманы. То здесь, то там сверкали на рубахах всполохи золотой нити. Кольчуги, тонкие, изменчивые, сплетенные из мельчайших колец, облегали их, как рыбья чешуя, и казались очень легкими.
Внимание Регенсфола привлекли двое всадников, державшихся в отдалении от остального отряда. Один – помоложе, яркий красавец со смоляными кудрями и очень чистой кожей, сидел в седле подчеркнуто прямо, щегольски подбоченившись, чтобы всякий мог увидеть на его плаще вышивку в виде крыльев. На фоне запоминающейся внешности первого второй, старший, выглядел совсем невзрачно и серо. Его замкнутое серьезное лицо было изборождено морщинами, хотя по-настоящему старым он не был, скорее, устал после длительной скачки и наслаждался коротким перерывом. Усталость согнула его в седле, он сутулился, но взгляд, которым он рассматривал толпу, оставался цепким и сосредоточенным.
Тот, Кто Смотрит Из-за Плеча нетерпеливо завозился.
Пара была непроста и подбиралась как будто специально – один, чтобы на него смотрели, второй, чтобы в это время смотреть самому. Из чувства противоречия Регенсфол решил понаблюдать за вторым, старшим, на плечах которого обнаружились небольшие металлические булавки в виде крыльев.
- Кто главный? – громко спросил дружинник с короткой черной бородкой и богатым бирюзовым перстнем на пальце.
Харег, не торопясь, вышел вперед – как был, без кольчуги, расслабленный полуденным зноем и безмятежный. Еще один обманщик, усмехнулся Регенсфол - он никогда не видел, как дерется Харег, но собравшиеся у вечернего костра нурманы не скупились на похвалы его уму, владению мечом, храбрости и неуязвимости в бою.
- Приветствую тебя, воевода Брак Без Прозвища, - сказал Харег. - Надеюсь, ты помнишь закон: непойманный до весны – не вор.
При виде нурмана того, кого назвали Браком, заметно передернуло. Почувствовав волнение хозяина, конь под ним заплясал.
- Харег Хитрец, - осклабился дружинник, натягивая узду. –Тебе не стоит напоминать мне написанные слова, я их знаю получше твоего. И умею ждать, - со значением закончил он.
- А я умею сражаться, - в тон ему сказал Харег.
Его губы изогнулись в улыбке, но в глазах не было смеха. Толпа вокруг притихла в ожидании. Рокового оскорбления еще не случилось, но каждый на поляне ждал его с минуты на минуту. Харег нарывался на драку, но прямой вины за ним пока не было. Дружинник же был «при деле» и решал, рискнуть ли им ради удовлетворения своей неприязни к нахальному нурману.
Харег вздохнул и его улыбка стала шире.
- Я чту законы, Брак, и вижу, ты спешишь, – сказал он мирно. – Ты – достойный воин, Последняя весна пройдет, но на другой стороне мы все равно встретимся - на пиру, или в битве.
Нурманы торжественно закивали, одобряя слова своего вожака. «Правильные слова мудрого вождя». И Регнсфол, до этого не понимавший, к чему Харег развязывает ссору, разгадал замысел нурмана. Каждым словом и жестом тот подтверждал свой авторитет бесстрашного, независимого и умного предводителя.
Играя эту роль, он угодил и Браку. Лицо дружинника разгладилось, похвала Харега ему польстила.
- Правда, - согласился он. – Достойным место среди достойных. Я действительно спешу, но прежде хотел бы осмотреть твой лагерь, Хитрец. - И добавил: - Это воля людей, сказанная устами князя.
- Слова, которыми не бросаются. Даже так? - удивился Харег. – Осматривай, закон есть закон. Мои условия – отряди трех человек, не больше, и с ними будет наш Бьярни, - кивнул он на великана-нурмана, в отличие от других успевшего вооружиться полностью. - Мы доверяем словам князя, но люди слишком непредсказуемы.
Когда дружинники и Бьярни ушли, Харег снова обратился к Браку:
- А теперь расскажи, что привело тебя так далеко на восток? Что ты ищешь?
- Это придется рассказать, - помрачнел Брак и тяжело вздохнул, – В Хольмгарде вас ждут плохие новости – старик Тидул умер. И я ищу человека, виновного в его смерти.
Толпа на поляне на мгновение затихла, как лес перед бурей, потом зашелестела недоверчивым шепотом - «Неужели?», «Да такого не может быть?», «Что за шутки, гэльт!», «Что же будет дальше?» - и, наконец, взорвалась криками, требующими у Брака подробного рассказа.
- Князь мертв? – все веселость схлынула с Харега.
Он обвел взглядом дружинников и уперся в невзрачного «крылатого». Тот едва заметно кивнул.
- Тидул был призван богами на эту землю, когда ваши народы погрязли в раздоре. Он обещал править долго, мудро и справедливо, - начал Брак. – Мой отец пришел с ним, он слышал просьбы ваших правителей и клятвы, которые дал им Тидул. Судьба не дала ему шанса стать героем, о чем мечтают нурманы, не дала и большой доброй семьи, чего хотят суры, но клятву свою он выполнил. Он был с нами так долго, как смог, и ушел не по своей воле, а из-за злого «чудного» умысла.
- Чудь? А эти-то здесь причем? – спросили из толпы.
- Убийца прислал Тидулу каменную птицу, - пояснил дружинник. – Птица вручила князю послание и рассыпалась в черный пепел.
- Плохой знак, злая ворожба, - авторитетно заметил кто-то из суров, и Регенсфол заметил, как сместился в сторону говорившего внимательный взгляд старшего «крылатого».
- Мы взяли с собой крылатых, - продолжал Брак, – и отправились в путь, чтобы найти и наказать виновника, как того требует закон.
- Подожди, - замахал рукой Харег. – У меня к тебе много вопросов, и с каждым твоим словом их становится только больше. Почему вы ищете убийцу здесь, на востоке?
- Мы знаем, кто он и как выглядит.
- Так что же ты молчишь?! Рассказывай.
- Его зовут Ассад, у него темные волосы. Когда-то давно его видел Хальд, - Брак неопределенно мотнул головой в сторону своего отряда. – При встрече он опознает его. Но есть и особая примета – у убийцы обварен правый бок. Случилось это давно, но шрам будет виден и сейчас. Есть ли у тебя кто на примете?
- Людей с таким именем в моем лагере нет, - подумав, ответил Харег.
Со стороны леса раздался истошный крик, кусты, едва покрывшиеся зеленью, зашевелилась, словно через них на поляну ломился медведь, и Регенсфол удивился, увидев, как дружинники, отправленные Браком проверять лагерь, тащат на поляну Лефа. От испуга у парня отнялись ноги и идти он не мог. Воинам пришлось подхватить его под руки и волочь за собой как мешок муки. От влажной земли одежда Лефа покрылась грязью, кое-где появились новые дыры, а правый ботинок остался где-то лесу.
- Он в кустах прятался, лежал ни жив, ни мертв, словно камень, - растерянно пробасил великан Бьярни, идущий следом за дружинниками. – Харег, он же с нами.
- Я просто лежал, спал, - вторил ему сдавленным голосом Леф.
Брак осмотрел пленника.
- Волосы черные… Хальд, это он? – спросил он, не оборачиваясь.
- Ну черные, и что? – хрипел Леф, становясь бледнее.
- Он наш, – сказал рядом молодой сур, который жалел гэльтских коней. – Какой вам с него прок?
Регенсфол присмотрелся к суру. Простое мальчишеское лицо застыло в маске сочувствия. Острого, живого, пьянящего.
«Жаль», - подумал Регенсфол. Сначала это было только слово - как сур жалел усталых коней, так ему, Регенсфолу, было жалко отчаянно трусящего Лефа – случайного знакомого, не в меру болтливого, но на данный момент самого близкого из всех.
Потом он ощутил это – словно тонкая игла проткнула кожу на затылке, тело дернулось мучительной судорогой, на мгновение замерло, и после - там, сзади, у кромки волос тупой болью засела жалость.
«Жаль», - довольно вторил Тот, Кто Смотрит.
- Это мой слуга, - громко и внятно сказал Регенсфол, пытаясь успокоить боль. – Я послал его в лес.
- Он твой слуга, - согласился Брак, - А сам ты кто такой?
Регенсфол произнес свое имя, и понял, что его не слушают. Все внимание сосредоточилось на молодом дружиннике, который слез с коня и подошел к пленнику.
- Хальд? – поторопил его Брак.
Дружинник всмотрелся в лицо Лефа, обошел его кругом.
- Не могу понять, может быть, - сдался он, разводя руками. – Вроде бы похож, а вроде и нет. Может бок посмотреть?
- У него чистая кожа, - без надежды вмешался Регенсфол. – Оставьте его в покое.
Брак вытащил из-за голенища охотничий нож и бросил его под ноги Хальду.
- Режь.
- Да вы просто снимите! – опомнился Леф. – У меня рубаха одна!
Хальд глянул на своего воеводу, и тот мрачно кивнул.
От резкого рывка рубашка все равно треснула - то ли старая ткань совсем износилась, то ли дружинник не рассчитал силу. Леф был тощ и костляв, как доска для стирки, обтянутая молочно-белой кожей - без следа загара и шрамов. Грудная клетка мелко и часто поднималась в такт неглубокому взволнованному дыханию.
- Не он, - разочарованно сказал Хальд.
- Не нам решать, возьмем его с собой, - отрезал Брак. – В Хольмгарде посмотрят.
Боль в затылке разгоралась толчками, становилась острее и невыносимее.
- Харег? – Регенсфол позвал временно притихшего нурмана. – Это мой человек, я плачу тебе немалые деньги… Еще доводы нужны?
Харег бросил на него косой взгляд и задумался.
- Брак, я же говорил, что у меня к тебе много вопросов? – произнес он. – Так вот следующий очень прост. Если Тидул мертв, чьими устами говорит со мной воля людей?
Брак замер.
- Устами Глау, его лучшего военачальника, - с неохотой ответил он и быстро добавил: – Но пленника я все равно не отдам.
- Мой конунг услышит об этом впервые? Княжна суров тоже?
- Не разводи смуту, Харег, его выберут князем!
- Это мой человек, я поклялся доставить его в Хольмгард. Из твоих признаков у него есть только черные волосы. Этого мало, чтобы я нарушил клятву. Кстати, Брак, ты сам темноволос, - закончил нурман, смеясь.
Брак не успел ответить на подколку.
- Пусть едут, - раздался низкий хриплый голос, в котором явственно чувствовались командные нотки. – Если вы будете хватать каждого встречного, мы поползем по этой дороге как перегруженная телега. Против мальчишки ничего нет. Мы теряем время.
Звучный голос принадлежал невзрачному «крылатому», щурясь от вынырнувшего из-за деревьев солнца, он смотрел в сторону, словно для него все происходящее было лишено смысла и не вызывало ничего кроме раздражения.
Брак упрямо поджал губы, но проглотив возмущение, согласно кивнул.
***
После встречи с княжеским отрядом караван продолжил свой путь. Несмотря на недовольство дружинников - Брак уехал, даже не попрощавшись - между Харегом и «крылатым» со звучным голосом случился короткий разговор, заставивший нурмана выбрать для своего отряда другую дорогу.
- За бродом, как ты знаешь, начинается густой лес. В пути мы не раз видели следы битв и встречали пострадавших. Лихой народ разошелся в этом году, - предупредил «крылатый». – Последняя весна заканчивается, князь мертв, и никто не знает, по чьим законам будут судить воров и убийц. И будут ли вообще. Люди теряют страх. Мы проехали без препятствий, но кому придет в голову грабить княжескую дружину? На твоем месте я бы поостерегся и поехал вдоль озера, вода в этом году спала больше прежнего. Говорят, старая дорога снова проходима.
Так десять дней пути превратились в двадцать.
Время, словно капля свежей смолы, тянулось медленно и однообразно – ранний подъем и завтрак из хлеба и сушеного мыса, утренняя бодрость, сходящая на нет уже к обеденному привалу, снова дорога и снова пыль, сосны, покрытые свежей зеленью пригорки, тяжелая предгрозовая духота, животный запах пота и изнуренное молчание людей.
По дороге, на которую они свернули, перейдя брод, давно никто не ходил, со временем она заросла травой и невысоким подлеском. Время от времени густой кустарник сменялся полями сухой травы, заваленными гладкими до блеска стволами засохших деревьев. За буреломом блестело в солнечных лучах огромное озеро - ни разу за время пути Регенсфолу не удалось увидеть противоположного берега. С озера дул, разгоняя духоту, прохладный бодрящий ветер. Под его порывами люди и животные оживились и повеселели. В воздухе ощущалось что-то новое и свежее - громадное небесное и водное пространство, переполненное светом, рождало чувство невероятной свободы, которое бодрило не меньше ветра.
- Это Топкие земли, раньше здесь жили суры, - коротко пояснил Леф.
После встречи с дружинниками он замкнулся в себе, стал раздражительным и держался ближе к Регенсфолу. Он почти не говорил, а если и рассказывал что-то по просьбе Регенсфола, то всегда замолкал, когда рядом появлялся Харег. Про «тот случай» Леф сам не заговаривал, а когда Регенсфол задал ему прямой вопрос – почему он не остался на поляне со всеми остальными – ответил, что не любит гэльтов.
- Зачем суры покинули эти места? – продолжил расспросы Регенсфол, чтобы хоть как-то расшевелить спутника.
- Спроси у них, - огрызнулся Леф, и сразу же поправился: - Лет двадцать назад эти земли залило, сурам пришлось бросить свои усадьбы и переселиться ближе к Хольмгарду.
Вечерами нурманы разводили костры, и некоторые из них, взяв лук и стрелы, уходили в лес на охоту, чтобы разнообразить приевшийся ужин. Однажды один из охотников вернулся озадаченный и о чем-то долго шептался с Харегом.
- Суры возвращаются в эти места, - сказал Харег у костра, - Миган видел в лесу следы свежей вырубки.
Двое суров, у которых за время пути сложились с нурманами дружеские отношения и их приглашали поужинать добытым мясом, мрачно переглянулись.
- Ты хотел сказать, мои сородичи бегут сюда, вождь, - сказал один из них.
- Я хотел сказать то, что сказал, - отрезал Харег, и больше не проронил ни слова.
Когда сумерки окончательно превратились в ночь, все разошлись - кто спать, кто охранять лагерь - а костры притушили до мерцающих красных углей, Регенсфол подсел поближе к Лeфу и спросил:
- Что с сурами? Это же их земли, почему они расстроены?
- Они возвращаются не по своей воле, – неохотно ответил Леф. – Сюда бегут, чтобы спрятаться от «крылатых». Ты как будто не знаешь? – ни с того, ни с сего начал закипать он. – Ты же ловчий, ты такой же, как они. Одно отличие – крыльев не носишь. Это подлее.
Регенсфол задумался, как правильно задать вопрос, чтобы не разозлить Лефа еще больше.
В последнее время он пытался быть с парнем мягче, чувствуя при этом недовольство Того, Кто Смотрит.
- Но почему они бегут?
- «Крылатые» говорят, эта весна последняя - раньше они брали лишь мертвецов, теперь они взялись за живых. За всех «чудных», отмеченных их печатью. Суры чтят богов, но верят только тому, что видели своими глазами.
Он резко замолчал, и Регенсфол заметил, что рядом стоит Харег и прислушивается к их разговору.
- «Крылатые» - посланники богов, - Лицо нурмана было непривычно хмурым. – Богам нужны воины.
- Воины? – криво улыбнулся Леф. – Воины – это нурманы. Суры берут в руки оружие, когда вы приходите грабить их усадьбы.
- Мы давно этого не делаем, каждое лето наши корабли отправляются на запад…
- Поэтому суры уже не помнят с какой стороны взять меч, - закончил вместо него Леф. - Зачем «крылатые» забирают тех, кто не умеет биться?
- В небесном сражении все мы - воины, - серьезно сказал Харег и отошел.
Глядя ему вслед, Леф закатил глаза и выругался.
- Слова истинного нурмана, - с издевкой сказал он.
Харег попытался ускорить продвижение каравана, и каждый день пути становился длиннее и утомительнее, чем предыдущий. Всеобщее оживление, в котором все пребывали после выезда к озеру, исчезло. Под вечер люди и животные выбивались из сил, разговоры не клеились, и в лагере царила мертвая тишина.
Все чаще на дороге встречались признаки близкого жилья – в противоположную сторону от озера, в лес, уходили вытоптанные тропинки, хворост на полянах был полностью выбран, а однажды кто-то из нурманов нашел застрявший в трясине, старый, но еще не сгнивший сапог. И, наконец, случилось то, чего все невольно ожидали.
Нурман, отправленный вперед, чтобы разведать дорогу, вернулся с известием – с ближайшего холма он увидел сурское поселение.
- Суры не одни, я видел шестерых коней без всадников, на одном перекинут плащ «крылатого», - рассказывал он. - Мы не сможем проехать мимо – дома стоят прямо у дороги.
- Кто еще мне скажет, что суры хотят жить? – воскликнул Харег. – Они даже не прячутся.
Усадьба располагалась в низине между гребнями двух холмов и была небольшой. Между деревьями виднелись три, сложенных из бревен и крытых соломой, светлых дома. Вдалеке на пятачке, поросшем молодой зеленью, паслось несколько коров. Около дороги, привязанные к корням выкорчеванной из земли ели, переминались с ноги на ногу кони, о которых говорил нурман, но людей - ни хозяев, ни гостей – видно не было.
- Они отстроились еще осенью – древесина не кажется свежей, но еще не потемнела, - сказал Регенсфолу Леф. – Харег зря наговаривает на суров. Эта семья переселилась сюда одной из первых, не зная, как много людей последует за ними. Они просто выбрали самое удобное место.
Харег приказал всем держаться как можно ближе друг к другу, не растягиваться по дороге, и начал спуск в лесную долину. Они были уже на полпути к усадьбе, когда мирную тишину леса разорвал женский крик и сразу за ним вторящий мужской:
- Беги, детка! Не оглядывайся!
Из-за угла дома появилась тоненькая женская фигурка в длинной рубахе и стремительно понеслась вверх по склону, туда, где сгущался лес. Почти сразу же за ней показались двое мужчин с оружием и бросились за ней следом.
Девушка - или девочка-подросток, издалека было сложно разобрать ее возраст - бежала быстро, высоко поднимая колени и ловко перепрыгивая через торчащие из земли корни и поваленный стволы, ярко-рыжее пятно ее волос мелькало между деревьями, как язычок пламени, но воины постепенно нагоняли ее.
От домов раздался протяжный мужской вой, похожий на волчий, и лес внезапно ожил.
Сначала закачались и зашумели, как перед грозой, ветви деревьев, заскрипели вековые стволы и загомонили птицы. Потом склон, по которому бежала девчонка, вздрогнул и пошел волной, как будто его вспахивали невидимым плугом. Земля дрожала, и Регенсфол не сразу понял, что это высвобождаются из-под земли огромные, похожие на толстых змей, корни сосен. Лес расступался перед девушкой, освобождал ей дорогу, и сразу же сходился обратно, мешая бегущим за ней воинам. Один из них, споткнувшись, упал, корни мгновенно обвили его ноги и потащили вниз, под землю. Мужчина истошно закричал, пытаясь вырваться из крепкого захвата. Его движения были беспорядочны и суетливы, второй бросился ему на помощь, но поскользнулся, казалось, на ровном месте и покатился по склону, подгоняемый земляной волной.
Усадьба взорвалась испуганными голосами.
- Убей его! - визжал кто-то. - Что же ты стоишь как вкопанный?! Он ворожит! Все здесь ляжем! Убей!
Протяжный вой, приведший деревья в движение, повторился и захлебнулся стоном мучительной боли. Лес на противоположном склоне окончательно обезумел – сосны падали, словно под руками множества умелых лесорубов, катились к усадьбе, земля ходила волнами, напоминающими море во время бури, увлекая за собой мычащих от страха коров.
Харег невнятно выругался и, ударив пятками в бока коню, во весь опор поскакал вниз.
«Давай же! Чего ты ждешь?» - нетерпеливо шелестел Тот, Кто Смотрит, и Регенсфол отправил лошадь галопом вслед за Харегом, слыша позади топот коней других нурманов, спешащих за своим вождем.
Они уже въезжали во двор усадьбы, когда стон, полный муки, последний раз дернулся в смертельной агонии и медленно стих. Еще какое-то время он ощущался в воздухе, но потом растаял, сменившись мертвой тишиной, нарушаемой только мычанием покалеченных животных. Лес застыл.
Первым, что увидел Регенсфол, были стеклянные глаза мертвеца, смотревшие прямо на него. Пытаясь скрыться, он отъехал чуть в сторону, но понял, это не помогает – мертвый взгляд, казалось, следовал за ним.
Мертвец, высокий рыжий мужчина, босой, в простой рубахе и штанах, словно огромная бабочка, был пришпилен к стене дома клинком меча. Со всех сторон его обступали четверо вооруженных воинов.
Один из них – очень молодой, почти мальчишка – потянул меч из груди мертвеца. С первого раза клинок не поддался, и чтобы вытащить его, парню пришлось упереться ногой в стену. Мертвец покачнулся и начал медленно оседать на землю.
Тихо и безнадежно заплакала женщина. Взгляд Регенсфола метнулся по двору. В углу, образуемом примыкающими друг к другу домами, нашлись молодая женщина и старик с замершим черным лицом. Они сидели на земле, их руки были заведены за спину и связаны.
- Что вы творите? – взревел Харег, спрыгивая с коня.
Регенсфол впервые видел его таким взволнованным, казалось, еще чуть-чуть и он начнет крушить все вокруг. Но злость, видимо, действовала на нурмана иначе, его привычная расслабленность растворилась как дым, движения стали быстрыми и точными. Он молниеносно оказался по середине двора, где лежала куча какого-то тряпья, на деле оказавшегося плащами, которые воины в спешке скинули с себя. Подхватив тряпки, он подошел к плачущей женщине и старику и накинул их им на головы.
- Кто вас учил? – обернулся он к растерявшимся воинам. – Где ваш главный?
- Мы не думали, что они… - начал оправдываться мальчишка с окровавленным мечом.
- Вы не думали! – рявкнул Харег. – Думать – надо!
- А ты кто такой? И чего раскричался? – осторожно спросил кто-то из воинов за спиной мальчишки. – Мы - «крылатые», и делаем свою работу. А ты – судя по одежде – нахальный нурман, который лезет не в свое дело.
Харег нехорошо прищурился.
- Кто ваш главный? – повторил он вопрос.
- Я, - тихо сказал мальчишка с мечом и виновато опустил голову.
- Не отчитывайся перед ним, Яриг, - посоветовал ему все тот же воин, выходя вперед. – Мы при деле, пусть едет мимо, пока ты не достал чашу. У него вон какой хвост, до завтрашнего утра хватит.
«Хвост» Харега медленно подтягивался, заполняя двор. Сначала подъехали конные, среди них Регенсфол увидел Лефа, который округлившимися от удивления глазами наблюдал за Харегом. «Что же он видит, чего не вижу я?» Регенсфол уже неплохо выучил повадки своего спутника и узнал это удивление. Оно означало, что Леф увидел «череду» - внезапно, четко, безошибочно.
- А ты попробуй? – осклабился Харег. – Вас четверо, у меня только вооруженных в четыре раза больше. Я не говорю о желающих разорвать вас на куски и оставить как есть, чтоб лесной зверь не голодал. Все здесь ляжете, - надавил он на последние слова.
Мальчишка по имени Яриг бросил испуганный взгляд на мрачных суров, заполонивших двор усадьбы, вздрогнул, но остался на месте. В отличие от своих людей он, видимо, понимал, что совершил непростительную ошибку стоимостью в три человеческие жизни. И даже страх перед разъяренными сурами не мог преодолеть испытываемой им вины.
- Я понесу наказание, когда окажусь в Хольмгарде, - сказал он тихим уверенным голосом и добавил громче, для суров: - Я виновен. Но сейчас мы выполняем волю богов и должны довести дело до конца.
Суры зашумели, требуя немедленного наказания для убийц.
- Хватит, - властно оборвал их Харег. – «Крылатый» прав, его долг – помощь богам. Он разыскал им отмеченных печатью «чудных», но совершил ошибку - судить его будет новый князь. А мы уходим, мой долг – доставить вас целыми в Хольмгард, и его я выполню.
Никто из суров не возразил Харегу прямо, но когда они покидали усадьбу, тихий шепот недовольства слышался со всех сторон,. Он перерос в гул, когда нурман приказал оставить повозки, и дальше идти налегке.
- К ночи мы должны оказаться как можно дальше от этих мест, - пояснил вождь. – А через этот бурелом с вашими телегами не перебраться. Что для вас важнее – жизнь или мешок зерна?
- Мешок зерна порой означает жизнь, - попытался возразить ему кто-то из суров.
- Так распределите поклажу. Некоторые из вас могут нести больше, а если что-то останется, мы отдадим вам наших лошадей.
Тот же совет - убраться подальше от разоренной усадьбы - Харег дал и «крылатым». От пережитого Яриг плохо соображал, и нурман повторил совет его воинам.
- Займись своими делами, - ответили ему.
***
День был тяжелый и длинный. Его вторую половину караван потратил, чтобы подняться по склону, прочь от злосчастной усадьбы. Идти приходилось медленно и осторожно, перебираясь через поваленные стволы и рытвины, перегородившие ровную еще утром дорогу. Когда солнце начало садиться, они едва поднялись на холм, и вместо того, чтобы объявить привал, Харег погнал их дальше. Он последний раз обернулся на оставшуюся в низине усадьбу и, увидев, что «крылатые» не покинули ее, а наоборот разжигают костер и готовятся к ночлегу, безнадежно покачал головой.
- Слабая воля иногда хуже глупости.
К ночи воздух похолодел и налился озерной влагой. В промозглых сумерках они проползли еще какое-то расстояние – не больше двух верст - а потом суры взвыли, что не могут идти дальше. Харег с невозмутимым лицом выслушал сначала их просьбы, затем мольбы и угрозы, и после этого заставил караван пройти еще примерно столько же. К полуночи дорога вынырнула из леса к огромному холмистому полю и затерялась в темной траве - только тогда Харег, отправив самых выносливых в дозор, разрешил остановиться на ночлег.
Сил готовить еду ни у кого не осталось, утомление после длинного перехода притупило голод, не разжигая костров, люди просто падали на землю и засыпали.
Регенсфол устал так, что не чувствовал под собой ног, и мечтал только о том, чтобы завернуться в плащ, согреться и уснуть. Сквозь сон он услышал рядом какой-то шорох.
- Завтра утром нам нужно отделиться от отряда, - прошептал ему в ухо Леф.
Не открывая глаз, Регенсфол поморщился.
- Почему же? Ты сам выбрал Харега.
- Он как-то связан с «крылатыми».
- И что? По твоему мнению, я тоже связан с «крылатыми».
- А вот в этом я теперь не уверен, - сказал Леф.
Возможно, он говорил что-то еще, но Регенсфолу было уже все равно, он уснул и больше ничего не слышал.
Во сне ему чудилось, что он тонет. Прозрачная как хрусталь, ледяная вода обступила его, он пробовал плыть, но никак не мог определить, в какой стороне находится поверхность, и запаниковал. Задергался, закрутил головой, пытаясь разобраться, откуда идет свет, но тот был всюду. Он посмотрел вверх и увидел его источник. Тот, Кто Смотрит Из-за Плеча сиял и переливался в толще воды, протягивая лучи куда-то за плечо Регенсфола. Из последних сил тот обернулся и увидел Лефа. Парень восхищенно улыбался и тянул к свету руки.
В груди невыносимо жгло, Регенсфол попытался вздохнуть, и в горло полилась безвкусная вода. В глазах потемнело, он понял - еще пара секунд и сознание покинет его - и неожиданно успокоился.
Темнота, которую Регенсфол увидел перед собой, открыв глаза, была ночным безоблачным небом, усеянным крупными звездами.
Он шумно выдохнул и резко сел.
- Просыпайся, - Отшатнулся от него какой-то нурман. – Буди слугу, и идите на свет костров. Сегодня будет драка.
Из слов нурмана Регенсфол понял, что случилось какая-то неприятность, но это его нисколько не взволновало. Безмятежное спокойствие, поселившееся в нем во время сна, напоминало каменную стену, через которую не сможет проникнуть ни одна неприятность.
Леф как всегда устроился на ночлег в отдалении ото всех остальных, с головой укутавшись в плащ. Регенсфол тихо позвал его, но тот не ответил. Тогда он откинул полу его плаща, накрывающую лицо, и уже потянулся к плечу, чтобы хорошенько его встряхнуть, когда что-то необычное остановило его.
В меховом плаще спал человек, чем-то неуловимо похожий на Лефа - всклокоченные волосы, длинные руки и узкие плечи, но это был не он. Мелкие детали – форма рта, его уголки, нос, морщинки – казались чужими.
- Что случилось? – хриплым со сна голосом вдруг спросил Леф.
Черты его лица неуловимо расплылись, и когда Регенсфол все-таки смог сосредоточить взгляд, перед ним сидел прежний, привычный Леф.
Стояла тихая безлунная ночь, вдалеке серела озерная гладь, над которой клубились первые облака утреннего тумана. Необычным казалась только далекая песня, исполняемая высоким женским голосом.
За время, которое они проспали, лагерь передвинули ближе к краю поля, и теперь одной стороной он прижимался к ручью с обрывистыми берегами. Регенсфол с Лефом подошли к кострам, у которых собралось уже человек пятнадцать. Все нурманы были в полном боевом облачении и с оружием.
Около одного из костров на камышовой подстилке лежал мужчина в порванной кольчуге. Через дыру виднелись окровавленные обрывки рубашки, разодранные судя по всему каким-то животным, и скользкие внутренности. Рядом с ним сидел немолодой сур и промывал рану, опуская белую тряпицу в глиняный горшок с теплой водой.
Найдя Харега, Регенсфол спросил у него, что произошло.
- Нужно было уходить дальше, - с досадой ответил нурман. – Слышишь песню?
- Это ворожба?
Харег устало кивнул.
- Если обидел «чудного», нельзя останавливаться рядом с его жилищем. Девчонка, что сбежала из усадьбы, знает здесь каждый камень… и, конечно же, знает, что глупые нурманы остановились ночевать посреди кладбища. Эти холмы, – он махнул рукой в сторону поля, - на самом деле курганы. Сначала мертвецы разберутся с «крылатыми», а потом девчонка приведет их к нам - тем, кто не пришел на помощь, - сказал Харег напоследок то, что и так уже было ясно.
Через некоторое время у костров собрался весь отряд. Нурманы раздали жавшимся у огня сурам свое запасное оружие, а тем, кому не хватило, пришлось взять в руки палки и камни. Поклажу сложили полукругом в виде невысокого вала, примыкающего краями к обрывистому берегу ручья. Внутрь временных укреплений загнали коней и крепко привязали их к деревьям, чтобы они не разбежались и не покалечились во время боя. Кто-то из суров с сожалением вспомнил о повозках, которые сейчас могли сослужить хорошую службу.
- Знал бы, где упаду… - сказал на это Харег. – Я бы сейчас предпочёл иметь в руках булаву вместо меча – она лучше крошит кости.
Выполнив все приготовления, люди стали ждать, с тревогой вслушиваясь в поющий женский голос. Еще совсем недавно он был едва слышен, но теперь приближался к лагерю.
Предчувствие скорой битвы взбодрило нурманов. Они выглядели веселыми и полными сил, словно не было вчерашнего длительного перехода, после которого большинству из них не удалось даже вздремнуть. Они пробовали шутить, но, натыкаясь взглядом на своего умирающего товарища, затихали.
- Не надо сдерживаться, - сказал раненый так, чтобы его слышали. – Все умрет – было ли оно добром, или злом, служило ли оно князю или нарушало закон, только одно вечно – то, что расскажут люди о нашей смерти.
- Жизни! - злобно выдохнул Леф и шагнул назад, за круг света.
Регенсфол последовал за ним в темноту ночи.
Леф как умалишенный ходил из стороны в сторону. Массивная рукоять кинжала, отданного ему Харегом, непривычно покачивалась у его пояса в такт шагам.
- Жизни, жизни, жизни, - шепотом повторял он.
- Леф, - тихонько позвал его Регенсфол.
Тот выпрямился и посмотрел на него безумными глазами.
- Есть только жизнь, – сказал Леф серьезно и неожиданно очень спокойно. – Я больше не могу это слушать. Это обман. В смерти нет никакой пользы, она выгодна только богам. Но зачем она нужна им? Мне не хватает знаний, для меня это пока недоступно.
Он немного помолчал, а потом добавил:
- Я всегда думал, нет ничего хуже старости и смерти. Я был неправ, хуже всего страх. Он как оковы, раз примерил, и навсегда остался несвободным. Человека, который уничтожит эти три вещи, никто не остановит.
Уверенность, сквозившая в словах Лефа, странно сочеталась с тем безмятежным спокойствием, которое поселилось в Регенсфоле после пробуждения. Будто оба чувства были частями одного целого, просто разделенного пополам между двумя людьми. Регенсфол никогда не думал, что ощущение сопричастности может быть настолько приятным.
Сгустившийся туман медленно расползался с озера на поле, воздух светлел, а песня звучала уже совсем рядом - но вместо испуга Регенсфол ощущал небывалую радость – ослепительно белое, звенящее чувство, лучшее, что он испытывал в жизни.
«Да, - соглашался с Тот, Кто Смотрит, - лучшее, мое».
Внезапно песня смолкла, вместе с ней стихли и все звуки. Пелена тумана разошлась, и из нее безмолвно появились костлявые тени мертвецов. В пронзительной тишине они приближались к лагерю. На мгновение Регенсфолу показалось, что он оглох и слышит только, как тяжело стучит в висках кровь. Может быть, он видит перед собой призраков или все еще спит, подумалось ему.
Но беззвучный кошмар разрушил громогласный клич Харега. Призывая к атаке, он вскочил на вал из поклажи, держа в руках меч. Нурманы ответили ему такими же криками и встретили противника.
Мертвецы не были призраками - трава пригибалась под весом их высохших в прибрежном песке костей, оружие с пятнами ржавчины звенело по-настоящему, а раны, которые они наносили живым, неподдельно наливались алым.
Воздух наполнился кислым запахом крови и смерти.
С началом атаки Регенсфола и Лефа оттеснили вглубь лагеря к жавшимся у костров сурам, из которых первоначально никто не вступил в схватку. Это было разумное решение – что могла палка или камень в руках неопытного воина против боевого топора? Но заметив, что среди мертвецов есть безоружные, наиболее смелые из суров присоединились к сражавшимся. Они вылавливали не вооруженного мертвеца, оттаскивали в сторону и камнями разбивали его кости. Временами случалось наоборот кому-то из мертвяков удавалось впиться им в шею или незащищенный живот.
У Регенсфола не хватало духу вступить в бой, но и остаться в стороне в этот миг всеобщего напряжения, от которого зависели их жизни, он не мог. Он вытащил из ножен меч и понял, что не умеет им пользоваться. Назло самому себе он пошел к валу, когда услышал испуганные крики:
- Боги, это драуг! Это мертвый берсерк!
Из тумана в полном воинском облачении показался мертвец в массивном рогатом шлеме –очень высокий, на полголовы выше любого из нурманов, с огромным двуручным мечом, который он держал одной ладонью.
Огромными шагами великан приблизился к валу, с легкостью перешагнул его, замахнулся на нурмана, вставшего на его пути, и одним ударом, полным неимоверной силы, отсек ему голову. Голова покатилась по земле в сторону костров, вызывая у сидевших там суров крики ужаса.
Появление драуга стало переломным моментом боя, если до этого его исход оставался неясным, то после - поражение нурманов было уже очевидным. Мертвецов было слишком много - сначала они оттеснили нурманов к кострам, а потом и к берегу ручья.
Регенсфол, Леф вместе с несколькими сурами и Харегом оказались отрезанными от остального отряда на небольшом пятачке, зажатом между большим валуном и краем обрыва. Нурман встал посередине узкого прохода, отделяя собой нападающих мертвецов от безоружных людей, и вступил в неравную схватку. Увидев, что Харег, по кольчуге которого уже текла кровь, отступает, Регенсфол подхватил с земли потерянное кем-то копье и со всей силы воткнул его в пустую глазницу одного из нападающих. Череп того пошел трещинами и развалился на куски. Регенсфол хотел повторить удар, но кто-то из мертвецов, схватившись костлявой рукой за длинное древко, проскользнул мимо Харега за его спину, прямо к безоружным людям. От сильного толчка Регенсфол упал, мертвец, метя в голову, замахнулся на него топором.
- Бей же! – услышал Регенсфол крик Харега.
С боку к мертвецу подскочил Леф с кинжалом, сияющим неровным голубоватым светом, и нанес удар в тонкую кость около виска - череп мертвеца с треском раскололся, и тот грудой костей обрушился на землю.
- «Чудной», - выдохнул кто-то из суров.
Леф, не скрывая злость, посмотрел на Харега, а потом с отвращением, словно ядовитую змею, отбросил кинжал в сторону. Как только он выпустил клинок из рук, голубоватое свечение погасло.
- Умеешь по-другому - делай, - крикнул ему Харег и вернулся к битве.
Теперь нурману стало не до разговоров - к их пятачку шел, грузно переступая через тела и кучи костей, рогатый драуг.
Регенсфол поднял с земли копье, которое понравилось ему гораздо больше меча, и хотел двинуться на помощь Харегу, но Леф остановил его.
- С драугом ты не справишься. Я сам все сделаю, - сказал он и повернулся к валуну, который отделял их группу от остального отряда.
Сначала Регенсфол решил, что ему показалось – поверхность камня пошла мелкой рябью, словно он был водой. Затем рябь стала крупнее, и валун начал медленно подниматься над землей на двух столбах. Внезапно столбы дернулись, сделали шаг, и под каменную ступню попало несколько мертвецов.
Краем глаза Регенсфол заметил, что увлеченные сражением Харег и драуг постепенно удаляются от них. В конце концов, драуг оказался на краю обрыва, нурман сильным ударом столкнул его вниз, а потом сам спрыгнул за ним.
Когда же Регенсфол снова посмотрел на оживающий камень, он уже полностью походил на человека. У него была большая голова, которой он задевал верхние ветки сосен, и руки с огромными ладонями, которыми он ловил мертвецов.
- А теперь мы уходим, - твердо сказал Леф. – Очень быстро и очень далеко. Здесь справятся без нас.
Он подошел к оврагу и прежде, чем спрыгнуть, спросил:
- Надеюсь, ты со мной?
Регенсфол бросил на поле боя последний взгляд – «каменный человек» и нурманы побеждали – повернулся к Лефу и согласно кивнул.
По дну оврагу бежал лесной ручей, скрытый от солнца плотными кронами осины. Здесь продолжалась драка между Харегом и драугом.
Как раз в этот момент нурман, совершив обманный маневр, отпрыгнул от мертвяка и выронил меч. Вместо него в его руке оказалась какая-то странная блестящая трубка, которую он навел на противника - из трубки выскочил узкий луч света, и костяной великан в мгновение ока исчез, словно его и не было.
Регенсфол вопросительно посмотрел на Лефа, и тот одними губами прошептал:
- Потом.
Они подождали, пока нурман поднимется к каравану, и после этого со всех ног бросились в лес.
- Что это было? – спросил Регенсфол, когда они добежали до берега озера, остановились и отдышались.
- У Харега?
Регенсфол кивнул.
- Это оружие ловчих и «крылатых», тех, что носят металлические крылья. Они скрывают его, но ни один секрет нельзя хранить вечно, - ответил Леф. - А теперь самый главный вопрос: если Харег – ловчий, то, кто же в этом представлении ты?
- Я не знаю, - растерянно прошептал Регенсфол, чувствуя невероятное опустошение.
Тот, Кто Смотрит восхищенно вздохнул. «Как это называется?» - шелестел он, бесконечно повторяя вопрос.
Позже, когда солнце над озером поднялось в зенит, а Леф спал, завернувшись в свой меховой плащ так, что виднелись только его перепачканные грязью башмаки, Регенсфол встал и пошел к озеру.
Желтый утренний свет сверкал на водной глади. Как был, не раздеваясь, Регенсфол зашел в воду по пояс и посмотрел вниз. Вода отразила его лицо – мертвенно бледное, скуластое, с черными провалами глаз. Он попробовал коснуться своего отражения, но гладь озера поплыла кругами.
Его звали Регенсфол, у него были темные короткие волосы и чуть раскосые глаза. Самое вкусное, что он ел в своей жизни, было печеное в меду яблоко, самое лучшее, что чувствовал – спокойная светлая радость от того, что он не один.
И еще он отражался в озере. Это все, что Регенсфол знал о себе.
Тот, Кто Смотрит Из-за Плеча довольно засыпал, убаюканный этим новым прекрасным ощущением.
«Еще», - прошептал он напоследок.
Тема: Как это славно — вовремя помереть!
Автор: Чжан
Автор идеи и бета: rahvin
Краткое содержание: Всяк петух на своем пепелище хозяин (с)
читать дальше
Долговязую фигуру в облезлом меховом плаще Регенсфол заметил на ярмарке.
Он бродил между торговыми рядами, подальше от цепких рук зазывал, выворачиваясь и криво улыбаясь, когда кому-нибудь из них – самому наглому – приходило в голову схватить его за рукав. От мясных рядов несло тухлятиной, сухой весенний ветер поднимал смрад над землей, мешая с пылью и приторно-сладким запахом горячего меда, в котором готовились нанизанные на прутья яблоки. Сморщенные после долгой зимы, в меду они расправлялись и казались Регенсфолу самым желанным лакомством. Желудок сводило от голода, а на поясе, украшенном бронзовыми накладками в виде всевозможных животных, болтался тяжелый кошель.
Регенсфол жадно вгрызся в мягкую пропеченную плоть фрукта, чувствуя, как оседает на подбородке теплый мед, а на тыльную сторону ладони стекают по тонкому прутику липкие капли. В своей жизни он не пробовал ничего вкуснее.
Серое полотнище, разделявшее ряды лотков, дернулось под порывом ветра, отлетело далеко в сторону, и Регенсфола будто обожгло пристальным темным взглядом. Делая вид, что не замечает наблюдателя, он опустил лицо, а чуть позже отошел в сторону, чтобы его рассмотреть. Тот уже отвернулся, и Регенсфолу пришлось довольствоваться видом растрепанной копны черных волос и спины в слишком теплом для весны меховом плаще.
В следующий раз «меховой плащ» попался ему на глаза, когда он, торопливо обогнув ряды с едой, вышел к реке. На днищах перевернутых лодок, используемых как прилавки, переливалось на ярком солнце настоящее богатство. За пушистыми лисьими хвостами, пузатыми плетенками с иноземным вином и толстыми шерстяными шалями, тускло блестели гарды мечей в кожаных узорчатых ножнах. Радужные блики разлетались по связкам стеклянных бус, синела благородная бирюза, впитывал весеннее тепло коричневый янтарь.
- Пошел от меня вон, голодранец! – кричал какой-то мужик, обеими руками прижимая к животу кожаный мешок.
Мужик был невысокий и кругленький, с лоснящейся от пота лысиной и маленькими отчаянно-испуганными глазами.
- Плащ стащил, теперь на сапоги копишь? Прочь, пока на княжий суд не попал. Я устрою! - орал он на «мехового», и тот что-то вполголоса объяснял, разводя в стороны тощими, длинными руками.
Такими же тощими и длинными, как он сам - высокий, нескладный, похожий на саранчу.
- Да с него кровь замучаешься отмывать! – недовольно вскрикнул кто-то рядом, и Регенсфол отвлекся, чтобы посмотреть.
- С этого – нет, - весело скалился торговец, протягивая недовольному клинок, на четверть вытащенный из ножен. - Этот ковал мой сосед, а я ножны делал и клал проволку в узор. Хочешь кровь мыть, возьми тот, с красной обмоткой. Его я сам из мертвой руки взял.
Торговец довольно зафыркал. Синяя лента татуировки обвивала его шею и дрожала в такт смеху.
– А если враг сдох, подумай, чей меч лучше. Бери – хорошее железо.
Рядом заулюлюкали другие торговцы - все как на подбор высокие, с длинными сальными волосами и светлыми глазами – «Молодец Харег! Не ищет слово в мутной воде!»
- Дикие нурманы! – в сердцах сплюнул покупатель.
- Суры-овечки, - усмехнулся причисленный к нурманам торговец Харег. – Я тебя и запомнить могу. И навестить твою усадьбу, если скучно будет. Берешь?
- И на суд попасть, - зашипел в ответ сур. – У меня у дома сосна как раз для тебя выращена, ветвями завяжет, мне только дружину позвать. Беру!
- Вот и хорошо, - растекся в самодовольной улыбке нурман и мирно добавил: – А про визит забудь, вот я про «чудную» сосну уже не помню и никому не скажу.
Лицо сура приобрело сосредоточенное выражение, за которым без труда угадывался страх. Расплачивался он суетливо, воровато оглядываясь по сторонам, словно сболтнул лишнее и пытался понять, кто его услышал. Регенсфол мысленно прокрутил весь диалог с начала до конца и уцепился за «чудную» сосну, которая вяжет ветвями». Она и есть то, о чем не стоит говорить вслух?
Додумать мысль он не успел, сур забрал товар и скрылся в толпе. Регенсфол решил проверить, как там «меховой», но и тут ему не повезло – ни долговязого парня, ни его обидчика на месте не оказалось. Зато в желудке снова неприятно забурчало.
Таверна – длинный бревенчатый сарай, похожий на хлев - нашлась за конскими рядами. Придерживая массивную дверь, Регенсфол проскользнул внутрь и задохнулся от ударившего в нос маслянистого запаха жареного мяса.
Полутемное помещение было забито под завязку. На одной половине заседали, гудя как потревоженный рой, длинноволосые нурманы. Шумно и весело пили, громыхая глиняными кувшинами об струганые столешницы, хохотали в полный голос и иногда, с кажущейся безмятежностью, посматривали на остальных. Отдельно от них - чинно, натянутые как струны - сидели суры, ели и прикладывались к кружкам с оглядкой, подозрительно косясь на громких соседей.
Молоденькая девушка в сарафане с зашитыми лямками вместо пристойных застежек окинула Регенсфола взглядом.
- Если деньги есть, - с сомнением сказала она, – садись туда. – Она неопределенно махнула рукой на длинные столы. – Нет, тогда к голодранцам и жди там.
Она указала на темный угол у входа, на первый взгляд показавшийся Регенсфолу безжизненным.
Он нашел себе место за столами, посередине, не причисляя себя ни к громкоголосым нурманам, ни к осторожным сурам. Горячее солнце и прохладный ветер скупо проникали внутрь через узкие прорези окон, после зимы освобожденных от тюков соломы. Солома валялась рядом и пылила. После яркого света глаза постепенно привыкали к полутьме зала, и Регенсфол без труда обнаружил еще одну, третью, группировку.
Угол, на который показала девчонка, только казался безжизненным. Сначала Регенсфол заметил белые пятна глазниц, остальное – тела в латаных рубахах – сливалось с серой тенью. Голодранцы сидели на полу, ежась от гулявших сквозняков, и с голодным вниманием наблюдали за гостями.
Входная дверь грохнула. Увидев вошедшего - того самого разговорчивого Харега, нурманы приветственно загомонили, разомкнули ряды, усаживая его в серединку. Кто-то грянул «Хура!», тут же подхваченное остальными, стукнулись друг о друга кувшины, раздалось довольное фырканье и похвалы настоявшемуся за зиму пиву. Нурманы продолжили свою трапезу, а взгляд Харега, веселый, с хитроватой ленцой, остановился на Регенсфоле.
Тот отвернулся, словно не заметил внимания к себе, и посмотрел на докучливого нурмана, чуть позже, мысленно отсчитав до десяти.
Харег уже нашел новую жертву. Щурясь, он вглядывался в темный угол, улыбался и, наконец, поманил кого-то пальцем. Регенсфол проследил жест и увидел среди голодранцев «мехового». Тот устало привалился к стене, не решаясь сползти вниз, в соломенную труху. Заметив жест нурмана, он почти презрительно отвернулся и уставился на Регенсфола.
- Пригласите его, - жалостливо сказала девушка, расставляя перед Регенсфолом деревянные блюда с мясом и перловой кашей. - Нурманы над ним издеваться будут.
- Зачем я должен его приглашать? – не понял Регенсфол.
- Вы как с луны свалились, - удивилась она. – Прощеный день Последней весны, сегодня надо. Посидит рядом, а вы ему хлеба дадите. Или у вас сердце, от неба далекое?
Словно повторяя вопрос девушки, «меховой» склонил голову к плечу.
Далеко ли от твоего сердца до неба, Регенсфол?
Тот, Кто Смотрит Из-за Плеча молчал.
- Я - лучший выбор из всего этого… - первым делом сказал «меховой», усаживаясь рядом и оглядываясь в сторону голодранцев. – Цветника. Не верю, что тебя это беспокоит, но все равно – я не вор. Суры осторожны как мыши, где-то мяукнул кот, а они уже бегут, словно по их душу.
Регенсфол покрутил пальцем в воздухе, словно подыскивал слова.
- А тебе не полагается, э-э, молчать?
- Совсем молчать? - изумился «меховой». - Тебе этого точно хочется?
Регенсфол пожал плечами.
- А разве я должен слушать?
Девушка поставила между ними лохань с какой-то темной жидкостью и одобрительно улыбнулась Регенсфолу.
- Тебе очень хочется меня слушать, - весомо сказал «меховой» и опустил руки в лохань. – Ходишь по ярмарке с тугим кошельком, но ничего не покупаешь. Значит, ищешь что-то другое – человека или знания? В лица ты не вглядываешься, зато присматриваешься, приглядываешься – приспосабливаешься. Тебе нужны знания, и ты хочешь, чтобы я говорил.
«Самонадеянно, - шелестел Тот, Кто Смотрит Из-за Плеча. – Хорошо».
Вода на ладонях «мехового» казалась красноватой.
- Свеклой подкрашена, - пояснил он. – В самом деле, не на крови же нам в таверне родниться.
- В самом деле, - задумчиво повторил Регенсфол и, действуя скорее интуитивно, тоже опустил ладони в лохань.
- Боги тебя простят, - внезапно сказал «меховой» торжественным голосом и впился взглядом в Регенсфола.
В поисках подсказки тот скосил глаза в зал, и «меховой» чуть ли не подскочил на месте.
- Так я и думал! - восторженно зашептал он. – Ты - ловчий!
- И кого я ловлю? – в тон ему ответил Регенсфол. - Неужели тебя?
- Нет-нет-нет, - «меховой» отчаянно замотал головой. – Я не «чудной». Если не веришь, доставай чашу – или что там у тебя – и убедись.
Регенсфол почувствовал, как по ногам скользнул морозный воздух. Сапоги были сшиты хорошо, из плотно пригнанных кусков кожи, и не пропускали даже воду, но Регенсфолу казалось, что он очутился босиком на снегу. Ледяная дрожь волной прокатывалась от кончиков пальцев до пяток, кожа стремительно немела и теряла чувствительность. Холод поднялся по лодыжкам, бедрам, вверх, сковал позвоночник и камнем лег на грудную клетку, не давая вздохнуть. Регенсфол понял, еще пара минут, и он задохнется. На какую-то долю мгновения стало очень жалко себя, неужели это все? «Жалко?» - удивленно проскрежетал Тот, Кто Смотрит.
Он пришел в себя от того, что кто-то дергал его за рукав рубахи.
- Эй, что с тобой? – услышал он встревоженный голос «мехового». – Ты здоров?
Парень продолжал что-то говорить. Чтобы не потерять сознание, Регенсфол уцепился за этот голос и почувствовал, что тяжесть в груди исчезает. Он осторожно вздохнул и облегченно осел на скамье. Тело отогревалось, кровь быстро текла по венам, наверстывая упущенное, грохотала в висках – возвращала к жизни.
- Со мной все в порядке, - мягко сказал он.
- Вижу, - буркнул «меховой» и задумчиво потер подбородок. - Будешь проверять?
Регенсфол не хотел говорить о случившемся, и парень, казалось, понял его без слов.
- Давай, как-нибудь потом.
Девушка поставила на стол новый кувшин пива.
- Ему тоже, - кивнул Регенсфол на «мехового».
- Не надо, - мотнул головой тот. - Не люблю, лучше воды.
Девчонка принесла воды и от себя добавила немного хлеба со свежим зеленым луком.
- Ты следил за мной? – решил идти напрямую Регенсфол.
- Я знал, что ты заметишь, - он не стал увиливать. - У меня был интерес, теперь он есть и у тебя.
- Тебе нужен ловчий? – усмехнулся Регенсфол.
Парень посмотрел на него как на сумасшедшего.
- Нет! Кому сейчас нужен небесный ловчий! Будь моя воля, я бы не подошел к тебе на расстояние выстрела.
- Зачем же тогда подошел?
- Хотел узнать - правильно ли я догадался, - поджал губы «меховой».
«Молчи, - шипел Тот, Кто Смотрит. - Рано».
- И еще мне нужно в Хольмгард, - парень все-таки замялся, а потом затараторил: – У тебя есть деньги, у меня нет, а один я не дойду. Надо нанимать нурманов, а они никого из жалости терпеть не будут. Или со своим мечом, или плати… Я могу быть слугой. Без оплаты, конечно, - закончил он и посмотрел на Регенсфола с надеждой.
- Хольмгард? – переспросил тот. – Это где?
- Крепость князя на Белом Озере. Самое большое поселение на этом берегу, - быстро пояснил «меховой». – Видишь, я тебе нужен.
- А если мне не нужно в Хольмгард?
На самом деле Регенсфолу было все равно куда ехать, но он не удержался от подколки.
- Не нужно? - скис «меховой». – Об этом я не подумал…
Регенсфол уже вовсю улыбался. Парень ему нравился.
«Хороший, - соглашался Тот, Кто Смотрит. – Полезно».
- Успокойся, поедем вместе. Как тебя зовут и кого ты посоветуешь мне нанять?
- Леф, - довольно вздохнул «меховой». – Это мое имя. А нанимать будем этих, - он махнул в сторону стола, за которым сидел Харег.
***
Леф был сама непосредственность, как дикарь, выбравшийся из леса, и получивший возможность выговориться – не в пустоту, а благодарному слушателю. Как и обещал, он болтал без умолку. Регенсфолу было скучно, ничего не происходило. Размеренное покачивание в седле вгоняло в усталый сон, и он мечтал о том, чтобы Леф, наконец, замолчал и можно было окончательно уплыть в бездумное спокойное небытие.
- Я не верю в Последнюю весну, - говорил Леф во время привала, валяясь в тени иссохшей ели. – Это всего лишь слова выжившей из ума старухи из Хольмгарда. Какая разница есть, у нее крылья или нет? Крылатые стареют, умирают – и выживают из ума - как и все остальные. – Захваченный мыслью, он сорвал травинку и засунул ее в рот. – Опыт приходит с возрастом, но старость портит ум. Как вино, со временем становится лучше, но если перестоит – невыносимая кислятина. Это череда, она везде и всюду.
-Череда? Что это? - не понял Регенсфол, который пытался вслушиваться в его речь, несмотря на подступающий сон.
Взгляд Лефа увлеченно зажегся.
- Это мое, это я сейчас объясню! – начал рассказывать он. - У всех событий и вещей есть подобия. Как с вином и людьми - все стареет и умирает, значит, я могу сказать, что ничего вечного нет. Или к примеру - ты, у тебя полный кошель золота, но ты не знаешь о Прощеном дне, это свойственно некоторым ловчим…
- Говори тише, - оборвал его Регенсфол.
- А, да, конечно, - стух парень. – Давай о другом… Чередой я называю похожие цепочки событий, - продолжал он уже значительно тише и медленнее. – Сравнивая их, можно предсказать, как будут вести себя вещи и чего от них ждать. Так вот – именно из-за череды я не верю в Последнюю весну, она ни на что не похожа. После большого горя - мора, пожара, наводнения - всегда остаются выжившие. А крылатые говорят – не уцелеет никто, ни боги, не люди. Так не может быть.
- Почему же? - Регенсфол от неожиданности вздрогнул, услышав голос Харега.
Нурман подошел к ним бесшумно и уходить явно не спешил – лег, подперев голову рукой, напротив.
В последние дни погода расстоялась, солнце жарило совсем по-летнему, нагревая землю и выпаривая из нее застоявшуюся влагу. Караван, охраняемый отрядом Харега, - четыре тяжелые запряженные волами телеги, несколько всадников – среди них Регенсфол и Леф - и около тридцати пеших суров - медленно и мирно полз по лесной дороге уже четвертый день. Первыми были сняты островерхие шапки. Сняты и отправлены на крупы лошадей, где воины хранили походное имущество, или в холщовые сумки, которые суры носили за плечами. Затем туда же очень быстро переместились свернутые тюками шерстяные плащи с булавками-кольцами из витого железа. Под конец очередь дошла до расшитых простой тесьмой кафтанов. Следующим шагом для нурманов были кольчуги, но они не торопились с ними расставаться - после ярмарки дороги кишели желающими поживиться за чужой счет. Тот же самый ярмарочный люд - торговцы, покупатели и просто зеваки - брал в руки оружие и шел на дорогу. Среди них мог бы оказаться и отряд Харега, если бы стремящиеся добраться до Хольмгарда путники не заплатили ему больше, чем сулил «лихой» заработок.
Сейчас на Хареге была только невнятной расцветки холщовая рубаха с темными пятнами пота на шее и подмышках. На время долгого полуденного привала кольчугу и кожаный пояс он снял, давая телу передышку от тяжести и жары. Мирную картину портил только лежащий перед Харегом меч с тусклым полукруглым навершием. Меч был в ножнах и казался безопасной игрушкой, но этот неяркий блик на металле не давал Регенсфолу покоя. К навершию постоянно прикасались - невольно и почти невесомо, в бою, когда молниеносным движением тянулись к рукояти; бережно и мягко, когда отчищали от зеленоватой патины; каждый день, случайно и с умыслом, когда носили его на поясе под плащом.
На время привала змея выползла на солнце, скинула кожу, но оставила зубы.
- То есть ты веришь? - горячо спросил Леф. – Я расскажу тебе, почему это не так…
- Стой-стой, - коротко махнул рукой Харег. – Я слышал твои слишком умные для слуги слова.
«И сколько же ты слышал?» - подумал Регенсфол и поймал мимолетный настороженный взгляд Лефа, в голову которого пришла, видимо, та же самая мысль.
- Ты сидишь на муравейнике, - сказал вдруг Харег и хохотнул, увидев, как быстро Леф откатился со своего места. – Но я не о том. Когда ты сел, то разрушил дом муравьев, и для них наступила Последняя Весна. Схожая история?
- Нет. Потому что кто-то из муравьев все равно выжил – это раз. Слишком разные масштабы – разве люди похожи на муравьев? Это два.
- Ты сравниваешь людей с вином, - мимоходом заметил Регенсфол. – Почему же нельзя сравнивать их с муравьями?
Леф задумался.
- Можно, - с явной неохотой произнес он. – Есть вещи, о которых я ничего не знаю. Но я хочу знать! – Леф сел прямо, его голос стал громче, а глаза лихорадочно заблестели. – И я могу! По-моему, это единственное, в чем есть смысл.
Он продолжал бы и дальше, но у поворота дороги громко свистнули, и Харег, не дослушав, вскочил на ноги, подхватывая меч.
- Дружина князя! – крикнул ему кто-то из нурманов. – Элда говорит, они переправляются под холмом вброд. Сейчас уже будут. Их десяток и двое крылатых.
- Кольчуги оденьте, - коротко приказал Харег. – Быстро, чтобы гэльты не видели суеты.
Регенсфол повернулся к Лефу, чтобы спросить, кто такие гэльты, но того под иссохшей елью уже не было - казалось, выпрямилась даже примятая им трава. Решив, что разберется с этим позже, Регенсфол пошел за Харегом к поляне, куда со всех сторон стекался караванный люд.
Дорога у поворота запылила клубами желтого песка, между стройными стволами сосен замелькали синие плащи всадников. Всадники торопились, пустив коней в галоп.
- Зачем они так гонят? – спросил рядом с Регенсфолом молодой сур. – Животных совсем не берегут. Жалко.
- Значит, дело у них, - ответили ему.
- У гэльтов всегда дела. Дела подождать могут, а конь – нет, упадет и нет его, - уже громче возмутился сур.
Он хотел сказать что-то еще, но со всех сторон на него зашикали и ему пришлось замолчать.
Всадники между тем подъехали вплотную к лагерю, но спешиваться не торопились, успокаивая разгоряченных скачкой коней и присматриваясь к разношерстной толпе на поляне. Одеты они были по-походному, но богаче и изысканнее, чем нурманы. То здесь, то там сверкали на рубахах всполохи золотой нити. Кольчуги, тонкие, изменчивые, сплетенные из мельчайших колец, облегали их, как рыбья чешуя, и казались очень легкими.
Внимание Регенсфола привлекли двое всадников, державшихся в отдалении от остального отряда. Один – помоложе, яркий красавец со смоляными кудрями и очень чистой кожей, сидел в седле подчеркнуто прямо, щегольски подбоченившись, чтобы всякий мог увидеть на его плаще вышивку в виде крыльев. На фоне запоминающейся внешности первого второй, старший, выглядел совсем невзрачно и серо. Его замкнутое серьезное лицо было изборождено морщинами, хотя по-настоящему старым он не был, скорее, устал после длительной скачки и наслаждался коротким перерывом. Усталость согнула его в седле, он сутулился, но взгляд, которым он рассматривал толпу, оставался цепким и сосредоточенным.
Тот, Кто Смотрит Из-за Плеча нетерпеливо завозился.
Пара была непроста и подбиралась как будто специально – один, чтобы на него смотрели, второй, чтобы в это время смотреть самому. Из чувства противоречия Регенсфол решил понаблюдать за вторым, старшим, на плечах которого обнаружились небольшие металлические булавки в виде крыльев.
- Кто главный? – громко спросил дружинник с короткой черной бородкой и богатым бирюзовым перстнем на пальце.
Харег, не торопясь, вышел вперед – как был, без кольчуги, расслабленный полуденным зноем и безмятежный. Еще один обманщик, усмехнулся Регенсфол - он никогда не видел, как дерется Харег, но собравшиеся у вечернего костра нурманы не скупились на похвалы его уму, владению мечом, храбрости и неуязвимости в бою.
- Приветствую тебя, воевода Брак Без Прозвища, - сказал Харег. - Надеюсь, ты помнишь закон: непойманный до весны – не вор.
При виде нурмана того, кого назвали Браком, заметно передернуло. Почувствовав волнение хозяина, конь под ним заплясал.
- Харег Хитрец, - осклабился дружинник, натягивая узду. –Тебе не стоит напоминать мне написанные слова, я их знаю получше твоего. И умею ждать, - со значением закончил он.
- А я умею сражаться, - в тон ему сказал Харег.
Его губы изогнулись в улыбке, но в глазах не было смеха. Толпа вокруг притихла в ожидании. Рокового оскорбления еще не случилось, но каждый на поляне ждал его с минуты на минуту. Харег нарывался на драку, но прямой вины за ним пока не было. Дружинник же был «при деле» и решал, рискнуть ли им ради удовлетворения своей неприязни к нахальному нурману.
Харег вздохнул и его улыбка стала шире.
- Я чту законы, Брак, и вижу, ты спешишь, – сказал он мирно. – Ты – достойный воин, Последняя весна пройдет, но на другой стороне мы все равно встретимся - на пиру, или в битве.
Нурманы торжественно закивали, одобряя слова своего вожака. «Правильные слова мудрого вождя». И Регнсфол, до этого не понимавший, к чему Харег развязывает ссору, разгадал замысел нурмана. Каждым словом и жестом тот подтверждал свой авторитет бесстрашного, независимого и умного предводителя.
Играя эту роль, он угодил и Браку. Лицо дружинника разгладилось, похвала Харега ему польстила.
- Правда, - согласился он. – Достойным место среди достойных. Я действительно спешу, но прежде хотел бы осмотреть твой лагерь, Хитрец. - И добавил: - Это воля людей, сказанная устами князя.
- Слова, которыми не бросаются. Даже так? - удивился Харег. – Осматривай, закон есть закон. Мои условия – отряди трех человек, не больше, и с ними будет наш Бьярни, - кивнул он на великана-нурмана, в отличие от других успевшего вооружиться полностью. - Мы доверяем словам князя, но люди слишком непредсказуемы.
Когда дружинники и Бьярни ушли, Харег снова обратился к Браку:
- А теперь расскажи, что привело тебя так далеко на восток? Что ты ищешь?
- Это придется рассказать, - помрачнел Брак и тяжело вздохнул, – В Хольмгарде вас ждут плохие новости – старик Тидул умер. И я ищу человека, виновного в его смерти.
Толпа на поляне на мгновение затихла, как лес перед бурей, потом зашелестела недоверчивым шепотом - «Неужели?», «Да такого не может быть?», «Что за шутки, гэльт!», «Что же будет дальше?» - и, наконец, взорвалась криками, требующими у Брака подробного рассказа.
- Князь мертв? – все веселость схлынула с Харега.
Он обвел взглядом дружинников и уперся в невзрачного «крылатого». Тот едва заметно кивнул.
- Тидул был призван богами на эту землю, когда ваши народы погрязли в раздоре. Он обещал править долго, мудро и справедливо, - начал Брак. – Мой отец пришел с ним, он слышал просьбы ваших правителей и клятвы, которые дал им Тидул. Судьба не дала ему шанса стать героем, о чем мечтают нурманы, не дала и большой доброй семьи, чего хотят суры, но клятву свою он выполнил. Он был с нами так долго, как смог, и ушел не по своей воле, а из-за злого «чудного» умысла.
- Чудь? А эти-то здесь причем? – спросили из толпы.
- Убийца прислал Тидулу каменную птицу, - пояснил дружинник. – Птица вручила князю послание и рассыпалась в черный пепел.
- Плохой знак, злая ворожба, - авторитетно заметил кто-то из суров, и Регенсфол заметил, как сместился в сторону говорившего внимательный взгляд старшего «крылатого».
- Мы взяли с собой крылатых, - продолжал Брак, – и отправились в путь, чтобы найти и наказать виновника, как того требует закон.
- Подожди, - замахал рукой Харег. – У меня к тебе много вопросов, и с каждым твоим словом их становится только больше. Почему вы ищете убийцу здесь, на востоке?
- Мы знаем, кто он и как выглядит.
- Так что же ты молчишь?! Рассказывай.
- Его зовут Ассад, у него темные волосы. Когда-то давно его видел Хальд, - Брак неопределенно мотнул головой в сторону своего отряда. – При встрече он опознает его. Но есть и особая примета – у убийцы обварен правый бок. Случилось это давно, но шрам будет виден и сейчас. Есть ли у тебя кто на примете?
- Людей с таким именем в моем лагере нет, - подумав, ответил Харег.
Со стороны леса раздался истошный крик, кусты, едва покрывшиеся зеленью, зашевелилась, словно через них на поляну ломился медведь, и Регенсфол удивился, увидев, как дружинники, отправленные Браком проверять лагерь, тащат на поляну Лефа. От испуга у парня отнялись ноги и идти он не мог. Воинам пришлось подхватить его под руки и волочь за собой как мешок муки. От влажной земли одежда Лефа покрылась грязью, кое-где появились новые дыры, а правый ботинок остался где-то лесу.
- Он в кустах прятался, лежал ни жив, ни мертв, словно камень, - растерянно пробасил великан Бьярни, идущий следом за дружинниками. – Харег, он же с нами.
- Я просто лежал, спал, - вторил ему сдавленным голосом Леф.
Брак осмотрел пленника.
- Волосы черные… Хальд, это он? – спросил он, не оборачиваясь.
- Ну черные, и что? – хрипел Леф, становясь бледнее.
- Он наш, – сказал рядом молодой сур, который жалел гэльтских коней. – Какой вам с него прок?
Регенсфол присмотрелся к суру. Простое мальчишеское лицо застыло в маске сочувствия. Острого, живого, пьянящего.
«Жаль», - подумал Регенсфол. Сначала это было только слово - как сур жалел усталых коней, так ему, Регенсфолу, было жалко отчаянно трусящего Лефа – случайного знакомого, не в меру болтливого, но на данный момент самого близкого из всех.
Потом он ощутил это – словно тонкая игла проткнула кожу на затылке, тело дернулось мучительной судорогой, на мгновение замерло, и после - там, сзади, у кромки волос тупой болью засела жалость.
«Жаль», - довольно вторил Тот, Кто Смотрит.
- Это мой слуга, - громко и внятно сказал Регенсфол, пытаясь успокоить боль. – Я послал его в лес.
- Он твой слуга, - согласился Брак, - А сам ты кто такой?
Регенсфол произнес свое имя, и понял, что его не слушают. Все внимание сосредоточилось на молодом дружиннике, который слез с коня и подошел к пленнику.
- Хальд? – поторопил его Брак.
Дружинник всмотрелся в лицо Лефа, обошел его кругом.
- Не могу понять, может быть, - сдался он, разводя руками. – Вроде бы похож, а вроде и нет. Может бок посмотреть?
- У него чистая кожа, - без надежды вмешался Регенсфол. – Оставьте его в покое.
Брак вытащил из-за голенища охотничий нож и бросил его под ноги Хальду.
- Режь.
- Да вы просто снимите! – опомнился Леф. – У меня рубаха одна!
Хальд глянул на своего воеводу, и тот мрачно кивнул.
От резкого рывка рубашка все равно треснула - то ли старая ткань совсем износилась, то ли дружинник не рассчитал силу. Леф был тощ и костляв, как доска для стирки, обтянутая молочно-белой кожей - без следа загара и шрамов. Грудная клетка мелко и часто поднималась в такт неглубокому взволнованному дыханию.
- Не он, - разочарованно сказал Хальд.
- Не нам решать, возьмем его с собой, - отрезал Брак. – В Хольмгарде посмотрят.
Боль в затылке разгоралась толчками, становилась острее и невыносимее.
- Харег? – Регенсфол позвал временно притихшего нурмана. – Это мой человек, я плачу тебе немалые деньги… Еще доводы нужны?
Харег бросил на него косой взгляд и задумался.
- Брак, я же говорил, что у меня к тебе много вопросов? – произнес он. – Так вот следующий очень прост. Если Тидул мертв, чьими устами говорит со мной воля людей?
Брак замер.
- Устами Глау, его лучшего военачальника, - с неохотой ответил он и быстро добавил: – Но пленника я все равно не отдам.
- Мой конунг услышит об этом впервые? Княжна суров тоже?
- Не разводи смуту, Харег, его выберут князем!
- Это мой человек, я поклялся доставить его в Хольмгард. Из твоих признаков у него есть только черные волосы. Этого мало, чтобы я нарушил клятву. Кстати, Брак, ты сам темноволос, - закончил нурман, смеясь.
Брак не успел ответить на подколку.
- Пусть едут, - раздался низкий хриплый голос, в котором явственно чувствовались командные нотки. – Если вы будете хватать каждого встречного, мы поползем по этой дороге как перегруженная телега. Против мальчишки ничего нет. Мы теряем время.
Звучный голос принадлежал невзрачному «крылатому», щурясь от вынырнувшего из-за деревьев солнца, он смотрел в сторону, словно для него все происходящее было лишено смысла и не вызывало ничего кроме раздражения.
Брак упрямо поджал губы, но проглотив возмущение, согласно кивнул.
***
После встречи с княжеским отрядом караван продолжил свой путь. Несмотря на недовольство дружинников - Брак уехал, даже не попрощавшись - между Харегом и «крылатым» со звучным голосом случился короткий разговор, заставивший нурмана выбрать для своего отряда другую дорогу.
- За бродом, как ты знаешь, начинается густой лес. В пути мы не раз видели следы битв и встречали пострадавших. Лихой народ разошелся в этом году, - предупредил «крылатый». – Последняя весна заканчивается, князь мертв, и никто не знает, по чьим законам будут судить воров и убийц. И будут ли вообще. Люди теряют страх. Мы проехали без препятствий, но кому придет в голову грабить княжескую дружину? На твоем месте я бы поостерегся и поехал вдоль озера, вода в этом году спала больше прежнего. Говорят, старая дорога снова проходима.
Так десять дней пути превратились в двадцать.
Время, словно капля свежей смолы, тянулось медленно и однообразно – ранний подъем и завтрак из хлеба и сушеного мыса, утренняя бодрость, сходящая на нет уже к обеденному привалу, снова дорога и снова пыль, сосны, покрытые свежей зеленью пригорки, тяжелая предгрозовая духота, животный запах пота и изнуренное молчание людей.
По дороге, на которую они свернули, перейдя брод, давно никто не ходил, со временем она заросла травой и невысоким подлеском. Время от времени густой кустарник сменялся полями сухой травы, заваленными гладкими до блеска стволами засохших деревьев. За буреломом блестело в солнечных лучах огромное озеро - ни разу за время пути Регенсфолу не удалось увидеть противоположного берега. С озера дул, разгоняя духоту, прохладный бодрящий ветер. Под его порывами люди и животные оживились и повеселели. В воздухе ощущалось что-то новое и свежее - громадное небесное и водное пространство, переполненное светом, рождало чувство невероятной свободы, которое бодрило не меньше ветра.
- Это Топкие земли, раньше здесь жили суры, - коротко пояснил Леф.
После встречи с дружинниками он замкнулся в себе, стал раздражительным и держался ближе к Регенсфолу. Он почти не говорил, а если и рассказывал что-то по просьбе Регенсфола, то всегда замолкал, когда рядом появлялся Харег. Про «тот случай» Леф сам не заговаривал, а когда Регенсфол задал ему прямой вопрос – почему он не остался на поляне со всеми остальными – ответил, что не любит гэльтов.
- Зачем суры покинули эти места? – продолжил расспросы Регенсфол, чтобы хоть как-то расшевелить спутника.
- Спроси у них, - огрызнулся Леф, и сразу же поправился: - Лет двадцать назад эти земли залило, сурам пришлось бросить свои усадьбы и переселиться ближе к Хольмгарду.
Вечерами нурманы разводили костры, и некоторые из них, взяв лук и стрелы, уходили в лес на охоту, чтобы разнообразить приевшийся ужин. Однажды один из охотников вернулся озадаченный и о чем-то долго шептался с Харегом.
- Суры возвращаются в эти места, - сказал Харег у костра, - Миган видел в лесу следы свежей вырубки.
Двое суров, у которых за время пути сложились с нурманами дружеские отношения и их приглашали поужинать добытым мясом, мрачно переглянулись.
- Ты хотел сказать, мои сородичи бегут сюда, вождь, - сказал один из них.
- Я хотел сказать то, что сказал, - отрезал Харег, и больше не проронил ни слова.
Когда сумерки окончательно превратились в ночь, все разошлись - кто спать, кто охранять лагерь - а костры притушили до мерцающих красных углей, Регенсфол подсел поближе к Лeфу и спросил:
- Что с сурами? Это же их земли, почему они расстроены?
- Они возвращаются не по своей воле, – неохотно ответил Леф. – Сюда бегут, чтобы спрятаться от «крылатых». Ты как будто не знаешь? – ни с того, ни с сего начал закипать он. – Ты же ловчий, ты такой же, как они. Одно отличие – крыльев не носишь. Это подлее.
Регенсфол задумался, как правильно задать вопрос, чтобы не разозлить Лефа еще больше.
В последнее время он пытался быть с парнем мягче, чувствуя при этом недовольство Того, Кто Смотрит.
- Но почему они бегут?
- «Крылатые» говорят, эта весна последняя - раньше они брали лишь мертвецов, теперь они взялись за живых. За всех «чудных», отмеченных их печатью. Суры чтят богов, но верят только тому, что видели своими глазами.
Он резко замолчал, и Регенсфол заметил, что рядом стоит Харег и прислушивается к их разговору.
- «Крылатые» - посланники богов, - Лицо нурмана было непривычно хмурым. – Богам нужны воины.
- Воины? – криво улыбнулся Леф. – Воины – это нурманы. Суры берут в руки оружие, когда вы приходите грабить их усадьбы.
- Мы давно этого не делаем, каждое лето наши корабли отправляются на запад…
- Поэтому суры уже не помнят с какой стороны взять меч, - закончил вместо него Леф. - Зачем «крылатые» забирают тех, кто не умеет биться?
- В небесном сражении все мы - воины, - серьезно сказал Харег и отошел.
Глядя ему вслед, Леф закатил глаза и выругался.
- Слова истинного нурмана, - с издевкой сказал он.
Харег попытался ускорить продвижение каравана, и каждый день пути становился длиннее и утомительнее, чем предыдущий. Всеобщее оживление, в котором все пребывали после выезда к озеру, исчезло. Под вечер люди и животные выбивались из сил, разговоры не клеились, и в лагере царила мертвая тишина.
Все чаще на дороге встречались признаки близкого жилья – в противоположную сторону от озера, в лес, уходили вытоптанные тропинки, хворост на полянах был полностью выбран, а однажды кто-то из нурманов нашел застрявший в трясине, старый, но еще не сгнивший сапог. И, наконец, случилось то, чего все невольно ожидали.
Нурман, отправленный вперед, чтобы разведать дорогу, вернулся с известием – с ближайшего холма он увидел сурское поселение.
- Суры не одни, я видел шестерых коней без всадников, на одном перекинут плащ «крылатого», - рассказывал он. - Мы не сможем проехать мимо – дома стоят прямо у дороги.
- Кто еще мне скажет, что суры хотят жить? – воскликнул Харег. – Они даже не прячутся.
Усадьба располагалась в низине между гребнями двух холмов и была небольшой. Между деревьями виднелись три, сложенных из бревен и крытых соломой, светлых дома. Вдалеке на пятачке, поросшем молодой зеленью, паслось несколько коров. Около дороги, привязанные к корням выкорчеванной из земли ели, переминались с ноги на ногу кони, о которых говорил нурман, но людей - ни хозяев, ни гостей – видно не было.
- Они отстроились еще осенью – древесина не кажется свежей, но еще не потемнела, - сказал Регенсфолу Леф. – Харег зря наговаривает на суров. Эта семья переселилась сюда одной из первых, не зная, как много людей последует за ними. Они просто выбрали самое удобное место.
Харег приказал всем держаться как можно ближе друг к другу, не растягиваться по дороге, и начал спуск в лесную долину. Они были уже на полпути к усадьбе, когда мирную тишину леса разорвал женский крик и сразу за ним вторящий мужской:
- Беги, детка! Не оглядывайся!
Из-за угла дома появилась тоненькая женская фигурка в длинной рубахе и стремительно понеслась вверх по склону, туда, где сгущался лес. Почти сразу же за ней показались двое мужчин с оружием и бросились за ней следом.
Девушка - или девочка-подросток, издалека было сложно разобрать ее возраст - бежала быстро, высоко поднимая колени и ловко перепрыгивая через торчащие из земли корни и поваленный стволы, ярко-рыжее пятно ее волос мелькало между деревьями, как язычок пламени, но воины постепенно нагоняли ее.
От домов раздался протяжный мужской вой, похожий на волчий, и лес внезапно ожил.
Сначала закачались и зашумели, как перед грозой, ветви деревьев, заскрипели вековые стволы и загомонили птицы. Потом склон, по которому бежала девчонка, вздрогнул и пошел волной, как будто его вспахивали невидимым плугом. Земля дрожала, и Регенсфол не сразу понял, что это высвобождаются из-под земли огромные, похожие на толстых змей, корни сосен. Лес расступался перед девушкой, освобождал ей дорогу, и сразу же сходился обратно, мешая бегущим за ней воинам. Один из них, споткнувшись, упал, корни мгновенно обвили его ноги и потащили вниз, под землю. Мужчина истошно закричал, пытаясь вырваться из крепкого захвата. Его движения были беспорядочны и суетливы, второй бросился ему на помощь, но поскользнулся, казалось, на ровном месте и покатился по склону, подгоняемый земляной волной.
Усадьба взорвалась испуганными голосами.
- Убей его! - визжал кто-то. - Что же ты стоишь как вкопанный?! Он ворожит! Все здесь ляжем! Убей!
Протяжный вой, приведший деревья в движение, повторился и захлебнулся стоном мучительной боли. Лес на противоположном склоне окончательно обезумел – сосны падали, словно под руками множества умелых лесорубов, катились к усадьбе, земля ходила волнами, напоминающими море во время бури, увлекая за собой мычащих от страха коров.
Харег невнятно выругался и, ударив пятками в бока коню, во весь опор поскакал вниз.
«Давай же! Чего ты ждешь?» - нетерпеливо шелестел Тот, Кто Смотрит, и Регенсфол отправил лошадь галопом вслед за Харегом, слыша позади топот коней других нурманов, спешащих за своим вождем.
Они уже въезжали во двор усадьбы, когда стон, полный муки, последний раз дернулся в смертельной агонии и медленно стих. Еще какое-то время он ощущался в воздухе, но потом растаял, сменившись мертвой тишиной, нарушаемой только мычанием покалеченных животных. Лес застыл.
Первым, что увидел Регенсфол, были стеклянные глаза мертвеца, смотревшие прямо на него. Пытаясь скрыться, он отъехал чуть в сторону, но понял, это не помогает – мертвый взгляд, казалось, следовал за ним.
Мертвец, высокий рыжий мужчина, босой, в простой рубахе и штанах, словно огромная бабочка, был пришпилен к стене дома клинком меча. Со всех сторон его обступали четверо вооруженных воинов.
Один из них – очень молодой, почти мальчишка – потянул меч из груди мертвеца. С первого раза клинок не поддался, и чтобы вытащить его, парню пришлось упереться ногой в стену. Мертвец покачнулся и начал медленно оседать на землю.
Тихо и безнадежно заплакала женщина. Взгляд Регенсфола метнулся по двору. В углу, образуемом примыкающими друг к другу домами, нашлись молодая женщина и старик с замершим черным лицом. Они сидели на земле, их руки были заведены за спину и связаны.
- Что вы творите? – взревел Харег, спрыгивая с коня.
Регенсфол впервые видел его таким взволнованным, казалось, еще чуть-чуть и он начнет крушить все вокруг. Но злость, видимо, действовала на нурмана иначе, его привычная расслабленность растворилась как дым, движения стали быстрыми и точными. Он молниеносно оказался по середине двора, где лежала куча какого-то тряпья, на деле оказавшегося плащами, которые воины в спешке скинули с себя. Подхватив тряпки, он подошел к плачущей женщине и старику и накинул их им на головы.
- Кто вас учил? – обернулся он к растерявшимся воинам. – Где ваш главный?
- Мы не думали, что они… - начал оправдываться мальчишка с окровавленным мечом.
- Вы не думали! – рявкнул Харег. – Думать – надо!
- А ты кто такой? И чего раскричался? – осторожно спросил кто-то из воинов за спиной мальчишки. – Мы - «крылатые», и делаем свою работу. А ты – судя по одежде – нахальный нурман, который лезет не в свое дело.
Харег нехорошо прищурился.
- Кто ваш главный? – повторил он вопрос.
- Я, - тихо сказал мальчишка с мечом и виновато опустил голову.
- Не отчитывайся перед ним, Яриг, - посоветовал ему все тот же воин, выходя вперед. – Мы при деле, пусть едет мимо, пока ты не достал чашу. У него вон какой хвост, до завтрашнего утра хватит.
«Хвост» Харега медленно подтягивался, заполняя двор. Сначала подъехали конные, среди них Регенсфол увидел Лефа, который округлившимися от удивления глазами наблюдал за Харегом. «Что же он видит, чего не вижу я?» Регенсфол уже неплохо выучил повадки своего спутника и узнал это удивление. Оно означало, что Леф увидел «череду» - внезапно, четко, безошибочно.
- А ты попробуй? – осклабился Харег. – Вас четверо, у меня только вооруженных в четыре раза больше. Я не говорю о желающих разорвать вас на куски и оставить как есть, чтоб лесной зверь не голодал. Все здесь ляжете, - надавил он на последние слова.
Мальчишка по имени Яриг бросил испуганный взгляд на мрачных суров, заполонивших двор усадьбы, вздрогнул, но остался на месте. В отличие от своих людей он, видимо, понимал, что совершил непростительную ошибку стоимостью в три человеческие жизни. И даже страх перед разъяренными сурами не мог преодолеть испытываемой им вины.
- Я понесу наказание, когда окажусь в Хольмгарде, - сказал он тихим уверенным голосом и добавил громче, для суров: - Я виновен. Но сейчас мы выполняем волю богов и должны довести дело до конца.
Суры зашумели, требуя немедленного наказания для убийц.
- Хватит, - властно оборвал их Харег. – «Крылатый» прав, его долг – помощь богам. Он разыскал им отмеченных печатью «чудных», но совершил ошибку - судить его будет новый князь. А мы уходим, мой долг – доставить вас целыми в Хольмгард, и его я выполню.
Никто из суров не возразил Харегу прямо, но когда они покидали усадьбу, тихий шепот недовольства слышался со всех сторон,. Он перерос в гул, когда нурман приказал оставить повозки, и дальше идти налегке.
- К ночи мы должны оказаться как можно дальше от этих мест, - пояснил вождь. – А через этот бурелом с вашими телегами не перебраться. Что для вас важнее – жизнь или мешок зерна?
- Мешок зерна порой означает жизнь, - попытался возразить ему кто-то из суров.
- Так распределите поклажу. Некоторые из вас могут нести больше, а если что-то останется, мы отдадим вам наших лошадей.
Тот же совет - убраться подальше от разоренной усадьбы - Харег дал и «крылатым». От пережитого Яриг плохо соображал, и нурман повторил совет его воинам.
- Займись своими делами, - ответили ему.
***
День был тяжелый и длинный. Его вторую половину караван потратил, чтобы подняться по склону, прочь от злосчастной усадьбы. Идти приходилось медленно и осторожно, перебираясь через поваленные стволы и рытвины, перегородившие ровную еще утром дорогу. Когда солнце начало садиться, они едва поднялись на холм, и вместо того, чтобы объявить привал, Харег погнал их дальше. Он последний раз обернулся на оставшуюся в низине усадьбу и, увидев, что «крылатые» не покинули ее, а наоборот разжигают костер и готовятся к ночлегу, безнадежно покачал головой.
- Слабая воля иногда хуже глупости.
К ночи воздух похолодел и налился озерной влагой. В промозглых сумерках они проползли еще какое-то расстояние – не больше двух верст - а потом суры взвыли, что не могут идти дальше. Харег с невозмутимым лицом выслушал сначала их просьбы, затем мольбы и угрозы, и после этого заставил караван пройти еще примерно столько же. К полуночи дорога вынырнула из леса к огромному холмистому полю и затерялась в темной траве - только тогда Харег, отправив самых выносливых в дозор, разрешил остановиться на ночлег.
Сил готовить еду ни у кого не осталось, утомление после длинного перехода притупило голод, не разжигая костров, люди просто падали на землю и засыпали.
Регенсфол устал так, что не чувствовал под собой ног, и мечтал только о том, чтобы завернуться в плащ, согреться и уснуть. Сквозь сон он услышал рядом какой-то шорох.
- Завтра утром нам нужно отделиться от отряда, - прошептал ему в ухо Леф.
Не открывая глаз, Регенсфол поморщился.
- Почему же? Ты сам выбрал Харега.
- Он как-то связан с «крылатыми».
- И что? По твоему мнению, я тоже связан с «крылатыми».
- А вот в этом я теперь не уверен, - сказал Леф.
Возможно, он говорил что-то еще, но Регенсфолу было уже все равно, он уснул и больше ничего не слышал.
Во сне ему чудилось, что он тонет. Прозрачная как хрусталь, ледяная вода обступила его, он пробовал плыть, но никак не мог определить, в какой стороне находится поверхность, и запаниковал. Задергался, закрутил головой, пытаясь разобраться, откуда идет свет, но тот был всюду. Он посмотрел вверх и увидел его источник. Тот, Кто Смотрит Из-за Плеча сиял и переливался в толще воды, протягивая лучи куда-то за плечо Регенсфола. Из последних сил тот обернулся и увидел Лефа. Парень восхищенно улыбался и тянул к свету руки.
В груди невыносимо жгло, Регенсфол попытался вздохнуть, и в горло полилась безвкусная вода. В глазах потемнело, он понял - еще пара секунд и сознание покинет его - и неожиданно успокоился.
Темнота, которую Регенсфол увидел перед собой, открыв глаза, была ночным безоблачным небом, усеянным крупными звездами.
Он шумно выдохнул и резко сел.
- Просыпайся, - Отшатнулся от него какой-то нурман. – Буди слугу, и идите на свет костров. Сегодня будет драка.
Из слов нурмана Регенсфол понял, что случилось какая-то неприятность, но это его нисколько не взволновало. Безмятежное спокойствие, поселившееся в нем во время сна, напоминало каменную стену, через которую не сможет проникнуть ни одна неприятность.
Леф как всегда устроился на ночлег в отдалении ото всех остальных, с головой укутавшись в плащ. Регенсфол тихо позвал его, но тот не ответил. Тогда он откинул полу его плаща, накрывающую лицо, и уже потянулся к плечу, чтобы хорошенько его встряхнуть, когда что-то необычное остановило его.
В меховом плаще спал человек, чем-то неуловимо похожий на Лефа - всклокоченные волосы, длинные руки и узкие плечи, но это был не он. Мелкие детали – форма рта, его уголки, нос, морщинки – казались чужими.
- Что случилось? – хриплым со сна голосом вдруг спросил Леф.
Черты его лица неуловимо расплылись, и когда Регенсфол все-таки смог сосредоточить взгляд, перед ним сидел прежний, привычный Леф.
Стояла тихая безлунная ночь, вдалеке серела озерная гладь, над которой клубились первые облака утреннего тумана. Необычным казалась только далекая песня, исполняемая высоким женским голосом.
За время, которое они проспали, лагерь передвинули ближе к краю поля, и теперь одной стороной он прижимался к ручью с обрывистыми берегами. Регенсфол с Лефом подошли к кострам, у которых собралось уже человек пятнадцать. Все нурманы были в полном боевом облачении и с оружием.
Около одного из костров на камышовой подстилке лежал мужчина в порванной кольчуге. Через дыру виднелись окровавленные обрывки рубашки, разодранные судя по всему каким-то животным, и скользкие внутренности. Рядом с ним сидел немолодой сур и промывал рану, опуская белую тряпицу в глиняный горшок с теплой водой.
Найдя Харега, Регенсфол спросил у него, что произошло.
- Нужно было уходить дальше, - с досадой ответил нурман. – Слышишь песню?
- Это ворожба?
Харег устало кивнул.
- Если обидел «чудного», нельзя останавливаться рядом с его жилищем. Девчонка, что сбежала из усадьбы, знает здесь каждый камень… и, конечно же, знает, что глупые нурманы остановились ночевать посреди кладбища. Эти холмы, – он махнул рукой в сторону поля, - на самом деле курганы. Сначала мертвецы разберутся с «крылатыми», а потом девчонка приведет их к нам - тем, кто не пришел на помощь, - сказал Харег напоследок то, что и так уже было ясно.
Через некоторое время у костров собрался весь отряд. Нурманы раздали жавшимся у огня сурам свое запасное оружие, а тем, кому не хватило, пришлось взять в руки палки и камни. Поклажу сложили полукругом в виде невысокого вала, примыкающего краями к обрывистому берегу ручья. Внутрь временных укреплений загнали коней и крепко привязали их к деревьям, чтобы они не разбежались и не покалечились во время боя. Кто-то из суров с сожалением вспомнил о повозках, которые сейчас могли сослужить хорошую службу.
- Знал бы, где упаду… - сказал на это Харег. – Я бы сейчас предпочёл иметь в руках булаву вместо меча – она лучше крошит кости.
Выполнив все приготовления, люди стали ждать, с тревогой вслушиваясь в поющий женский голос. Еще совсем недавно он был едва слышен, но теперь приближался к лагерю.
Предчувствие скорой битвы взбодрило нурманов. Они выглядели веселыми и полными сил, словно не было вчерашнего длительного перехода, после которого большинству из них не удалось даже вздремнуть. Они пробовали шутить, но, натыкаясь взглядом на своего умирающего товарища, затихали.
- Не надо сдерживаться, - сказал раненый так, чтобы его слышали. – Все умрет – было ли оно добром, или злом, служило ли оно князю или нарушало закон, только одно вечно – то, что расскажут люди о нашей смерти.
- Жизни! - злобно выдохнул Леф и шагнул назад, за круг света.
Регенсфол последовал за ним в темноту ночи.
Леф как умалишенный ходил из стороны в сторону. Массивная рукоять кинжала, отданного ему Харегом, непривычно покачивалась у его пояса в такт шагам.
- Жизни, жизни, жизни, - шепотом повторял он.
- Леф, - тихонько позвал его Регенсфол.
Тот выпрямился и посмотрел на него безумными глазами.
- Есть только жизнь, – сказал Леф серьезно и неожиданно очень спокойно. – Я больше не могу это слушать. Это обман. В смерти нет никакой пользы, она выгодна только богам. Но зачем она нужна им? Мне не хватает знаний, для меня это пока недоступно.
Он немного помолчал, а потом добавил:
- Я всегда думал, нет ничего хуже старости и смерти. Я был неправ, хуже всего страх. Он как оковы, раз примерил, и навсегда остался несвободным. Человека, который уничтожит эти три вещи, никто не остановит.
Уверенность, сквозившая в словах Лефа, странно сочеталась с тем безмятежным спокойствием, которое поселилось в Регенсфоле после пробуждения. Будто оба чувства были частями одного целого, просто разделенного пополам между двумя людьми. Регенсфол никогда не думал, что ощущение сопричастности может быть настолько приятным.
Сгустившийся туман медленно расползался с озера на поле, воздух светлел, а песня звучала уже совсем рядом - но вместо испуга Регенсфол ощущал небывалую радость – ослепительно белое, звенящее чувство, лучшее, что он испытывал в жизни.
«Да, - соглашался с Тот, Кто Смотрит, - лучшее, мое».
Внезапно песня смолкла, вместе с ней стихли и все звуки. Пелена тумана разошлась, и из нее безмолвно появились костлявые тени мертвецов. В пронзительной тишине они приближались к лагерю. На мгновение Регенсфолу показалось, что он оглох и слышит только, как тяжело стучит в висках кровь. Может быть, он видит перед собой призраков или все еще спит, подумалось ему.
Но беззвучный кошмар разрушил громогласный клич Харега. Призывая к атаке, он вскочил на вал из поклажи, держа в руках меч. Нурманы ответили ему такими же криками и встретили противника.
Мертвецы не были призраками - трава пригибалась под весом их высохших в прибрежном песке костей, оружие с пятнами ржавчины звенело по-настоящему, а раны, которые они наносили живым, неподдельно наливались алым.
Воздух наполнился кислым запахом крови и смерти.
С началом атаки Регенсфола и Лефа оттеснили вглубь лагеря к жавшимся у костров сурам, из которых первоначально никто не вступил в схватку. Это было разумное решение – что могла палка или камень в руках неопытного воина против боевого топора? Но заметив, что среди мертвецов есть безоружные, наиболее смелые из суров присоединились к сражавшимся. Они вылавливали не вооруженного мертвеца, оттаскивали в сторону и камнями разбивали его кости. Временами случалось наоборот кому-то из мертвяков удавалось впиться им в шею или незащищенный живот.
У Регенсфола не хватало духу вступить в бой, но и остаться в стороне в этот миг всеобщего напряжения, от которого зависели их жизни, он не мог. Он вытащил из ножен меч и понял, что не умеет им пользоваться. Назло самому себе он пошел к валу, когда услышал испуганные крики:
- Боги, это драуг! Это мертвый берсерк!
Из тумана в полном воинском облачении показался мертвец в массивном рогатом шлеме –очень высокий, на полголовы выше любого из нурманов, с огромным двуручным мечом, который он держал одной ладонью.
Огромными шагами великан приблизился к валу, с легкостью перешагнул его, замахнулся на нурмана, вставшего на его пути, и одним ударом, полным неимоверной силы, отсек ему голову. Голова покатилась по земле в сторону костров, вызывая у сидевших там суров крики ужаса.
Появление драуга стало переломным моментом боя, если до этого его исход оставался неясным, то после - поражение нурманов было уже очевидным. Мертвецов было слишком много - сначала они оттеснили нурманов к кострам, а потом и к берегу ручья.
Регенсфол, Леф вместе с несколькими сурами и Харегом оказались отрезанными от остального отряда на небольшом пятачке, зажатом между большим валуном и краем обрыва. Нурман встал посередине узкого прохода, отделяя собой нападающих мертвецов от безоружных людей, и вступил в неравную схватку. Увидев, что Харег, по кольчуге которого уже текла кровь, отступает, Регенсфол подхватил с земли потерянное кем-то копье и со всей силы воткнул его в пустую глазницу одного из нападающих. Череп того пошел трещинами и развалился на куски. Регенсфол хотел повторить удар, но кто-то из мертвецов, схватившись костлявой рукой за длинное древко, проскользнул мимо Харега за его спину, прямо к безоружным людям. От сильного толчка Регенсфол упал, мертвец, метя в голову, замахнулся на него топором.
- Бей же! – услышал Регенсфол крик Харега.
С боку к мертвецу подскочил Леф с кинжалом, сияющим неровным голубоватым светом, и нанес удар в тонкую кость около виска - череп мертвеца с треском раскололся, и тот грудой костей обрушился на землю.
- «Чудной», - выдохнул кто-то из суров.
Леф, не скрывая злость, посмотрел на Харега, а потом с отвращением, словно ядовитую змею, отбросил кинжал в сторону. Как только он выпустил клинок из рук, голубоватое свечение погасло.
- Умеешь по-другому - делай, - крикнул ему Харег и вернулся к битве.
Теперь нурману стало не до разговоров - к их пятачку шел, грузно переступая через тела и кучи костей, рогатый драуг.
Регенсфол поднял с земли копье, которое понравилось ему гораздо больше меча, и хотел двинуться на помощь Харегу, но Леф остановил его.
- С драугом ты не справишься. Я сам все сделаю, - сказал он и повернулся к валуну, который отделял их группу от остального отряда.
Сначала Регенсфол решил, что ему показалось – поверхность камня пошла мелкой рябью, словно он был водой. Затем рябь стала крупнее, и валун начал медленно подниматься над землей на двух столбах. Внезапно столбы дернулись, сделали шаг, и под каменную ступню попало несколько мертвецов.
Краем глаза Регенсфол заметил, что увлеченные сражением Харег и драуг постепенно удаляются от них. В конце концов, драуг оказался на краю обрыва, нурман сильным ударом столкнул его вниз, а потом сам спрыгнул за ним.
Когда же Регенсфол снова посмотрел на оживающий камень, он уже полностью походил на человека. У него была большая голова, которой он задевал верхние ветки сосен, и руки с огромными ладонями, которыми он ловил мертвецов.
- А теперь мы уходим, - твердо сказал Леф. – Очень быстро и очень далеко. Здесь справятся без нас.
Он подошел к оврагу и прежде, чем спрыгнуть, спросил:
- Надеюсь, ты со мной?
Регенсфол бросил на поле боя последний взгляд – «каменный человек» и нурманы побеждали – повернулся к Лефу и согласно кивнул.
По дну оврагу бежал лесной ручей, скрытый от солнца плотными кронами осины. Здесь продолжалась драка между Харегом и драугом.
Как раз в этот момент нурман, совершив обманный маневр, отпрыгнул от мертвяка и выронил меч. Вместо него в его руке оказалась какая-то странная блестящая трубка, которую он навел на противника - из трубки выскочил узкий луч света, и костяной великан в мгновение ока исчез, словно его и не было.
Регенсфол вопросительно посмотрел на Лефа, и тот одними губами прошептал:
- Потом.
Они подождали, пока нурман поднимется к каравану, и после этого со всех ног бросились в лес.
- Что это было? – спросил Регенсфол, когда они добежали до берега озера, остановились и отдышались.
- У Харега?
Регенсфол кивнул.
- Это оружие ловчих и «крылатых», тех, что носят металлические крылья. Они скрывают его, но ни один секрет нельзя хранить вечно, - ответил Леф. - А теперь самый главный вопрос: если Харег – ловчий, то, кто же в этом представлении ты?
- Я не знаю, - растерянно прошептал Регенсфол, чувствуя невероятное опустошение.
Тот, Кто Смотрит восхищенно вздохнул. «Как это называется?» - шелестел он, бесконечно повторяя вопрос.
Позже, когда солнце над озером поднялось в зенит, а Леф спал, завернувшись в свой меховой плащ так, что виднелись только его перепачканные грязью башмаки, Регенсфол встал и пошел к озеру.
Желтый утренний свет сверкал на водной глади. Как был, не раздеваясь, Регенсфол зашел в воду по пояс и посмотрел вниз. Вода отразила его лицо – мертвенно бледное, скуластое, с черными провалами глаз. Он попробовал коснуться своего отражения, но гладь озера поплыла кругами.
Его звали Регенсфол, у него были темные короткие волосы и чуть раскосые глаза. Самое вкусное, что он ел в своей жизни, было печеное в меду яблоко, самое лучшее, что чувствовал – спокойная светлая радость от того, что он не один.
И еще он отражался в озере. Это все, что Регенсфол знал о себе.
Тот, Кто Смотрит Из-за Плеча довольно засыпал, убаюканный этим новым прекрасным ощущением.
«Еще», - прошептал он напоследок.
@темы: конкурсная работа, рассказ, Радуга-4
я готова простить автору что угодно
В общем, если автор будет править и дописывать, я с радостью почитаю ))