романтика и экстрим
Название: В начале было Слово
Тема: Мертвый штиль
Автор: Северный Полюс~
Бета: Северный Полюс~
Краткое содержание: однажды Наташа наговорила лишнего и теперь вынуждена отвечать за cвои слова.
Примечание: жанр - драма. Размер - 2179 слов.
Комментарии: разрешены
читать дальше
Эти дни – ватные, серые и безмолвные – приходят и ожидаемо, и всегда неожиданно. Сколько раз она пыталась просчитать, когда они придут, но каждый раз предчувствия её обманывали – всё оборачивалось миражем, игрой воображения, ложной тревогой, притянутыми за уши допущениями. И жизнь шла своим чередом…
А потом – когда она теряет бдительность – эти дни вдруг выныривают, словно по волшебству, будто из ниоткуда. И она опять оказывается в заданной точке. Здесь – тишина, безветрие и невесомость. Здесь от нее ничего не зависит и ничего ей не подчиняется. И это нельзя ни исправить, ни изменить – просто пережить или переждать, как пережидают мёртвый штиль.
…Из квартиры она выходит, предусмотрев, казалось бы, все, приняв все возможные меры предосторожности… Непроницаемо-черные очки. Шарф. Перчатки. Куртка с высоким воротником. И выражение полной отрешенности и максимального недружелюбия на лице. Такого человека должны обходить за версту; едва завидев – переходить на другую сторону дороги; шарахаться как от безумца с пистолетом или окровавленным ножом.
Но люди традиционно глухи и слепы к тому, что происходит вокруг.
И в кабинку лифта, вслед за ней, в последнюю секунду заскакивает улыбающаяся соседка, Лариса, под руку с очередным «лучшим другом».
– Привет!
– Привет, – Наташа протискивается подальше от входа, подбирает сумку поближе, прижимается к стене. Но Лариса этого не замечает.
– Как дела? Чем занимаешься? В последнее время мы мало видимся, – Лариса бросает выразительно-счастливый взгляд на своего спутника.
Наташа в ответ что-то бормочет и пытается уползти еще дальше – но бежать больше некуда – тупик, угол, стена.
– Знаешь, все так завертелось, так закружилось… Мой новый друг просто не дает мне продохнуть, – Лариса краснеет, опускает глаза, намекая на особые обстоятельства их общения. – А как твои дела на личном фронте?
– Терпимо все, – бормочет Наташа.
– Ну, так же нельзя, дорогая, – начинает покровительственно поучать ее Лариса, – без любимого мужчины – это не жизнь, это просто серое существование. В этом мире значение имеет только любовь! – Лариса пафосно вздыхает и мягко дотрагивается кончиками пальцев до плеча Наташи.
Это почти невесомое прикосновение – но и его более чем достаточно. И Наташу сначала прошибает резкий укол – словно легкий удар током – и накрывает тяжелой волной, после которой растворяется в смутном вихре образов кабинка лифта, мелькают перед глазами незнакомые лица, слышны чужие голоса – истеричный женский визг, робкий детский шепот, плач...
– О да, – говорит Наташа ровным, тихим, словно не своим голосом, – конечно, любовь – это все. И твой мужчина это запросто подтвердит. В конце концов, это его жена из дома выгнала, потом с работы поперли – денег нет, жить где-то и на что-то таки надо. Вот и расплачивается, как умеет. Make love, not war. Но тебе про жену и отсутствие дома он, конечно же, не сказал, – тут Наташа не может не сыронизировать, – забыл, наверное.
К счастью, лифт подъезжает к первому этажу, останавливается, со скрипом открывает двери – и Наташа пулей вылетает в коридор, не оглядываясь на то, что происходит за ее спиной. Ей не нужно ни видеть лиц Ларисы и ее безымянной, теперь уже бывшей любви, ни слышать их скандал, ни мучиться сомнительными угрызениями совести, ни корить себя за глупость и несдержанность – в очередной раз.
Дорога до работы обходится без приключений – но просто войти в офис не получается: на входе ее останавливает «любимый» охранник – усатый молодой человек с замашками провинциального гопника и самомнением пупа мира.
– Ваше удостоверение, пожалуйста, – презрительно говорит охранник. Он демонстративно смотрит мимо Наташи, на счастливчиков, что беспечной толпой идут через турникет, – у нас, знаете ли, вход только по пропускам. Режимный объект, знаете ли. Офисы. А то ходют тут всякие…
Сегодня Наташа не спорит – хотя в любой другой день непременно устраивает шумные, но бесполезные скандалы с криками, с требованиями позвать начальство и даже слезами. Отходит к окошку и начинает методично копаться в сумке, выискивая, среди всех мелких и средних вещичек, завалившийся пропуск.
Охранник брезгливо косится в ее сторону, демонстрирует нетерпение и презрение к ее копошению, деловито поправляет то ремень, то часы, то галстук, с кем-то подобострастно здоровается, кому-то смеется, кому-то протягивает для рукопожатия руку, кому-то долго лебезит вслед.
Стыд и желание поскорее подняться в свой офис не помогают, а только тормозят Наташу, ее руки трясутся, вещи путаются перед глазами, теряют облик – но, в конце концов, заветный документ удается опознать и выудить из сумки.
– Вот, пожалуйста, – протягивая корочку охраннику, она делает все, чтобы ее руки не дрожали – но изнутри ее трясет от пережитого унижения, нервного напряжения, шока и страха, что пропуск каким-то злым чудом остался дома и теперь ей не дадут войти, придется вызывать такси, ехать в квартиру, проходить еще раз столь ненавистный контроль, объяснять начальству причину опоздания, оставаться виноватой в случившемся.
Охранник медленно, вальяжно, явно никуда не спеша, подходит к ней и тянется к пропуску – чтобы окончательно убедится, что Наташа имеет право войти в здание.
Его движение было нарочито-небрежное, неточное – и на секунду их руки соприкоснулись. Её настигает привычное покалывание, волна, посторонние звуки, голоса, запахи, лица – и, показательно не сдерживая едкую ухмылочку, она бросает:
– Думаешь, никто не знает, что ты из бытовки чужие обеды воруешь? И Толик, и Игорь, и Николаич тебя уже подозревают. А Василь Василич даже способ придумал, как тебя поймать – и так, чтобы ты не отвертелся.
– Нажрался ворованного на всю жизнь, крыса! – последнюю фразу Наташа выкрикивает тоном Василия Васильевича – толстого крепкого мужика, фаната шансона, никогда не упускающего возможности намекнуть на свое якобы темное прошлое.
Охранник синеет, зеленеет, бледнеет, краснеет, пытается испепелить ее взглядом – но в эти дни правда, словно невидимая тень, словно меч Немезиды, словно всемогущий ангел-хранитель, стоит у нее за плечами – и против этого бессильны все охранники мира.
– У вас еще есть ко мне вопросы?
– Нет, проходите.
– Спасибо.
– Пожалуйста.
Охранник смотрит ей вслед со всей ненавистью, на которую только способен и что-то едва слышно бормочет. Но эти мелочи её не касаются. В какой-то момент Наташе почти жаль, что он не попал на это время раньше – сколько ее нервных клеток остались бы живы, сколько ночей ее не мучила бы мысль «только пусть завтра будет не его смена, пожалуйста».
До обеденного перерыва она доживает без приключений – закапывается в бумаги, закрывается монитор от назойливых расспросов и корчит из себя тень суслика. Но на перерыв приходится выйти – это закон в их офисе, а нарушать устоявшиеся законы она сейчас не в состоянии.
Теоретически все может обойтись хорошо – она забивается в самый угол обеденного зала, достает свой йогурт и намеревается съесть его в тишине и одиночестве. И это у нее почти удается. Но потом случается Танечка.
Танечка – одна из тех девушек, которые твердо уверенны в том, что ничего в этом мире не случится без их участия – ни солнце не встанет, ни цветок не зацветет. Танечка обладает уникальным чутьем на моменты, когда ее не ждут и не хотят видеть – и не может этим не воспользоваться.
Она подсаживается к Наташе осторожно и тихо – та только успевает услышать, как с легким стуком становится на столик чашка. И захлопывается капкан. Та-да-дам, дамы и господа, казнь начинается!
– Вот я тебе удивляюсь, – говорит Танечка, интимно наклоняясь поближе к Наташе, – и не скучно тебе тут одной сидеть? Пошла бы к нам – все в компании веселее.
Наташа в ответ бормочет что-то невыразительно-невнятное, разговаривая скорее с йогуртом, чем с собеседницей.
– В нашем возрасте надо уже уметь общаться и ценить общение. В конце концов, если у тебя случится беда, кто, кроме нас, тебе поможет? К кому ты побежишь? В тяжелые минуты всем нужен внимательный, тактичный и слышащий собеседник. К тому же – находящийся рядом.
Танечке оказывается мало доверительного наклона головы, тихого шепота и смиренного выражения лица. Ей нужен тактильный контакт с жертвой – и Танечка аккуратно накрывает своей ухоженной рукой с безукоризненным маникюром руку Наташи.
Мир пошатывается, распадаясь на куски, открывая неведомое и тайное, являя на поверхность и всеобщее обозрение то, что было надежно и стыдливо припрятано подальше от посторонних глаз.
– Ну да, вы известные помощники…
– Что ты имеешь в виду? – красиво недоумевает Танечка.
– А ты за собой и грешков никаких не помнишь, святоша?
Танечка краснеет, пытается что-то сказать – она явно не ожидала подобных грубостей от обычно флегматично-отстраненной Наташи, но теперь Наташу прорывает, и остановить ее не может никто и ничто. Эти дни, знаете ли.
– Думаешь, никто не знает, что Карина тебе, Свете и Вадиму про свою проблему с проектом рассказала, чтобы вы ей помогли – а вы ее шефу сдали, чтобы ее новый проект вам достался?
Танечка бледнеет, зеленеет, пытается сказать, что это ложь и провокация, что ее бесчестно оклеветали…
– Так не впрок вам это пошло – никто с заданием не справился, тебя премии лишили, а Вадима вообще с работы поперли…
– Ты не знаешь, что говоришь! – со слезами в голосе кричит ей Танечка. – Я к тебе как к человеку, а ты… Ты лгунья и сволочь бессердечная! Ты не понимаешь, что я могу сделать!?
– Потише, добродетельная ты наша, – зло бросает ей Наташа, - это ты не знаешь, что я могу сделать. Потому что на всякий рот платок накинуть можно… Даже на твою свиную пасть.
Танечка, давясь рыданиями, убегает, а Наташа прикрывает глаза, пытаясь унять злую дрожь. Карина ей нравилась – тихая, флегматично-спокойная, исполнительная – она, пожалуй, была единственным нормальным человеком в этом гадюшнике. С ней можно было разговаривать, не боясь, что завтра все слова, перевранными, всплывут в других разговорах и доносах; с ней можно было работать, не ожидая ни подножки, ни того, что все чужие беды свалят на тебя, а все общие победы присвоят себе.
Сообщение Кате она отправляет, заходя в метро – как бы ни складывались обстоятельства, в эти дни Катя неизменно бывает дома и традиционно свободна.
Катя открывает дверь после первого же стука – такое ощущение, что сидит у порога и ждет ее прихода. Не говоря ни слова, даже не отвечая на дежурное приветствие, пропускает в кухню, где в стаканы уже налита выпивка, жестом предлагает присесть и терпеливо ожидает дальнейшего.
Наташа выпивает налитое, съедает приготовленное и вяло пересказывает события прошедшего дня, ничего не пропуская и не придумывая.
Катя не смотрит на нее – но послушно кивает, подливает выпивку, поправляет скатерть. Наташа же, наоборот, мнет салфетку – и не отводит взгляда от собеседницы.
Когда-то они с Катей были лучшими подругами – по крайней мере, Наташа так говорила. Они приехали поступать в институт из похожих маленьких городков, учились на одном курсе, получили одинаковые красные дипломы по одной специальности, устроились на работу в одну организацию, сняли одну квартиру на двоих, делились тайнами и обедами. У них и дальше все должно было быть на двоих – так говорила Наташа, а Катя только смущенно и благодарно улыбалась, слушая о том, как они будут идти по жизни рука об руку: у них будут дружить мужья, в один детский садик и одну школу пойдут дети, они будут вместе проводить отпуск и купят дачи рядом. Возможно, их сын и дочь полюбят друг друга и поженятся…
Наташа говорила так несколько лет, убеждая в этом не то Катю, не то себя – а потом в один прекрасный момент увела у Кати жениха и перехватила новую работу. Так получилось – подвернулась возможность, которую не захотелось упускать.
Да, Наташа пошла на это с тяжелым сердцем и муками совести, несколько вечеров проплакала, несколько ночей не спала. Несколько раз пыталась даже написать Кате письмо, все объяснить, извиниться… А потом как-то успокоилась и передумала. Наговорила себе много хороших слов – про то, что она заслужила немного счастья, про закон джунглей, про жестокость жизни. Да и Катя ничем не показала, что ее сильно задело случившееся – не устраивала ни скандалов, ни публичных разборок, не писала, не звонила, не приходила – просто молча исчезла из Наташиной жизни.
Поэтому некоторое время Наташа жила спокойно – до того момента, когда однажды проснулась, потянулась обнять любимого мужчину – и, едва дотронувшись до его плеча, почувствовала легкий укол, словно удар током, потом на нее накатила волна звуков, голосов, образов – и Наташа узнала, что ее любимый изменяет ей с коллегой, что для него такое поведение – в порядке вещей, что жениться на ней, на Наташе, он не собирается – как и не собирается в ближайшее время ей напрямую отказывать. Разразился жуткий скандал. Сначала «любимый мужчина» все отрицал, потом во всем признался – и начал перекладывать вину на Наташу…
Тем утром из квартиры она вышла, чувствуя себя безучастной и мёртвой. Наташа была абсолютно убеждена в том, что самое худшее в жизни с ней уже случилось. А чуть позже оказалось, что она ошиблась, и грядущий день готовил много сюрпризов.
В тот чудо-день Наташа узнала, что дворник ворует газеты из почтовых ящиков, что контролер, толстая и злобная бабища, бьет своего мужа, запойного алкоголика, что начальник проверяет её личную переписку, что сестра планирует поссорить Наташу с матерью, чтобы одним претендентом на родительскую квартиру стало меньше – как и узнала, что не может об этом молчать или делать вид, что ничего не происходит. И вечером, едва дождавшись конца рабочего дня, поехала к Кате – на такси, попутно узнав, что у таксиста большие финансовые проблемы и настойчивое желание умереть.
У Кати был праздник – накрытый стол и шумные гости. Наташа плохо запомнила, что кричала тогда – помнила только, что кто-то предлагал вызвать милицию, но Катя отказалась, выпроводила гостей, налила Наташе выпить, еще раз все выслушала и ничего особенного не сказала – только спросила:
– А чего ты ждала? За свои слова отвечать надо. Мы всегда будем вместе, так ты говорила, – добавила Катя.
Наташа плакала, угрожала, сулила беды и награды – но Катя только презрительно и грустно улыбалась:
– Не я это делала – и я это не уберу. Возможно, тот кто сотворил с тобой такое, хотел, чтобы ты лучше людей понимала, чувствовала их… Как будет невмоготу – приезжай, не стесняйся, поплачь. Мы же с тобой, как-никак, лучшие подруги, связные на веки вечные высокими отношениями.
«И мертвым штилем» – подумала Наташа. – «И предчувствиями. И словами, которые нельзя ни скрыть, ни переврать».
А что в этом мире связывает крепче неосторожных слов и желания всегда быть вместе?
Тема: Мертвый штиль
Автор: Северный Полюс~
Бета: Северный Полюс~
Краткое содержание: однажды Наташа наговорила лишнего и теперь вынуждена отвечать за cвои слова.
Примечание: жанр - драма. Размер - 2179 слов.
Комментарии: разрешены
читать дальше
Правду говорить легко и приятно (с)
Эти дни – ватные, серые и безмолвные – приходят и ожидаемо, и всегда неожиданно. Сколько раз она пыталась просчитать, когда они придут, но каждый раз предчувствия её обманывали – всё оборачивалось миражем, игрой воображения, ложной тревогой, притянутыми за уши допущениями. И жизнь шла своим чередом…
А потом – когда она теряет бдительность – эти дни вдруг выныривают, словно по волшебству, будто из ниоткуда. И она опять оказывается в заданной точке. Здесь – тишина, безветрие и невесомость. Здесь от нее ничего не зависит и ничего ей не подчиняется. И это нельзя ни исправить, ни изменить – просто пережить или переждать, как пережидают мёртвый штиль.
…Из квартиры она выходит, предусмотрев, казалось бы, все, приняв все возможные меры предосторожности… Непроницаемо-черные очки. Шарф. Перчатки. Куртка с высоким воротником. И выражение полной отрешенности и максимального недружелюбия на лице. Такого человека должны обходить за версту; едва завидев – переходить на другую сторону дороги; шарахаться как от безумца с пистолетом или окровавленным ножом.
Но люди традиционно глухи и слепы к тому, что происходит вокруг.
И в кабинку лифта, вслед за ней, в последнюю секунду заскакивает улыбающаяся соседка, Лариса, под руку с очередным «лучшим другом».
– Привет!
– Привет, – Наташа протискивается подальше от входа, подбирает сумку поближе, прижимается к стене. Но Лариса этого не замечает.
– Как дела? Чем занимаешься? В последнее время мы мало видимся, – Лариса бросает выразительно-счастливый взгляд на своего спутника.
Наташа в ответ что-то бормочет и пытается уползти еще дальше – но бежать больше некуда – тупик, угол, стена.
– Знаешь, все так завертелось, так закружилось… Мой новый друг просто не дает мне продохнуть, – Лариса краснеет, опускает глаза, намекая на особые обстоятельства их общения. – А как твои дела на личном фронте?
– Терпимо все, – бормочет Наташа.
– Ну, так же нельзя, дорогая, – начинает покровительственно поучать ее Лариса, – без любимого мужчины – это не жизнь, это просто серое существование. В этом мире значение имеет только любовь! – Лариса пафосно вздыхает и мягко дотрагивается кончиками пальцев до плеча Наташи.
Это почти невесомое прикосновение – но и его более чем достаточно. И Наташу сначала прошибает резкий укол – словно легкий удар током – и накрывает тяжелой волной, после которой растворяется в смутном вихре образов кабинка лифта, мелькают перед глазами незнакомые лица, слышны чужие голоса – истеричный женский визг, робкий детский шепот, плач...
– О да, – говорит Наташа ровным, тихим, словно не своим голосом, – конечно, любовь – это все. И твой мужчина это запросто подтвердит. В конце концов, это его жена из дома выгнала, потом с работы поперли – денег нет, жить где-то и на что-то таки надо. Вот и расплачивается, как умеет. Make love, not war. Но тебе про жену и отсутствие дома он, конечно же, не сказал, – тут Наташа не может не сыронизировать, – забыл, наверное.
К счастью, лифт подъезжает к первому этажу, останавливается, со скрипом открывает двери – и Наташа пулей вылетает в коридор, не оглядываясь на то, что происходит за ее спиной. Ей не нужно ни видеть лиц Ларисы и ее безымянной, теперь уже бывшей любви, ни слышать их скандал, ни мучиться сомнительными угрызениями совести, ни корить себя за глупость и несдержанность – в очередной раз.
Дорога до работы обходится без приключений – но просто войти в офис не получается: на входе ее останавливает «любимый» охранник – усатый молодой человек с замашками провинциального гопника и самомнением пупа мира.
– Ваше удостоверение, пожалуйста, – презрительно говорит охранник. Он демонстративно смотрит мимо Наташи, на счастливчиков, что беспечной толпой идут через турникет, – у нас, знаете ли, вход только по пропускам. Режимный объект, знаете ли. Офисы. А то ходют тут всякие…
Сегодня Наташа не спорит – хотя в любой другой день непременно устраивает шумные, но бесполезные скандалы с криками, с требованиями позвать начальство и даже слезами. Отходит к окошку и начинает методично копаться в сумке, выискивая, среди всех мелких и средних вещичек, завалившийся пропуск.
Охранник брезгливо косится в ее сторону, демонстрирует нетерпение и презрение к ее копошению, деловито поправляет то ремень, то часы, то галстук, с кем-то подобострастно здоровается, кому-то смеется, кому-то протягивает для рукопожатия руку, кому-то долго лебезит вслед.
Стыд и желание поскорее подняться в свой офис не помогают, а только тормозят Наташу, ее руки трясутся, вещи путаются перед глазами, теряют облик – но, в конце концов, заветный документ удается опознать и выудить из сумки.
– Вот, пожалуйста, – протягивая корочку охраннику, она делает все, чтобы ее руки не дрожали – но изнутри ее трясет от пережитого унижения, нервного напряжения, шока и страха, что пропуск каким-то злым чудом остался дома и теперь ей не дадут войти, придется вызывать такси, ехать в квартиру, проходить еще раз столь ненавистный контроль, объяснять начальству причину опоздания, оставаться виноватой в случившемся.
Охранник медленно, вальяжно, явно никуда не спеша, подходит к ней и тянется к пропуску – чтобы окончательно убедится, что Наташа имеет право войти в здание.
Его движение было нарочито-небрежное, неточное – и на секунду их руки соприкоснулись. Её настигает привычное покалывание, волна, посторонние звуки, голоса, запахи, лица – и, показательно не сдерживая едкую ухмылочку, она бросает:
– Думаешь, никто не знает, что ты из бытовки чужие обеды воруешь? И Толик, и Игорь, и Николаич тебя уже подозревают. А Василь Василич даже способ придумал, как тебя поймать – и так, чтобы ты не отвертелся.
– Нажрался ворованного на всю жизнь, крыса! – последнюю фразу Наташа выкрикивает тоном Василия Васильевича – толстого крепкого мужика, фаната шансона, никогда не упускающего возможности намекнуть на свое якобы темное прошлое.
Охранник синеет, зеленеет, бледнеет, краснеет, пытается испепелить ее взглядом – но в эти дни правда, словно невидимая тень, словно меч Немезиды, словно всемогущий ангел-хранитель, стоит у нее за плечами – и против этого бессильны все охранники мира.
– У вас еще есть ко мне вопросы?
– Нет, проходите.
– Спасибо.
– Пожалуйста.
Охранник смотрит ей вслед со всей ненавистью, на которую только способен и что-то едва слышно бормочет. Но эти мелочи её не касаются. В какой-то момент Наташе почти жаль, что он не попал на это время раньше – сколько ее нервных клеток остались бы живы, сколько ночей ее не мучила бы мысль «только пусть завтра будет не его смена, пожалуйста».
До обеденного перерыва она доживает без приключений – закапывается в бумаги, закрывается монитор от назойливых расспросов и корчит из себя тень суслика. Но на перерыв приходится выйти – это закон в их офисе, а нарушать устоявшиеся законы она сейчас не в состоянии.
Теоретически все может обойтись хорошо – она забивается в самый угол обеденного зала, достает свой йогурт и намеревается съесть его в тишине и одиночестве. И это у нее почти удается. Но потом случается Танечка.
Танечка – одна из тех девушек, которые твердо уверенны в том, что ничего в этом мире не случится без их участия – ни солнце не встанет, ни цветок не зацветет. Танечка обладает уникальным чутьем на моменты, когда ее не ждут и не хотят видеть – и не может этим не воспользоваться.
Она подсаживается к Наташе осторожно и тихо – та только успевает услышать, как с легким стуком становится на столик чашка. И захлопывается капкан. Та-да-дам, дамы и господа, казнь начинается!
– Вот я тебе удивляюсь, – говорит Танечка, интимно наклоняясь поближе к Наташе, – и не скучно тебе тут одной сидеть? Пошла бы к нам – все в компании веселее.
Наташа в ответ бормочет что-то невыразительно-невнятное, разговаривая скорее с йогуртом, чем с собеседницей.
– В нашем возрасте надо уже уметь общаться и ценить общение. В конце концов, если у тебя случится беда, кто, кроме нас, тебе поможет? К кому ты побежишь? В тяжелые минуты всем нужен внимательный, тактичный и слышащий собеседник. К тому же – находящийся рядом.
Танечке оказывается мало доверительного наклона головы, тихого шепота и смиренного выражения лица. Ей нужен тактильный контакт с жертвой – и Танечка аккуратно накрывает своей ухоженной рукой с безукоризненным маникюром руку Наташи.
Мир пошатывается, распадаясь на куски, открывая неведомое и тайное, являя на поверхность и всеобщее обозрение то, что было надежно и стыдливо припрятано подальше от посторонних глаз.
– Ну да, вы известные помощники…
– Что ты имеешь в виду? – красиво недоумевает Танечка.
– А ты за собой и грешков никаких не помнишь, святоша?
Танечка краснеет, пытается что-то сказать – она явно не ожидала подобных грубостей от обычно флегматично-отстраненной Наташи, но теперь Наташу прорывает, и остановить ее не может никто и ничто. Эти дни, знаете ли.
– Думаешь, никто не знает, что Карина тебе, Свете и Вадиму про свою проблему с проектом рассказала, чтобы вы ей помогли – а вы ее шефу сдали, чтобы ее новый проект вам достался?
Танечка бледнеет, зеленеет, пытается сказать, что это ложь и провокация, что ее бесчестно оклеветали…
– Так не впрок вам это пошло – никто с заданием не справился, тебя премии лишили, а Вадима вообще с работы поперли…
– Ты не знаешь, что говоришь! – со слезами в голосе кричит ей Танечка. – Я к тебе как к человеку, а ты… Ты лгунья и сволочь бессердечная! Ты не понимаешь, что я могу сделать!?
– Потише, добродетельная ты наша, – зло бросает ей Наташа, - это ты не знаешь, что я могу сделать. Потому что на всякий рот платок накинуть можно… Даже на твою свиную пасть.
Танечка, давясь рыданиями, убегает, а Наташа прикрывает глаза, пытаясь унять злую дрожь. Карина ей нравилась – тихая, флегматично-спокойная, исполнительная – она, пожалуй, была единственным нормальным человеком в этом гадюшнике. С ней можно было разговаривать, не боясь, что завтра все слова, перевранными, всплывут в других разговорах и доносах; с ней можно было работать, не ожидая ни подножки, ни того, что все чужие беды свалят на тебя, а все общие победы присвоят себе.
Сообщение Кате она отправляет, заходя в метро – как бы ни складывались обстоятельства, в эти дни Катя неизменно бывает дома и традиционно свободна.
Катя открывает дверь после первого же стука – такое ощущение, что сидит у порога и ждет ее прихода. Не говоря ни слова, даже не отвечая на дежурное приветствие, пропускает в кухню, где в стаканы уже налита выпивка, жестом предлагает присесть и терпеливо ожидает дальнейшего.
Наташа выпивает налитое, съедает приготовленное и вяло пересказывает события прошедшего дня, ничего не пропуская и не придумывая.
Катя не смотрит на нее – но послушно кивает, подливает выпивку, поправляет скатерть. Наташа же, наоборот, мнет салфетку – и не отводит взгляда от собеседницы.
Когда-то они с Катей были лучшими подругами – по крайней мере, Наташа так говорила. Они приехали поступать в институт из похожих маленьких городков, учились на одном курсе, получили одинаковые красные дипломы по одной специальности, устроились на работу в одну организацию, сняли одну квартиру на двоих, делились тайнами и обедами. У них и дальше все должно было быть на двоих – так говорила Наташа, а Катя только смущенно и благодарно улыбалась, слушая о том, как они будут идти по жизни рука об руку: у них будут дружить мужья, в один детский садик и одну школу пойдут дети, они будут вместе проводить отпуск и купят дачи рядом. Возможно, их сын и дочь полюбят друг друга и поженятся…
Наташа говорила так несколько лет, убеждая в этом не то Катю, не то себя – а потом в один прекрасный момент увела у Кати жениха и перехватила новую работу. Так получилось – подвернулась возможность, которую не захотелось упускать.
Да, Наташа пошла на это с тяжелым сердцем и муками совести, несколько вечеров проплакала, несколько ночей не спала. Несколько раз пыталась даже написать Кате письмо, все объяснить, извиниться… А потом как-то успокоилась и передумала. Наговорила себе много хороших слов – про то, что она заслужила немного счастья, про закон джунглей, про жестокость жизни. Да и Катя ничем не показала, что ее сильно задело случившееся – не устраивала ни скандалов, ни публичных разборок, не писала, не звонила, не приходила – просто молча исчезла из Наташиной жизни.
Поэтому некоторое время Наташа жила спокойно – до того момента, когда однажды проснулась, потянулась обнять любимого мужчину – и, едва дотронувшись до его плеча, почувствовала легкий укол, словно удар током, потом на нее накатила волна звуков, голосов, образов – и Наташа узнала, что ее любимый изменяет ей с коллегой, что для него такое поведение – в порядке вещей, что жениться на ней, на Наташе, он не собирается – как и не собирается в ближайшее время ей напрямую отказывать. Разразился жуткий скандал. Сначала «любимый мужчина» все отрицал, потом во всем признался – и начал перекладывать вину на Наташу…
Тем утром из квартиры она вышла, чувствуя себя безучастной и мёртвой. Наташа была абсолютно убеждена в том, что самое худшее в жизни с ней уже случилось. А чуть позже оказалось, что она ошиблась, и грядущий день готовил много сюрпризов.
В тот чудо-день Наташа узнала, что дворник ворует газеты из почтовых ящиков, что контролер, толстая и злобная бабища, бьет своего мужа, запойного алкоголика, что начальник проверяет её личную переписку, что сестра планирует поссорить Наташу с матерью, чтобы одним претендентом на родительскую квартиру стало меньше – как и узнала, что не может об этом молчать или делать вид, что ничего не происходит. И вечером, едва дождавшись конца рабочего дня, поехала к Кате – на такси, попутно узнав, что у таксиста большие финансовые проблемы и настойчивое желание умереть.
У Кати был праздник – накрытый стол и шумные гости. Наташа плохо запомнила, что кричала тогда – помнила только, что кто-то предлагал вызвать милицию, но Катя отказалась, выпроводила гостей, налила Наташе выпить, еще раз все выслушала и ничего особенного не сказала – только спросила:
– А чего ты ждала? За свои слова отвечать надо. Мы всегда будем вместе, так ты говорила, – добавила Катя.
Наташа плакала, угрожала, сулила беды и награды – но Катя только презрительно и грустно улыбалась:
– Не я это делала – и я это не уберу. Возможно, тот кто сотворил с тобой такое, хотел, чтобы ты лучше людей понимала, чувствовала их… Как будет невмоготу – приезжай, не стесняйся, поплачь. Мы же с тобой, как-никак, лучшие подруги, связные на веки вечные высокими отношениями.
«И мертвым штилем» – подумала Наташа. – «И предчувствиями. И словами, которые нельзя ни скрыть, ни переврать».
А что в этом мире связывает крепче неосторожных слов и желания всегда быть вместе?
@темы: конкурсная работа, рассказ, Радуга-6
-
-
19.07.2015 в 23:11-
-
19.07.2015 в 23:14-
-
19.07.2015 в 23:37-
-
19.07.2015 в 23:43-
-
20.07.2015 в 00:48