Я люблю купаться
Название: АтавизмТема: Пир во время чумы
Автор: tapatunya
Бета: Зверь из моря
Комментарии: разрешены
читать дальшеВсе началось с того, что старая кошка Муся, давно утратившая всякую тягу к весенним похождениям, родила пятерых котят.
– Батюшки, – сказала её хозяйка, Анна Михайловна, – ты что это надумала в твоем-то возрасте?
В нынешние времена топить котят в ведре было не принято, и Анна Михайловна, близоруко щурясь, создала каждому из крохотных комочков отдельную страничку в инстаграме, решив, что личный брендинг поможет ей в продвижении бастардов на рынке.
Одно дело – взять в хорошие руки обыкновенного дворнягу, и совсем другое – обласканного лайками и подписчиками лидера мнений.
Следующим шагом был, разумеется, кросспостинг.
Соседка, которую Анна Михайловна мысленно называла не иначе как Мария_ногти, стояла под яблоней в пышном свадебном платье и с сосредоточенностью козы общипывала цветки.
– Что за косплей поутру? – приветственно буркнула Анна Михайловна, самостоятельно наливая себе кофе из выставленного на подоконник кофейника.
– Примерка. Я выхожу замуж.
– Опять? Ты же всего месяц назад уже совершила это безумство. Признавайся, куда ты дела старого мужа?
– Никуда. Макс на работе.
Анна Михайловна молча пила горькую густую жижу, обдумывая услышанное. Макс действительно любил пропадать на так называемой работе, с наслаждением наблюдая за тем, как автоботы строчат новости вроде “На Глубокой заводи поймали жабу с лицом мэра” – конечно, со ссылкой на источник.
Но, как ни крути, вводных данных все равно не доставало для полноценного анализа происходящего.
– Ты выходишь замуж, пока твой действующий муж на работе?
– Да нет же, – с досадой ответила Мария, – я примеряю платье, пока муж на работе. Увидеть жену в свадебном наряде до свадьбы – к несчастью.
– Допустим, – осторожно согласилась с ней Анна Михайловна, – но что всё это значит?
– Это значит, что я вступаю в брак, – терпения в голосе невесты явно не хватало, – и у меня будет два мужа.
– Но ведь, чтобы завести нового мужа, сначала надо избавиться от старого.
– У меня будет два мужа одновременно.
– Оу.
Анна Михайловна снова надолго замолчала. Она покончила с замужеством столь давно, что уже практически позабыла лицо своего благоверного. Но – по остаточным воспоминаниям и фантомным болям – вся эта возня с семейной лодкой была крайне утомительна.
Даже один муж требовал постоянного внимания и отвлекал от фанфиков, а два мужа, должно быть, и вовсе житья не дадут.
– Героическая ты женщина, Маня, – наконец, вынесла вердикт Анна Михайловна. – И кто же это счастливец?
– Непризнанный поэт Гэндальф.
– Кто?!
– Да Генка-бездельник. Любовь поразила нас, как убийца. Он лежал под ивой в конце улицы, а я шла в магазин. И вдруг словно бы воздух наполнился чем-то особенным, понимаешь? Он попросил купить ему бутылку воды, а я отдала ему руку и сердце.
– Ладно, – сказала Анна Михайловна, – это бывает. От благоухания этих поэтов иногда и правда вышибает дух. А ива после того, как Генка под ней полежал, загнулась?
– Да всё в этом году загибается, – сказала Маня с досадой. – У меня все тюльпаны в палисаднике засохли, а еще вчера цвели, как сумасшедшие.
Обе посмотрели на палисадник, в котором цветы, действительно, низко уронили головки. За палисадником, сверкая голым торсом, смуглый круглолицый мужчина негромко жужжал газонокосилкой. Анна Михайловна подумала, что слишком часто в последнее время слышит этот звук, Маня же задержалась задумчивым взглядом на работяге.
– Но что по поводу твоего замужества думает Макс? – отвлекла соседку от чрезмерной задумчивости Анна Михайловна.
– Ты же его знаешь, – Мария огляделась по сторонам, словно ожидала, что за кустами смородины таятся подслушивающие злодеи, – он от жадности лягушку съест. Макс опасается, что муж-поэт обрушит наш семейный бюджет.
– Бюджет. Конечно. То есть больше его ничего не встревожило.
И Анна Михайловна, удрученная собственной отсталостью, тяжело вздохнула. Какие уж тут котята, когда и мужья гроздьями плодятся.
В этот день транзитный автобус выплюнул на вокзал Стрелецка лишь одного пассажира.
Это был юноша, еще не оправившийся от подростковых прыщей, одетый в длинное, песочного цвета пальто, обутый в кеды и с пестрой галстуком-бабочкой на шее, неуместной во все времена.
Он прошел мимо пустого перрона, обогнул здание вокзала и покрутил головой во все стороны, определяя, где тут центр.
Стрелецк, похожий на все остальные маленькие города, утопал в яблоневом цвету и щеголял растрескавшимся асфальтом. Невзрачные пятиэтажки, частные разнокалиберные домишки, памятники вождям, облупленная позолота храмов.
– А где у вас тут можно снять жилье? – спросил приезжий у скучающей торговки пончиками.
Она молча ткнула наманикюренным острым пальцем в указатель со стрелкой: «Зарядка телефонов и электрокаров, 200 м».
Юноша помялся.
– А нельзя ли мне ответить словами? – довольно робко попросил он.
Продавщица задумчиво на него посмотрела.
– Михална сдает, – наконец, ответила она. – Сейчас налево, потом на Маркса, свернете на Ленина и пересечете Путина. Царская, 17.
Благодарно купив пончик, приезжий бодро зашагал в указанном направлении.
Возле нужного ему дома, на лавочке, сидела тетка самого неопределенного возраста.
Короткий ежик полуседых волос, татуировка на жилистой шее, левое ухо всё утыкано круглыми сережками, просторное платье и джинсы – типичная олдскульная миллениалка со своими тараканами.
– А что, невесты в вашем городе есть? – послал юноша культурный запрос, по которому всякий интеллигентный человек узнает другого.
– Так кому и кобыла невеста, – получил он рассеянный ответ. – А котята тебе не нужны?
– Комнату бы мне.
Тетка подняла на него взгляд, близоруко щурясь.
– Желтую или зеленую? Ты активировал промо-код на моей страничке? Нужно написать отзыв до получения ключей.
– Как это – до?
– Позитивно. Я продиктую.
– Беда в том, – смущенно произнес визитер, – что я не могу написать никакой отзыв.
– Вот как, – тетка холодно и даже презрительно фыркнула, – тогда не получишь скидку в четыре процента.
– Это не из вредности, а из-за убеждений.
– Убеждения, – она задумалась и немного оттаяла. – Что же, я уважаю чужие убеждения. У меня как-то жил веган, так куры перестали нестись от его убеждений. После его отъезда они проходили курс психотерапии. Ты же не веган? – обеспокоилась она.
– Я детокс.
– Мамочки. Это те, кто не пользуются интернетом? Откуда вы вообще хоть что-то знаете об этом мире, если бумажные книги давно экологи запретили?
– Познаем мир на собственной шкуре.
– Экстремальненько, – тетка встала и протянула руку. – Меня зовут Анна Михайловна.
– Петя, – представился он и спрятал руки за спину.
– Прости, – Анна Михайловна вскинула раскрытые ладони, показывая, что безопасна – еще не хватало, чтобы засудили потом за ненароком нанесенную психотравму, – и пригласила арендатора в дом.
В этот день стрелецкий поэт Гэндальф умирал от похмелья. Напрасно накануне своей свадьбы он так перебрал.
Шагая за своей новоиспеченной женой и её мужем, он поглядывал на небо, мечтая то ли умереть, то ли получить божественную благодать в виде излившегося на него рассола.
– Пасть облаков, ощетинься клыками, кровь непокорных, пролейся слезами, – прохрипел он безнадежно, понимая, что эти минуты надо просто пережить.
Сейчас они придут домой, где Мария снимет всю одежду, и всё сразу станет лучше.
Мысли его приняли самое приятное направление.
Маня в длинном белом платье, струившемся за ней по пересохшему асфальту, была прекрасна. Черные длинные волосы струились тоже – по почти обнаженной спине. Одухотворенное лицо, полное любви и восторга, было обращено к солнцу.
А они с Максом шагали следом, словно два рыцаря, словно почетный караул.
Возле их – теперь общего – дома стоял один из сыновей степи, коих видимо-невидимо этой весной появилось в городе. Команда озеленителей, нанятая администраций, или что-то такое.
Смуглый и коренастый, с кривыми ногами потомственных всадников, в руках он держал птичье гнездо.
– Птенчики сдохли, – произнес этот человек с таким расстроенным видом, будто бы хоронил собственную бабушку.
Мария подошла к нему ближе и накрыла его короткие квадратные ладони тонкими пальцами. Она заглянула в гнездо.
– Как жаль, – прошептала новобрачная трагично, дернула носом и, подняв глаза, посмотрела прямо в лицо незнакомцу.
Генке показалось, что воздух стал наэлектризованным.
– Я Мария, – прошептала его жена, облизывая губы.
– Йекутиэл, – завороженно ответил тот.
Макс закатил глаза.
– Начинается, – вздохнул он. – Маня, а нам обязательно любить бедных представителей других конфессий?
– Зато он работящий, – вступился за Йекутиэла Генка, – жужжит днями напролет, прибил бы сволочь.
В этот день продавщица пончиков, Настюша, как обычно, закрыла свою лавочку ровно в двадцать ноль-ноль, твердо намереваясь пойти домой, но пришла почему-то на Царскую, 17.
– Михална, – закричала она, толкая калитку, – я тебе пончиков к чаю принесла!
Сердце Настюши взволнованно стучало, и объяснения этому не было никакого.
Возможно, это бабочки-галстуки бились в её груди.
– Тебе котенка не надо? – спросила Михална, появляясь на крыльце.
– Ненавижу кошек.
– Не будет у тебя, значит, никогда счастья, Настасья, – обанкротила её бесповоротно мерзкая тетка и нелогично перешла на просительный тон: – Подпишись хотя бы на моих зайчиков, то есть котиков. У каждого свой уникальный контент! Посты – огонь, а фото – бомба.
– Совсем ты чокнулась, Михална, – вздохнула Настюша и добавила с тем пренебрежением, с которым высокодуховные люди относятся к сплетням: – Слышала? Манька-то пришлого с улицы подобрала и домой привела.
– Кого?
– Ну, он то ли улицу возле её забора мел, то ли траву косил.
– Как подобрала?
– Как котенка. Отмыла, накормила, теперь блох выводит.
– Третьим, что ли, будет?
– Немаловероятно! – кивнула Настюша глубокомысленно. – Слушай, а где это твой… в бабочках?
– Так вот для кого твои пончики запекались! – догадалась Михална. – На заднем дворе.
Настюша, прижимая к пышной груди коробку со сдобой, как самый ценный дар, двинулась в обход дома.
Анна Михайловна уселась на крылечке, нервно подергивая носом.
Ей казалось, что в воздухе, помимо запаха горелой ванили и весны, носилось что-то совершенно чуждое этому городу.
Возможно, кто-то варил брокколи.
Юноша-бабочка сидел, скрестив ноги, на траве и благостно смотрел в коробку, в которой что-то пищало и копошилось.
– Какое чудо, – сказал он, не отводя от коробки глаз, а Настюша не могла отвести своих от его лица.
Оно будто бы излучало прекрасный теплый свет.
– А я вам пончиков принесла, – застенчиво призналась Настюша.
После чего подтолкнула истекающие сахаром калории ближе к его колену и осторожно посмотрела на копошащееся нечто.
Распавшись на несколько голов, оно оказалось слепыми, похожими на крысят котятами, ужасающими в своей беспомощности. В этом не было ничего симпатичного или хотя бы умилительного – скорее создания выглядели настолько гадкими, что Настюша вдруг ощутила жгучее желание засунуть их в свой пончиковый аппарат, налить масла побольше, а мощность переключить на максимум.
Она даже уже потянулась руками к этой коробке, надеясь, что после того, как та исчезнет, юноша-бабочка посмотрит, наконец, на неё.
Увидит, что и она тоже истекает растопленным сахаром, как и её пончики.
Но он вдруг испуганно дернул коробку на себя и припустил прочь, то и дело оглядываясь, словно за ним гнались демоны.
Анна Михайловна мыла крыльцо, когда её постоялец, тот самый Петя, которого так напугала приветственно протянутая ладонь, выбежал из-за угла дома, схватил её за локоть и потащил внутрь, стараясь не помять коробку с котятами, крепко прижатую к груди.
– Что? – изумилась Анна Михайловна, а этот нервный тип сунул ей в руки коробку и принялся заполошно щелкать замками. – Да что?!
– Задняя дверь, – вместо вменяемого ответа вскричал он и ломанулся через дом.
Захлопали закрываемые окна.
– Паническая атака, – пробормотала себе под нос Анна Михайловна. – Так и знала, что этот детокс до добра не доведет. Куда только его родители смотрели – ребенок без интернета! Оплатили бы сыну какую-нибудь олнайн-реальность, глядишь, и втянулся бы. Нет, все-таки нынешние мамаши с папашами сплошь никудышные, совсем о детях не думают…
Как и у всякого истинного чайлд-фри, у Анны Михайловны были четкие представления о том, как правильно воспитывать потомство.
Наконец, Петя вернулся в прихожку.
– Прости, – сказал он, – мне вдруг показалось, что эта женщина одержима. Ну, знаешь, как будто она вампир или зомби…
По крайней мере, он знал про вампиров и зомби. Не все так запущено.
– И сейчас вытянет руки и начнет меня душить, или кусать, или барабанить в дверь… Ты не думай, я нормальный.
– А что это ты мне «тыкаешь»? – возмутилась Анна Михайловна запоздало.
– Я не признаю обращения «вы», это какой-то атавизм. Да и ты сама говоришь мне «ты».
– Но я старше тебя!
Он раздраженно закатил глаза, выражая свое отношение к такому эйджизму.
В дверь забарабанили.
Сквозь тюль Анна Михайловна увидела Настюшу с искаженным, безумным лицом.
Понятно, с чего Петю так пробрало.
– Почему у тебя нет решеток на окнах? – с отчаянием простонал он.
– А зачем они мне нужны? – отступая, спросила Анна Михайловна. – До этого дня никто так страстно не рвался попасть в мой дом.
– По-твоему, это страсть? – усомнился Петя, когда Настюша попыталась прогрызть оконную раму. – По-моему, это голод.
Он снова взял её за руку – ладонь была горячая и потная, но Анна Михайловна не стала высвобождаться.
Ей было не то что страшно, но нервно.
– Настя, – крикнула она, – чего ты хочешь?
В ответ та тонко, душераздирающе завыла.
Одинаково взвизгнув, Анна Михайловна и Петя перебежали в кухню.
– Скажи мне, что у тебя есть погреб, – взмолился Петя.
– Спятил? Я похожа на человека, который хранит картошку и маринует огурцы?
– Да что же у тебя за дом такой! Ни погребов, ни решеток!
Тень Настюши заслонила свет из окна.
– У меня есть шкаф, – предложила Анна Михайловна.
– Даже дети знают, что нельзя прятаться в шкафу! Если начнется пожар, то пожарный тебя не найдет!
– Если тебе интересно, огнетушителей в этом доме тоже нет.
Позже Анна Михайловна и сама не могла объяснить, почему они с Петей ощущали в тот вечер такой сильный страх. Что с двумя взрослыми людьми внутри дома могла сделать одна женщина снаружи, пусть даже и чокнутая?
Но какой-то мистический испуг завладел ими, заставляя вздрагивать и трепетать, и этот же испуг заставил их действительно спрятаться в шкафу, как маленьких.
Шкаф был что надо: просторный и крепкий, с круглыми дырочками по низу дубовых дверей. Когда Анна Михайловна спросила мастера, для чего предназначены эти отверстия, он добродушно ответил: чтобы спрятанные любовники невзначай не задохнулись, когда муж вернется не вовремя.
Она смеялась так, что даже дала мастеру на чай больше, чем планировала.
Любовник? У неё? Да она мужа едва выносила.
Физическая сторона любви никогда не привлекала Анну Михайловну, смысл этих нелепых телодвижений так и ускользнул от неё.
В этот вечер, сидя в наглухо закрытом шкафу с кошкой Мусей, кормящей свое потомство в коробке, и детоксом Петей, Анна Михайловна вспомнила того мастера с благодарностью.
– Что за название города – Стрелецк? – спросил Петя, приникая глазом к дырочке и пытаясь оценить опасность. – Здесь часто стреляли?
– Здесь стояли стрельцы Петра Первого, – с привычной гордостью сообщила Анна Михайловна, – чем изрядно улучшили наш генофонд. Поэтому все жители нашего города высокие и широкоплечие.
– По тебе не видно.
– Я самая плюгавая, – спокойно согласилась с ним Анна Михайловна. – Им даже памятник на днях воздвигли.
– Кому?
– Стрельцам.
– За то, что изнасиловали всех ваших девок?
– О. Разве это было не по любви?
Петя фыркнул и отлип от дырочек.
Сел, прислонившись к стене, и подтянул колени к груди.
– Вот уже несколько лет я путешествую по таким крошечным городкам, как Стрелецк, – сказал он, – и повсюду одно и то же. Какая-нибудь легенда или история, которой люди гордятся, потому что им хочется чем-то гордится. А на самом деле это средневековая жуть с кучей кровавых подробностей и вырванными кишками.
– Где ты берешь деньги?
– Физический труд. В маленьких городах еще есть трава, которую надо косить, или коровы, которых надо доить, или доски, которые надо прибивать. Я не верю в высшее образование и все эти интеллектуальные или промышленные революции, знаешь. И в прозрачный мир. И в семью. И в секс. И в общество потребления…
– Мелкий зануда, – пробормотала Анна Михайловна.
– Но знаешь что?
– Что? – совсем сонно спросила она.
– На планете победивших экологов с экологией совсем хреново. Повсюду этой весной деревья так бешено цветут, что потом начинают сохнуть, совершенно истощенные. В Стрелецке яблони тоже как с цепи сорвались.
– Да кому до них есть дело? – слабо удивилась она и заснула.
А утром им было, конечно, стыдно за нелепый страх, заставивший провести ночь в шкафу.
Мария_ногти делала ногти.
– Ты выглядишь, как крепостная девка, впитавшая в себя весь стрелецкий генофонд, – сказала ей Анна Михайловна и спросила у её клиентки, Тани: – А тебе котята не нужны? Страсть какие пушистые! Будут.
Таня, про которую всем было известно, что у неё даже коровы плодятся двойнями каждый год, лишь застонала. Мол, отстань с новой скотиной, сил моих больше нет.
– Надо создать супружеский график, – осипшим голосом прохрипела Мария. – По мне словно каток проехался.
Анна Михайловна сглотнула «а я тебе говорила» и вместо этого произнесла:
– И этот… новенький?
– Йекутиэл, – вдохнула Мария. – Любовь выскочила из-за угла, как убийца.
– Между прочим, – сказала клиентка, – появился хэштег #стрелецкаяблудница, догадайтесь, про кого он.
– Двое из этих троих – мои законные мужья!
– Ты вышла замуж под дубом! – фыркнула Анна Михайловна.
– А, значит, ты видела мои фото! Видела и не поставила ни одного лайка! – возмутилась Маня. – И вообще, это мое личное дело.
– До тебя в Стрелецке полиаморов не водилось.
– Ну нет. Я к этим извращениям никакого отношения не имею. У меня традиционный брак, – возразила Мария. – Просто… расширенная версия. Блудница, надо же! Из какого словаря вообще вытряхнули это слово?
– Из Библии? – предположила Анна Михайловна.
– Так, ты сюда издеваться пришла?
– Я сюда пришла за своим утренним кофе. Как ты умудряешься варить такую густую жижу?
Мария не ответила. Подняв голову, она внимательно смотрела на стоявшего в дверях посетителя. Её нос начал подрагивать.
Анна Михайловна вскочила и бесцеремонно вытолкала его вон, отправив к Геометрия_брови на соседней улице.
– Ты с ума сошла? – зашипела она на Марию. – Ты не можешь тащить в дом всех мужчин без разбора!
Та моргнула, недоуменно огляделась по сторонам и вернулась к маникюру.
– Похоронная процессия превратилась в оргию, – вдруг зачитала Таня заголовок из свежих новостей, которые в этом сезоне проецировались куда попало, хоть на стены, хоть на небо – конечно, с указанием источника. Сладу никакого не было с таким маркетингом.
– Над городом рассыпали возбуждающий порошок? – задалась вопросом Анна Михайловна. – Правительство? Инопланетяне? Китайцы?
– Что за чушь у тебя в голове, – пробормотала Мария, с интересом разглядывая фотографии.
Она нашла Петю в центре города. Задрав голову, он смотрел на памятник стрельцам и хмурился.
– Послушай, – сказала Анна Михайловна, – нам надо вернуться в шкаф.
– Тебе не кажется, – спросил Петя, – что они ужасны?
Она встала рядом и так же задрала голову.
– Архитектурно? – уточнила задумчиво. – Все современное искусство черт знает на что похоже. Посмотри, у них как будто не носы, а жала. Бог знает, что хотел сказать скульптор.
– У меня мурашки по всему телу.
– Может, это оттого, что ты меня хочешь? – предположила Анна Михайловна настороженно. По дороге сюда она видела, как собака пыталась залезть на козу.
К чести Пети, он не стал отпрыгивать в ужасе или презрительно задирать нос, а честно прислушался к себе.
– Да нет, – ответил спокойно, – ничего такого. – И добавил воспитанно: – Прости.
– А его? – и Анна Михайлова указала на красивого Олега, который с венком из яблоневых веток шагал по улице, а за ним следовала небольшая процессия разношерстных почитателей. Особенно потрясало, что возглавляет её девяностолетний Санёк.
– Странный у вас город, – флегматично удивился Петя. – Это всегда так?
– Между прочим, началось с твоего приезда. Может, ты бродячий демон, насылающий на людей похоть и все такое?
– Тогда уж и алчность, – он указал на другой конец улицы, где несколько подростков среди бела дня грабили старушку.
– Господи! – ахнула Анна Михайловна и помчалась спасать несчастную.
Пончики в этот день шли просто нарасхват, и Настюша ужасно устала.
Она провела странную ночь, с воем кружа вокруг дома Михалны, и сегодня не могла понять, для чего ей это понадобилось.
Город бурлил: казалось, его захлестнула волна страсти, голода и какого-то лихорадочного беспокойства. Всем хотелось сладкого, всем хотелось острого, всем хотелось чего-нибудь этакого.
У Лены, торговавшей мороженым, сразу после обеда закончилось даже веганское эскимо, и тогда она принялась продавать поцелуи, и очередь выстроилась до конца улицы.
Настюша тоже несколько раз крикнула «поцелуй за бесплатно», но демпинг не удался, и к ней по-прежнему подходили лишь за пончиками.
Раздосадованная таким поворотом дел, она отправилась домой и написала сто постов с хэштегом #стрелецкаяблудница, выставив дуру Маньку, живущую сразу с тремя мужчинами, уродливой толстухой.
Не забыла она отметить и гендерное неравенство в этом союзе.
Однако бабочки, кружившие в голове, на этом не успокоились, и взошедшая луна повлекла Настюшу за собой.
– Нет, так даже нечестно, – сказала Анна Михайловна, задавая корм курам, – я чувствую себя неполноценной.
Из-за забора раздавалась разухабистое хоровое пение.
– Ты переживаешь из-за того, что не спятила с остальными? – удивился Петя, подвязывая крыжовник.
– Ну, в таком случае я бы не задавалась сейчас необъяснимыми вопросами мироздания. Почему люди так похожи на животных? Почему их инстинкты всегда берут верх? Что будет дальше? Будет ли этот всеобщий акт совокупления смертельным для нашего города или, наоборот, после такого родится куча младенцев? Появится ли у нас новая легенда и поставят ли на площади памятник спаривающейся с козой собаке?
– Это интересно, – отозвался Петя. – Думаешь, какая-нибудь программа повышения рождаемости, а мы с тобой в неё не попали, потому что не испытываем тяги к воспроизведению себе подобных? Такой искусственно-естественный отбор? И пока все человечество бьется в конвульсиях оргазма, чтобы сохранить свои гены, мы попали в выбраковку?
– Вот-вот, мы избранные или вычеркнутые? – кивнула Анна Михайловна, оставила кур и уселась на покосившуюся скамейку, слушая, как зазаборное пение перемежается стонами.
– А хочешь, я тебе завтра скамейку поправлю? – предложил Петя.
– А ты бы хотел однажды попробовать это – ну, что они там сейчас чувствуют? – спросила Анна Михайловна.
Он не ответил, задумчиво хмуря брови.
Эту ночь они снова провели в шкафу – то ли по стремительно образовавшейся привычке, то ли на всякий случай. Только подушек на дно накидали.
– Это все из-за ваших интернетов, – сказал Петя.
– Ага, – согласилась Анна Михайловна лениво, – особенно на кошек с собаками он пагубно влияет.
Старенький деревянный дом вздрогнул и охнул звоном бьющихся стекол.
– Может, нам взять топор и защищать свою территорию? У тебя же есть топор? – предложил Петя, озабоченно прислушиваясь.
Но Анну Михайловну накрыло какое-то удивительное ощущение умиротворения и безопасности. Она пыталась представить, что там, за стенами, за забором, люди сходили с ума от какой-то неведомой херни, поразившей город, – но ей не было никакого дела до того, что их выгнало на улицу этой ночью. Только хотелось, чтобы Петя перестал встревоженно вздрагивать от каждого резкого звука и испуганно обнимать подушку.
– Ты останешься без крыши над головой, – прошептал он.
– Ну и ладно. Я могу жить в крохотной конуре и при этом путешествовать по Индии или Аргентине. Ты когда-нибудь летал на самолете?
– Всемирный экологический пакт номер тринадцать приняли, когда мне было восемь, – ответил Петя. – Но мама рассказывала, что раньше прикольно было: люди запросто летали туда-сюда без всякого дела и не думали об окислении озоносферы.
– Какой крошечный тебе достался мир. Не удивительно, что ты катаешься из города в город, как пилигрим.
– Кто бы говорил! Ты вообще хоть раз уезжала из Стрелецка?
– Я два раза была в Турции!
– Миллион лет назад?
– Да, примерно. Вряд ли ты тогда вообще родился.
Потянуло горелым.
Анна Михайловна удовлетворенно закрыла глаза и погрузилась в сладкую дремоту. Ей хотелось умереть в этом шкафу, в этом невесомом состоянии между явью и сном, в легчайшем облачке покоя.
Пусть бы мир вокруг корчился от безумия и распадался на атомы, а она останется здесь, равнодушная ко всему происходящему.
И если все живое исчезнет, а они по какой-то причине – нет, то из шкафа выйдут двое, не способные заселить планету заново.
Больше всего Йекутиэла удивило вот что: Мария даже не поняла, что Макс потерял сознание – она все еще осыпала его поцелуями. Тот, который со стихами, еще держался, но в любую минуту готов был тоже пасть на поле этой битвы – от переутомления, голода и отсутствия сна.
Йекутиэл потянул Макса за ноги, стаскивая с кровати, и подумал, что, наверное, бедняга не был готов к таким марафонам. Нежно поцеловав Марию в обнаженное плечо, он натянул штаны и выволок бесчувственное тело мужа своей жены на пожухлую лужайку перед домом, заодно решив сходить за хлебом, пока они всей семьей действительно не умерли от истощения.
Казалось, будто город накрыло снегом – это осыпался яблочный цвет.
Бахман, сидя на обочине, курил траву и смотрел на то, как несколько человек извиваются в диком первобытном танце.
– Интересно, что за барабаны бьют в их головах? – спросил Йекутиэл.
– Животные, – пренебрежительно ответил Бахман.
Только на животных и растения так влияли те удобрения, которыми они обильно поливали каждый куст, по-своему превращая город в степь.
Вспышка буйного цветения, агония и новые контракты на озеленение.
Но прежде коренное население, хоть и испытывало некое беспокойство во время весенних озеленительных работ, так низко не опускалось. Скотина плодилась и дохла, трава желтела, деревья иссыхали, но и только.
И дело было даже не в том, что город попался с дефектом.
Йекутиэл был почти уверен, что знает виноватого в этом беспределе.
– Хорошо, что на цивилизованных людей эта химия не действует, – заметил Бахман.
– Ага, – согласился с ним Йекутиэл, чувствуя острейшее желание вернуться к Марии.
– С другой стороны, – продолжал рассуждать его соотечественник, – мы просто обязаны засеять этот город заново. Ты знаешь, кто такие эти стрельцы, которыми они все так гордятся?
– Наверное, какое-то мелкое племя.
– Через пятьсот лет здесь будет стоять памятник мне! – провозгласил Бахман, ныряя в разврат улиц.
Спустя несколько минут его найдет злая от нелюбви Настюша и разобьет голову об асфальт, требуя бесплатного поцелуя.
Истощенная, едва живая Мария сидела на мертвой лужайке возле дома и поливала постанывающего мужа №1 из лейки.
Невозмутимый Йекутиэл выдергивал окончательно погибшие тюльпаны.
– А кофе я не сварила, – слабым голосом сказала Маня.
На крыльце появился расхристанный поэт Генка, почесывающий голое волосатое пузо.
– Я вам оду сочинил, – провозгласил он. – Хотите, прочитаю?
– Свари жене кофе, – простонал Макс.
– Я сварю, – вызвался Йекутиэл.
Такие, как Йекутиэл, время от времени появлялись в городе. Ухаживали за клумбами, мели улицы, красили заборы, собирали мусор.
На них мало кто обращал внимание.
– Господи, да я чуть не умер от любви! – с ужасом, а может быть, с восторгом воскликнул Макс.
Йекутиэл оглянулся на них. Его плоское круглое лицо казалось взволнованным.
– Тут вот какое дело… – со страданием начал он.
– Значит, есть две организации, – Анна Михайловна все это время с интересом слушала рассказ Йекутиэла, сидя на скамейке на своем участке, но ни Мария, ни ее мужья не были в силах обратить на это внимание, – «Зеленградстройпроект» и «Проектзеленградострой».
– Ой, – сказала Маня, – а вы давно здесь?..
– С рождения, – отмахнулась Михайловна и повторила, – две организации... Первая занимается поставкой органических удобрений, а вторая – озеленительными работами. Обе заточены на тендеры в маленьких городках, каждый год меняют место работы, кочуют таким образом по стране. Петя, слышишь? В чем-то твои духовные братья.
– Я тебе больше скажу, – хмыкнул Петя, прилаживая стекло на опустевшую раму. – Я сам работал на обе. Где-то что-то удобрял, где-то сажал, где-то выдергивал.
Йекутиэл, очевидно, оценил его деловой настрой и принялся подметать осколки невесть откуда взявшимся веником.
– И что, никто не обращал внимания, что после ваших удобрений все дохнет?.. – язвительно уточнил Генка. Высокий штиль временно его оставил – возможно, от обиды: ему не хватило места на надувной кровати, которую для утомленной Марии и ее первого мужа вытащил в сад Йекутиэл.
– Сначала все цветет, – ответил тот. – А вообще на электронных торгах тендер автоматически выигрывает самая подходящая под условия компания. А что дальше – всем плевать. Смешно, если подумать…
– Смешно, что из-за вашей деятельности гибнут деревья и даже животные? – Петя отставил стекло к стене и присел на скамейку рядом с Михайловной. – Я не думал, что такое возможно в наше время!
– Озеленители, которые в итоге убивают зелень? – спросил Генка. – Я тоже чувствую в этом глобальную экологическую иронию.
– Но я вас люблю не из-за всякой там химии, – вдруг объявила Маня своим мужчинам. – Просто любовь выскочила из-за угла, ну, вы знаете.
Те переглянулись. Даже почти безучастный до этого Макс поднял голову.
– Выскочила, – согласился Генка.
Йекутиэл виновато опустил голову.
– Возможно, – пробормотал он едва слышно, – я опрыскивал кустарники более концентрированно, чем нужно. Особенно на этой улице.
– Что? – спросила Маня, сев на кровати.
– Передоза, – застенчиво прошептал Йекутиэл. – Я понял, что перестарался, когда нашел мертвых птенцов. Побочные действия и раньше были, но не такие…
– Побочные действия? Дайте угадаю, – прищурился Петя, – неконтролируемая похоть?
Маня беспомощно хлопала ресницами.
– Обычно она была контролируемой, просто… повышенной. А в Стрелецке все совсем странно вышло.
– Странно? – рассердилась Анна Михайловна. – Да этой ночью наш город изнасиловал сам себя!
– Это значит, что моя любовь не настоящая? – спросила Маня встревоженно.
– Ну, по крайней мере, она органического происхождения, – хмыкнул Петя. – Так что это было, Йекутиэл? Ухаживание за Марией?
– Но она все время выходила замуж за других! – пожаловался Йекутиэл. – Я чуть не умирал каждый раз, думая о том, что сам же этому и способствовал.
– Знаете, – слабо подал голос Макс, – пару суток в таком режиме – и город протянет ноги.
– Йекутиэл, ты можешь это отменить? – спросила Анна Михайловна. – От твоей отравы есть какое-то противоядие? Бром? Заклинание? Пончики?
Тот развел руками и совсем покраснел.
– Господи, а я ведь даже сейчас хочу Маню, – простонал Генка.
Манин взгляд затуманился.
Петя схватил Анну Михайловну за руку.
– Что ты говорила? Что можешь жить в крохотной конуре и путешествовать по Индии или Аргентине? – спросил он настойчиво.
Она моргнула.
– Поясни, – попросила сосредоточенно.
– Посмотри на себя: ты можешь жить в шкафу и не напрягаться. Сделай так, чтобы эти люди вернулись к своим шкафам.
– Надо же, – поразилась вероломству его мышления Анна Михайловна. – Теперь ты призываешь интернет, чтобы отвлечь людей от древних инстинктов? Нет уж, голубчик, я за свободу выбора.
– В том-то и дело, что это не их выбор, – раздраженно фыркнул Петя. – Ну же, детка, неужели тебе никогда не хотелось взять и спасти целый город?
– Один-единственный городок-неудачник!
– Не придирайся! Людей надо спасать! Заменить им эту скабрезную реальность виртуальной!
– А есть версия без цензуры? – вклинился Генка.
– Как-то отвлечь от секса, – продолжил Петя, не обращая на него внимания. – Ну, давайте, соображайте, что в вашем дурацком интернете круче, чем секс?..
Участники импровизированного совета задумались, но не факт, что об одном и том же.
– Премиум-доступ к 5D-контенту. Полное погружение, – медленно сказала Анна Михайловна после раздумий. – Но это жутко дорого. А на весь город…
Она покачала головой.
– Я, конечно, могу взять кредит в три клика, но кто его потом будет выплачивать?
– Лучше подумайте о том, как вообще заставить людей прерваться, – заметил Генка, – хоть ради какого погружения. Плотских утех, понимаете ли, пучина…
Он похабно подмигнул Мане, и та нежно на него посмотрела.
Петя и Анна Михайловна, которые так и не смогли проникнуться глубинами пучин, озадаченно переглянулись.
– У вас есть я, – со скромностью истинного величия заметил Макс. – Смотаюсь на работу, врублю на весь горизонт сообщение о халявном доступе и оставим хоть на целый день!
Фокус внимания Марии переместился на него.
– Ты спасёшь наш мир! – благоговейно произнесла она, вызвав у остальных двух мужей приступ легкой ревности.
– Вот, – сказал Петя Анне Михайловне, – учись правильно интерпретировать информацию.
Город приходил в себя еще полные сутки. Видимо, оторваться от чувственных наслаждений не всем было под силу, даже чтобы просто посмотреть на небо. Однако уже через несколько часов после того, как над Стрелецком появилось сообщение о самой масштабной промоакции столетия, страсти начали потихоньку стихать.
Никому не было дела ни до того, что выжившие куры перестали нестись, ни до того, что исчезли уличные торговки и не открылся рынок – улицы опустели. Опавший яблоневый цвет лежал вдоль бордюров так, что издалека казалось, будто кто-то жирно прочертил полосу белым мелком.
– Частная собственность – это атавизм, – уже в который раз повторил Петя.
– ...который ты отрицаешь, – подхватила Анна Михайловна, – но я-то его отрицать не подписывалась!
Дом она продала в следующие три клика – после того, как взяла кредит.
– И что мне теперь делать, скажи на милость?! Как оплачивать доступ в сеть? Отправиться по городам и весям, доски прибивать? Может, еще и бабочку нацепить? Давай, расскажи, это ведь была твоя идея!
Последнее было не вполне справедливо, но сложно осуждать человека, в одночасье лишившегося интернета.
– Допустим, – осторожно произнес Петя, – что я мог бы больше работать и платить за любые виртуальности, какие тебе нужны для полного счастья. Это смогло бы хоть чуть-чуть увеличить твой шкаф?..
– Как? – горько спросила Анна Михайловна. – Как ты собрался больше зарабатывать? Прибивать очень много досок?..
– Я слышал, – крайне неохотно сказал Петя, – что в сети есть хорошие биржи труда.
– Его только не хватало, – озабоченно вздохнул Макс, глядя в окно.
Непризнанный поэт Гэндальф встал за его плечом.
Красивый Олег переносил свои вещи в бывший дом Михалны. С этим делом ему помогала поредевшая, но все-таки не разошедшаяся группа поклонников.
– Меня, признаться, смущает столь близкая конкуренция, – сказал Генка. – Мария у нас женщина творческая и стремительная, как бы опять чего не вышло.
– Вот вернется Йекутиэл с работы и что-нибудь придумает, – с надеждой сказал Макс.
– Когда он еще вернется… – Торговля пончикам, перетекшая в интернет, требовала немало времени и на готовку, и на доставку заказов. – Но потом обязательно что-нибудь придумает.
Генка снова рухнул на диван в поисках ускользающих рифм, но в голову лезла только пока еще не документальная проза – о любви, разумеется, иронии судьбы и прекрасной в своей уникальности, основанной на искренних чувствах коммуне. Возможно, из двух домов.
Настюша, так и не познавшая любви, но познавшая неистребимую жажду к перемене мест, быстро (буквально в три клика) продала пончиковый аппарат, собрала все необходимое и третьего дня после всеобщего помешательства ждала на вокзале первый междугородний автобус. Однако, увидев, что к остановке в предрассветных сумерках направляются еще двое, решила подождать следующего и поспешно отступила за здание вокзала.
К вокзалу Стрелецка в тот момент действительно брели, не оглядываясь, двое.
В руках у того, что с бабочкой, была коробка, где копошились котята, у которых едва открылись глаза.
@темы: конкурсная работа, рассказ, Радуга-8
